«Такой всенародный Пушкин»

Исследователи о том, как в XXI веке сказать что-то новое о самом известном поэте России. Ко Дню памяти Александра Пушкина, который отмечается сегодня, 10 февраля, журнал «Теории и практики» рассказал про ученых, которые изучают его творчество и биографию.

Как получилось, что поэт сажал деревья почти в каждом городе, в котором бывал, как сохранить его усадьбы, чтобы казалось, что «ходишь по тем самым полам» и «смотришь в те самые окна», можно ли сейчас найти что-то новое в его рукописях и может ли случиться такое, что в России перестанут читать Пушкина — рассказывают автор книг о пушкинских местах, исследователь Пушкиногорья и научный сотрудник Пушкинского Дома.

Меня всегда интересовало, каким Пушкин был в жизни — не памятник, а живой человек. Он же не только великий поэт, но и личность огромного масштаба. Лет двадцать назад я заинтересовался пушкинскими адресами Москвы. У меня вышла первая книга на эту тему — «Я не люблю московской жизни», потом вторая — «Путеводитель по пушкинской Москве». Чем больше я работал, тем больше меня интересовало, что это были за семьи, в которые он был вхож, с которым дружил, что за люди, с которыми общался, — и я стал выходить за границы Москвы. 

Мне было чрезвычайно интересно проследить историю пушкинских адресов. Да, в них бывал Пушкин, но что случилось потом? В Кривоколенном переулке, например, сохранился дом Дмитрия Веневитинова, где Пушкин читал «Бориса Годунова» в 1826 году. Через много лет, когда отмечалось столетие чтения, в этот дом пришли на вечер артисты МХАТа и в этом же доме жил Александр Галич, поэт уже 20 века. Или в Хохловском переулке был архив, где Пушкин искал материалы для книги о Петре I, а потом в этом доме часто бывал Петр Чайковский – композитор, который написал музыку к главным произведениям поэта. Каждый его дом, если сохранялся, становился символом – и пушкинская история в нем не заканчивалась с отъездом Пушкина, иногда она продолжалась в следующем веке. 

В Москве есть один переулочек, где поэт жил. Друг Пушкина, Петр Андреевич Вяземский, имел дом в этом Вознесенском переулке, Пушкин туда приезжал в августе 1830 года на целых две недели. Дом чудом сохранился и выглядит совсем неказисто. Я не понимаю, почему там до сих пор не сделали музей. А в усадьбе на Пречистенке, где сейчас музей Пушкина, он никогда не был, по крайней мере, нет фактов, подтверждающих, что он посещал этот дом. 

Когда я работал над книгой «Пушкинские места России» я, конечно, много где побывал, поездил. Меня интересовали в первую очередь письменные источники. Для любого города приезд Пушкина был большим событием, его приглашали в гости и внимательно слушали. Потом приходили домой и рассказывали об этом в письмах или вели дневники. Конечно, удивительные письма у самого Пушкина. В одном, например, он пишет Наталье Николаевне: «Сидел я кабинете, ожидая, чтоб ты, мой ангел, позвонила». Я стал искать толкования этого письма у корифеев-пушкинистов, должен же был кто-то обратить внимание – но не нашел никаких зацепок. Наверное, можно трактовать «позвонила» как «позвала» или как внутрисемейное слово, которое значило что-то, понятное только им двоим.

Конечно, многие источники пересказывают расхожие мифы. Самый популярный сюжет связан с тем, что Пушкин, как говорят аборигены, написал у них одно из своих произведений, например, очередную главу «Евгения Онегина». Из поколения в поколение передаются истории, как Пушкин сочинял, а «прапрадедушка» подсказал нужную рифму, за что поэт его благодарил. На самом деле, это не вызывает раздражения, наоборот, такой всенародный Пушкин, все ему помогали.

Помимо участия в создании произведений, популярен сюжет о том, как Пушкин преобразил местность. Особенно часто он сажал деревья – то дуб, то клен, то березу. Как у него времени хватало! Иногда встречаются любимые скамеечки, беседки. На Псковщине в Голубово он, якобы, помог пруд выкопать. Оказывается, Александр Сергеевич был на все руки мастер. Когда сравниваешь большой объем материалов, поражаешься, как все похоже, какой единый алгоритм у мифов.

Даже сегодня местные краеведы с удовольствием рассказывают эти истории. Традиция ездить по пушкинским местам возникла еще в советское время. Тогда люди трудовым коллективами совершали паломничество по знаковым местам, например, ездили в Михайловское. В 1952 году туда отправился Дмитрий Шостакович: он ехал и увидел, как к музею-заповеднику направляется огромное число людей – пешком, на телегах, на машинах. Он умилился и сказал экскурсоводу, как он поражен числом поклонников, как удачно он приехал. Но сотрудница музея только усмехнулась и сказала, что каждый год на девятую пятницу после Пасхи в Святогорском монастыре праздник, в этот день в нем испокон веков гульба. Музейные работники потом несколько недель приводят все в порядок.

Конечно, многие люди действительно любят Пушкина, знают его стихи еще со школы. Не нужно забывать, что любовью к Пушкину многие из нас обязаны советскому воспитанию, потому что существовала определенная школьная программа, которая не менялась, – и бабушка учила Пушкина, и мама, и внучка. Даже школы строились однотипные, и на каждой – барельефы русских писателей. Я как сейчас помню: Пушкин, Толстой, кто-нибудь из пролетарских писателей — Горький, например, — и Маяковский.

Пушкин не теряет актуальности. Меня поразило, что недавно в Ленкоме сняли спектакль «Борис Годунов» Константина Богомолова. Марк Захаров заявил, что нужно обновлять репертуар, но странно то, что спектакль совсем новый. И этот факт подтверждает, что пьеса Пушкина сохраняет злободневность. Вспомните, как начинается опера «Борис Годунов»: стоит чернь и спрашивает, а кого кричать-то, кого выбираем. Как это все похоже – народу все равно, кого выкрикивать.

Любимый факт о Пушкине: Меня поразила его бесшабашность и в молодости, и в зрелые годы. Однажды он пошел в театр. Пьеса ему не нравилась, о чем он, не стесняясь и громко, стал выражать свое мнение: «Несносно!» Сидевший рядом с ним офицер по фамилии Денисевич, как обычно бывает в таких случаях, сказал Пушкину, что тот мешает ему слушать. Пушкин и не подумал угомониться, продолжая в том же духе. Денисевич пригрозил ему полицией, услышав в ответ от нахального молодого человека: «Посмотрим!» После спектакля Денисевич решил прочитать Пушкину мораль, что, мол, нехорошо так себя вести, неприлично, невежливо и погрозил пальцем. Пушкина это оскорбило, и он решил вызвать обидчика на дуэль. С трудом удалось Лажечникову замять дело, а то бы Пушкина убили на дуэли еще в конце 1819 года. 

Мне кажется, со смертью Пушкина мы потеряли великого историка. И сегодня, на наших глазах создается новая история советского времени, абсолютно понятен социальный заказ: фильмы, праздники, мероприятия заточены под одно. Происходит переформатирование истории советского прошлого как эпохи застоя, теперь мы должны воспринимать его как лучшие годы, лучшее время нашей страны. Так и Николай I «заказал» поэту историю Петра I: начал бы с него, а там и все благие дела Романовых описал бы. Поэтому я и занимаюсь Пушкиным, меня поражает, какие параллели возникают, как актуальны сегодня его мысли и книги.
Анна Сергеева-Клятис профессор факультета журналистики МГУ, доктор филологических наук

В институте я занималась литературой первой трети 19 века. Когда ты изучаешь это время, обойти Пушкина невозможно. Все поэты так или иначе связаны с ним, все оцениваются по нему. Затем довольно долго, в течение десяти лет, я читала собственный курс лекций о пушкинской эпохе. Потом был большой перерыв, в 2012 году вышла написанная мной биография Батюшкова в серии ЖЗЛ, а в 2016 году издательство «Молодая гвардия» предложило мне написать книгу о повседневной жизни Пушкиногорья. 

Когда я приступила к работе, мне очень помогли мои коллеги — свели меня с научными сотрудниками, которые давно работают в пушкинском заповеднике, составляли экспозицию в усадьбах. Они ввели меня в курс дела, хотя, конечно, я ходила и на обычные экскурсии, чтобы посмотреть, как все выстраивается вокруг туриста, который приезжает в Михайловское. Тема книги не требовала от меня работы в архивах, потому что каждая буква, написанная Пушкиным, уже опубликована. Что касается хозяйственных документов усадеб, то от них мало что сохранилось — в революцию все было разграблено и сожжено. 

Я знала, что весь заповедник — это, грубо говоря, новодел, поэтому, когда я ехала туда, у меня не было особенных иллюзий. Там нет ничего старого, ни одной постройки, кроме Святогорского монастыря и могилы Пушкина. Камень, о который споткнулась Анна Керн и который лежит «на столе у Пушкина», — скорее миф, чем реальность, но он должен там лежать, потому что есть такие воспоминания. Судьба пушкинских усадеб трагическая. Можно даже сказать, что все катастрофы, через которые прошла страна в течение 20 века, вихрем прокатились через историю усадеб, сметая все на своем пути. 

В истории заповедника отражается судьба русской интеллигенции. У Вампилова в одной из пьес есть такой образ: девушка каждое утро ремонтирует калитку, которую ночью вновь ломают в пьяной драке, она знает, что калитка снова будет сломана, но встает и опять ремонтирует. Российская интеллигенция всегда занималась примерно этим: каким может быть личный вклад в восстановление культуры? Это борьба с хаосом. Она не всегда приводит к успеху, но все равно нужно чинить эту калитку. Каждый раз восстанавливали утраченное энтузиасты, которых судьба связала с пушкинскими местами, которые ощущали свою ответственность перед потомками. 

Во время войны линия фронта проходила через территорию пушкинского заповедника, конечно, все было разрушено. От усадеб не осталось камня на камне, торчали одни печные трубы – и даже в такой ситуации появляется человек, Семен Семенович Гейченко, который восстанавливает все с нуля. И сейчас у людей, которые приезжают туда, да даже у меня, хотя мне известна вся история, периодически возникает ощущение, что ходишь по тем самым полам, смотришь в те самые окна. Ощущение, что все сохранилось. Мне кажется, из истории отдельно взятой усадьбы можно сделать глобальные выводы об истории всей русской культуры. 

В Михайловское приезжают люди, заинтересованные Пушкиным, часто всей семьей с детьми. Когда экскурсовод читает стихи, все повторяют за ним шепотом. Кроме того, приезжают школьники-волонтеры, Гейченко придумал замечательное слово «доброхоты». Они живут бесплатно на территории усадеб и работают там, так происходит еще со времен Гейченко. Их можно встретить на каждой аллее – они стригут, подметают, убирают. Конечно, ими тоже движет желание жить в пушкинских местах, купаться в реке, где Пушкин купался. И вносить посильный вклад в современную жизнь заповедника, сохранять то, что требует сохранения.

С другой стороны, мне кажется, что сейчас большая редкость, когда молодой человек берет и для собственного удовольствия читает Пушкина. Не потому что у нас выросло бездуховное поколение, а просто настолько далеко отошла эпоха, что многое становится непонятным — язык непонятен, слова непонятны, реалии времени. Сейчас будет очень актуальным комментарий не только к «Евгению Онегину», но и ко всей поэзии. Задача пушкинистики в 21 веке несколько переориентироваться на то, чтобы сделать доступными тексты поэта современному читателю. В.Ф. Ходасевич говорил, что русская культура будет жива, пока мы будем «аукаться Пушкиным». И мне страшно представить себе ситуацию, когда в России перестанут читать Пушкина. Это и будет конец русской культуры.

Конечно, век глобальных открытий в пушкинистике уже прошел, он пришелся на 20-е годы 20 века, когда работали великие филологи и сказали настолько много, что наука до сих пор не может этого исчерпать. Однако всегда остаются лакуны, предоставляющие возможность для нового прочтения – ни одна новая интерпретация не отменяет предыдущую. Все направления, которые разрабатывались в пушкинистике изначально, продолжают существовать. Так что ничего не умирает, и представление о том, что все уже сказано – неверное. В филологии, в интерпретации текста никогда не ставится последняя точка.

Любимый факт о Пушкине: Когда Пушкин жил в Михайловском, хозяйство вела его няня, зимой она экономила дрова, поэтому из пяти комнат усадьбы были открыты только две, остальные просто не отапливались. И представьте себе: зима, снежные завалы в высоту окон, выйти из дома невозможно – и в доме только одна комнатенка, где он, 25-летний, горячий, энергичный, темпераментный, должен сидеть изо дня в день, неделю, месяц. Но Пушкин жил, не отчаивался и массу всего написал – такое потрясающее жизнелюбие и трудолюбие.

Алина Бодрова, научный сотрудник Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом), кандидат филологических наук

Когда я начинала заниматься пушкинской эпохой в институте, у меня были сокурсники, выбравшие литературу 20 века. Глядя на них, я думала, как же мне повезло, какая же я счастливая, что могу заниматься прекрасной эпохой, в которой все понятно, все расставлено по полочкам. Она такая светлая, оптимистичная, ведь тогда казалось, что есть еще прекрасное будущее. 19 век тебя как будто подпитывает, дает воздух, а 20 век этот воздух, наоборот, забирает.

Когда я поступала в университет, я была уверена, что нужно заниматься 20 веком, лучше его второй половиной, но мой преподаватель Алексей Михайлович Песков вдохновил меня на то, чтобы заняться классической эпохой и, конкретнее, творчеством Евгения Баратынского. Я стала участвовать в подготовке собрания его сочинений и писем и так впервые попала в Пушкинский Дом в Санкт-Петербурге, где хранится архив Баратынских. Потихоньку я начала интересоваться и пушкинскими сюжетами, и тут меня ждало открытие – оказывается, есть множество текстов Пушкина, про которые еще можно найти и написать что-то новое. Сейчас я читаю лекции во ВШЭ и принимаю участие в подготовке нового академического собрания сочинений Пушкина (его издают в Пушкинском Доме), а также комментированного факсимильного собрания, которое выходит в московском «Новом издательстве». Параллельно в Институте мировой литературы идет подготовка хронологического собрания сочинений Пушкина, где творчество поэта разделено не по жанрам, а по временным отрезкам. Так что можно сказать, что Пушкина сейчас издают очень активно. 

Основная установка факсимильного издания – дать историко-литературный комментарий к сочинением поэта, то есть объяснить, как тот или иной текст Пушкина был прочитан его современниками, на какие источники Пушкин опирался, как работал над текстом. Его отличие от других изданий в том, что мы пытаемся смотреть на текст из пушкинской перспективы прежде всего, исходя из горизонта его эпохи. В свою очередь, академическое собрание сочинений – так сложилось исторически – в первую очередь сосредоточено на истории текста. Его задача — представить работу писателя над произведением, что подразумевает упор на текстологию: прочтение черновиков, выстраивание истории работы над замыслом. 

Есть правила обращения с рукописями: держать за краешек, переворачивать аккуратно. Но, конечно, всегда хочется потрогать эти самые строчки, чернила, буквы. На меня производит большое впечатление, когда смотришь на рукопись и понимаешь, что видишь самый момент рождения текста, в том числе такого, без которого сейчас нельзя представить русскую поэзию. Сразу же возникает чувство преодоления времени и силы творчества, вдохновения. Все это на самом деле очень трогательно, хотя, казалось бы, научная работа должна убивать всякую сентиментальность. 

Пушкинские рукописи сохранились очень хорошо, но, когда впервые видишь его черновики, кажется, что прочесть там невозможно ничего. Чтением пушкинских черновиков начался заниматься еще Василий Жуковский, который принимал участие в подготовке первого посмертного издания сочинений Пушкина в 1838-1841 годах. Иногда он был вынужден поправлять что-то, чтобы текст мог пройти цензуру. Известный факт, что «Сказка о попе и о работнике его Балде» стала «Сказкой о купце Кузьме Остолопе…», потому что цензура запрещала упоминание духовных лиц в сатирическом контексте. 

Наибольшее количество рукописей было изучено при подготовке Большого академического собрания сочинений Пушкина, которое было задумано к 100-летней годовщине смерти поэта, и работа над ним продолжалась до 1959 года. До сих пор это издание считается наиболее авторитетным, однако к нему есть много вопросов. 

После Революции, когда стали доступны многочисленные рукописи, сложилось мнение, что эти тексты более «правильные», более «авторские», чем в печатных изданиях, потому что на последние влияли и цензура, и самоцензура, и много что еще. Поэтому при подготовке Большого академического издания во многих случаях выбор делался в пользу рукописного варианта, и возникали гибридные тексты — основная часть печатается по прижизненному изданию, а конкретные кусочки поправляются по рукописи. Иногда в примечаниях об этом даже не сообщается. Например, в первой главе «Евгения Онегина», когда описываются театральные пристрастия героя, есть строчка: «Где каждый, вольностью дыша, / Готов охлопать entrechat…», однако, если мы откроем любое прижизненное издание «Онегина» (например это или это), мы не найдем там «вольности», а найдем «критику». В одной из рукописей действительно был первый вариант – с «вольностью», и отказ от него был интерпретирован как вынужденная цензурная замена, хотя никаких фактических оснований для этого нет. На слово «вольность» цензура не покушалась – в той же Первой главе оно прекрасно осталось в печатном тексте («Защитник вольности и прав / В сем случае совсем не прав»). 

Когда готовились к 200-летнему юбилею со дня рождения Пушкина, одним из больших проектов стало новое комментированное собрание сочинений, задумываться о котором начали еще в 1980-е годы. Для нового академического издания прочитываются заново все рукописи, и приходится пересматривать многие решения предыдущих изданий. Мы сейчас понимаем, что текст имеет разные этапы своей истории, и нельзя сказать, что какой-то исторический срез хуже другого. В каких-то случаях, как мне кажется, можно давать в качестве основной не самую позднюю редакцию текста. Например, в 1828 году Пушкин очень сильно переписал «Руслана и Людмилу», исключив ряд фрагментов, которые казались ему фривольными. А мы всегда читаем ее как произведение 1820 года, как раннюю, первую большую поэму Пушкина, в то время как перед нами текст 1828 года, поправленный, отредактированный совсем уже другим, «взрослым» Пушкиным. Но датировка под ним стоит ранняя: не 1828, а 1820. На мой взгляд, хорошо бы читателю пояснять, какой именно текст он читает.

В реальности людей, которые хорошо читают пушкинские рукописи, легко пересчитать по пальцам. Это неудивительно, ведь изучение каждого текста – это тяжелый и трудоемкий процесс. Нельзя сказать, что пушкинистов мало — объем работы очень большой. Например, всего планируется 20 томов академического издания, а с 1999 года вышло только четыре, и не потому, что мы ничего не делаем.

Сейчас мы думаем над тем, чтобы выложить часть законченной работы в электронном виде, потому что, конечно, такой формат дает много новых возможностей. Например, не нужно выбирать между разными редакциями текста, а можно представить все.

Сегодня остается очень много направлений работы, и выбор зависит от личных увлечений. При интересе к рукописям можно уточнять историю текстов, чтение вариантов. Огромное пространство остается для историко-литературных комментариев – и к прозе, и к письмам, да и для большого числа стихотворений: можно найти неизвестные источники, уточнить контексты, предложить более интересные и исторически более точные интерпретации. Мы довольно плохо себе представляем коммерческую составляющую пушкинских изданий, какую роль играли деньги, которые Пушкин как писатель получал за свои труды. На первый взгляд, многое известно о стиле поэта, но все равно

Любимый факт о Пушкине: Пушкин всегда в текстах умел ограничивать меру своего «я», смотреть на себя со стороны. Он обладал замечательным чувством самоиронии, на это мало кто из великих писателей был способен. Пушкин моделирует правильную оптику «я могу быть разным», чему сложно научиться, например, у Лермонтова или Толстого. В этом смысле он, по-моему, дает очень здоровый взгляд на мир.

остается много возможностей для изучения того, как он употреблял то или иное слово, как его словоупотребление повлияло на дальнейшее развитие поэтического и литературного языка. Обращение к сюжетам подобного рода одновременно позволяет уйти от излишней сосредоточенности на Пушкине и встроить его в контекст эпохи, чтобы не получилось, что про него мы знаем все, а про других почти ничего.

Александр Васькинмосквовед, автор книг о пушкинских местах Москвы и России