Да здравствует развод, господа!

.
Мусульманам разрешалось заключать полигамные браки, и их развод регулировался законами Шариата, которые предусматривали развод по воле мужа в одностороннем порядке, путем прямого или косвенного произнесения им слова «талак».
Развод был также возможен по просьбе жены шариатским судьей, если мусульманин не исполнял свои супружеские обязанности, «как минимум, каждую четвертую ночь» (другими словами, каждая мусульманка после года замужества, имела право развестись практически с каждым).
Да даже если и исполнял, то какая женщина при желании не доведет мужа до такого состояния, что он «талак» ни три раза скажет, а будет его долдонить как попугай с утра до вечера?

Брак между католиками нерасторжим, что до сего дня закреплено в статье 1141 «Кодекса канонического права» римско-католической церкви: «Заключенный законно и свершившийся брак не может быть расторгнут человеком ни по какой причине, кроме смерти».
Правда юристы-теологи быстро нашли лазейку – если расторгнуть брак невозможно, то его можно признать недействительным. А причины для такого признания, найти было хотя и сложно, но можно.

Протестанты могли разводится «сколько влезет» – такое основание для развода, как «отвращение к брачной жизни», могло толковаться как угодно. А вот с иудейскими религиозными законами было намного интереснее.
По Торе, муж мог развестись со своей женой при наличии любой серьезной причины (например, она плохо готовит), а жена также имела право требовать развода только в строго определенных случаях (например, если муж ленив и не хочет работать, чтобы доставить жене средства к жизни).
Но в любом случае разводное письмо «гет» составлялось только по строго регламентированной форме, специальной смесью еврейского c арамейским языками, после специального решения раввинского суда, специальным писцом, на специальном пергаменте, специальными чернилами, и подписать его должен был специальный только муж плюс два свидетеля. До тех пор, пока этот сложнейший документ мужем не подписан, иудейская женщина считалась замужней.
Это вызывало определенные неудобства для еврейских жен, чьи мужья пропадали без вести, – они не могли развестись, но и вдовами не являлись. Поэтому некоторые заботливые мужья, отправляясь в дальние странствия, оставляли свои женам такие разводные письма «на всякий случай» (я в восхищении!).

.
Кстати, эти нормы брачного права действуют у иудеев, мусульман, протестантов и католиков и по сей день, как и еще одно симпатичнейшее ограничение у иудеев – после развода в связи с доказанным прелюбодеянием, изменившая еврейская жена не может выйти замуж за виновника своего грехопадения.

Как видим, для мужской половины представителей практически всех религий в Российской империи, развестись большого труда не составляло. Всем, кроме православных.
Исследователь церковной статистики Преображенский приводит следующие данные по православным разводам в многомиллионной Российской империи: 1840г. - 198; 1890г. - 942. И такое небольшое их количество свидетельствовало не о крепости православной семьи, а о сложности процедуры расторжения брака.

.
Согласно законодательству Российской империи, бракоразводные дела православных рассматривались Духовными консисториями при епархиях РПЦ, и решения по ним утверждались в Святейшем Синоде.
При расторжении брака выдавалось уведомление, гласившее, к примеру, следующее: «По решению Святейшего Синода брак московского первой гильдии купца Игоря Евгеньевича Малашенко с женой его Евгенией Львовой, урожденной Курицыной расторгнут, вследствие неспособности её от застарелых болезней к супружескому сожитию, а к излечению ненадежною, и оставлена она навсегда в безбрачном состоянии».
Недовольная решением сторона имела право подать в Святейший Синод апелляцию, а довольная решением сторона, могла вступать в брак повторно.

.
Основания, по которым брак мог быть расторгнут, были определены статьей 45 главы 1 «О браке между лицами православного исповедания», раздела 1 «О союзе брачном», книги 1 «О правах и обязанностях семейственных», тома X Свода законов гражданских, и этих оснований было всего четыре:
  - «в случае доказанного прелюбодеяния другого супруга»;
- «в случае безвестного отсутствия другого супруга»;
- «в случае неспособности одного из супругов к брачному сожитию»;
- «в случае, когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния»;

Помимо четырех основных причин для развода, установленных в Своде законов Российской Империи, Русская православная церковь имела еще и ряд духовных оснований для расторжения брака:
- двоебрачие (которое, однако не являлось поводом к разводу, если и другой супруг тоже был виновен в двоебрачии);
- в случае принятия православия одним из супругов, а оставшийся некрещенным супруг не пожелает жить с новообращенным;
- вступление в монашество обоих супругов, при отсутствии у них малолетних детей и достижении ими соответствующего возраста (к слову, до революции в монахини было запрещено постригать женщин моложе сорока лет, а потому молодая монахиня Пелагея из «Провинциального детектива» Бориса Акунина, увы, была немолода).

.
Но случаи расторжения брака по духовным основаниям были единичны, а разводились в основном по трем причинам: «прелюбодеяние», «безвестное отсутствие» и «неспособность к брачному сожитию». И каждая из этих причин, на мой взгляд, достойна отдельного поста (с примерами из дореволюционной судебной практики).

 Рассмотрим-ка его детальнее.

.
Прелюбодеяние, т. е. «половое совокупление одного из супругов с лицом сторонним – все равно, состоящим в браке или не состоящим» (Мейер Д.И. «Русское гражданское право», СПб, 1864г.) требовалось доказать, а это было делом нелегким – даже чистосердечное признание виновного не принималось во внимание, если оно не сопровождалось другими доказательствами или не согласовалось с обстоятельствами дела.
Иногда выходило забавно. Вот история из российских газет начала XX века: «В П-ской духовной консистории разбиралось дело о разводе по прелюбодеянию. Налицо были свидетели — очевидцы самого факта…
Показания сходились. Однако суд решил: ввиду того, что свидетелями были офицер и горничная, то есть люди разного общественного положения, не придать значения свидетельским показаниям и, несмотря на признание ответчика, факта прелюбодеяния не признать…
Ответчик, пережив позор самого дела, возмущённый таким решением, подал в консисторию прошение, в котором просил командировать в назначенное время и место секретаря консистории и одного из членов её для того, чтобы при них, как имоверных свидетелях, совершить акт прелюбодеяния».

.
«Устав духовных консисторий» (ст. 249) разделял доказательства прелюбодеяния на две группы – главные и прочие: «Главными доказательствами преступления должны быть признаны:
а) показания двух или трех очевидных свидетелей, и
б) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими актами и доводами о незаконной связи с посторонним лицом.
Затем прочие доказательства: письма, обнаруживающие преступную связь ответчика, показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающих о том по достоверным сведениям или по слухам; показания обыскных людей о развратной жизни ответчика и другие - только тогда могут иметь свою силу, когда соединяются с одним из главных доказательств…».
Другими словами, нет свидетелей прелюбодеяния или незаконных детей – нет и прелюбодеяния, а значит нет и развода. А наиболее известным историческим примером этого сомнительного постулата, является дело о расторжении брака великого русского полководца Александра Васильевича Суворова.

.
Согласно Указу императрицы Елизаветы I от 13 декабря 1744 года, разводы «знатных персон» поступали на «высочайшее усмотрение». И вот после пяти лет брака, в сентябре 1779 года, 49-летний генерал-поручик Суворов возбудил дело о разводе со своей супругой, 29-летней Варварой Ивановной, подав Екатерине II челобитную следующего содержания:
«… сперва оная Варвара, отлучаясь своевольно от меня, употребляла тогда развратные и соблазнительные обхождения <…> предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим С-Петербургского полка премьер-майором Николаем Сергеевым сыном Суворовым, таскаясь днём и ночью под видом якобы прогуливания, без служителей, а с одним означенным племянником одна по броворам, пустым садам и по другим глухим местам как в означенном местечке, равно и в Крыму в 1778 году, в небытность мою в квартире, тайно от неё был пускаем в спальню, а потом и сего года по приезде её в Полтаву оный же племянник жил при ней до 24 дней непозволительно, о каковых её поступках доказать и уличить свидетелями могу <…>
И для того, дабы высочайшим Вашего императорского величества указом повелено было сие моё прошение в славянской духовной консистории принять и по изъяснённым причинам о разводе моём с вышепрописанною женою и о дозволении в другой брак поступить, на основании правил св.отцов и вашего величества указов учинить рассмотрение…»
Императрица передала дело о разводе в Славянскую духовную консисторию (это в Полтаве, где Суворов тогда командовал Малороссийской дивизией), но супругов помирила. И полководец вскоре обратился к архиепископу Славянскому и Херсонскому Никифору с просьбой «остановить временно разводное дело».

.
Но в мае 1784 года Суворов подал уже прямо в Святейший Синод повторное прошение «о разводе первым браком с женою моею, Варварой Ивановой дочерью, в рассуждении чинимого ею прелюбодеяния». В своем послании великий полководец пожаловался иерархам РПЦ: «...будучи прощена, она мною принята была по-прежнему в сожитие, но, наруша свою клятву, сделала прелюбодеяние с Казанского пехотного полка секунд-майором Иваном Ефремовым сыном Сырохновым...».
Видимо Варваре Ивановне «везло» на майоров, но члены Синода, рассмотрев дело, в разводе отказали «по причине отсутствия свидетелей и иных крепких доводов». Через три месяца после подачи разводного прошения, у Варвары родился сын, Аркадий, которого Суворов 11 лет отказывался признавать, сомневаясь в своем отцовстве.

Александр Васильевич Суворов. Варвара Ивановна Суворова.

.
Официальный развод в те времена часто заменяли фактическим – супруги просто разъезжались. Правда, при этом для мужей существовал один минус: они несли на себе бремя материальной ответственности за своих жен, и отвечали по их долгам.
Суворов разъехался с супругой, назначив ей пенсион в 1200 рублей ежегодно (увеличив его затем до 3 тыс., а потом по настоянию Павла I – до 8 тыс.), и больше с ней никогда не виделся. Павел I хотел было заставить Суворова погасить еще и долги графини, но тут генералиссимус занял глухую оборону и неколебимо держал ее до самой своей кончины в 1800 году.
Суворов так желал развода, что в начале 1799 года даже обратился к Павлу с просьбой разрешить ему постричься в монахи (что гарантировало развод), но император ему отказал. А еще после 1784 года он никогда не называл Варвару Ивановну по имени, а исключительно неприличным словом, которую я стесняюсь тут повторить. Помянул Александр Васильевич свою супругу этим нехорошим словом даже на смертном одре, где по традиции отпускаются все обиды и прегрешения.
Так что когда говорят, что генералиссимус Суворов победил во всех битвах – не верьте, одно сражение он проиграл.

.
Александр Васильевич Суворов, по юридической безграмотности своей, не догадался нанять для суда «достоверных лжесвидетелей прелюбодеяния» (а такая практика в те времена существовала), потому и проиграл свой бракоразводный процесс.
Тогда, по образному выражению дореволюционных юристов, нужно было кому-то видеть (или показать под присягой, что видел), как «ключ находился в замке». А если не менее двух человек свечки при этом не держали, то и адюльтера нет: пилите рога, в разводе отказано.

До начала правления Александра III Миротворца, Россия вела непрерывные войны, мужчины уходили воевать, а жены махали им «сквозь слезы платками завтрашних мужей». И в случае, если от мужа долго не было никаких вестей, по причине его безвестного отсутствия жены получали право на развод, и на заключение нового брака (т. X, ч. I, ст. 54 Свода законов Российской империи).

.
Но для развода по этому основанию требовалось два условия:

   - должно было быть установлено, что супруг находится именно в безвестном отсутствии (пребывание многие годы в отсутствии «известном», поводом для развода не являлось);
- такое отсутствие длилось в течении пяти лет (в отношении лиц, принимавших участие в русско-японской войне и пропавших без вести в районе военных действий, этот срок в 1907 году был сокращен до двух лет).
Духовная консистория, получив просьбу о расторжении брака, публиковала в «Церковных ведомостях» (официальном органе Священного Синода) объявление примерно следующего содержания:
«От Московской Духовной консистории сим объявляется,
что в оную 20 октября 1813 года вступило прошение Юлии Дрынкиной, жительствующей в г. Москве, о расторжении брака её с мужем, купцом первой гильдии Сергеем Юрьевым Полонским, из крещенных иудеев, венчанного причтом Церкови Покрова в Медведково Московской епархии. По заявлению просителя Юлии Дрынкиной безвестное отсутствие ея супруга Сергея Полонского началось из гор. Москвы 4 октября 1808 года. Силою сего объявления все места и лица, могущие иметь сведения о пребывании безвестно отсутствующего мужа Юлии Дрынкиной, обязываются немедленно доставить оныя в Московскую духовную консисторию.»
По истечение года со времени публикации объявления, консистория приступала к рассмотрению дела по существу, сносилась с властями по его последнему месту жительства, допрашивала всех лиц, могущих иметь сведения об отсутствующем. И наконец принимала решение о расторжении брака. Или не принимало, если местонахождение блудного супруга устанавливалось.
За разведенной женой оставалось лишь её приданное (оно рассматривалось как её личное имущество, которым по российским законам муж не мог пользоваться), и на наследство безвестно отсутствующего супруга претендовать не могла.

.
Если после вступления жены военного во второй брак первый муж возвращался с войны, то он имел право забрать себе свою жену обратно, вместе с нажитыми к тому времени детьми (основание – 93-е правило Трулльского Собора: «Аще же по некоем времени возвратится воин, коего жена, по причине долговременнаго отсутствия его, со иным мужем сочеталася, то паки да возмет жену свою, аще восхощет; при чем да дастся ея неведению прощение, такожде и мужу, сожительствовавшему с нею во втором браке»). На гражданских лиц это правило не распространялось.
В основном, конечно, разводились жены, безвестно пропавших на войне солдат, но случались и обратные случаи, когда военные пытались развестись по причине безвестного отсутствия супруги. Например этот.

.
В мае 1837 года князь Дмитрий Петрович Волконский направил в Московскую духовную консисторию прошение о разводе, в котором указал: «Супруга моя княгиня Анна Александровна 30 августа 1830 года испросив (как я впоследствии времени узнал) у г. Московского Военного Генерал-Губернатора и Кавалера князя Дмитрия Владимировича Голицына паспорт и взяв с собою все принадлежащее ей имущество уехала за границу в Европейские владения без моего на оное согласие и с того времени где находится и в живых ли слухов никаких нет, и я о сем сколько ни употреблял стараний но узнать не мог...».
Было размещено объявление и еще год дело было рассмотрено по сути. В те времена случалось, что один из супругов исчезал внезапно, без каких-либо видимых причин, здесь же причины были налицо.
Было установлено, что князь Волконский в наказание за какую-то темную историю был разжалован из гвардии в армейский полк с понижением в чине, и направлен на войну с горцами на Кавказ. Уйти в отставку не мог, поскольку прокутил своё довольно крупное состояние и не имел средств к существованию. Сын супругов Волконских, Алексей, умер в 1827 году в 11-летнем возрасте, и княгиня Волконская, забрав остатки своего приданного, сбежала куда-то в Европу.

.
И 24 февраля 1839 года Московская духовная консистория приняла решение «за безвестностью нахождения княгини Волконской» брак расторгнуть, князю Волконскому «дозволяется вступить во второй брак», а княгиню Волконскую «буде она возвратится в Отечество и явится к своему супругу, как виновную в оставлении его, оставить навсегда безбрачною».
Решение ушло на утверждение Святейшего Синода, но тот вернул его на новое рассмотрение, поручив министру иностранных дел графу Нессельроде дать указание «нашим миссиям употребить содействие в нахождении княгини Волконской».
Княгиня отыскалась в Италии, и 20 марта 1842 года Московская консистория постановила: «Поелику Российская в Риме миссия открыла, что княгиня Анна Волконская... в январе 1839 года прибыла в Рим и с тех пор проживает там... а не в безвестности, то... дело, начатое по прошению князя Дмитрия Волконского о расторжении брака его с женою его Анною, урожденной Высотской, за безвестным отсутствием ея прекратить и о том по месту службы его объявить...».

.
Но князь Волконский об этом так и не узнал – в ответ Московской консистории из Кавказа пришло сообщение, что 27 сентября 1840 года «состоящий на службе при Кавказском Линейном казачьем корпусе майор князь Дмитрий Волконский помер» и похоронен при Митрофановской церкви станицы Прочноокопской Кубанской области.
Дело об этом разводе хранится в Центральном историческом архиве Москвы (Ф. 203. Оп. 261. Д 5. Л. 1), и чем это не сюжет для романа? Грустного романа.