Как Петроград жил в Гражданскую войну: уличные бои, сухой закон и кокаин

Почему в годы Гражданской войны петербуржцы боялись носить хорошую одежду, но часто употребляли кокаин, как жил город после революции 1917 года и почему большевики смогли удержать власть?

Арест переодетых городовых в Петрограде, 1917 год. На переднем плане группа студентов Технологического института, участники гражданской милиции.

Старший преподаватель СПбГУ, историк Николай Богомазов рассказывает о причинах Гражданской войны, боях за Петроград и жизни обычных горожан на фоне революции.

— Как вы считаете, Гражданская война была неизбежна после Революции?

— Конечно. Когда в феврале 1917 пала монархия и к власти пришло Временное правительство, оно имело некую легитимность в общественном понимании. Отчасти благодаря Государственной Думе — органу старой власти, принявшему непосредственное участие в образовании новой. Отчасти из-за отречения царя, а потом и его брата Михаила Александровича, который призвал подчиниться Временному правительству.

А вот когда большевики взяли власть в октябре, то у них никакой легитимности уже не было. Им приходилось завоевывать ее силой, поскольку многие стали оспаривать их власть. В том числе и прежний лидер — [председатель Временного правительства Александр] Керенский. Меньшевик Николай Суханов, один из лучших летописцев событий 1917 года, в своих «Записках о революции», на мой взгляд, справедливо отмечал, что раз глава старого правительства не сложил полномочий, то формально страна могла делать выбор, кого считать законной властью, а кого — мятежником.

— Можно ли выделить еще какие-то главные причины войны? Или это была именно борьба большевиков за абсолютную власть?

— Сложный вопрос. Как мне кажется, нельзя говорить, что один человек махнул рукой и люди пошли друг друга убивать. Причины Гражданской войны лежат не только в действиях партии большевиков. Это большой комплексный вопрос, затрагивающий все сферы жизни общества: бытовую, национальную, социальную, экономическую и так далее. Например, причина, которая часто выпускается из виду, — Первая мировая война как социально-психологическое явление и ее роль в последующих трагических событиях в нашей стране.

Представьте: порядка 15 миллионов человек было призвано в ряды нашей армии и прошло через горнило войны. Они почти ежедневно видели смерть, видели, как погибают их товарищи. Ценность человеческой жизни в глазах этих людей сильно упала. А ведь это была молодежь — почти 50 % молодые люди до 30 лет и еще 30 % мужчины от 30 до 39 лет. Самая пассионарная часть общества! Смерть стала для них нормальным повседневным явлением и уже не воспринималась как что-то из ряда вон выходящее — мораль упала, нравы огрубели. Поэтому в 1917 году общество так легко перешло к насильственному пути решения политических проблем.

Раньше у нас говорили, что в развязывании Гражданской войны виноваты свергнутые классы, помещики и буржуазия, которые пытались силой вернуть себе власть. А потом стали говорить, что виноваты большевики и Ленин. Как бы тривиально это ни звучало, но правда действительно лежит где-то посредине. Не секрет, что Ленин еще в годы Первой мировой войны призывал превратить империалистическую войну в гражданскую. Это вытекало из его понимания марксизма.

Однако как бы сильно он ни хотел, он не мог единолично развязать гражданскую войну ни в 1914, ни в 1915, ни 1916 году. Она разразилась в тот момент, когда множество причин сложилось воедино. При этом стоит признать, что Октябрьская революция послужила триггером — после 25 октября решение политических противоречий окончательно перешло в военную плоскость. Сам Ленин говорил на VII съезде партии в марте 1918 года, что Гражданская война стала фактом сразу же — 25 октября 1917 года.

— Как изменилась жизнь Петрограда и его населения после прихода большевиков к власти?

— Обыватель не всегда воспринимал октябрьские события так, как мы видим их сейчас. Он не понимал масштаба, не понимал того, что это резкий слом всего старого. Кто-то даже узнавал о Революции только спустя несколько дней. Для многих она прошла незамеченной. Люди ходили на работу точно так же, как и раньше.

Но постепенно жизнь Петрограда стала достаточно резко меняться. Смена власти проходила в самом городе вовсе не так безболезненно, как принято считать. Керенский, в отличие от Николая II и его брата Михаила Александровича, не собирался сдаваться без боя. Он поехал в Псков — в штаб Северного фронта — искать поддержки у армии. Вместе с частями 3-го конного корпуса и их командиром, генералом Красновым, они подошли к самому городу, к Пулковском высотам, где и были остановлены: бой состоялся в районе между Александровской и обсерваторией.

И в самом городе было неспокойно. 29 октября произошло юнкерское восстание, масштаб которого тоже часто недооценивается. Юнкерам, например, удалось арестовать одного из членов правительства — Антонова-Овсеенко. Шли городские бои, артиллерия била прямой наводкой по Владимирскому юнкерскому училищу на Петроградской стороне.

— А обычные жители как-то участвовали в этих событиях?

— Бои шли в разных точках города: в тех районах люди, конечно, старались не высовываться. В остальном горожане в основной своей массе жили обычной жизнью: так же ходили на работу или еще куда-нибудь, куда им было нужно. Но даже если раньше революция не особенно влияла на их быт, то сейчас чисто визуально они уже стали сталкиваться с ее последствиями хотя бы в виде вот этих боев. Согласитесь, трудно не заметить стреляющие артиллерийские орудия в черте города.

Еще стоит отметить, что практически сразу революция коснулась тех, кого называют «бывшими», — представителей элиты, знати, состоятельных людей, бывших чиновников. Они первыми почувствовали бытовой дискомфорт из-за новой власти.

Невский проспект 4 июля 1917 года, фото Виктора Буллы

— То есть истории о повальном грабеже и мародерстве со стороны большевиков — это правда?

— Нужно учесть, что уже к 1917 году в Петрограде сложилась очень тяжелая продовольственная ситуация. Зачастую продовольствия не хватало, и люди выживали кто как мог. Порой пытаясь забрать «лишнее» там, где, как им казалось, оно было.

Вообще, 1918–1919 годы — не самое приятное время с точки зрения городской истории. На улице могло попасть тем, кто ходил, например, в пенсне — это считалось чем-то вроде имиджевого аксессуара буржуя. На улице могли ограбить, могли убить, могли отнять одежду. С одеждой в городе было особенно тяжело, и на прогулке запросто можно было лишиться шубы или пальто. Поэтому горожане пытались не выделяться среди прохожих своим внешним видом. Все пытались маскироваться под среднего жителя Петрограда, желательно — под рабочего. Это было безопаснее всего.

— Этот образ среднего жителя сильно изменился после Революции?

— Конечно. Это вытекает из общего социально-экономического положения в городе. Все мемуаристы тех лет отмечали, что люди в городе выглядят ужасно. Одежда и обувь сильно износились. В годы Гражданской войны облик горожан был очень неприглядным.

— Такая ситуация продолжалась всю войну?

— Трудно было в 1918 и 1919 годах, чуть получше стало в 1920. Главной проблемой тех лет была продовольственная ситуация из-за войны и постоянной смены власти в регионах. Если попытаться составить печальный рейтинг худших периодов в истории нашего города, то на первом месте будет блокада, а на втором — годы Гражданской войны. Люди не умирали от дистрофии, как в ужасные блокадные дни, но еды не хватало. Люди получали 30–50 % от ежедневной нормы и умирали от болезней, от которых они бы выздоровели при нормальных условиях.

Помимо этого, не работала канализация, потому что зимой трубы замерзали и лопались. Город перешел на печное отопление. Печка «буржуйка» — как раз изобретение того времени. Чтобы топить печки, люди разбирали деревянные дома и мостовые.

Было много других проблем. В городе почти не было электричества. Многие предприятия остановились, трамваи почти не ходили. Почти ничего нельзя было купить из одежды. Плюс в то время была очень высокая инфляция, а в обращении было много видов денег — и керенки, и царские рубли, и прочее. Поэтому даже если у тебя были деньги, купить что-то на них не всегда удавалось. В жизнь широко вошел натуральный обмен.

— Можно ли выделить какие-то сценки, описанные в мемуарах, которые ярче всего показывают жизнь города в те годы?

— Есть яркая сценка, показывающая то, что после Революции город стали очень плохо убирать. Городские службы тогда почти не работали, некому было убирать снег. Один мемуарист вспоминал, что снега было так много, что можно было залезть на сугроб и прикурить от газового фонаря. Кроме того, тогда были очень загрязнены реки и каналы. Было столько мусора, что суда могли ходить только по основному руслу Невы.

Деталь из области проблемы с продовольствием — людям, как и позднее в блокаду, приходилось изобретать новые способы себя прокормить. Хлеб делали с различными примесями, опилками — ржаная мука порой составляла лишь 15 %. Люди пекли лепешки из кофейной гущи и картофельных шкурок, рыбу ели с головой и костями, перемалывая их. Никакие испортившиеся продукты не выкидывались. При всём этом большевистская бюрократия находилась в совсем ином положении — продовольствием она снабжалась гораздо лучше.

Злоупотребления со стороны новой власти начались почти сразу же. Городская бюрократия начала активно пользоваться своими привилегиями: питались нормально, когда город жил впроголодь, разъезжали в театры на автомобилях, хотя это было запрещено из-за дефицита бензина.

Или взять ситуацию с алкоголем. С началом Первой мировой войны, в 1914 году, был введен сухой закон, который советская власть продлевала вплоть до 1923 года. Нельзя было производить и продавать алкоголь — городские власти активно с этим боролись в годы Гражданской войны. Но однажды был пойман пьяным комендант города Шатов. Подобных ситуаций было много.

— Введение сухого закона вообще сильно изменило жизнь города?

— Люди искали алкоголь по всему городу. Многие аптеки были закрыты из-за запрета на частную торговлю, и некоторые препараты оттуда поступили на черный рынок. Их активно скупали. Очень было распространено самогоноварение. Запрет алкоголя привел еще и к тому, что люди искали других способов одурманить себя — в городе подскочило употребление кокаина и морфия. Особенно широкое распространение в Петрограде имел кокаин. Морфий был в большей степени уделом медиков.

— На фоне таких проблем люди не задумывались о том, что при царе было лучше?

— Понимаете, на фоне таких экстремальных событий, как Революция и Гражданская война, люди мыслят немного другими категориями. К тому же было не только плохое. Например, те же рабочие получили больше возможностей — жилье, 8-часовой рабочий день, участие в выборах, возможность получать образование, ходить в театр. В городе в те годы была карточная система, и рабочие получали паек по первому классу.

Еще один важный момент: концепция построения будущего справедливого общества владела умами. Людям говорили, что сейчас, конечно, плохо, но наступит мировая революция, мы всех победим и заживем. Нужно только чуть-чуть потерпеть. Плюс пропаганда играла на том, что мы — первое государство рабочих и крестьян. Раньше нас все эксплуатировали, а теперь мы сами принимаем решения.

— Но те, кто до Революции жил хорошо, так явно не думали. Как они выживали в в таких условиях?

—Кто-то всё распродавал и уезжал из Петрограда, кто-то начинал сотрудничать с властью. Но в целом им, конечно, приходилось трудно. Их часто ужимали в жилье или даже выгоняли из собственных домов. Им давали самые плохие пайки и единственным выходом оставался черный рынок. Но покупать на черном рынке тоже было опасно — можно было попасть под облаву. Да и деньги ведь не бесконечные, сколько бы ты ни скопил.

— Эти же люди до Революции владели доходными домами. Как у них отнимали жилье?

— В марте 1918 года было принято знаменитое постановление о максимуме жилплощади — одна комната на одного человека или двух детей. В домах были домовые комитеты, которые смотрели, кто сколько занимает, кто как живет, и передавали эти сведения наверх. В итоге у кого-то жилье отнимали, а кому-то, наоборот, давали.

Но вообще в Петрограде отъем жилья не приобрел такого масштаба, как, например, в Москве. Прежде всего, потому что в городе очень сильно сократилось количество населения. Если в 1914 году было чуть больше 2 миллионов, а в годы Первой мировой войны оно выросло почти до 2,5 миллионов, то с началом революции начинается резкий спад — в годы Гражданской войны в городе жило 600–700 тысяч человек. Люди просто уезжали на фоне всех событий, и оставалось много свободной жилплощади.

В большинстве случаев расширение жилплощади требовалось рабочим, которые до этого жили в казармах (общежитиях) или снимали углы. Они проживали недалеко от фабрик и заводов, на которых работали, то есть, как правило, на окраинах города. При этом «буржуйская» жилплощадь, изымаемая или пустующая, наоборот, практически всегда располагалась в центре города, куда рабочие совсем не горели желанием перебираться — уж очень далеко ехать до работы. К тому же, транспорт в те годы нормально фактически не работал.

— В Петрограде сохранялась какая-то культурная жизнь?

— Петроград после Революции — это очень нестандартный город. Не было почти ничего из того, к чему мы сейчас привыкли. Практически не было транспорта, отопления и электричества, но при этом в городе велась культурная жизнь. Театры, музеи, концерты. Выступал Шаляпин. Хотя большое число театров пришлось закрыть из-за нехватки топлива, но Мариинский и Александринский работали. Особенно власть старалась приобщить в культуре рабочих.

Отдельно нужно сказать об образовании. Несмотря на все сложности, многие образовательные учреждения продолжали работать. Конечно, численность студентов существенно снизилась, но те, кто хотел, учились. Но ученые и педагоги оказались в годы Гражданской войны в ужасном положении. Они не были классическими «буржуями», у них не было больших денег, но при этом визуально они выглядели так же: ходили в галстуках, кто-то — в пенсне, в целом одевались «по-буржуйски». Им приходилось очень тяжело. В Петрограде сразу несколько видных ученых и педагогов погибли в годы Гражданской войны. Кто-то выжил, но подвергался арестам и всему, что с этим связано. Было очень тяжело, но они старались работать. Учитывая условия, это был настоящий подвиг.

— Вы уже несколько раз сказали, что людей грабили и убивали на улицах. Как это происходило? По улицам в открытую ходили банды?

— Конечно, был разгул преступности. Это всегда происходит, когда ослабляется центральная власть — наружу вылезает всё то, что до этого не могло вылезти. Кроме того, мы уже говорили об общем падении уровня морали. Криминогенная обстановка в городе была тяжелая. Она множилась на тяжелое продовольственное положение и неспособность молодой власти навести порядок. Всё это приводило к тому, что на улицах было небезопасно. В темное время лучше было оставаться дома.

Ярким примером происходящего может быть случай с Урицким — будущим главой Петроградского ЧК. В марте 1918 года на него напали на улице и ограбили. Если такое могло произойти с одним из виднейших большевистских функционеров, то каково приходилось обычным людям? С другой стороны, на разгул уличной преступности в Петрограде общество отвечало нередкими в эти годы случаями самосуда. Толпа могла просто сама поймать какого-то преступника и растерзать на месте, без суда и следствия.

— Многие ли жители Петрограда поддерживали белых на фоне всего происходящего на улицах?

— Какая-то поддержка, безусловно, была. Правда, многие из тех, кто сочувствовал белым, пытались выбраться из города, бежать в Финляндию или Псков, который в то время был под немецкой оккупацией. Конечно, нелояльным к советской власти приходилось непросто, особенно если у большевиков были какие-то подозрения, — к ним, что называется, могли приехать.

Чем дальше от октября 1917 года, тем опаснее было высказывать оппозиционные взгляды. Понятно, что Максим Горький мог говорить всё, что думает. Хотя и его газету «Новая жизнь» вскоре закрыли. Но обычные люди в большинстве своем всё же пытались скрывать несогласие, если оно было.

Горожане старались лишний раз не привлекать к себе внимание власти, потому что по сути были бесправны и могли столкнуться с ситуацией, когда произвол даже самого низового начальника мог поставить их в очень трудную жизненную ситуацию. Чтобы навлечь неприятности, достаточно было просто не понравиться какому-нибудь местному командиру или начальнику.

Была и другая тенденция: после Революции численность РКП(б) стала стремительно расти, в том числе и в Петрограде. Люди, почувствовав серьезность намерений большевиков, пошли в партии — кто идейно, а кто-то и руководствуясь бытовыми мотивами.

— Могли ли люди сохранять нейтралитет после Революции? Или нужно было обязательно занять какую-то сторону?

— Я думаю, что это было частым явлением. Лично у меня ощущение, что большинство бывших подданных Российской империи как раз не занимало активной позиции. Многие пытались самоустраниться от всех ужасов, пытались выжить сами и спасти своих близких в трудных условиях. Активную борьбу вело меньшинство населения. Это не значит, что таких людей было мало — просто меньше, чем тех, кто был политически пассивен.

— Как тогда быть с темой красного террора в годы Гражданской войны? Известно ли, насколько он был распространен в Петрограде?

— Террор в Петрограде имел и общенациональную плоскость, связанную с введением красного террора и покушением на Ленина, и региональную, связанную с местными событиями. Например, убийством председателя Петроградского ЧК Моисея Урицкого или сложностью военно-политической обстановки на северо-западе.

Во второй половине 1918 года политика террора активно проводилась в Петрограде. Кого-то арестовывали, кого-то расстреливали. Точных достоверных цифр у нас, по моему мнению, нет. Часть расстрелов освещалась ежедневными городскими газетами, но далеко не все. Известно, что Глеб Бокий, заместитель председателя Петроградской ЧК Урицкого и председатель после его убийства, в октябре 1918 года называл цифру в шесть с лишним тысяч арестованных и около 800 убитых. Представляется, что эта цифра далеко не полная.

Юнкера на Дворцовой площади, 1917 год

— Верна ли точка зрения, что белых поддерживали верхние слои общества?

— Это очень сильное упрощение. Мнение о том, что вся бывшая элита была белой, не совсем верно. Широко известный факт — бывших офицеров в Красной армии было больше, чем во всех белых армиях вместе взятых. Кроме того, если брать, например, интеллигенцию, то она ведь традиционно в значительной части придерживается левых взглядов. Не коммунистических, конечно, но левых. Часто интеллигенту были ближе большевики, которых он, может, и не любил, чем условный Колчак. Зачастую, особенно на начальном этапе Гражданской войны, интеллигент скорее выбирал политически пассивную жизнь при большевиках, нежели активную борьбу с ними, даже если он внутренне был с ними не согласен.

С другой стороны, точно так же нельзя утверждать, что все рабочие Петрограда поголовно были большевиками. Думаю, будет справедливо сказать, что значительная часть классического пролетариата все-таки не сочувствовала белым. Но при этом рабочий мог быть эсером, мог быть меньшевиком. Ему мог не нравиться стиль большевистского руководства, какие-то конкретные шаги или плохое продовольственное положение. Рабочие — не монолитный класс. В том же Петрограде были высококвалифицированные рабочие, которые получали до Революции большие деньги и могли снимать не «углы», а целые дома. Сложно представить, чтобы такой рабочий выступал за уравниловку.

— Были ли у сторонников белых другие варианты, кроме как бежать из Петрограда?

— Можно было остаться. В Петрограде в первое время было много антибольшевистских подпольных организаций. Правда, про большую часть из них трудно сказать, вели ли они какую-то реальную деятельность. Но некоторые, например, принимали непосредственное участие в организации белой армии в Пскове.

Еще можно было идти в советские органы и вести подрывную работу. Например, был целый полк по охране Петрограда, командиры которого, как мы сейчас знаем, с самого начала были противниками советской власти и соответствующим образом набирали в полк людей. Долгое время им удавалось скрывать от власти откровенно антибольшевистское настроение значительной части личного состава. В итоге, когда этот полк в 1919 году выступил на фронт против белых, он фактически в полном составе с оркестром перешел на их сторону.

Кто-то пытался установить связи с разведками наших бывших союзников, в первую очередь — Великобритании, и действовать при их помощи. А эсеры продолжали делать то, что умели лучше всего, — осуществлять акты политического терроризма против действующей власти.

— В целом Петроград в годы Гражданской войны в большей степени стал «городом рабочих», чем раньше?

— Из города уехали многие, кто составлял нерабочее население города. Уезжали представители элит, частично уехала интеллигенция. Уезжали и крестьяне, которые еще не до конца переплавились в пролетариев и не потеряли связь с деревней. Поэтому с течением времени количество рабочего населения по отношению к остальному повышалось. Город стал в большей степени рабочим, чем был до революции. В целом общее социальное поведение в городе усреднилось. Горожане часто мимикрировали под рабочих, даже если в реальности ими не были: кто-то так скрывал свое происхождение, кто-то шел за модой. На улицах можно было чаще услышать рабочий сленг, а интересы рабочих во многом стали общегородскими.

— Как на жизнь Петрограда повлиял перенос столицы в Москву в 1918 году?

— В первую очередь это, естественно, отъезд центральных органов власти. Вообще интересно, что после Революции в городе изменился центр власти, то есть место средоточия властных структур. Если раньше он располагался в районе Зимнего дворца, то теперь переместился в Смольный. Когда столицу перенесли в Москву, Смольный перестал быть общероссийским центром, но остался городским. И это сохраняется до сих пор.

Что касается городского быта, переезд столицы вынес наш город в некоторой степени на политическую периферию: восстание левых эсеров, покушения на Ленина — одним словом, важные в государственном масштабе события теперь происходили в Москве.

— Город не стал беднеть из-за этого?

— Город беднел из-за военно-политической ситуации вокруг него, а не из-за переноса столицы. Это вовсе не было главной причиной городских проблем.

Сжигание царских символов, фото: Карл Булла

— В годы Гражданской войны было много сепаратистских движений. В Петрограде не было утопических проектов отделения от России?

— В смысле сепаратизма нет. Но в первые годы после Революции был силен регионализм в рамках Советской России как федерации. В РСФСР Петроград некоторое время был столицей регионального объединения нескольких губерний (Архангельской, Петроградской, Олонецкой, Вологодской, Новгородской, Псковской и нескольких других) — Союза коммун Северной области. В определенной степени это была попытка городского руководства сохранить за Петроградом хоть какой-то столичный статус. Не хотелось становиться обычным губернским центром.

Если говорить о национальном сепаратизме, то была проблема с ингерманландскими финнами. Одна их часть в 1919 году собралась в Ингерманландский полк и пыталась бороться за создание Ингерманландской республики, сражаясь против большевиков на южном берегу Финского залива, вместе с белыми и Эстонской армией. Они воевали как будто на стороне белых, однако при этом не особенно им доверяли и опасались их не меньше, чем красных. Закончилось всё тем, что в летом 1919 года, во время так называемого весенне-летнего наступления белых на Петроград, в дни антибольшевистского восстания на форте Красная Горка между белыми и интерманландцами возник достаточно острый конфликт, в результате чего белые не смогли вовремя оказать помощь восставшему форту и восстание провалилось. Это, пожалуй, единственный эпизод, когда ингерманландцы смогли выйти на авансцену борьбы белых и красных за Петроград.

Ингерманландцы по другую часть Финского залива, на границе с Финляндией, достигли большего и смогли даже провозгласить создание собственного государства — Республики Северная Ингрия, однако это государственное образование было достаточно быстро ликвидировано.

— Можно ли выделить в Гражданской войне ключевые события, из-за которых всё закончилось победой большевиков?

— Если говорить о нашем городе, то я думаю, что это 1919 год, когда белые были очень близки к взятию Петрограда. Они были на самых подступах. Но были ли у них реальные шансы — дискуссионный вопрос. Они могли взять Петроград, но вот удержать его было бы тяжело. Петроград — большой город с большим числом рабочего населения, которое мало сочувствовало белым. А у Северо-Западной армии на пике ее могущества было в строю всего лишь около 20 тысяч штыков. С такой армией сложно оборонять город. А еще надо охранять порядок в нем — даже советской власти приходилось иметь не менее 6–7 тысяч милиционеров. Но взять город белые при удачном стечении обстоятельств могли.

В мемуарах белогвардейцев есть символ, который кочует из одной книги в другую, — купол Исаакиевского собора. Белые были настолько близко к городу, что могли разглядеть в свои бинокли блеск купола в лучах солнца. Лучше всего это описал Куприн в своем рассказе «Купол святого Исаакия Далматского». У них было ощущение, что Петроград вот-вот будет взят. Они даже успели заранее подумать о том, как будут кормить население бывшей столицы: у американской компании были заказаны большие грузы продовольствия. Но не сложилось.

Важную роль сыграл тот факт, что белые не сумели перерезать железнодорожную линию Петроград — Москва в районе Тосно, и к красным постоянно поступало подкрепление. Думаю, что, с военной точки зрения, это был переломный момент на фронте. Утратив наступательную инициативу и остановившись, они с каждым днем оказывались всё в более тяжелом положении, поскольку численный перевес красных войск постоянно рос.

— Если взять Петроград была реальная возможность, то могли ли белые победить в целом в войне?

— Мне кажется, шанс на это мог бы появиться только при условии, если бы на всех фронтах белые наступали одновременно. В реальности наступления случились в разное время, и красные, занимая центральный регион, успевали перекинуть войска на тот фронт, где ситуация становилась угрожающей. Сначала был реализован лозунг «Все на борьбу с Колчаком!», потом — «Все на борьбу с Деникиным!».

— Какую роль в том, что война проходила и закончилась именно так, сыграло иностранное вмешательство?

— Нужно сказать, что степень иностранного вмешательства в советское время сильно преувеличивалась. Не было прямо такого огромного числа иностранных солдат, которые бы несли на своих штыках белую власть. Практически всегда это был очень ограниченный контингент.

Но, с другой стороны, во многих местах без иностранного вмешательства белые армии могли бы так и не сорганизоваться. Например, около того же Петрограда белая армия формировалось в Пскове, занятом немецкими войсками, при этом немцы дали белым деньги, вооружение и снаряжение. В создании очага Гражданской войны на севере большую роль сыграли англичане. Чехо-словацкий мятеж послужил спичкой, зажегшей противоборство на востоке страны. Но не может быть никаких сомнений в том, что исход Гражданской войны решался в противоборстве русских людей между собой.

— Когда Петроград начал возвращаться к обычной жизни после войны?

— В 1918 и 1919 годы Петроград — это прифронтовой город. Он постоянно находится в непосредственной близости от боевых действий. То немцы наступают, то в Финляндии неспокойно, то белогвардейцы нападают. В 1920 году город оказался вдали от основных фронтов, но в начале 1921 года новое испытание — Кронштадский мятеж. То есть почти всё время город был рядом с фронтом. Традиционно считается, что позитивные перемены в жизни Петрограда начались после введения НЭП в 1921 году. Ситуация начала потихоньку улучшаться. К середине 1920-х годов город ожил и начал выходить на дореволюционные показатели.

— Если не брать именно историческое значение, многое ли осталось в нашей современной жизни от времен Гражданской войны?

— Если говорить о том, что на поверхности, то это изменения в русском языке, революционный новояз. Все сокращения и аббревиатуры, и термины того времени в целом, которые вошли в наш язык. Кроме того, конечно, осталось искусство во всем его многообразии. Те же агитационные плакаты до сих пор считаются очень сильными произведениями. Я постоянно встречаю шрифты, явно срисованные с них, особенно в рекламе. Литература, конечно: «Собачье сердце», наверное, лучший портрет эпохи, пускай и не Петроград на нем изображен.

Если перейти конкретно к Петербургу, то это перемещение центра городской власти в Смольный. Марсово поле, служившее при царе местом для военных парадов, стало революционном некрополем. Подозреваю, что молодые супружеские пары, приезжающие сейчас туда на фотосессию в день свадьбы, не всегда отдают себе отчет в том, что это, по сути, кладбище.

Похороны погибших в ходе Февральской революции на Марсовом поле

В топонимике у нас много названий того времени. Не только в городе, но и в области: например, поселок Толмачево. Есть и странные примеры топонимических решений: например, поселок Струги Белые, который назывался так еще до Революции, когда никаких белогвардейцев не существовало. После Революции его переименовали в Струги Красные только потому, что он был занят на некоторое время белыми войсками. Он и теперь так называется.

От тех лет осталось многое, чем мы до сих пор пользуемся, не задумываясь. Железнодорожная ветка до Великого Новгорода, проходящая через Новолисино. Сейчас по ней ходят электрички и ездят дачники, а построили ее в самом конце царского времени и отчасти уже в революционную эпоху. В годы Первой мировой войны для снабжения столицы и фронта собирались построить железную дорогу Петроград – Орел, в обход Москвы. Но успели построить только участок до Великого Новгорода.

Из архитектуры от периода Гражданской войны в городе ничего особого не осталось. Какого-то капитального строительства в городе не велось, не было стройматериалов даже для ремонта. Наоборот, часть застройки перестала существовать — особенно деревянной, которая разбиралась на дрова. Что еще осталось? Крейсер «Аврора», конечно. Правда, это по сути новодел, но стоит в том месте, где действительно стояла [«Аврора»].

— Как вы думаете, почему про Революцию выходит масса книг и работ, а про Гражданскую войну говорят куда меньше?

— Потому что Гражданская война — это вещь, которая расколола общество, и в определенной мере этот раскол до сих пор не преодолен. Хотя я бы не сказал, что про гражданскую войну выходит так уж мало работ. Мало выходит по нашему региону, по северо-западу, а по югу и востоку очень много литературы. Много научпопа — к сожалению, не всегда качественного. Если интересна эпоха, но нет охоты читать сухие научные талмуды, то призываю всех обратиться к мемуарной литературе. Уверяю вас, что Деникин и Троцкий дадут фору любому современному публицисту.