Дмитрий Торчиков, фрилансер из Латвии, переехавший в Голландию, продолжает (начало ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ) делиться своими сатирическими заметками о своем новом месте жительства: Земли здесь не хватает. Ничего, живут на воде. И делают это красиво. Встал по утряни, потянулся, в лодку шмыг — и на работу. Удобно, ИМХО.

Дёрнул за рычажок — и утопла их Голландия. Не стал, пусть живут пока. Это деревня Эдам, кстати. Именно в ней делают тот самый знаменитый Эдамский сыр.

П.С. Сыр так себе.

Невыносимые трудности перевода

Рашенки

Это слово я впервые услышал на работе, на борту танкера. Это какой-то специфический сленг, и подразумевались под «рашенками» русские люди из России. Особые характеры, типажи. Ни на кого не похожие. Как мне кажется, оно очень точно характеризует этих людей.

Я не просто так об этом вспомнил — недавно мне посчастливилось именно с таким человеком пообщаться, и у меня весь день с лица не сходила еле заметная улыбка. Такая улыбка, когда уголочек рта чуть подёрнут, и выглядит она слегка издевательской. Это происходит оттого, что я — часть этих людей, я их понимаю. Я не веду себя так же, но у меня беспрерывная в этом потребность.

Не зря же существует фраза «великорусский шовинизм». Это вообще говорит о многом, так как это мы, русские, говорим сами о себе. И наша нелюбовь ко всему миру обусловлена тем, что все мы, от академика до дворника, уверены, что мы — особенные и явно лучше других, даже если это категорически не так.

Родившись в Прибалтике, хотим мы этого или нет, мы пропитались этой нордической степенностью и не так ярко проявляем эти наши особенности, но россияне из России — это абсолютно особая каста, и спорить с этим смысла никакого. 

Так уж получилось, что каждый раз, когда я куда-то устраивался на работу, мне так или иначе приходилось встречаться именно с этими людьми. Вот совпадение такое. 

В порт меня занесло случайно, и задержался я там на 15 лет только благодаря английскому. В 90-е его знали немногие, и поэтому в западных компаниях работали люди вне профессии, но знающие язык. Так, например, наша училка по-английскому оказалась в судовом агентстве. Есть ещё несколько человек, которые до сих пор в пуле, попав туда только по этой причине.

Так вот. Сижу я на работе, никого не трогаю. Неподалёку начальство буксует, все прижухли. Вдруг ко мне подходит Моника. Не всех в Польше зовут Агнешками и Барбарами. Есть и Моники у них. Она мне и говорит: подойди к начальству, пожалуйста. Там человек не говорит ни на каких понятных языках. Думали, поляк, но меня он тоже не понимает.

К бабке не ходи — россиянин, подумал я. Когда я подошёл ближе, сомнения развеялись сами собой. Отвёртка из заднего кармана может торчать только у нашего. Какая бы ни была электроника, наш уверен, что всё можно починить отвёрткой.

Что любопытно, он не просто был недоволен тем, что его не понимают, он даже не пытался обрадоваться тому, что я с ним начал говорить на его родном языке.

— Так, вот ты ему скажи, что печати надо поставить на обоих документах! — продолжал возмущаться он.

А я стою меж двух огней. Начальство-то не ему теперь рассказывает, что не собирается ставить печать на документ, который не только не имеет к начальству отношения, но ещё и составлен на русском.

А этот: — Значит, переводи внимательно. Я сейчас груз заберу и уеду обратно, понял? Давай.

А мне деваться некуда, я перевожу так же эмоционально, как он мне говорит.

Начальник мне: — Ты чего так со мной разговариваешь?

Я: — Вообще-то я перевожу его слова...

Водила: — Хорош церемониться, ставим печать, отгружаем, и я поехал.

Я ему объясняю, что они не будут ставить печати на документах на русском.

Водила мне: — Ты чо, охренел, что ли, мне командировку не закроют!

В переводчика я играю не первый раз и решил вмешаться. Этот-то не понимает. Я начальнику говорю, мол, пойди возьми любую печать и ляпни. Им всё равно, была бы импортная, поверь.

Начальник: — Ты с ума сошёл? Как я могу поставить печать? А если проверят?

Я ему: — Ты видишь, откуда человек приехал?

Он мне: — Я не понимаю ваши греческие буквы.

Короче, говорю, дотуда лететь часов пять с двумя пересадками. Тебя не то что не найдут, тебя и искать не будут. Поставь, а то водила тебе на своём языке скоро начнёт объяснять — и ты не только печать поставишь, ты его сам в Мурманск и отвезёшь.

А водила в этот момент стоял именно с таким лицом, что было очевидно — так оно и будет. Ибо ничего не понимает, кроме того, что говорят о нём. А это сильно раздражает, по себе знаю.

Вот иностранцы хлипкие в этом смысле. Чуть красочек добавишь — и поплыл. Наставил ему начальник печатей на три поездки вперёд и даже расписался там, где и не надо было.

Ходил потом до вечера возмущался беспределом и насилием над личностью путём запугивания красным лицом и ссылкой в Мурманск.

А водила даже спасибо не сказал. Ему обратно ехать несколько суток, не до любезностей. Кинул бычок у дверей, цыкнул между зубов — и уехал.

Я такое удовольствие получил от спектакля... Если ещё кто из россиян приедет, в переводчики сам напрошусь.
 

Не в своей тарелке

Я уже давно убрал из своей жизни всё, что без толку заставляло нервничать. Я ничего не знаю о «политике партии», об экономических кризисах, о войнах, терактах и прочей «расчленёнке» моей нервной системы.

Одной из болей моей прошлой жизни была Украина со всеми её событиями, но и её у меня в жизни больше нет.

Со мной вдруг перестали общаться два друга детства, живущих на Украине, ну и рехнулась женщина (украинка), которая нянчилась со мной с первых дней моей жизни. После того как она мне написала «Путин *уйло», она исчезла из моей жизни по обоюдному согласию сторон.

Шли годы. Я теперь и живу вне поля всех этих страстей, и рад этому несказанно. Тут, в Голландии, люди не политизированы вообще, и меня это очень устраивает.

Выше я рассказывал, как побывал переводчиком и как это доставило мне массу положительных эмоций. И вот довелось стать переводчиком ещё раз — и пришлось окунуться туда, куда мне категорически не хотелось.

На этот раз я просто оказался рядом и услышал знакомый шофёрский сленг со множеством междометий и упоминаний родных, близких и разных нехороших людей. Я подошёл и сказал, что приятно на чужбине слышать до боли знакомые русские слова.

— Та, мы материмся так же, как и русские, хоть и украинцы.

Мне это резануло слух. Уже потом я разглядел жёлто-голубую майку и татуировку «Слава Украине...» с соответствующим продолжением.

— А ты русский из России? — брезгливо спросил водила.

— Нет, я русский из Латвии.

— Ой, ну слава богу, нормальный человек попался. Видно же, что не зомбированный.

Ну, мне такие дискуссии не близки, и я обходил их молчанием. Хотя вопросов мог задать уйму, и водиле они очень не понравились бы.

Поговорили о делах — точнее, я перевёл, что требовалось обеим сторонам, и тут обошлось без «ваты».

Потом ещё напарник вышел — западенец. Он то ли действительно не знал русского, то ли считал ниже своего достоинства на нём говорить. От них всем этим разило.

Пока шла погрузка, мне пришлось провести около них час, переводя какие-то мелочи в процессе.

Как и многие из нас, украинский я понимаю процентов на 60-70, но сказать, кроме «чэрвону руту нэ шукай вэчорамы», ничего не могу. И тут этот, который очень украинец, мне на украинском задвигает следующее (перескажу его слова на суржике, чтобы было по возможности близко к тексту):

— Ой, шо-то и у вас там долбо*бов багато, я тебе скажу. Встретились тут в Поляндии с латышами, думали — нормальные. Так ты шо — эти уроды мечтают в Россию слинять жить, представляешь? В империю им захотелось, мать их. Та моя б воля, усих перестреляв бы, гондонов поганых. Ушлёпки зомбированные...

Но так как он с Западной Украины, то говорил по-украински без примеси русского. Я второго и попросил:

— Переведи, что он сказал.

Они оба такие глаза сделали... полные недоумения, мол, весь мир знает украинский, один я не знаю. То есть то, что я, хоть и не обязан, им тут перевожу с английского и обратно — это нормально, а тут прямо трагедия в глазах.

А второму-то деваться некуда. Ну, он мне ещё раз то же самое на русском сказал — в той же эмоциональной окраске.
 

Подытожил тему стоявший неподалёку поляк. Неожиданно для нас троих.

— Какая же это трагедия, когда брат брата ненавидит. Знаю, что политики вас развели, но и вы сами дураки.

Сказал — и ушёл.

Я был в шоке от того, что поляк так говорит по-русски. Мы с ним знакомы три месяца.

А украинцы, видимо, оторопели от правды — и, не сказав больше ни слова, погрузились и уехали.

Всё, что я думаю о случившемся на Украине, ёмко, уложившись в несколько секунд, сказал этот поляк. И добавить к этому нечего.

В барбершопе. Парикмахерская история номер один

Когда мои редкие седеющие кудри начинают веером выпирать из-за ушей и из-под кепки — это знак. Пора.

Нашёл на карте барбершоп, парикмахерский салон по-ихнему, — и к ним.

Там всё чинно. Приказчица сидит на входе. Я ещё рот раскрыть не успел, как она меня усадила в диван и говорит: через полтора часика как раз будет ваша очередь.

А ждать — это вообще не моё. Я, в надежде что дорого, спросил, сколько экзекуция будет стоить. Эта мне из своей каморки:

— 40 евро.

Я не жадный, но сбрить мои скудные пожитки таких денег не стоит. Удавлюсь, но за 40 рублей — ни за что. Откланялся и пошёл искать бюджетный вариант.

Смотрю, идёт мужчина с переизбытком бриолина на голове. Я к нему — где, мол, причесон тебе ваяли? Он мне: так вон на той улице турецкая парикмахерская. Очень приличная.

Ну, чего бы в приличную и не сходить, подумалось мне.

Захожу, а там все — Джамиля, Зарина, Гузель, Саида...

Я к ближней любезно обращаюсь (я так-то не очень, но в парикмахерских любезный) — и «добрый день» ей, и «не будете ли так любезны», «скажите, пожалуйста»...

Эта Зайна ко мне поворачивается и говорит:

— Слишишь, прат, тут тебе не Англия, а? Говори нормально, а?!

Говорила она на своём, но я по выражению усов понял, что она имела в виду.

— Щас, говорит, Зульфия придёт, она на вашем шпрехает.

Была пара свободных кресел, и я надеялся, что ждать долго не придётся. Вдруг из-за занавески вылетает та самая Зульфия. Резкая такая, как танцовщица латинос. Движения чёткие. На вид лет 25, на самом деле — то ли 16, то ли 38, по ним не понять.

— Так, садимся, руки убираем, телефон в сторону, как стричь будем?

Я с перепугу что-то руками ей показал, и не успел ещё допоказывать, как она выхватила машинку, шнур за себя так элегантно метнула — и давай мотылять по моей голове так, как толковый повар лук шинкует.

Начала, как водится, с затылка, и в парикмахерской очень скоро появился Гитлер. Она ничего не спрашивала. Резкими движениями вертела моей головой и в нужной позиции фиксировала сильным сжатием.

Адольф на огромной скорости нёсся навстречу Кашпировскому.

А тут же Европа, этикет какой-никакой:

— Проездом? Турист? По работе? Живёшь тут?

Только я собрался отвечать, а она это опасное лезвие как вытащит — и давай мне затылок скоблить. Я дышать перестал, ну её к Аллаху.

Вдруг вспомнил, что у меня там родинка. Я вдохнул и пальцем себе в родинку ткнул. Сбил её с ритма, и ей это не понравилось, судя по улыбке. Посмотрела с укоризной, мол, не слепая, на секунду отклонилась назад, швырнула всё на полку, схватила крохотную машинку и принялась мне контуры затылка ровнять. Я всё жизнь стригусь с окантовкой — как знала.

Я смирился уже, обмяк, она мной вертит как хочет. Сижу, желеобразно подчиняюсь.

И тут вдруг расчёской мне в бровь — раз, и машинкой — вжик! Я как гаркну:

— СТОП!

Так рявкнул, что вся арабская диаспора парикмахерской схватилась за воображаемую кобуру.

Зульфия слегка оторопела от такой наглости.

— Брови не трогаем, — убедительно процедил я. Брови у меня не брежневские.

— Поняла, не дура, — повела плечом она и продолжила, так и оставив вторую бровь нетронутой. Но уши побрила даже внутри. Затем достала какой-то бутылёк, щедро плеснула себе на руки и приложила их к моему затылку.

Я не орал, но глаза мои выражали нечто большее.

Так же театрально, как вышла, она победно содрала с меня этот их передник до пола и смахнула его на сидящего сзади Махмуда.

Махмуд даже бровью не повёл — а ему было чем.

Пока моё сердцебиение приходило в норму, Зульфия успела сгонять за чеком и вручила мне его с итоговым счётом в 17 европейских рублей.

Первые пятнадцать лет жизни меня стригла Наташа, потом лет десять, не меньше, Галя. Последние годы — Таня. Они знают мою голову как свои пять пальцев, но в семь минут никогда не укладывались.

Зульфия без спросу ошарманила меня каким-то ядерным одеколоном и гаркнула:

— Следующий!

Это был знак, что нефиг мне тут рассиживаться, пора валить.

Как я нырнул в логово гомосексуализма

Сразу должен предупредить, что людям с мозгом улитки текст будет не понять, поэтому даже и пытаться не стоит. Разговор пойдёт о том, о чём у нас говорить не принято, но оно существует, и мне было интересно, как это живёт на самом деле. Разговор пойдёт о геях, и это не будет просто.
 

Да, мне было интересно, как живут эти люди. У нас узнать, кто они, чем живут и как, — нереально.

Гомофобия — одна из глупостей, которая правит миром без всяких на то оснований.

Я знал, что в Амстердаме есть гей-улица и с неё начинаются гей-парады. Больше я об этом не знал ничего, кроме того, что показывали по телевизору.

Мне было интересно разобраться.

Итак, я нашёл эту улицу.

Я ожидал увидеть кучу раскрашенных клоунов, мужиков с зелёными волосами, с подведёнными глазами, чулками на ногах и прочей киношной гей-атрибутикой.

Нифига подобного даже близко.

Я прошёл по этой улице с начала и до конца. Она настолько ничем не отличалась от остальных улиц, что я даже расстроился поначалу. Единственное, что выдавало в ней гей-улицу, это парикмахерская с манерным мастером и радужные флаги, торчащие из некоторых окон. А это вполне обычное дело для Амстердама, в принципе.

Тут надо понимать, что радужный флаг — это чистой воды политика и к геям как таковым отношения не имеет никакого. Разве что к манерным, но они клоуны, ничего общего не имеющие с людьми, любящими людей одного с собой пола.

Я провёл три часа в баре неподалёку от этой улицы, дабы узнать, как себя вести с «представителями».

Сразу должен сказать, что мои вопросы вызвали неоднозначную реакцию. Сначала все поголовно говорили о том, что в Голландии абсолютная толерантность и эти люди чувствуют себя здесь равноправными, а точнее — не чувствуют никак особенно.

Но как только мы переходили к деталям, оказывалось, что не так-то всё и просто.

Почему меня заинтересовал именно этот вопрос?

Да потому что толерантность здесь исключительно на законодательном уровне. Ничего общего с реалиями жизни она не имеет. Здесь терпеть не могут чёрных. Это правда. Здесь боятся арабов из-за бесконечных терактов. Косо смотрят на людей из Восточной Европы — как на «недобелых».

Здесь странный симбиоз хиджаба и обтягивающих джинсов. От арабов, начиная с юношей и заканчивая зрелыми мужиками, прёт сексом. Этого им нельзя, но это инстинкт, который не утаишь.

Здесь в воздухе витает похоть. Наверное, этим и притягателен Амстердам. Тут от мала до велика люди максимально раскованны — и это, наверное, и есть та свобода, о которой мечтают по всему миру. Просто быть собой.

Можно сколь угодно себе врать, прикрываясь законом, но первичные инстинкты сильнее. Я думаю, именно поэтому здесь много иммигрантов. Тут можно всё, о чём только способно мечтать воспалённое сознание.

Но вернёмся к тому, зачем я приехал на гей-улицу.

Я не знал, о чём и как спрашивать. В баре выяснилось, что спрашивать можно обо всём, но по сути нельзя вообще ни о чём.

Вся эта толерантность наиграна. Если ты спросишь у гея, гей ли он — это уже покушение на его личную жизнь плюс потенциальная гомофобия, что может расцениваться как оскорбление по закону.

В общем, со всем этим грузом ответственности я нырнул в логово гомосексуализма, на ту самую улицу.

Выяснив, что основная тусовка нетрадиционных происходит в баре «Табу», я дождался десяти часов вечера, когда, по уверениям знатоков, там собирается весь цвет.

Как жертва стереотипов я ожидал увидеть напудренных мужиков и мужиковатых женщин. Фиг там. Единственное, что выдавало в баре гей-бар — это бармены. Они были нарочито «сладкими» со всеми этими «ой, противный», явно сильно наигранными.

В самом заведении сидели разнополые пары без малейших намёков на то, чего я ожидал.
 

Самый популярный гей-бар на самой популярной гей-стрит Амстердама.
Источник фото: Flickr / Creative Commons.
 

Я пошёл на абордаж и обратился к одинокому старичелле, скучающему у «Табу». Он и оказался геем.

Повествование он начал с песни о том, что в Голландии незыблема толерантность и никто его не ущемляет. Закончилось всё психозом и обвинениями в гомофобии — намёков на которую с моей стороны невозможно было даже предположить.

Громко хлопнув дверью, он ушёл, сильно меня матеря.

Вторая попытка пробраться в потаённые недра генетических особенностей увенчалась таким же разочарованием со стороны однополого агрессора.

Всё могло бы закончиться совсем печально, если бы не одинокая девушка, которая то ли созрела излить кому-то душу, то ли просто была добродушна по натуре.

Она представилась лесбиянкой с 15-летним стажем, и ей было о чём поведать.

Половое созревание у всех происходит примерно в одно и то же время, и геи вовсе не исключение. Разница в том, что в этот смутный период некоторые влекутся не к противоположному полу, а к своему. И в этом вся трагедия.

То есть пока «гетеро» страдают от непонимания, что с этими плещущими гормонами делать, геи страдают вдвойне — от понимания, что гормоны их настроены не так, как у всех.
 
Девушка-лесбиянка довольно подробно рассказала о том, как это происходило у неё — и ей оставалось только посочувствовать. Дело в том, что «сердцу не прикажешь» работает для всех одинаково, и эти 5-7% юношей и девушек испытывают чудовищный стресс оттого, что не только сердцу не прикажешь, но ещё и никому не расскажешь.

Если гетеронаправленные дети рано или поздно проявляют свои чувства, то однополым приходится это в себе душить и играть роль обычных, вопреки физиологии.

Все мы пережили неразделённую любовь, только у однополых это длится либо очень долго, либо всегда. То есть ты любишь, но шансов — никаких и никогда. Ведь теоретические возможности, что объект твоих страданий тоже гей/лесби — ничтожны.

Ей сейчас 29. У неё никогда в жизни не было постоянного партнёра/партнёрши. Никогда. Она албанка и переехала в Амстердам именно по этой причине. Но и тут процент всё тот же. Она взахлёб рассказывала о своей судьбе, как бы надеясь, что выпустит пар, и, может, ей всё-таки повезёт найти пару.

П.С. Да, за четыре часа, что я провёл в этом заведении, там появились три пары, которые выглядели счастливыми неподдельно. Они просто пришли в бар выпить со своей/своим спутником/спутницей жизни. Они — те самые пять из ста, которым повезло. Большинство же из них — глубоко несчастные люди, которые никогда, никогда не обретут такого обычного, такого доступного всем банального счастья любить и быть любимыми. Вдумайтесь — никогда.