Успенская часовня в Пюхтицах

Краевед и любитель истории Принаровья Олег Дроздик прислал для наших читателей очередной материал: В церковный праздник Успения Пресвятой Богородицы (28 авг.) предлагаю читателям stena.ee ознакомиться с отрывком из моей книге "История церкви в Сыренце (Васкнарве)" (подробнее о книге). Данный текст, посвящен Успенской часовне в Пюхтицах и рассказывает о малоизвестных страницах истории этого места. Материал подготовлен специально, в том числе и с некоторыми дополнениями, для данной публикации.

Строительство Святых врат. На заднем плане первая Успенская церковь. 1892.

Обычный перевод для наименования Пюхтица — «святое место» (например, wikipedia). Откуда взялось такое толкование не совсем ясно. Первая часть– «püha»действительно в переводе с эстонского означает «святой». Однако в эстонской топонимики это слово, всегда используется с окончанием на гласную «а», реже на «i» (в значении праздничный).Усеченное «püh» не соответствует эстонской грамматике и выглядит «белой вороной» среди названий других мест и звучит совсем не по-эстонски. Со второй частью «Пюхтица» совсем ничего не понятно.

Каким образом получился перевод «тица», как «место»? Ближайшее эстонское слово «tits» означает «стойка, подпорка». Возможно, предположение выглядит не совсем правильным, но автору представляется, что это эта часть является производной от последних двух слогов в слова «Богородица». Звук «d» в эстонском, как правило, заменяется на «t». И таким образом, наименование Пюхтица может являться симбиозом из двух языков, примером древней интеграции двух народов. Название Богородица было уже вполне устоявшимся к концу XVIII века (см. карту), а значит для этого прошло уже далеко не одно десятилетие. Немецкий картограф нанёс это имя на карту, нисколько не задумываясь о его русском значении и происхождении. Впрочем, уже через 50 лет в середине XIX века на картах можно увидеть только название Пюхтица. В пользу того, что слово Пюхтица «режет» слух эстонских филологов, служит тот факт, что во времена первой Эстонской республике произошло фактическое переименования местности на «Куремяэ».

Достаточно широко известна цитата (её приводит Михаил Харузин в книге «Пюхтица — Святое место», ссылаясь на публикацию в газете «Эст. Губ. Ведомости» 1887 года) из визитационного протокола, хранящегося в архиве ревельской лютеранской консистории, в котором пастор сообщал: «… при Исаакской капелле есть некоторые крестьяне, которые говорят почти исключительно по-русски и не охотно позволяют себя наставлять в своем христианстве ... Так как они служат большим соблазном и не безпокоятся тем, что платят штрафа два рейсхсталера, лишь бы избавиться от молитвы, то я опасаюсь, что многие другие могли бы последовать их примеру ... 1) На русской границе есть некоторыя деревни, которыя не принадлежат ни какой церкви и дерзнули построить русскую часовню, которой заведует живущий за границею русский священник». С датировкой этого протокола получилась определенная непонятность. В первой газетной публикации в самом начале был указан 1608 год, а далее в тексте — 1698 год. Понятно, что одна из этих цифр напечатана по ошибке. Далее в газете цитируется: «2) В имении Сомпе в деревне Каруле (при Нарове) есть пара семейств Ryskolsky (раскольники), родом русские, имеющие особую веру, которые прогнаны из России и обольщают много других». Имея в виду, что начало раскола и, соответственно, появление раскольников произошло в середине XVII века, становится понятным, что правильной датировкой вышеупомянутого протокола является 1698 год. Простая газетная опечатка привела к тому, что в дальнейшем стали неправильно считать время основания часовни в Пюхтицах. И в итоге укоренилось ошибочное мнение, что начало её существования можно относить к XVI веку.

На самом деле в газетной публикации цитаты приводились не только из самого протокола 1698 года, но и из письма Йыхвиского лютеранского пастора Томаса Книпера (Thomas Kniper) в Ревельскую консисторию. Это письмо датируется 21 апреля 1699 года. Цитаты оттуда в переводе на эстонский язык приводил в своих публикациях Отто Лиив (уроженец Нарвы, годы жизни 1905-40 гг., эстонский историк и архивариус. Являлся одним из основателей эстонского архивоведения).

Наиболее вероятным местонахождением упомянутой выше часовни автору представляется именно Сыренец (Васкнарва) или, как вариант, дер. Яма. Это следует из выражения «на русской границе», которая в то время проходила по реке Нарове. Глядя из Йыхви, без всякого сомнения, эти две деревни находятся намного ближе к тогдашней шведско-русской границе, чем Пюхтица. «Заграничный» священник мог быть из Ольгина Креста (правый берег Наровы) или Доможирки (восточный берег Чудского озера). В обоих этих местах православные церкви были построены в последней четверти XVI века.

Первое достоверно точное упоминание о наличии в Пюхтицах православной часовни относится только к концу XVIII века (об этом пойдет речь ниже). Однако первые достоверные сведения о том, что народ из окрестных деревень собирался там на праздник Успенья издавна, относятся к середине XVII века. В 1652 году пастор Йыхвиской кирхи жаловался, что 15 августа (дата по юлианскому календарю или «старому» стилю) крестьяне из нескольких приходов собираются в Куремяэ, где происходит идолопоклонство, народ пьёт и дерётся. Идолопоклонством, с точки зрения лютеранских священников, было любое проявление приверженности православной вере. Со ссылкой на судью Герхарда Лоде (Gerhard Lode) упоминается, что народ собирался около старой часовни в деревне Лахтепа мызы Иллука (Lachtepa (Lähtepää) — деревня около горы Куремяэ, см. карту). Судя по отсутствия проявления малейшего беспокойства у пастора относительно этой часовни, она относилась к его ведомству, и не могла представлять угрозы для лютеранской веры. Возможно, что часовня выполняла роль кладбищенской, и представители разных конфессий использовали её в то время совместно.

26 мая 1676 года два церковных служителя из Йыхви (Jewe) снова докладывали в Ревель (Таллин) об идолопоклонничестве в местечки Куррамегги. Из Ревеля отступникам грозили наказаниями, что, впрочем, нисколько не помогло. Несмотря на прямой запрет от правительства губернии, православные продолжали приходить молиться на горе. В конце XVII века предлагалось даже направить туда конную роту из ближайшего полка, чтобы не допускать собрание народа, и так повторять в течении нескольких лет, чтобы полностью отбить желания поклоняться «неправильному» богу. Говорить, что в такой обстановке могла быть построена и сохранена не лютеранская, а какая-то иная часовня — явно не приходится.

В визитационном протоколе 1738 года в Йыхви записано, что без согласия генерал-губернатора построена русская часовня. Туда раз в год приходит русский священник, собираются там также лютеране, хотя пастор и запрещает им это делать. К сожалению, здесь нет точного указания места, хотя вполне можно допустить, что в данном случае речь идёт именно о Пюхтицах.

Совершенно точно о пюхтицкой часовне говорится в прошении, написанном в июне 1794 года священнослужителями Нарвского Преображенского собора: «Находится везембергскаго уезда в деревне Пюхтицы Часовня во имя Успения Божия матери в которую в дни празднества входит для исправления Молебнослужения, Гдовскаго уезда Наровскаго Погоста, Ольгина Креста Священник Афанасий Яковлев ... оной священник входит всякие требы, в росписи же вселикопостныя и метрики оных, яко заграницею состоящих не вносит пользуется только выгодностию довольнаго дохода ...». Нарвские священники с некоторой завистью взирали на своего более удачливого коллегу и просили «о причислении вышеозначенной часовни и состоящих в Лифляндии греческаго исповедания селений к Нарвскому Преображенскому собору в приход ...». Они ссылались на скудность своего прихода, явно недостаточного для пропитания причта, в котором было тогда 3 священника, диакон и дьячок. Несмотря на столько «громкое» название, как собор, православных в Нарве в то время было явно не так много, как хотелось бы: « ... при нарвском Соборе приход весьма для трех Священников недостаточен и духовенство с крайней нуждой имеет свое пропитание ...». Подтверждением этому — крайне редкие записи в метрических книгах Преображенского собора того времени. Санкт-Петербургская консистория не стала принимать решение «сгоряча», а составила список вопросов относительно часовни, которые требовали разъяснения: «1е в каком разстоянии от города Нарвы и села Ольгина часовня и при каком селении, 2е Кем и когда оная построена, каменная или деревянная, 3е в границах ли российских или вне оных, 4е Сколько в год от оной доходу; и куда оной употребляется, 5е почему села Ольгин Священник входит в приход за Границы, 6е Сколько дворов приходе в селе Ольгин». Для прояснения ситуации, на место был командирован священник Ивангородской Успенской церкви Иосиф Добрянский. Его рапорт, датированный 23 сентября 1797 года, представляет особый интерес — это самая ранняя попытка установить время и повод для постройки Пюхтицкой часовни. Указанный выше священник, выехал на место и провел опрос среди местных жителей. Часовенный староста Константин Семёнов «крестьянин Господина капитана Ребендера деревни Пюхтиц от рода ему 45 лет» представил следующие сведения: «Часовня деревянная начало построения которой он староста не помнит, а помнит только, что она обновлена беглым человеком Данилом ..., по бытности ево при той часовни старостой из часовенных доходов ...». Насколько можно понять, это был его предыдущий срок пребывания на должности старосты. В промежутки 5 лет старостою был «Весенбергскаго уезда дворцоваго ведомства деревни Ям крестьянин Филат Аникеев». В этот раз Семёнов на должности пребывал четвертый год, «а избран он дворцовыми деревни Ям крестьянами же самовольно и без воли на то священника». То есть получается, что часовню обновили лет за 10-12 до того, то есть примерно в 1784 году. Обычный срок «жизни» для деревянного строения в этой местности составляет 60, максимум 80 лет. Брёвна, не обшитые досками (про обработку химией в то время и говорить не приходится), постепенно гниют, особенно быстро приходят в негодность нижние венцы сруба. Таким образом, часовня могла быть построена в первой четверти XVIII века, уже после перехода Эстляндии под власть Российской империи.

Иосиф Добрянский отметил: «По замечанию же моему, найдено что означенная часовня выстроена на месте какого либо древняго кладбища, что доказывают и поставленные памятные кресты, почему же то место прославлено образом Явления Успения Божия матери о том совершеннаго сведения изыскать не мог, хотя полуверец деревни Пюхтиц крестьянин Яков Адамов и показывает, что он от стариков слыхал о явленном тут образе, но как сие дело ни кем не свидетельствовано, то и признать его за верное не можно ...». Этот, как было написано, чухонец, которому в 1796 году было 70 лет, был самым старым жителем во всей округе. Он так же рассказал, что «о явленном образе показать ни чего не может, а от стариков будучи еще в молодых летах слышал однако ж, что в часовне был явленной образ куда же кем и когда взят не знает, равно как и тово сказать не может от кого та часовня получила свое начало ...». Получается, что иконы Успения Божия Матери в часовне не было к тому времени уже много лет. И куда именно она подевалась – никому уже не было известно. Рассказ же о чудесном явлении иконы ивангородский священник отмёл, в виду отсутствия достаточных доказательств. Вряд ли этого человека, православного священнослужителя, можно заподозрить в какой-то предвзятости.

Опрошенный священник Гдовского уезда погоста Ольгин Крест Афанасий Яковлев пояснил своему коллеге следующее: «... почему я Ольгинский священник Яковлев в приходе заграницы, кроме моего настоящаго выхожу, потому что и до меня прежния священники выходили потому и я выхожу ... в приходе моем ольгинском находится дворов 104, а сколько дворов у меня находится за границей, то оных в ведомости и не пишу, потому что они находятся у меня приватны и по своему усердию ... сколько в год от оной часовни доходы ... о том доказать не могу, ... а вижу что крестьяне деревни Ям и крестьяне Господина маиора Ессена употребляют по большей части часовенные доходы на пьянство со старостою Константином Семеновым ...».

Любопытно, что относительно географии было написано: «Оная часовня состоит не в российских границах, а в части лифляндской ...». Прошло уже без малого сто лет присоединения этих земель к Российской империи, а они по прежнему считались какими-то чужеродными. Расстояния до ближайших церквей были определены так: «Погост олгинской от деревни Пюхтиц, при которой находится часовня разстоянием чрез топкие и не проходные мхи и болота 25 верст от Нарвы же 60 верст большею дорогою».

Итогом рапорта священника из Ивангорода стал Указ консистории от 23 октября 1797 года о том, чтобы священники Нарвского Преображенского собора «состоящую в Лифляндской части при деревне Пюхтицах часовню имели в свое смотрение и всех тех людей которые ни в каком доселе приход не состояли показывали в духовной ведомости и прочее ...». Решающую роль в принятии именно такого решения сыграли мнения двух помещиков, владельцев тамошних земель. Что думали об этом сами православные крестьяне — никого не интересовало.

Кроме самой часовни, так сказать «в нагрузку», к собору были приписаны греческаго исповедания селения, которые, как оказалось, до этого не относились ни к одному церковному приходу. Это был весьма обширный край, охватывающий практически весь современный Ида-Вирумаа. Впрочем, уже в 1803 году все эти деревни вошли в состав вновь образованного прихода в Сыренце (Васкнарве). Священники из Нарвы появлялись в Пюхтицах только раз в год – 15 августа по старому стилю. Именно в Успеньев день они получали основной доход от собиравшегося там люда. Суммы, надо думать, были немалые, если они не ленились преодолевать немалый путь из Нарвы на лошадях. А до этого через реку, леса и болота туда добирался священнослужитель из Ольгина Креста. Доход, полученный от свечной торговли, записывался в соответствующую книгу и хранился до поры до времени у часовенного старосты. Известно, что к концу августа 1800 года эта сумма составила весьма солидные 141 рубль 50 копеек.

Как указывалось выше, основной тон в деятельности часовни задавали жители деревни Ям. Они и старосту в часовню сами назначали, и деньги вместе с ним тратили. Получается, что часовня была как бы в их заведовании: «... выстроена и под смотрением их находится пюцтицкая часовня, в коей чрез несколько лет собрано суммы окроме воску и свечей 200 рублев ...». Упомянутыми 200 рублями имевшаяся там сумма не ограничивалась. К 1803 году в наличии было еще 68 рублей 51 копейка. Для того времени это был достаточно солидный капитал. В планах Нарвского Преображенского собора был ремонт железной крыши и, вероятно, там очень рассчитывали на деньги из Пюхтицкой часовни. Упомянутые 68 рублей с копейками часовенный староста отдал в пользу собора, а вот большую сумму удалось отстоять и употребить на постройку церкви в Сыренце. За своих подданных, жителей деревни Ям, заступился Нарвский комендант. Он переправил в консисторию прошение ямского старосты Мирона Нестерова с крестьянами. Главным аргументом, который там был приведен: «... означенная пюхтицкая часовня, состоит в приходе той нашей новостроющейся церкви ...». С 1803 года Пюхтицкая часовня по документам проходит только как яко приходская по отношению к Сыренецкой Ильинской церкви.

Полное описание Успенской часовни на начало XIX века, которая в то время мало уступала размерами некоторым деревенским церквям: «Пюхтицкая часовня деревянная, твердая, 6-ти угольная в длину 5-ть сажен, в ширину 4 сажени (прим. 10.5 м на 8.4 м).

Образа в оной:

1-й Образ Спасителя в ½ ар. высоты, в ширину ¼ ар.

2-й Успения Пресвятой Богородицы такой же величины

3-й Чудотворца Николая одной величины все живописной высокой работы

4-й Успения Пресвятой Богородицы иконописной работы в киоте резной и позлащенной с ангелами

5-й Успения Пресвятой Богородицы складной иконописной хорошей работы

6-й Тихвинския Богоматери иконописной работы

20-ть образов полуаршинных малых.

Вещи в оной:

Одна медная ломпада неболшая.

Колокол в ½ пу(да).

Два подсвешника жестяныя.

Пелена во весь иконостас выбойки бумажной.

Пелена тавтяная в один аршин.

В денгах суммы имеется дватцать рублеи.

В свечах на тритцать рублеи».

Как видно из описи, первым в списке икон поставлен Образ Спасителя. Как правило, на первое место ставилась икона, в честь которой построена часовня. Это хорошо видно на примере аналогичных описаний других часовен. В данном случае как бы подчёркивалось, что настоящей явленной иконы Успения в часовни уже нет. Указанная второй аналогичная икона не являлась чем-то ценным в глазах составителя описи.

Священник о. Алексей Кедров мог записать предание о явлении иконы только после 1848 года, когда он стал настоятелем церкви в Сыренце. Еще более вероятно, что запись сделана после 1866 года, тогда было предписано составление «Летописей» при всех церквях. Историю ему передали старцы, которую слышали её от своих родителей. Надо понимать, что уже не было в живых тех людей, с кем общался за 50 лет до этого Иосиф Добрянский. Кедрову довелось выслушать только их детей или внуков. В Сыренецкой церковной летописи это предание записано следующим образом: «Неподалеку от высокой горы, поросшей орешником, где построена означенная часовня, пас коров чухна и видит в раннее утро на этой горе благообразную Женщину в красивом одеянии, которая с его приближением к ней скрывалась от его глаз неизвестно куда, а когда пастух удалится, она снова представлялась его глазам на том же месте. Рассказав о своем видении жителям близлежащих деревень — чухонцам, он просил из самих вместе с ним идти и удостовериться в его рассказе, на что согласились только некоторые из чухон и пошли с ним рано поутру; но точно так же могли видеть означенное явление Женщины только издали, а когда приближались, то видение скрывалось от их глаз. На следующее утро за этими немногими бывшими зрителями скопились уже и многие, но также оставались без успеха, - показывающаяся Женщина не допускала их видеть себя вблизи, при всем их старании отыскать её на этой горе не могли, а вместо ея нашли на том месте старинной живописи образ Успения Божией Матери, который и передали православным крестьянам деревни Ям, ходившим на барщину в свою мызу мимо чухонских деревень близ означенной горы, говоря им: «Мы не молимся образам, а вы — русские — молитесь, так вот возьмите найденный нами образ», рассказав подробно как пришлось им его найти. Православные, взяв от них образ с радостью и благоговением, и, считая его явленным, построили на том месте малую часовню в честь Успения Божией Матери и поставили в оной найденный образ» (цитируется по книге «Летопись Церкви Успения Пресвятыя Богородицы на Богородицкой горе, под названием Пюхтицкой, Рижской епархии, Эстляндской губернии и благочиния, Вирляндского уезда, в деревне Лехтепэ, составленная в 1887 — 1892», издание: Пюхтицкий Успенский ставропигиальный женский монастырь, 2017 г.).

Впервые широкой публике это предание в несколько сокращенном виде стало известно из газетной публикации 1888 года, подписанной Сыренецкой церкви Священником Алексей Кедров. В газетной статье написано, что часовня была приписана к Сыренецкому приходу в 1818 году. Однако по архивным источникам совершенно точно известно, что она была в приходе с самого его образования. Вероятно, эта дата появилась по ошибке при наборе текста, в оригинале у Кедрова был указан 1808 год. Он не раз самолично заполнял «Ведомость по церкви», и там писал, что церковь в Сыренце «построена 1808 года, тщанием прихожан». Священник в статье не привёл данных, с какого именно времени икона Успения Богородицы обрела своим местонахождением Сыренецкий храм. Нет у него в записях и ответа на вопрос: откуда именно она появилась? Кедров также не брал на себя смелость даже приблизительно датировать, когда было видение Богородицы, и в каком году была построена часовня. 1818 год в современной литературе обычно называют годом переноса иконы из часовни в Сыренец, и часто указывают, что сделано это было не напрямую из Пюхтиц, а через Нарву. Однако никаких документально подтвержденных сведений о пребывании иконы в Нарве автора не встречал.

Когда именно установилась традиция приносить с крестным ходом икону Успения Божия Матери на один день из Сыренца в Пюхтицу — определить сложно. Выше упоминалось, что стихийно на праздник народ собирался очень давно, но организованный крестный ход — это совсем другое дело. Есть отсылки к 1842 году, но архивные документы это не подтверждают. Можно только предположить, что Сыренецкий священник Алексей Кедров и был главным инициатором этого действия. Самое раннее упоминание в документах об этом крестном ходе относится к 1856 году. В своём прошении в губернское правление Кедров писал, что «в настоящее время лета в Августе месяце народ с положенным каждогодно крестным ходом к ... часовне должен был проходить иным местами выше колен по воде, а Священно и церковнослужители должны были делать объезд на 50ть верст, между тем как прямой путь лежит только на 25ть верст.». В предыдущие 2 года, упоминая праздник в Пюхтицах, Кедров о крестном ходе ничего не писал. Тот же священник в 1858 году в донесении в Эстляндское губернское правление описывал обстановку праздника: «... в день Праздника 15го Августа в Пюхтицах около Часовни, в которой, по приходе крестным ходом, совершается служба и бывает молебствие от Православных, Чухны устраивают палатки, в которых от разных мыз продают вино, разводят днем и ночью огонь, и пьяные производят сумасшедший шум и разныя непристойности там, где вообще всем, как христианам, следует иметь почтение и благоговение» (вином тогда называли водку – хлебное вино). В продолжение этой темы из рапорта 1865 года Дерптского (Тартуского) благочинного: «... в праздник Успения Богородицы, на кладбище подле часовни устраиваются шалаши для торговли, собирается много эстов лютеран, и во время службы бывает пьянство, драки, воровство, пляски и песни, нарушающие благочиние богослужения». Как следует из выше написанного, для населения окружающих деревень этот день с самых давних времен являлся настоящим народным праздником. Отмечался он широко, с размахом и, конечно, с употреблением горячительных напитков. Запретить продажу алкоголя, ущемив интересы виноторговцев, власти были бессильны. Удалось только несколько отодвинуть места продажи в сторону от часовни. Свою немалую выгоду со всего этого имел и владелец близлежащего поместья. По праву собственника земли, он взимал с торговцев пошлину от 25 копеек до 5 рублей. В рапорте 1878 года всё того же Дерптского благочинного содержится описание крестного хода из Сыренца в Пюхтицы: «… в пределах имения Иллюк, на горе окруженной могилами была с давних пор часовня, в честь Успения Божий Матери, в ней была икона этаго священнаго события которая с особым благовением почитается православными, к которой питают уважение даже и местные лютеране, так как самому месту часовни на немецких картах дается имя Богородица. С построением в 1803 году храма в селе Сыренец, в пределе прихода котораго считается имение Иллюк, икона была перенесена в этот храм, и установлен ежегодный в день Успения, 15 Августа крестный ход к месту часовни, чрез болота на 25 верст. Стечение народа бывает большое, от 2 до 3 тысяч …».

В 1842 году на месте обветшавшей к тому времени часовни везенбергский (ракверский) купец Нестеров, совместно с Ментакским корчмарем Колчиным построили новую более обширную часовню. Хотя согласно другим сведениям, корчмаря звали Лев Трофимович Беляев. Почему-то нигде не указано имя купца Нестерова — это мог один из братьев Петр или Фома, а их отца звали Александр. Часовня была украшена иконами Нерукотворного Спаса, св. Пророка Илии в пустыне и св. Великомученика Георгия Победоносца. Толчком к этому деянию у Нестерова послужил сон, в котором ему явилась Богородица и сказала: «ты будешь здоров, но как поправишься, перестрой мою часовню, что на горе, потому что она ветхая стала».

Часовня находилась на частной помещичий земле, и вопрос с её собственностью стоял очень остро. В 1865 году всё тот же Кедров ходатайствовал о выделении земли вокруг часовни под православное кладбище в духовное ведомство, но получил отказ. «Во владении имения Иллюк издавна существует часовня Богородицы, которая служила … для совершения Богослужений …». Вдруг в 1873 году наследники Каролины Доротеи Дикгоф (урожд. баронессы Беллингсгаузен), по всей видимости, выполняя волю усопшей владелицы имения, подарили Сыренецкому церковному обществу «… безводмездно место вокруг упомянутой часовни, величиною 134 квадратных сажней … Вместе с ним … отдают … кусок земли для прохода к так называемому Св. Источнику … величиною 756 квадратных сажней ...». На этом проходе Сыренецкое общество со своей стороны обязалось провести дорогу. Общая площадь приобретенного участка составляла примерно 0,4 гектара.

Рядом с часовней, построенной Нестеровым, сыренецкий крестьянин Андрей Томасов весной 1876 года заложил основание новой часовни. Это стало возможным именно потому, что появился свой земельный надел в Пюхтицах. На средства «Сыренецкого церковного старосты Андрея Абрамова был поставлен иконостас, взятый из старой Сыренецкой церкви и подновленный в г. Нарве. Вся постройка новой часовни была совершенно окончена 25 августа 1876 г.». Кедров писал, что в 1878 году часовня «возобновлена и украшена на иждивение сыновей Сыренецкаго церковнаго старосты Андрея Абрамова, Александра и Ивана и на их же средства внутри часовни поставлен превосходной работы иконостас с позолотою и резьбою где следует и живописными иконами ...». Он же указал, что здание деревянное, в длину 9 саженей, в ширину 4 сажени и в высоту 2 сажени. Имелось и альтернативное описание, того же времени: «… построена на каменном фундаменте, имеет 7 саж. длины и 4 саж. ширины, с 2 окнами в алтаре и 4-мя в храме, — покрыта и обшита тесом, окрашена краскою, с колокольнею на предверии храма до 5 саж. вышины, с 3-мя на ней колоколами; самый храм около 2 ½ саж. вышины сверх фундамента». В 1878 году Дерптский благочинный, после личного осмотра часовни, рапортовал: «… Пюхтицкая часовня постоянно поддерживалась, … в приличном виде, не допускались до обветшания, а потому особой переделки, или перестройки в ней не требовалось … нынешний сыренецкий церковный староста … выкрасил и привел в благолепный вид ...». Со стороны консистории возникли вопросы: кто давал разрешение на ремонт и есть ли на это соответствующий указ? Согласно тогдашним правилам на возобновление старых часовен разрешений и проектов не требовалось. А вот перестройку и тем более возведение новой надо было обязательно согласовывать с консисторией. Благочинный заявил, что «о возобновлении часовни, или перестройке, ко мне никто не обращался, и об этом никогда и никакой переписки не было, так как постоянныя починки производится в часовне и поделки были такого рода, что не требовали начальственнаго разрешения ... Часовня древняя и в настоящее время просят благословения, чтобы в ней, без всякой особой переделки дозволили служить св. Литургию». В итоге, осталось непонятным кто и когда разрешил построить новую часовню. У автора сложилось впечатление, что благочинный, заметив свою оплошность, просто ввёл начальство в заблуждение. Расчёт был на то, что высокие чины из Риги или Ревеля (Таллина) доберутся туда не скоро, а значит и фактический обман не будет обнаружен. Так все и пребывали в уверенности, что речь идёт только про древнюю часовню, которую просто отремонтировали. А то, что появилась фактически новая — это для всех осталось тайной. В архиве нет ни проекта на эту часовню, ни разрешения на строительство, ни сметы, хотя таковые документы имеются и на значительно меньшие сооружения. Время массового паломничества в это место различного рода начальственного люда случится только через 10 лет. И тогда уже никто не будет оспаривать сложившуюся ситуацию.

В начале XIX века самая старая часовня была в длину примерно 10,5 метра. Относительно часовни, построенной в 1842 году Нестеровым, никаких данных нет, но она, наверняка, была не меньше предыдущей. Новая часовня, согласно приведенным выше сведениям, имела общую длину 19,35 метра или, по другим данным, вероятно, без алтаря или колокольни – прим. 15 метров. Ширина при этом во всех случаях оставалась одинаковой — 8,6 метра. В настоящее время документально зафиксированы следующие размеры: ширина 8,61 м, длина без алтарной части 11,90 м, длина колокольни 3,2 и длина алтаря 4,50 м.

Уже в 1886 году этому строению уже было далеко до капитального: «... здание нашей церкви, бывшей часовни устроено чтобы в нем только раз в год, летом, совершать Богослужение ... оно во многих местах протекает, особенности дожливою осенью и весною, когда снег, добравшийся зимою на фальшивый потолок «тает» ...».

В Пюхтицкой церковной летописи записано, что «… из материалов прежней часовни была поставлена на прежнем месте постройка, в которой могли бы найти ночлег идущие издалека богомольцы в праздник Успения Пресвятыя Богородицы». Получился довольно значительный по своим размерам гостевой дом, как его и можно видеть на фотографии 1885 года. Однако буквально через 10 лет на фотографиях этой постройки уже нет. Вероятно, её разобрали за ненадобностью, так как к этому времени были построены более новые здания для той же цели. И, таким образом, к концу XIX века следы самой старой Успенской часовни фактически исчезли.

Автору представляется, что основной целью возведения часовни в 1876 году было именно размещение старого иконостаса из первой Сыренецкой церкви. То, что деревянные элементы (но не иконы) иконостаса можно датировать самым началом XIX века, подтверждает специалист из Санкт-Петербургского Гос. Университета. Даты строительства часовни в Пюхтицах и разборки старой церкви в Сыренце совпадают, по всей видимости, совсем не случайно. В предыдущую, к тому времени еще совсем не старую часовню, иконостас не вписывался по размерам, потому и затеяли сооружение другой часовни. В перспективе она должна была стать церковью, приписанной к Сыренецкому приходу.

18 августа 1878 года Рижская Духовная консистория выдала указание: «Принимая во внимание ежегодное усердное посещение со стороны Сыренецких … православной часовни … в праздник Успения Божией Матери, икона которой перенесена с давних пор в Сыренецкий православный храм … разрешить Сыренецкому причту принести в упомянутую часовню ежегодно 15 августа с крестным ходом св. антиминсов из одного придела церкви и ... совершать в праздник Успения … в Пюхтицкой часовни божественную литургию ...». 7 ноября 1885 года эта «новая» часовня была обращена в церковь во имя Успения Божия Матери, и при ней образован Пюхтицкий приход. Впрочем, эта церковь несколько лет оставалась не освященной полным чином, она была лишь снабжена Св. Антиминсом. Этот особый статус подчеркивали тем, что в то время про неё писали церковь-часовня.

Можно предположить, что продвижение предания о Пюхтицах и чудодейственной иконе было инициативой Сыренецкого священника Кедрова. Целью ставилось придать особую значимость своему приходу и, соответственно, привлечь дополнительные доходы. Его усилия в итоге совпали с тогдашним политическим моментом, и результат «превзошел» все его ожидания. Сначала Сыренецкий приход, в виду образованием самостоятельно прихода в Пюхтицах, лишился части деревень и весьма значительной части доходов. Затем 15 августа 1892 года из епархии поступил указ, чтобы оставить чудотворную икону во вновь образованном Пюхтицком женском монастыре. В Сыренецкий храм передали копию с иконы, а подлинник стали приносить в Сыренец в июле перед днём празднования памяти пророка Илии. А затем уже с крестным ходом икона Успения Божией Матери 13 августа возвращалась в Пюхтицы. Эта традиция возобновлена в настоящее время, крестный ход проходит обычно в воскресение, предшествующее празднику.

После значительно обновления бывшая первоначально часовней, затем приходской Успенской церковью, 15 августа 1896 года была освящена в честь Святителя Николая Чудотворца и Преподобного Арсения Великого. В настоящее время она является монастырским кладбищенским храмом.

Примечание: Текст написан на основании различных архивных документов. Фотографии в иллюстрациях взяты из книг, изданных Пюхтицким монастырем: «Пюхтицкая обитель и ее покровитель святой праведный Иоанн Кронштадтский» и «Летопись Церкви Успения Пресвятыя Богородицы на Богородицкой горе ...».

О. Дроздик