Как в Латвии народ борется за русские школы

Фильм Александра Гапоненко «Русским школам быть!» посвящен 10-летию образования русской общины в Латвии, которая гораздо более сплоченная, нежели, к сожалению, в Эстонии. Главное направление борьбы общины в Латвии - это возможность образования на родном языке. Ведь отличительной чертой любой развитой общины является наличие у нее социальных институтов (школ, университетов, театров, музеев) и способность производить различного рода артефакты, которые необходимы для формирования общественного сознания — книги, картины, скульптуры, музейные экспозиции, фильмы.

Автором этого фильма двигало желание помочь членам общины лучше осознать смысл происходивших десять лет тому назад событий и почувствовать свою причастность к большому Русскому миру.

Фрагменты беседы

 

В этом году злополучная школьная реформа образования 2004 года отмечает свой десятилетний юбилей. И вот на подходе уже новые преобразования, полностью сужающие возможности обучения русских детей Латвии на их родном языке. В контексте этих вызовов необходимость осмысления борьбы, направленной на защиту интересов русского населения Латвии, становится актуальной как никогда.
 
Мы поговорили с Александром КАЗАКОВЫМ, одним из лидеров движения в защиту русских школ, депортированным из Латвии в 2004 году.
 

— Саша, скажи, было ли движение в защиту русских школ стихийным и народным — либо управлялось кем-то?
 
— Все началось со скромного движения профессионалов, профессионалов массовых — учительская среда. Я разговаривал с этими учителями. Как только они поняли, что это за реформа, они осознали, что теряют не работу, а теряют учеников.
 
Но достаточно быстро у активного меньшинства русской общины Латвии сформировалось мнение, что вся эта реформа на самом деле не имеет никаких позитивных целей. Внутренние задачи реформы были совершенно негативными, т.е. не сделать лучше Латвии, а сделать хуже русской общине.
 
Родители, учителя, активное меньшинство русской общины увидели, что реформа создает определенный гандикап для латышских детей и соответствующей будущей элиты, т.е. это такая вивисекция.
 
— Как ты вошел туда?
 
— Я же работал журналистом. Для меня было очевидно, что это этнократическое государство, и они будут шаг за шагом придавливать русских. И меня это не удивляло. И когда люди вышли на улицу, хоть и в небольшом количестве, я как журналист пришел посмотреть.
 
Первый раз я пришел в парк Райниса, и мне этого хватило. Буквально через пять минут я стал не наблюдателем, а участником. Это не озарение свыше, я энергию людей почувствовал, я почувствовал, что люди пришли туда с искренним желанием противостоять власти.
 
На протяжении десяти лет до этого, работая в латвийской журналистике, сознательно, и я даже декларировал это неоднократно, отказывался писать на внутриполитические темы. Мне это было не интересно. Я не видел внутренней политики в Латвии. Я ее и сейчас не вижу.
 
Есть экономическая политика, внешняя политика… Внутренней политики в Латвии нет. Есть лишь давно оформившаяся попытка создать преимущество одной общины по сравнению с другой. Это не политика, это диктат. При одном правительстве более мягкий, при другом — более жесткий.
 
Вот здесь впервые я эту политику увидел, я ее почувствовал кожей. Потому что я увидел, что это люди, у которых есть, может, тогда еще не вербально, но эмоционально сформированный запрос к власти, требование.
 
— На последней конференции российских соотечественников Латвии вновь звучало мнение, что диалогу с латышами в период борьбы за сохранение русских школ было уделено недостаточно внимания, и сейчас нам надо снова продолжать думать об этом диалоге.
 
— Я очень хорошо помню последнее интервью, которое я перед депортацией дал газете «Латвияс авизе». Оно вышло на латышском языке. Половина этого интервью была посвящена тому, что русская община должна сформироваться и напрямую договориться с латышской общиной. И эту мысль, я, можно сказать, выстрадал.
 
Но это одна часть вопроса. Я считаю, что это тогда не было сделано, и не сделано до сих пор. В одном из городов, дай бог памяти, кажется, в Вентспилсе, мы встречались с тамошней группой поддержки Штаба, и после того собрания мы разговаривали с двумя учителями-латышами, которые пришли на мероприятие Штаба. И они сказали, что на самом деле необходимо объединиться, потому что мы не русские школы теряем, мы вообще образование теряем.
 
Позиция латышского учителя на тот момент: «наше Министерство образования вместо того, чтобы заниматься образованием, занимается борьбой с русскими школами». Это же была почва для солидарного выступления, нужно не переделывать русские школы, а систему образования выстраивать новую. И вот на этом уровне разговор мог бы возникнуть.
 
— Саш, есть такое мнение, что поражение движения в защиту русских школ было исторически предопределено. Было ли это поражением, и если да, чем оно было предопределено?
 
— По поводу «поражения» расскажу одну историю, буду очень краток. Это было четыре года назад. В Москве была Масленица. Вечером, после одного из круглых столов, мы шли узкой компанией, в которой был еще Кирилл Фролов — известный наш, как его здесь называют, православный казак, с шашкой наголо. Он и говорит: «Пошли ко мне, тут рядом, блинов поедим, Масленица все-таки, жена наготовила».
 
Мы зашли. Нас было четверо или пятеро. Маленькая квартирка, куча детей, симпатичная жена. Она подходит ко мне и говорит: «Вы — Александр Казаков, который из Риги? Можно с вами сфотографироваться?» — «А что это со мной фотографироваться? Я что — памятник?» — «Дело в том, — говорит она, — что моя мама — учительница в русской школе в Латвии, и они до сих пор на новогодние праздники после тоста «С Новым годом!» произносят тост за Штаб защиты русских школ, и за вас в частности». — «Интересно, почему?» — «А потому, что они до сих пор на русском языке преподают, а все инспекторы делают вид, что не замечают этого, чтобы не появился еще один Штаб».
 
И вот когда я это услышал, я понял: все, что мы сделали, мы сделали не зря. Тем более, общаясь со своими знакомыми, я слышу, что все наши школы остались русскими школами. И осознают себя русскими школами. Их не переделали.
 
И в том, что их не переделали, не дожали, не добили — заслуга Штаба защиты русских школ. Поэтому мы не проиграли, мы победили.