Смотрители литературы или Как сериалы книги заменили

Потом на дачу эшелонами поехали собрания сочинений Макаренко, Вересаева, Золя — и прочая беллетристика. Теплится надежда, что в дождливый день ты, примостившись в плетеном кресле, полистаешь сочинение господина Загоскина или Сименона. Спойлер: этого никогда не будет.

Под конец остаются книги, которые нельзя вынести из дома. Они сопровождали тебя всю жизнь, переезжали из квартиры в квартиру, были единственным предметом спора в момент развода. Ты еще помнишь, как самым большим счастьем детства было засунуть палец за произвольный корешок собрания сочинений Толстого или Пушкина и умыкнуть добычу в кровать, не зная точно, достанется ли тебе второй том «Анны Карениной», черновики к «Крейцеровой сонате» или «Гости съезжались на дачу». Или в разгар уборки зависнуть над «Темными аллеями», побросав тряпку и веник.

Книги поглощались всякие: красные, синие и полосатые, они были главным способом прийти в себя и отгородиться от мира. Я прятала книги под партой, ставила на пюпитр вместо нот, пока перепиливала виолончель, читала за едой, под одеялом и на ходу по дороге в школу. Это были самые верные друзья, и я мечтала: пусть моя жизнь так и будет блаженным, нескончаемым чтением во веки веков.

Вишневый сад Блэка

Наверное, будь я последовательным книжным маньяком, жизнь привела бы меня в «Книжную лавку Блэка», воспетую британским сериалом Black Books. Сериал вышел в 2000 году и продлился три сезона. Лавку содержит ирландский пропойца Бернард Блэк, и он не только окопался в совершенно райском для любого филолога месте — букинистическом книжном магазине в Лондоне — но и ведет себя, как многие задроты-читатели втайне мечтали бы, но обычно слишком хорошо воспитаны: плюет на кредиторов, не выпускает из рук бутылки и сигареты и раздражается на любого собеседника.

Бернард БлэкФото: Сollection Сhristophel/East News

Идиллическое существование среди книг восхитительно контрастирует с образом хама и мизантропа, которого совершенно не волнует заработок, поэтому покупатель может уйти неожиданно для себя осмеянным и оплеванным, а может унести ящик дорогущих книг, поскольку Блэку лень возиться с оценкой фолиантов, выставлять их на полки, и вообще ему все надоели.

Компанию Блэку составляют нелепый и прекраснодушный помощник Мэнни и порывистая подруга Фрэн, чья богатая натура располагает палитрой от тревожного невротика до убедительной мистрессы. И все трое постоянно попадают в абсурдные и гомерически смешные ситуации.

Занимает меня другое, что витает поверх закадрового смеха и придает происходящему особый горький шарм. Капитан Блэк с вечной бутылкой виски ведет свой корабль-призрак куда-то на рифы. Эта лавочка может прожить еще несколько лет (хотя с таким менеджментом и пьянством скорее сдохнет ишак или падишах). Этот горький пьяница несет в себе лютое отчаяние, увлекая за собой в небытие великую эпоху Гутенберга. Нет, люди будут писать прекрасные книги — но эта ускользающая красота, образ рая в виде книжных стопок и полок, уходящих под потолок, рано или поздно останется уделом чудаков и архивных юношей, не при нашей жизни, так век спустя.

Умрут бумажные словари, лягут в общую могилу с телефонными справочниками и бумажными сборниками научных статей, в которые не вставишь гиперссылку. Выживут самые красивые — подарочные, в тисненых переплетах, или чудесные издания для детей с яркими картинками. Книги станут роскошью, а большая их часть рассыплется в прах. Кажется, Блэк не желает продавать свои книги, потому что не хочет их отправлять на верную смерть. В общем-то, это «Вишневый сад» через сто лет, вырубленные деревья успели стать бумагой и теперь погибают во второй раз.

Где спасутся книги

Вот уже лет десять я почти не читаю печатных книг. Исключение составляют разве что профессиональная литература, любимые стихи и ритуальное перечитывание романов Толстого.

Книги стоят по всему дому, искушают знакомой, родной красотой, кроткие и молчаливые, как вечный памятник моему предательству. Я не хожу на книжные ярмарки, потому что это как прийти в детский дом «просто посмотреть на детишек». Мне стыдно, что я не могу унести все интересные новинки, но я знаю, что я их наверняка не прочту.

В бумажной книге я начинаю по привычке искать часы вверху правой страницы. У бумаги есть особая гравитация, от которой я отвыкла. Наконец, мне много одного человека, автора. Я устаю в его обществе.

Что же заменяет мне некогда прекрасный мир чтения? Сериалы. Поначалу они были огромной уступкой со стороны моего снобизма. Кино и то казалось неким «легким поведением» по сравнению с чтением, а уж сериалы и вовсе были уделом примитивных домохозяек. Но вдруг выяснилось, что пока мы отвернулись, на этой делянке, прежде занятой под пластмассовые гладиолусы, заколосилась приличная беллетристика, а потом и большая литература.

Сериалы стали новой литературой, когда вдруг вобрали в себя изобразительное чудо кино и масштабы большого романа и при этом вышли на уровень серьезного искусства. Кино, хоть и добралось до вершин намного раньше, не могло вместить в себя достаточно текста. При всей прелести рассказа и короткой повести, именно роман способен насытить душу достаточным количеством подробностей. Большое сериальное полотно использует монтаж как особый прием, присущий только кинематографу, заставляет нас непрерывно сопрягать картинки, строить причинно-следственные связи между кадрами. Эти части мозга не тренируются при чтении, которое создает последовательное восприятие. Но в сериале возможны и длинные диалоги, потому что сериал принципиально бесконечен, и в нем можно расположиться со всей необходимой вальяжностью. Да, готовая картинка замещает нам работу воображения, которое так прекрасно развивалось у читателя. Но зато она открывает дорогу рефлексии и осмыслению, которое раньше здорово тянул на себя автор.

Если в книге мы участвуем как режиссеры, костюмеры, звукооператоры и заведуем кастингом, то в сериале берем на себя другую творческую работу. Интересно думать и о том, как сериалы отражают современный мир. Как они в него всматриваются. Ведь даже если в основе лежит классическая книга, создатели экранизации снабжают ее тысячей примет современности и создают новый ракурс.

Волнение при чтении книги не так легко делить с другими: не бросаться же каждый раз зачитывать им кусок. Но с хорошем товарищем по просмотру сериала — например, с моим 16-летним сыном — можно переглядываться, ставить на паузу и комментировать, делиться трепетом и вместе угорать.

При встрече в моем ближнем кругу разговор неизбежно сводится к разговорам о новых сериалах.

В каком-то смысле, читая книгу, я спорю с одним автором. Сериал дает мне роль наблюдателя, но при этом пищу для размышлений мне поставляет целый коллектив создателей. Сериалы отражают новые идеи и порождают новую повестку — то есть ведут себя в точности как книги в эпоху распространения грамотности. Их пока достаточно мало, чтобы лучшие были замечены широкой публикой, и их достаточно много, чтобы иметь выбор по вкусу. От реакции коллективного зрителя зависит продолжение повествования, судьба героев и их исполнителей, все это вплетается в ноосферу, в ту новую связность мира, которую нам только предстоит принять в полном масштабе.

Маленькая книжная лавка Блэка с ее пронзительной ностальгией уже вписалась в эту новую вселенную, разлетелась по тысяче торрентов, ее посмотрите вы, ее пересмотрю я и покажу своей внучке, когда она подрастет, и все прекрасные книги навечно спасутся в ней.