Шведские нарицательные: семья, стол, стенка, спичка, ключ

Скромная по размерам Швеция увековечена в русском языке рекордным количеством нарицательных имен. За примерами далеко ходить не надо: словосочетания «шведский стол», «шведская семья», «шведская стенка» и «шведские спички» используются у нас довольно активно. А вот самим шведам эти понятия, за исключением разве что последнего, не знакомы. Своим национальным изобретением они считают лишь шведские спички.

Начиная с середины 1970-х годов для стран бывшего СССР понятие «шведская семья», пожалуй, было главным синонимом Швеции. Мы все считали, что в этой североевропейской стране сожительство двух и более супружеских пар является самым обычным делом.

«Шведская семья» – пожалуй, никто точно не знает, как родилось это словосочетание,– говорит Константин Иванов, сотрудник посольства Швеции в РФ, автор книги ‘Девять мифов о Швеции’.– Можно предположить, что его возникновение связано с докатившимися до СССР на волне сексуальной революции историями о представителях левой шведской молодежи, совместно проживающих в так называемых коммунах (по-шведски ‘коллективах’). В эти же годы по Москве и Ленинграду пошли гулять шведские журналы и фильмы весьма вольного содержания, породившие в народе мнение об особой раскрепощенности шведов». От себя добавим: тогда же на экранах телевизоров очень кстати появилась восхитительная ABBA – две супружеские пары, певшие сладкими голосами о деньгах и о любви и один раз таки поменявшиеся партнерами.

«История этого понятия напоминает мне бородатый анекдот: ‘Что такое групповой секс? Это то, чем занимаются шведы, о чем поляки снимают фильмы, которые смотрят в СССР’,– рассказывает переводчица шведской литературы Александра Афиногенова.– Бесспорно одно: понятие ‘шведская семья’ обязано своим рождением сексуальной революции. Самое интересное, что не только у нас Швеция считалась родиной раскрепощенности и вседозволенности. В Великобритании, например, существует понятие ‘шведский грех’, что по смыслу означает почти то же самое, что и ‘шведская семья’ для нас».

Конечно, шведов, получающих обязательное сексуальное образование в школах с 1955 года (дольше всех остальных народов на планете!), вряд ли можно назвать консерваторами в области сексуальных отношений. Но вместе с тем было бы большим преувеличением утверждать, что они сильно отличаются в этой сфере от других европейцев. Что же касается настоящей шведской семьи, то она традиционно состоит из мамы, папы и пары ребятишек. В случае развода оба родителя продолжают нести ответственность за своих детей. Даже после образования новой семьи дети от прежнего брака регулярно приезжают погостить то к папе, то к маме. Разведенные шведы чаще всего стараются поддерживать нормальные отношения друг с другом. «Новые» и «старые» семьи нередко проводят свободное время вместе, совсем не подозревая о том, что своим «безответственным» поведением способствуют дальнейшему укреплению мифа о «шведской семье» в России.

Есть правда одна интересная особенность:  большинство мужчин и женщин в Швеции живут в незарегистрированном браке, это так называемые «самбу». (Дословный перевод – «совместнопроживающие»). Почему? Во-первых, права и обязанности у «самбу» точно такие же, как и у законных мужа и жены. Во-вторых, официальный развод (его процедура) стоит довольно дорого и затягивается, как правило, надолго, если в семье есть совместные дети. А так – никаких проблем! Дело решается быстро и без нервных затрат.

В большинстве семей заведено так: супруги имеют свои, отдельные, счета в банке. Питание, телефон, электроэнергия оплачиваются совместно. Что касается всего прочего (одежды, косметики и другого), то каждый снимает деньги со своего счета. Вполне нормальным явлением считается, например, когда в ресторане муж и жена получают отдельные счета от официанта и расплачиваются каждый из своего кошелька.

Шведском столу в смысле правдоподобия повезло куда больше. Так называемый smorgasbord – «закусочный стол» – действительно был придуман в Швеции. Правда, скромные от природы скандинавы не называют его шведским. Его история уходит корнями в далекое прошлое. Столетия назад скандинавы делали заготовки впрок из продуктов длительного хранения – соленой рыбы, корнеплодов и овощей, копченого мяса. Когда приезжали гости, вся еда подавалась сразу, в больших мисках. Тем самым хозяева избавляли себя от лишних церемоний, высвобождая время для общения. В XX веке этот демократичный способ трапезы взял на вооружение весь мир.

«По-французски это называется ‘буфет’, но у нас действительно больше прижилось название ‘шведский стол’,– говорит известный ресторанный критик Сергей Чернов.– На определенном этапе развития российского ресторанного бизнеса модель шведского стола была весьма успешной. Можно вспомнить такие заведения, как «Царская охота», «Елки-палки», «Дрова», «Рис и рыба». Многие из них и сегодня очень популярны у москвичей, хотя появляется все больше гурманов, считающих, что смешивать в желудке десятки блюд – это, мягко говоря, не совсем эстетично».

Если вернуться к предмету нашего разговора — «шведскому столу», то одним из первых наших соотечественников, представивших его вниманию русского читателя, был К.Скальковский. В изданных в 1880 году в Санкт-Петербурге заметках «Путевые впечатления. У скандинавов и фламандцев» он так описывал это заморское чудо: «Каждый требует того и другого, горничные едва успевают откупоривать бутылки. Никакого учета потребляемого тут нет; на столе лежит книга, к ней на розовой ленточке привязан карандаш и каждый сам обязан вписать, что он съел и выпил, в книгу. При отъезде он так же сам сводит итог своего счета. Понятно, что все ошибки остаются на совести пассажира, но шведы предпочитают лучше потерять что-нибудь, нежели подвергать путешественника унизительному контролю».

Нельзя не заметить, что с тех пор, как писались процитированные строки, модель «шведского стола» была усовершенствована и упрощена, но его благородный дух сохранился.

Спустя почти треть века публицист и ученый С.Меч тоже по достоинству оценил «шведский стол», с которым он познакомился в железнодорожном буфете: «Вы входите в буфет — прислуги никакой. Буфетчик или буфетчица не обращают на вас никакого внимания. На столе стоят кушанья, стоят тарелки и лежат вилки, ножи и ложки. Вы сами берете себе чего хотите — все равно обед стоит 2 франка. Когда Вы насытитесь, Вы отдаете 2 франка и уходите».

Особенно живописную картину запечатлел замечательный писатель Александр Куприн, лечившийся в 1909 году в Финляндии: «Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку тридцать семь копеек. Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой».

Увы, эти идиллические впечатления несколько затуманились, когда писатель вернулся в вагон, где его случайные попутчики оживленно обсуждали новинку, с которой они только что познакомились.

«Когда мы возвратились в вагон, — пишет Куприн, — то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам. Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда, Калужской губернии: широкая лоснящаяся скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм, и презрение ко всему нерусскому — словом, хорошо знакомое истинно русское лицо.

Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами. «Вот дурачье, так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов… Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов. Одно слово — чухонцы». А другой подхватил, давясь от смеха: «А я… нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул». — «Так их и надо сволочей!, — подхватил его визави. — Распустили анафем! Их надо во как держать!».
С гневом и презрением цитируя эти вульгарные высказывания, автор «Гранатового браслета» тем не менее заключает: «И тем более приятно подтвердить, что в этой милой, широкой, полусвободной стране (имеется в виду Финляндия. — Прим. ред.), уже начинают понимать, что не вся Россия состоит из подрядчиков Мещовского уезда, Калужской губернии».
Пусть читателя не смущает упоминание Финляндии. Будучи до начала XIX столетия «под Швецией», эта страна впитала в себя многие шведские традиции, в том числе и традиции «шведского стола».

Шведскую стенку – пожалуй, наиболее универсальный спортивный снаряд в мире,– действительно придумали в Швеции. Правда, там ее именуют en ribbstol, что дословно означает «рама с перекладинами». Это изобретение стало основой для системы гимнастики, разработанной Пером Хенриком Лингом (1776-1839). Поэт, драматург и учитель фехтования, Линг стремился создать такую систему физической подготовки, которая содействовала бы воспитанию гармоничной личности. Будучи убежденным патриотом, Линг надеялся на то, что его система поможет шведам обрести силу и волю предков, дабы вернуть стране былую воинскую славу. В 1813 году по соизволению его королевского величества Линг основал в Стокгольме Центральный гимнастический институт, первое высшее учебное заведение Швеции, специализирующееся на подготовке учителей физкультуры для армии и школы. После смерти Пера Хенрика дело отца продолжил его сын Яльмар, благодаря которому шведская гимнастика и ее знаменитые атрибуты шведская стенка, гимнастическое бревно и скамейка получили распространение во всем мире, в том числе и в России.

В Швеции же в 1857 году были изобретены и первые тренажеры для бодибилдинга. Одним из первых импортеров «физкультурных аппаратов» стала Россия: их заказала себе царская семья и представители высшего света. Что же касается шведской стенки, то она и сейчас считается наиболее функциональным тренажером и потому так часто используется в качестве основы для домашнего мини-спортзала. Физиологи убеждены: шведская стенка должна сопровождать человека всю жизнь. А занятия на этом снаряде в первые три года жизни укрепляют не только тело и иммунитет ребенка, но и дух, а также способствуют раннему интеллектуальному развитию.

И наконец, знаменитая шведская спичка пришла в Россию, как и в другие страны мира, во второй половине XIX века. В самой Швеции она называется также безопасной спичкой. Изобретатель Густав Эрик Паш (1788-1862) запатентовал ее в 1844 году. Ноу-хау этого профессора химии состояло в том, что в качестве горючего материала он решил использовать не ядовитый желтый фосфор, а безопасный красный, а затем соскоблил его со спичечных головок и перенес на боковую грань коробка. На саму же спичку Паш предложил наносить слабо воспламеняющийся материал, единственное назначение которого – создавать достаточное трение и поддерживать стабильное горение (до этого спички загорались, как только ими чиркали обо что попало).

«История покорения мира шведской спичкой похожа на детектив,– рассказывает Константин Иванов.– Сначала чудо-спички стали производить в Стокгольме, но очень скоро производство свернули из-за чрезвычайной дороговизны красного фосфора. И тут в дело вмешался еще один шведский гений – Юхан Эдвард Лундстрем, который внес ряд тайных запатентованных изменений в химический состав горючего материала и принялся монопольно производить новые спички – безопасные и дешевые. В 1855 году они были удостоены медали на Всемирной выставке в Париже. Еще девять лет спустя на арену спичечного производства вышел Александр Лагерман, сконструировавший первый в мире автомат для изготовления спичек». В конце XIX века спичечный бизнес превратился в настоящий шведский Клондайк: в стране был открыт 121 завод по производству спичек, и с тех пор вот уже 100 с лишним лет мир использует только а swedish match, сделанные не только с умом, но и истинно шведской практичностью.

А вот еще не менее интересный вопрос, почему гаечный ключ называется «шведским» и более того — ГАЗОВЫМ ?

Всё началось на закате средневековья, если говорить точно, в 15-ом веке. Именно в это столетие можно было встретить первые упоминания об инструментах, называемых гаечными ключами. Хотя те времена не предполагали широкого распространения данных приспособлений, тем не менее, первые шаги на дорожку прогресса и инноваций были сделаны. Так, в Европе, под крылом компании Маузер зародилось первое производство гаечных ключей. Затем, уже в годы промышленной революции, в 19 веке, ключи нашли своего потребителя, в результате чего стали достаточно популярными, чтобы задать необходимый толчок в развитии этого направления инструментов. Стоит отметить, что по сей день не удалось установить, кто является автором оригинального устройства. Здесь можно лишь вспомнить имена Эдвина Берда Баддинга, изобретателя разводного ключа с подвижными губками, и создателя “французского” раздвижного ключаЛе Руа Трибо. Заслуги в дополнительной модификации разводного ключа червячным передаточным механизмом приписываются другому имени – Петтеру Йохансону. Более 50-ти лет потребовалось миру промышленности, чтобы разводной ключ эволюционировал до своего “шведского” потомка!

За массовое распространение “шведских” трубных ключей берется компания “B. A. Hjort & Company”, заклеймив новоиспеченные орудия труда маркой “Bahco”. Такого успеха ожидать не мог никто! На сегодняшний день марка Bahco продолжает процветать, выпускаются новые инструменты, а на счету компании сейчас более 100 млн реализованных трубных ключей.

Великие умы же, как это водится, на месте стоять не желают. Так и Йоханссон, недолго думая, передает своё дело сыну, а все наработки — фирме “B. A. Hjort & Company”. Избавившись от “лишнего груза” Петтер ударяется в эксперименты с электрическими устройствами, а добившись видимых результатов, открывает в 1919 году предприятие«Triplex», занимающееся производством электрических маятников и других механизмов.

Но мы отвлеклись. Тогда как один за другим появляется несметное множество “шведских” ключей запатентованных конструкций, всевозможных типов и размеров, в этой непрерывной суматохе не удается установить единую их классификацию. К счастью, ближе к началу 20-го века, произошло глобальное деление на дюймовую и метрическую систему. В этот же период появляется специальный и крайне необычный ключ с губками без зубьев. Большим прорывом также стало предложение некого Стиллсона, пароходного пожарного, снабдить трубный ключ сменными губками.

Что же мы имеем в итоге?
- Газовые ключи изобрели в Швеции, отсюда произошло оригинальное название - “шведский” ключ.
- Газовыми “шведские” ключи стали называть сравнительно недавно, но никто не ручается сказать, когда точно.
- Сейчас газовый ключ – это многофункциональный инструмент, который используется не только для монтажа газовых трубопроводов, как это было раньше, но и во всех областях, подразумевающих работу с трубами водопроводных и отопительных систем.
- Особенно широко распространены такие ключи среди сантехников.
- Многие, в дань старому названию, продолжают называть их просто – шведки.
- Кстати, раньше было намного больше причин использовать эпитет “газовый” в обозначении этих ключей, ведь в Европе до появления электричества газ использовался, в том числе и для освещения.
- Все газовые ключи представлены в красных тонах, чтобы при срочной необходимости перекрыть газовый кран, можно было легко их отыскать.
- Классической формой газового ключа является форма с прямыми губками и с фиксацией детали в двух точках. Инструмент с S-образными губками позволяет фиксировать деталь в трёх точках.

Те, кто отрицает незаменимость газового ключа, как правило, плохо знакомы с особенностями устройства его механизма, а заодно и большими преимуществами, связанными с ними. Ведь идея использовать рожковый ключ вместо шведки не будет столь успешной – не хватает рычага, а разводным ключом не приложить необходимое усилие – не выдержит. Всё это, а также тот факт, что газовый ключ обжимает деталь при работе, делает его уникальным инструментом для профессионалов.