Я живу в доме ультрамаринового короля (Петербург)

Модерновые доходные дома, сталинские высотки и многоэтажки 1970-х годов — не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике «Где ты живешь» The Village рассказывает о самых известных и необычных домах и их обитателях.

В доходном доме Веге на набережной Крюкова канала до 1919 года жил известный пианист Александр Зилоти, после 1934-го — генетик Михаил Лобашев. А сейчас самыми знаменитыми жильцами является чета Шнуровых. Живут в этом доме люди в основном богатые — и само здание чем-то похоже на неприступную крепость: любопытному туристу будет очень сложно попасть внутрь и оценить роскошное убранство парадных.

Неискушенные экскурсоводы часто называют здание «домом шоколадного короля» или «домом Шаляпина». Сотрудник Музея истории Санкт-Петербурга Наталия Цендровская рассказала нам, почему оба названия некорректны и какую роль в жизни владельца доходного дома сыграл ультрамарин. Мы также встретились с семьей, проживающей в доме Веге с 1930-х годов, и поговорили о старинных вещах, мощных атлантах, строгих консьержах и инстаграме Сергея Шнурова.

Доходный дом Р.Г. Веге

АРХИТЕКТОР: Сергей Осипович Овсянников

АДРЕС: набережная Крюкова канала, 14 / проспект Римского-Корсакова, 41

ПОСТРОЙКА: 1912–1914 годы

СТИЛЬ: неоклассицизм

ВЫСОТА: семь этажей

АННА ПЕТРОВА

руководитель издательского отдела Мариинского театра

С детства мое воображение волновал этот дом. Я выросла неподалеку, на Фонтанке, часто проходила мимо него, когда шла в Мариинский театр. Там жили мои друзья: одни наверху, на террасе — окнами на Николу (Никольский морской собор. — Прим. ред.), а другие — в квартире на третьем этаже, окнами на канал. И когда я училась в Европейском университете, написала эссе об этом доме.

Отрывки из эссе «Сочиненная Италия. Дом Веге на Крюковом канале как образец ретроспективизма 1910-х годов»

Доходный дом Р.Г. Веге был построен на угловом участке Екатерингофского проспекта и Крюкова канала в 1912–1914 годах. Его проект разработал Сергей Осипович (Иосифович) Овсянников (1880–1937) — недавний выпускник Академии художеств (1909), воспитанник мастерской Леонтия Бенуа. Это его первая самостоятельная работа в столице.

Заказчик

В адресном справочнике «Весь Петроград» за 1917 год упоминается лишь один Веге Р.Г. — Роберт Георгиевич, отставной полковник, владелец Киновеевского ультрамаринового завода, проживавший на правом берегу Невы в Шлиссельбургском участке. Возможно, он высказывал какие-то «итальянские» пожелания для облика своего доходного дома — знание культуры Италии считалось хорошим тоном в среде просвещенных городских жителей. А может быть, его интересовали лишь квадратные метры, и выжать максимум прибыли из купленного участка он доверил архитектору.

Композиция

Масштаб, композицию и декор здания определила его функция — доходный дом. Согласно строительному регламенту того времени, высота здания не могла превышать ширину улицы. Овсянников, с учетом совокупной ширины набережных и канала, с другой стороны — проспекта и сквера у Никольского собора, предлагает здание максимальной высоты: шесть этажей с мансардой. Даже сейчас массивность этой темной громады бросается в глаза, а на фотографиях 1915 года, опубликованных в Ежегоднике Императорского общества архитекторов-художников, она должна была немало возмущать любителей контекстной архитектуры.

Ритм фасада задают округлые эркеры. Эти вертикали акцентированы балконами на втором этаже. Скругленный угол здания, «добавленный» к симметричным крыльям, выступает также в роли эркера. Один фасад перетекает в другой посредством похожего элемента.

Щедрый декор преображает традиционные элементы дома Веге. Так, пилястры, украшенные стилизованным орнаментом, имеют нормативную базу, но капители заменены фестонами, изогнутые бараньи рога трактуются как волюты (подобным образом поступает и Мариан Перетяткович, переосмысляя капители в доме Вавельберга на Невском, 9). Обращают на себя внимание пышные сандрики с картушами, барельефы в простенках между окнами и, главное, фриз на уровне второго этажа, стилизованный под фрески итальянского кватроченто. Он подчеркивает декоративность венецианских окон. Итальянские мотивы ощутимы и в частях здания, фланкирующих парадный двор. Хотя балконами они не являются, их аркадные окна напоминают об угловых лоджиях итальянских палаццо и средневековом трифории. К романскому стилю отсылают и балконные решетки с аркатурным мотивом. Открытые террасы на шестом этаже — также мотив «южный», не петербургский (неудивительно, что нынешние жильцы их застеклили). В чертежах Овсянников помещает стаффажные фигурки именно на террасах, словно подчеркивая неожиданность (и соблазнительность) приема.

Огромные атланты, поддерживающие перекрытие парадного двора, отсылают к атлантам Нового Эрмитажа. О немецком классицизме (зданиях Карла Шинкеля, Лео Кленце) также напоминают и сдвоенные прямоугольные окна центральных этажей.

Рисунок дельфинов, использованный в оформлении балконов, напоминает о перилах Аничкова моста и, соответственно, Замкового моста в Берлине, созданных по рисунку Шинкеля.

Дом с курдонером

Доходный дом с курдонером уже существовал в сознании заказчиков как чрезвычайно удобная схема. Он позволял сделать квартиры, выходящие окнами во двор, более светлыми и, следовательно, привлекательными для будущих съемщиков. Три подъезда дома Веге, выходящие в один двор, уравнивали в правах жильцов всех квартир. Как известно, в то время именно состояние парадной лестницы, а не количество комнат, во многом служило качественной характеристикой жилья. Курьезный штамп «лестница с ковром и швейцаром», свидетельствовавший о классе подъезда, автоматически означал и соответствующее качество квартир. Такие лестницы отапливались каминами, а дом Веге был еще оснащен и «подъемными машинами» (лифтами). Кухни, черные лестницы и прочие служебные помещения выходили в дворы-колодцы. Комнаты для прислуги были расположены в мансардном этаже, за балюстрадой с вазами.

В решении Овсянникова чувствуется влияние проекта «трех Бенуа» — Леонтия Николаевича, Юлия Юльевича и Александра Николаевича. Он был выбран в 1910 году на конкурсе, объявленном для проектирования доходного дома Первого российского страхового общества на Каменноостровском проспекте, 26–28.

Как и Бенуа, Овсянников проектирует здание с асимметричным курдонером —двор смещен относительно центральной оси участка. В здании на Каменноостровском проспекте архитекторы таким образом продлили перспективу Лицейской улицы, которая упирается в курдонер. На Крюковом канале смещенный курдонер позволил прибавить к трехчастной композиции с фасадом на канал еще один объем фасадом на проспект. Как и у Бенуа, курдонер отделен от улицы, но не колоннадой (участок, предложенный Овсянникову, значительно меньше), а порталом с атлантами. Эта общая композиционная идея — курдонер с «воротами» — отличает эти два проекта от многих других домов с курдонерами: дом Лидваль на Каменноостровском, 1–3, дома Сюзора на Пантелеймоновской улице (Пестеля) и Кирочной, кооперативный дом Алексея Зазерского на Каменноостровском, 71–75, дом на Карповке, 19 и так далее.

Однако курдонер дома Веге — гораздо уже, нежели в домах по вышеуказанным адресам. Тесный, высокий и мрачный (о выбранном цвете — ниже), он позволяет предположить, что, согласовывая в проекте коммерческие интересы и художественные, вторыми периодически приходилось жертвовать. Хотя ступенчатое расширение двора (единственный случай среди петербургских курдонеров) напоминает о первоисточнике — Версальском парадном дворе.

Имитация камня

Одним из предшественников проекта Овсянникова видится банк и доходный дом Вавельберга (Невский, 9), возведенный в 1910–1912 годах по проекту другого ученика Бенуа — Мариана Перетятковича. К нему отсылают и темный, под камень, цвет дома Веге, и венецианские окна второго этажа.

Овсянников переносит на доходный дом саму идею банка — мощного тяжеловесного здания-броненосца, ассоциирующегося с богатством заказчика. Мол, богаты, как Вавельберг и венецианские дожи, благородны и культурны, как заказчик Императорского Эрмитажа, и жильцы наши так же состоятельны, как обитатели кооперативных домов. Серая цементная штукатурка, использованная в оформлении дома Веге, должна была имитировать каменную облицовку. Ведь тонны сердобольского гранита, потраченные на банки Перетятковича, красноречивее всего говорили о несметных средствах, вложенных в имидж заказчиков. На чертежах дома Веге видно, что первоначально архитектор хотел имитировать каменную кладку на всех этажах. Может быть, сходство его будущего доходного дома с банком Вавельберга очень польстило полковнику Веге. В 1912 году, когда Овсянников взялся за проект, банк Вавельберга только что был закончен и поразил всех горожан своей внушительностью.

ТРЕХКОМНАТНАЯ КВАРТИРА

ОБЩАЯ ПЛОЩАДЬ

118 квадратных метров

ПЛОЩАДЬ КУХНИ

21 квадратный метр

ВЫСОТА ПОТОЛКОВ

3,10 метра

САНУЗЕЛ

раздельный

ЦЕНА ТРЕХКОМНАТНОЙ КВАРТИРЫ

40 000 000 рублей

В аренду квартиры и комнаты на данный момент не сдаются

САША КОРОЛЁВА, работает в Mishka Bar

САША: «Наша семья живет в этом доме с 1930-х годов. Насколько я знаю, бабушкин дед получил эту квартиру в подарок за хорошую работу — он был завхозом на каком-то большом заводе. Заехал он сюда не один — здесь жили еще несколько семей, наши родственники».

НАТАША (мама Феди и Сашина тетя, ненадолго присоединяется к нашему разговору): «До революции в доме были очень большие квартиры — по 7–10 комнат. А потом коллективизация, НЭП — квартиры дробили. В войну в одной из комнат жил старенький прадед, когда он умер, туда подселили абсолютно посторонних людей. И получилось, что в одной квартире жили две родственные семьи, а посередине — чужие люди, мать и дочь. Мы потом довольно долго с ними общались: мать уже умерла, а дочери сейчас, наверное, около 70 лет».

САША: «Раньше в квартире было семь комнат, сейчас — две. Зал отделили еще до войны, а проход в остальные комнаты замуровали уже после, сделав отдельный вход в квартиру (раньше он был слева). Вроде бы это сделал мой прадедушка, который не хотел жить с несколькими семьями. В итоге в квартире справа жили дети бабушкиной сестры — мама помнит, как они ходили друг к другу в гости. Но потом они продали квартиру и уехали в другой город».

НАТАША: «Когда эту квартиру отделили от 22-й, ей присвоили следующий за последним номер. Получилось, что на одном этаже квартиры № 22 и 55. А в новое время, наоборот, бывшие коммуналки начали соединять в большие квартиры».

ФЕДЯ ОРЛОВ, заканчивает среднюю школу

САША: «Я родилась в Израиле, но с месяца уже жила здесь. За 22 года в квартире почти ничего не поменялось. Лет 10 назад был пожар: у нас коротнуло проводку, загорелись кровать, часть окна — закоптило всю квартиру. Даже сейчас можно увидеть, что входная дверь наполовину закопченная. Мы сделали косметический ремонт и немного поменяли местами мебель. Пожарные выбивали окно, залили все водой по колено».

ФЕДЯ: «Этим были страшно недовольны соседи. Соседа снизу мы и так несколько раз заливали по разным причинам. И, вообще, с ним были постоянные стычки: он приходил из-за несуществующего шума, довольно жестко ругался. В детстве нас им пугали: говорили, что если будем шуметь вечером, он придет и выломает двери».

САША: «Сосед снизу — бизнесмен, довольно богатый человек. Когда-то он предлагал выкупить нашу квартиру, но сейчас, кажется, уже забил на эту затею. Вообще, родители уже лет 10 думают о продаже. Но очень жалко. У нас всегда здесь было много друзей, с домом связана масса воспоминаний, которые не хочется продавать. Но, конечно, нам неудобно, что мы живем все вместе. Я сейчас снимаю комнату на Синопской набережной. Здесь бывает моя мама —между постоянными командировками. А в основном тут живут Наташа, Федя и младший брат Феди, который сейчас в детском саду.

В квартире очень много старых предметов. Например, целый стеллаж с вещами, которые остались от наших прабабушек-прадедушек — дневники, старые книги. Большое количество старых черно-белых фотографий. Мы все это трепетно храним, редко достаем. Прабабушка и прадедушка была врачами, от них осталось много своеобразных предметов».

ФЕДЯ: «Не далее как минут 20 минут назад Саша искала таблетку от головы и наткнулась на огромный старый шприц. Вообще, у нас есть набор шуток о нашем быте. И одна из них — про аптечку, в которой можно найти все вплоть до капельницы, но практически не бывает элементарных вещей типа пластырей».

САША: «Еще одна шутка — про четыре огромных окна, на которых висит жалкая занавеска. Летом очень приятно просыпаться: солнце бьет в глаза».

ФЕДЯ: «Летом, когда я сижу за компьютером, сооружаю небольшой шалаш из темной простыни, потому что солнце реально мешает. И все почему-то не соберемся купить или, скорее, сшить на заказ занавески. Кроме того, там проблема с карнизом — он довольно ветхий, и мы побаиваемся его трогать».

САША: «Мы просто все делаем очень медленно. Несколько месяцев назад перегорела лампочка в ванной, и теперь Федя периодически бреется при свечах. Мы адаптируемся».

НАТАША: «В квартире есть предметы охраны — латунные ручки и лепнина на потолке».

САША: «Лепнина здесь очень красивая. Я помню, что в детстве лежала и смотрела на нее: она как будто шевелилась, и мне казалось, что это змеи».

ФЕДЯ: «Несколько лет назад в доме реконструировали атлантов — до этого и они, и наш балкон были в плачевном состоянии. От балкона периодически отваливались куски, на него страшно было выходить».

САША: «Одновременно с реставрацией атлантов исчезли часы. Их отремонтировали и повесили обратно. До этого они очень долго не функционировали. Когда их вернули, был небольшой праздник, выдавали шоколадки с изображением часов. Мы нечаянно на него попали, так как шли домой.

Лифт в парадной раньше был другой — очень красивый, с большим зеркалом. Я помню, как поставили новый, „Могилевлифтмаш“, который ездит очень медленно».

НАТАША: «Сейчас в доме три парадные вместе с центральной, а раньше было две, по бокам. Оригинальные парадные — красивые, а центральная — обычная. Когда-то на каждом этаже было по одной квартире, которая занимала целый пролет. Сейчас у нас на этаже три квартиры.

Вероятно, в доме и сейчас есть десятикомнатные квартиры. Например, напротив, на четвертом этаже живут Сергей и Матильда Шнуровы, они относительно недавно сюда въехали — у них, скорее всего, большая квартира».

САША: «Они не особо скрывают, что живут здесь. Постоянно в инстаграм выкладывают фото. Дом приметный, Шнурова все знают — сопоставить одно с другим несложно. Еще у него тут на набережной какое-то время стояла ретромашина — кажется, красно-белый кадиллак. А один раз я возвращалась домой с ночной смены в четыре утра и видела Шнурова, который сидел на поребрике с дворником — оба пьяные. Они мне сказали: „Здравствуйте!“ И я им сказала: „Здравствуйте!“ Однажды видела, как они с Матильдой под дождем на балконе снимали видео в инстаграм.

В основном в доме живут довольно обеспеченные люди — это видно по припаркованным машинам. Мне кажется, наша квартира одна из самых небогатых. И еще единственная в доме коммуналка ниже этажом, там три или четыре комнаты. Из старожилов на весь дом осталось человек 10.

Сами жильцы сделали очень красивую парадную. Я знаю, что все тот же сосед снизу еще в 90-е оплачивал консьержей. Периодически проходят собрания жильцов — у нас есть активистка с седьмого этажа, которая этим занимается. Здесь вообще очень парятся по поводу порядка. Красные ковры в парадных все время чистят. Никогда не бывает грязно, никогда плохо не пахнет. Жильцы очень следят за этим.

Перед домом стоят ворота: они всегда закрыты, их открывают, только когда вывозят строительные материалы. А за дверьми в двух боковых парадных сидят консьержи. Если я прихожу с друзьями, они у меня спрашивают, остаемся ли мы на ночь. Обычно консьержами работают посторонние бабушки и дедушки, но сейчас в нашей парадной сидит соседка из коммуналки снизу.

Постороннему человеку самостоятельно попасть в дом нереально. Один раз какие-то туристы просили провести их внутрь — я провела. Я считаю, что незачем так запираться. У нас же все равно много камер, еще и консьержки, да и все двери закрыты. Если ты забыл ключи, а консьержка ушла в туалет, будешь очень долго стоять и думать, что делать.

Летом здесь по каналу все время плавают кораблики. Мы часто сидим на балконе и пьем вино, а на наш дом показывают пальцем. Прекрасное чувство!

Здесь отличный район, с особой, приятной публикой. В детстве я никогда не видела, чтобы тут ездила милиция, бродили алкоголики. Тут всегда пусто и чисто».

Хозяин и первые жильцы «дома с атлантами»

НАТАЛИЯ ЦЕНДРОВСКАЯ

сотрудник Государственного музея истории Санкт-Петербурга

Веге

Словосочетание «шоколадный король», которое последние несколько десятилетий часто употребляют по отношению к Роберту Георгиевичу Веге, думаю, проделки риелторов. У них заведено придумывать какие-нибудь истории про дома, чтобы побыстрее и подороже продавать квартиры. Еще этот дом ошибочно называются «домом Шаляпина». Я живу рядом, иногда идешь — плывут кораблики: с одного доносится про шоколад, с другого — про Шаляпина. У Р.Г. Веге было незначительное количество акций в компании «Жорж Борман», но даже самого Бормана никто не называет шоколадным королем (хотя в Петербурге он именно им и был).

На самом деле отец Роберта — Георгий Иванович Веге — был доктором и основал в 1876 году на правом берегу Невы ультрамариновый завод. До этого таких заводов в России не было, а потребность в ультрамарине была — и он был привозной, довольно дорогой. Дела на заводе шли блестяще. В то время многие ринулись в эту отрасль, но Веге всех победил — почти все конкуренты позакрывались, а его завод вплоть до революции производил больше половины всего ультрамарина в России.

Роберт Георгиевич Веге родился в 1869 году, в 1894-м выпущен из Николаевского кавалерийского училища в Лейб-гвардии Гродненский гусарский полк (как Лермонтов). В 1900-х подполковником служил в Главном штабе, с 1909-го в отставке, единоличный владелец Киновиевского ультрамаринового завода. Тогда же переселился в отцовский особняк (современный адрес: Октябрьская наб., 38. — Прим. ред.). Сейчас этот особняк в ужасном состоянии: там мощный грибок, все расхищено — похоже, этот дом уже ничто не спасет.

Участок на Крюковом канале Роберт Веге купил в 1912 году. После революции он эмигрировал во Францию. Умер в 1943-м. Его завод в 1920-е годы носил название «Республика».

Библиотека

После революции в доме на Крюковом канале открылась Центральная библиотека второго городского района. Туда свозили большие и богатые библиотеки. Там же, скорее всего, погибла библиотека Александра Зилоти, а также библиотека хозяина дома, в котором жил Блок, на углу Пряжки и Офицерской (сейчас — улица Декабристов. — Прим. ред.), — известного музыкального критика Евгения Петровского. Позже один его родственник писал, что в этой библиотеке были до потолка навалены огромные груды книг, нот, рукописей.

В последний раз библиотека второго городского района в этом доме показана в справочнике «Весь Петроград» 1922 года. Возможно, в 1923-м она превратилась в библиотеку РКСМ на ул. Глинки, 4–14 (Особняк Мордвиновых на Театральной, который теперь на этапе сноса).

Зилоти

Семья Александра Ильича Зилоти поселились в доме в 1913 году (хотя везде пишут, что дом был достроен в 14-м году). Из письма жены Зилоти Веры Павловны (урожденная Третьякова — дочь основателя Третьяковской галереи, купца Павла Третьякова. — Прим. ред.), написанного вскоре после переезда в этот дом, мы узнаем: «Квартира теплая и терпеть недостатки нового дома можно». Недостатки — это сырость, которая всегда была в новых домах: поэтому первое время квартиры сдавались дешевле, чем они стоили потом — дом просыхал.

Семья была большая. Из наиболее известных детей — художник Александр Александрович Зилоти. Что касается отца, Александра Ильича Зилоти, нельзя сказать, что он совсем забыт, но он не был композитором, а только исполнителем и дирижером. Такие люди обречены на забвение.

Зилоти был чрезвычайно деятельным человеком — он создал частную антрепризу, которая так и называлась «Концерты Александра Зилоти». Это были абонементные концерты, они проходили в зале дворянского собрания — нынешнем Большом зале филармонии. На этих концертах очень много выступал Рахманинов, который приходился Александру Ильичу двоюродным братом. Они были очень дружны. Приезжая из Москвы, Рахманинов постоянно бывал в доме у Зилоти. По воспоминаниям подруги одной из дочерей Зилоти, Рахманинов обычно играл на рояле Веры Павловны.

Из персонажей, бывавших у Зилоти, еще можно упомянуть Игоря Стравинского, Сергея Прокофьева, для популяризации творчества которых Зилоти очень много сделал своими концертами. Прокофьев еще практически не был известен, а Зилоти исполнял его произведения, перемежая ими сочинения знаменитых авторов.

В начале 1919 года к Зилоти пришли с обыском, и по окончании выгнали семью из квартиры. Только старая нянька, комнату которой не обыскивали, сумела припрятать кое-что из ценных вещей. Некоторое время Зилоти жили в одном из домов на другой стороне канала, а потом, как и Рахманинов, уехали из России через Финляндию. Часть семьи осталась в Париже, остальные поехали в Америку — и там Рахманинов помогал им устраивать жизнь.

Шаляпин

Федор Шаляпин никогда не жил в этом доме, но он часто тут бывал, потому что в его контракте было специально оговорено, что он имеет право выступать на концертах Зилоти. Подруга Веры Павловны вспоминала, что они как-то сидели за столом. У Зилоти в доме на канале была огромная пятиоконная комната, которая была разделена большой занавеской на две части. В обычные дни это была столовая, но когда надо было, занавеси раздергивали — и комната превращалась в зал. И вот, отдернув занавески, вошел Шаляпин, напевая: «Я здесь, Инезилья, / Я здесь, под окном» (песня Глинки на стихи Пушкина. — Прим. ред.).

Восстановление часов на доме Веге

В декабре 2015 года на «доме с атлантами» запустили исторические часы, которые до этого долгое время не работали. Процессом восстановления — от сбора денег до согласований с властями — занимались обычные петербуржцы. На проект у них ушло почти полгода.

АНТОН ЧЕРНОВ

инженер, автор идеи восстановления часов

На месте Новой сцены Мариинки раньше была 243-я школа, в которой я учился. Жил я немного дальше — на Римского-Корсакова, 61. Я постоянно ходил мимо дома Веге, в нем жили мои друзья. В детстве думал: «Какие мы были бы крутые, если бы заставили работать часы на этом доме». Потом на долгие годы это забылось. И вот в 2015 году, на встрече с друзьями мы обсуждали детские мечты, и я сдуру озвучил эту. Друзья за нее ухватились — с этого все и началось.

Организационными делами занималась группа друзей — 8–10 человек. Впрочем, мы считаем, что участие принимали все, кто помогал словом и делом. Кто-то жертвовал небольшие деньги, кто-то — большие. Была серьезная неосязаемая помощь: например, с лицензией, монтажом и так далее.

К сожалению, жители дома не особо участвовали, только Екатерина Баринова (руководитель ТСЖ «Доходный дом Веге». — Прим. ред.) подключилась на последнем этапе. Мы были бы рады, если бы они помогали более активно — насколько я знаю, там есть люди весьма обеспеченные. Впрочем, хотя бы не мешали.

Нас очень порадовали чиновники, которые пошли нам навстречу. Они поняли наше желание, давали советы, которые помогли все сделать лучше. Мы ожидали препон, но все произошло быстро.

Ремонт часов стоил около 400 тысяч рублей. После ремонта мы отдали часы в безвозмездное пользование собственникам дома. Для нас это был некоммерческий проект: мы ни копейки не получили (хотя люди, которые, кажется, даже не участвовали в нем, предъявляли нам обвинения). Все, что осталось, мы перевели на благотворительные цели нашим знакомым, которые занимались восстановлением детского спортивного центра в Москве.

Фотографии ВИКТОР ЮЛЬЕВ