Дмитрий Торчиков, фрилансер из Латвии, переехавший в Голландию, продолжает (начало ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ) делиться своими сатирическими заметками: Было это в декабре 94-го. Я как раз из заграниц всяческих вернулся в тельнике и первых в моей жизни джинсах. Именно в тот момент я понял, что Чебурашка врал: «Строили мы, строили, и наконец построили» — это вообще не про нас. Строить, может, мы и строили, но построили не мы.

Пока заграница неспешно загнивала, у нас открылся вильнюсский рынок, на котором, по уверению специальных людей, можно было купить всё и даже «Адидас». А я из полугодового рейса с деньжищами пришёл. Шутка сказать — 700 баксов. Помню, из тумбочки в шкаф перепрятывал в валенок для бананов. Чтоб никто не догадался. А на родине времена начались презабавнейшие. Интеллигенция вышла из подполья, и давай себя хорошо вести.

У меня-то встроенная русская ортодоксальная наивность, всему про Вильнюс поверил. Ну и немного еврейской жадности, мол, нахапаю по дешману шмотья фирмового, если что, вдую по спекулятивной цене родственникам и соседям. Именно с этими мыслями я залез в валенок рукой, чтобы достать плотный конверт, где притаились американские деньги.

В те времена согнуть долларовую купюру пополам — одно что кощунство. Тогда в обменниках мятые, рваные, с печатями купюры принимали по унизительно низкому курсу и нехотя. По этой причине мои были будто только что из-под печатного станка.

Мама же в путь собирала. Наказы давала, «ножку Буша» в дорогу пожарила и три бутика с огурцом и помидором поверх. Потом мы начали деньги прятать. Мама у меня не еврей, но, блин... Я поклал все купюры во внутренний карман куртки у сердцебиения. Мама сразу отвергла такое расположение, мол, ты хладнокровный, не почувствуешь, как стянут, к бабке не ходи. Обоим понравилась версия «в носок», но сгибать нельзя. Гольфы снял.

Кое-как мы распределили по мне три сотни — так, чтобы вору было трудно жить. Одна из купюр уютно расположилась в заднем кармане моих «Вранглеров», и мне велено было держать на кармане руку, чтоб не спалиться по-глупому. Вторая рука плотно прижимала внутренний нагрудный карман. Ну и две сумки, хорошенько выстиранный пакет с Пугачёвой с завёрнутой в фольгу едой и паспорт с пятью латами для мзды на границе.

Опасаясь помять доллары, я долго не мог усесться в автобусе — этот вариант мы на учениях не отрабатывали. Доставать деньги у всех на виду — всё равно что подарить, поэтому было принято щадящее решение — мять. Отправились мы в путь с маминым коллегой Славиком, и по тому, что он сидел в кресле как-то неуверенно, я определил, что спрятали оба надёжно.

На литовской границе в наш комфортабельный красный «Икарус» вошёл мятый пограничник и попросил приготовить паспорта.

А в автобусе был вожак, явно из комсомольских работников. Он встал и зычно, с первого кресла, объявил о сдаче паспортов на проверку — и почти незаметно подмигнул, имея в виду, что паспорт должен быть с пятилатовым вкладышем. Пограничник лениво удалился вытаскивать деньги из паспортов...

Прибыли мы на базар вовремя, за два часа до открытия. Автобусов со всей бывшей необъятной родины были сотни, людей — тысячи. Наконец прозвучало что-то вроде «трёликас бубёликас герай» — и все хлынули внутрь.

Я сразу предположил, что с краю находится недорогой и не очень фирменный товар, а весь эксклюзив — в глубине. Когда мы сделали два круга вокруг всего базара, я понял, что глобальных приобретений сделано не будет.

Славик интересовался у меня, а как это выглядит за границей, и я, в свойственной мне манере, коротенько рассказывал ему, что всё там не так как тут, а тут — не так как там, но там лучше. Взвесив все за и против, я решил купить батарею носков «неделька» из 52 пар, чтобы хоть как-то оправдать своё присутствие на фестивале хлама.

Не успел я получить мятую сдачу с моих глаженых 100 долларов, как рядом со мной нарисовался розовощёкий юнец, счастливый обладатель кожака, кепки Жеглова и орлиного взгляда.

Он подошёл к нам и сказал, что он представитель налоговой службы. Мы сразу поверили, потому что неподалёку стояли его коллеги с бицепсами размером с мою голову. Нам официально было сообщено, что традиционный налоговый сбор проводится в соответствии со всеми правилами кабинета министров и с одобрения самого премьер-министра — пахана Виталика. Также нам был предоставлен пароль «гномы уже работали» — это чтобы бандиты всякие не приставали.

Таким образом, я приобрёл гирлянду носков за 25 долларов. Славик за эти же деньги не приобрёл ничего, и мы, счастливые, мелкими перебежками добрались до автобуса.

Казалось бы, хеппи-энд, но при чём тут товарняк? А вот при чём.

Так как день задался с самого утра, ничто не предвещало беды. Автобус, забитый баулами до отказа, скакал по специально подготовленным колдобинам, чтобы соседская сумка мне била по затылку и я, не дай бог, не заснул. Для полноты ощущений водитель автобуса сообщил в микрофон, что мы едем не в Вентспилс, а в Ригу, чему все пассажиры несказанно обрадовались. Несколько человек подошли к водителю и изысканно его благодарили за бонусное посещение столицы.

Мы были рады меньше всех, так как наши баулы состояли только из моей пулемётной ленты носков 42-го размера.

Прибыли мы в Ригу как раз вовремя, к часу ночи. До Вентспилса-то рукой подать, каких-то жалких 180 км. Но у меня есть мама, которая проработала на железной дороге не один десяток лет, и мы со Славиком в срочном порядке были пристроены в первый же товарный поезд, идущий в западном направлении. Не СВ, конечно, но лучше, чем пешком — однозначно.

Так как вагоны были заняты металлом, нам любезно предоставили откидное кресло в тепловозе. Мы люди интеллигентные и каждые полчаса уступали друг другу кресло, чисто на посидеть.

Мама радостно встретила нас в тупике в 6 часов утра с бутылкой водки, которая досталась водителям тепловоза в виде оплаты за проезд.

Выспавшиеся, отдохнувшие и свежие, мы пошли домой, добрым словом поминая и пограничников, и «товароведов» с базара, и «инспекторов налоговой», и водителя автобуса, и, главное, пьяных в дрова машинистов, которые утверждали, что «поезд не дурак, сам доедет»...

Лень-матушка. Субботнее.

В плане лени я очень преуспевающий человек. Ленюсь разнообразно, с выдумкой, с подходом, изобретательно. Например, если мыть посуду руками всегда было лень, то появление в моей жизни посудомоечной машины ничего не изменило. Теперь лень её туда складывать...
 

Лениться я начал рано, и основного опыта поднабрался ещё в детстве. Мне лень было идти в садик. Не то чтобы совсем не хотелось, а идти лень было. Маме, понятное дело, тоже было лень, но она не падала на пол и не стучала ногами. Ну и не закрывалась в туалете, как это делал я.

Вставать утром лень, надевать носки — каторга. Их ещё найти надо, а искать — лень. Когда несколько леней нахлёстываются друг на друга, бороться с ними ещё сложнее. Конечно, я перед школой сидел на кровати с одной натянутой штаниной и спал, как все уважающие себя дети того периода. Зубы чистить лень утром, ноги мыть — вечером.

Никогда не забуду своё изобретение в ванной. Ну, это классическое вечером: «Дима, иди помой ноги и ложись спать». Спать, кстати, вообще не лень было, грешен, а вот второе...

Дошло до того, что я заходил в ванную, закрывался, открывал воду, и — по струе пальцем так туда-сюда, создавая звуковую иллюзию процесса мытья ног. Мама спалила, конечно... Я тупо заснул в ванной. Но то, что она думала, что я там мыл ноги, было моим достижением. Надо-то было всего лишь ноги перекинуть через ванну, ан нет — лень...

Во взрослой жизни, конечно, всё изменилось. Того, чего мне делать лень, стало много больше, и это иногда приводило к удивительным результатам.

На работе я был несколько раз замечен как толковый оптимизатор. Мои «рацухи» поступали к начальству с завидной регулярностью. Не потому что я такой умный, нет. По другой причине. Работать, в принципе, лень, но за неё хоть платят. Но работать долго и трудно не хочется ни за какие деньги — и во мне просыпались Кулибины, Левши и братья Люмье, оба сразу.

Математика и я родились на разных планетах, и друг о друге мы знаем крайне мало. По крайней мере, я о ней.

Лидия Алексеевна, помню, ставившая мне вместо оценок «Бред», говаривала, что математика — наука точная и в ней совпадений не бывает. Фиг она угадала.

Сижу я как-то на работе, ленюсь. Тогда надо было пару часов на судне считать груз, а потом часа полтора в офисе отчёт делать. Есть где разгуляться моему глобальному недостатку.

А у меня зрительная память хорошая. Ну, не хорошая, а единственная. Так вот, я пишу цифру в отчёте, и — дежавю как накрыло! Видел я эту цифру раньше, хоть убей.

Плюнул на отчёт, давай вспоминать. Перерыл все бумаги — нашёл. В старом отчёте. Давай сравнивать. Если исходные одинаковые, и финальная цифра тоже, то середину можно любезно пропустить, подумалось мне.

В общем, к вечеру я вывел формулу, которая позволяла сократить объём работы как минимум вдвое. Вот как лень побуждает нетронутые участки мозга неожиданно заработать, когда припрёт.

Лень бывает и борзая. Ударение на первый слог, я не про собаку.

Когда я работал уже в другой конторе, там вообще был ужас: порой нужно было сидеть по 12 часов кряду и смотреть на манометр. А это и нормальному человеку неохота. А я тут при чём?! Думаю, директор этого не знает и по сей день, но дело было так...

Занимались мы добавлением присадок в дизельное топливо на танкерах. До погрузки берёшь пробы дизельки на нефтебазе, едешь в лабораторию, добавляешь в дизельку присадку — и ждёшь результата.

Мало — добавляешь, много — сокращаешь объём присадки. Всё это в пробирках в PPM (part per million), то есть — миллионные доли процента. И вот когда уже едешь на судно, ты знаешь — чего, сколько и куда.

А танкер грузится как минимум 12 часов, падла.

Я придумал вот что. Подходил к старпому и просил буквально полчасика погрузить во все ёмкости одновременно. В чём-чём, а в уговаривании мёртвых мне равных нет, а просить об этом грузового помощника как раз из этой категории — у него как бы свой план погрузки, он для этого учился и туеву хучу лет в море отходил.

Если он таки нехотя кивал головой, я пулей летел в насосную, врубал все насосы, что есть, на полную катушку — так, что у манометров стрелки прилипали к ограничителю. И то, что я должен был медленно закачать в час по чайной ложке на судно, я плюхал за полчаса.

А спать, как я уже говорил, мне не лень, поэтому я ехал домой и без зазрения совести дрых, пока начальник думал, что я бдю в насосной.

Пару раз операция была на грани провала. Шеф звонил и говорил, что скоро подъедет. Какое же счастье, что он крайне непунктуальный! Я пулей летел из дома в насосную и делал страдальческий вид уставшего от жизни старика. Ну, мне ещё когда говорили, что надо было идти на актёрское. Поленился.

Босс через часик таки приезжал, жалел, покушать привозил, обещал дать премию — и не врал. Он уезжал с тяжёлым сердцем выписывать премию, а я — домой досыпать.

Рано или поздно меня бы «почикали» с этой моей схемой, и я придумал страховочный вариант.

Был у меня «студент», который готов был поработать за недорого. Пару раз я его провозил на «Вентбункер» нелегально, но это уже не шутки — если бы тут поймали, выгнали бы к чёртовой бабушке. И я придумал, как ему выписывать временный пропуск. Вот и чудненько — он, напуганный мной тяжестью ответственности, не смыкая глаз дежурил у насоса, а я, если не спалось, то, бывало, и в бар заглядывал в это время, и даже разок был на рыбалке.

Это сейчас о борзоте как раз было...

Как я впервые поехал. Это сейчас купить велосипед, как за хлебушком сходить

Умению говорить, ходить на горшок и кататься на велосипеде я целиком и полностью обязан маме! С первыми двумя навыками я до сей поры справляюсь неплохо. С первым, поговаривают знающие люди, что даже перебор.
 

Итак, о том, как я постигал тонкости вождения велосипеда. Это сейчас купить велосипед как за хлебушком сходить. А тогда, когда мне было 8 лет, ни хлебушка толком, а велосипедов так и подавно, в магазинах не было.

Но предусмотрительные креативные директора Советского Союза придумали прокат.

Прокатить можно было всё, что только можно было себе представить в той стране. От гранёного стакана до свадебной амуниции и золотых колец. От плоскогубцев до чёрно-белого телевизора «Рекорд». Как правило, последние два бытовых предмета брали вместе, потому что надо было как-то переключать один канал на второй.
 
Без всякой иронии — свадебный костюм, платье и фата напрокат было чудесной идеей. Если у вас фигура бегемота, то никакой «Бриони» из вас не сделает Раджа Капура. А именно он тогда был эталоном неземной мужской красоты. Так же и с фатой. Какой смысл платить тыщи за, в принципе, одинакового кроя платье из красиво порезанной марли?

Если невеста отощала, это только плюс. Полёт фантазии и смекалка приходили на выручку. Девушку трижды оборачивали в платье, предназначенное для грузных барышень — и вот вам уже новый дизайн. Если это сделать неаккуратно, то платье становилось оригинальным. Пролить на него немного зелёнки и навтыкать в него шпилек с булавками, чтоб и не спадало, да и невеста чтоб была начеку — и свадьба переставала быть стандартно томной.

Но я ушёл в сторону — даже если бы у меня и была свадьба, то она была бы точно креативной без всех этих пиджаков, фаты и прочих ношений надувного шарика у тёщи между ногами.

Возвращаясь к велосипедам, хотелось бы кое-кому напомнить, а кого-то и оповестить, что в то время их существовало четыре типа.

Если не считать трёхколёсный с красными шинами (это отдельного рода транспортное средство, опасное как для жизни ребёнка, так и человечества в целом), градация начиналась со «Школьника», продолжалась подростковым «Орлёнком», а вершиной всему был «взрослик», так и не удостоившийся хоть какого-то названия. Просто большой велосипед.

Подростковый велосипед для мальчиков ХВЗ В-72 «Орленок».
 

Но в прокатах были специальные прокатные велосипеды, которые нигде не продавались, а выпускали их, как и всё в Советском Союзе, на танкостроительном заводе отдельной сталепрокатной партией. Это был гибрид «Школьника» с «Орлёнком», и он подходил для разных возрастных групп.

И вот как только я достиг минимально возможной возрастной группы, мы с мамой перешли через дорогу, зашли в прокат вдвоём, а вышли — уже втроём.

Дальше были неоднократные падения обоих, порванные школьные брюки, ободранные острые углы моего детского субтильного тела и несвойственный маме мат. Она сказала, что так истрепать ей нервы за три рубля не удавалось ещё никому, и следующие два дня мы не разговаривали.

Добрые дети во дворе интересовались, по каким подвалам меня носило, если у меня исцарапано даже там, где это физически невозможно. А так как я уже принимал участие в игре «молчанка» с мамой, я решил поиграть в эту чудесную игру и со всеми своими однодворянами.

Все 40 лет, что я умею разговаривать, все бойкоты заканчивал я словом «ну», после чего мама, ждавшая этого кодового слова, разражалась тирадой в мой адрес (мол, чтоб она ещё раз в жизни...), испускала пар из накопившихся за два дня слов — и держа мою руку своей, забинтованной, снова вела меня в прокат.

Наконец мои эллипсы, вензеля и синусоиды выпрямились — и я поехал.

Радости не было предела. Мама не имела никакого отношения к спорту, но на радостях обогнала меня, чтобы поймать и искренне порадоваться за талантливого сына, не опозорившего честь семьи. Последнее, видимо, особо мотивировало.

Так как у меня оставалось 30 оплаченных минут, я с абсолютно идиотским выражением лица, свойственным человеку, только что обретшему счастье, вскочил на велик и, как заправский гонщик, со звуками «энн-эннн-эээээн» понёсся вокруг дома.

Что может быть удобнее автобусной остановки у дома? В этом плане мы оказались абсолютно счастливыми людьми — наш подъезд был ближним, и все, кто дома не успел, заглядывали к нам на «расслабиться».

На остановке стоял мужчина, потенциальный «ссыкун», так как в авоське у него весёлым веером торчали бутылки с пивом.

Он мельком глянул на меня и пододвинул авоську ногой поближе.

Приближался я стремительно, и мужчина глянул на меня ещё раз — уже с опаской. Он явно умел ездить на велосипеде и понимал, что мне самое время притормаживать. Но у меня произошёл какой-то сбой в координации, и вместо оборота педалей назад я ещё сильнее надавил вперёд. И не промазал.

Разбить авоську с пивом в те времена приравнивалось к жестокому преднамеренному убийству с отягчающими обстоятельствами. Ох, как мужчина меня хвалил, как был красноречив — и, как знал, маму мою поблагодарил несколько раз.

Дома маме было доложено об опасной обстановке на остановке, а велик надо было уже сдавать обратно. Тут же был разработан хитроумный план, по которому первым из подъезда с велосипедом должен был выйти я, а потом — по обстоятельствам.

Короткими перебежками минут за двадцать мы добрались до проката с тыла (нормальным путём идти было меньше минуты). Сдав велосипед, мама в точности повторила слова, сказанные сразу после моего сокрушительного поражения в молчанке.

Года два я на велосипедах не ездил — под страхом тихой казни в уютной домашней обстановке...

Велик, пятница, старушка. Жестокая правда о Голландии.

Если как-нибудь вдруг вы будете в Голландии, и мало ли вам в голову случайно долбанёт покататься на велике — не делайте так, как я.
 

Про то, что я чрезвычайно азартен, похлеще всех «Парамош» вместе взятых, я уже ведал. И вот еду я на велике. Довольно быстро. На светофоре остановился.

Там уже ожидала зелёного света бабуля — божий одуванчик. Знаете, бывают такие бабули, как будто сушёные. Сильно морщинистая, худющая, ножульки тоню-юсенькие. В общем, такие у нас на великах не ездят. А эта ещё при параде, в юбке и на каблуках. Ситуация меня нисколько не удивила. Тут какие только персонажи на велосипедах не ездят.

Весело засиял зелёный свет и загундосил прерывистый сигнал, а это значит — можно ехать.

Я ещё, главное, приготовился со старта рвануть. Педаль так поддел носком кроссовки, чтоб всем весом и силищей надавить и укатить к чёртовой бабушке.

Всё бы ничего, если бы не эта, по совпадению, чёртова бабуля на шпильках. Вместо того, чтобы мгновенно обогнать бабулю предкладбищенского возраста, я волочился позади, да ещё и прилично отставая.

Я поднажал. Но бабуля удалялась, как светлое будущее.

Азарт не заставил себя долго ждать. Ну, думаю, не совсем уж село, звёздочки и я переключать умею. Сначала, естественно, переключился на большую и... начал отставать ещё сильнее, при этом мотыляя ногами со скоростью пропеллера винтового самолёта.

Потом было ещё несколько композиций из звёздочек, и наконец-то я переключился на обе самые маленькие — и неожиданно аж привстал. Эта, не побоюсь этого слова, Шапокляк, в спокойном темпе крутила педали, не переставая неумолимо уменьшаться в размерах.

Я выбрал какую-то оптимальную для себя комбинацию, чтоб и не пропеллер, и не два оборота в минуту. Педали я крутил минимум в два раза быстрее проклятущей бабки, а приближался — в час по чайной ложке.

Когда мы с ней поравнялись, у неё на лице было спокойствие и умиротворение монашки в отпуске. С меня же в этот момент лился пот, слезились глаза от ветра, а язык удобно расположился на плече.

У меня таки кончились батарейки. Я сдался.

Последнее, на что я обратил внимание, так это на толстую раму её велика и диск на заднем колесе. У бабушки был велик с электродвигателем. Такой стоит тыщи три евро, если чо. Крутит педали она лишь для того, чтобы поддерживать темп, а дальше двигатель делает её поездку беззаботной прогулкой.

Моя же поездка к беззаботности, спокойствию и умиротворению не имела никакого отношения. Измождённый, мокрый и злой, я покатил велик домой.

В общем, провёл приятный пятничный вечер с шикардосной дамой...

P.S. Что она обо мне подумала, когда я догнал её мотор, боюсь даже представить. Полицию за покушение на её жизнь путём угрожания страшным лицом не вызвала — и на том спасибо.