Феномен отшельничества существовал во все времена. Известно, что во многих, если не во всех, человеческих обществах и культурах всегда были люди, которые избирали этот особый путь самоустранения и изоляции.

Герои этого кросс-медийного проекта – нерелигиозные отшельники, в уединении создавшие свои собственные миры. Их истории различны, но имеют что-то общее. Выбор пути отшельника связан с поиском равновесия и надеждой на его сохранение.

НОВГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ

Четыре жизни Виктора Степанова – лесника, поэта и бывшего советского предпринимателя.

Виктору Степанову семьдесят лет. Последние двадцать два года он живет в глухом лесу в пяти километрах от ближайшей деревни. Добраться к нему непросто – от деревни нужно идти через лес до реки, пересечь ее на лодке и потом снова долго пробираться сквозь лес. Зимой, пока река не встанет, отшельник и вовсе оказывается отрезан от цивилизации.

Когда-то эти места выглядели иначе: всюду были распаханы поля, в поселках жили люди. Но после Великой отечественной войны район постепенно пустел, и теперь природа вернула его себе. Кругом густой лес с папоротниками, можно встретить даже медведей.

«Мне лучше в стороне от людей».

Виктор родился в 1946 году вдалеке от этих мест. Ему было десять, когда семья вернулась в новгородскую деревню, оттуда был родом отец. Виктор вспоминает, что в школе его учили интеллектуалы из Прибалтики, в то время там было больше свободы по сравнению с остальным СССР: «От них – книги и споры. Мой разум метался, будучи не способным связать в одно целое идеализм и реалии мира».

Однажды на 1 мая, пока его одноклассники собирались на демонстрацию по случаю празднования Дня труда, будущий отшельник попытался покончить с собой в близлежащем лесу. Так закончилась его первая жизнь. По окончании школы в 1965 году Виктор вступил в период метаний и интенсивного поиска смыслов, продлившийся шесть лет. С тех пор у него остались телефонофобия, отвращение и одновременно страстная тяга к беллетристике и полное отрицание телевидения и кино.

В 1971 году Виктор встал на путь изучения природы: после окончания училища лесного хозяйства он простился с отцом и начал исследовать страну, присоединяясь к геологическим и биологическим экспедициям в ее самые отдаленные уголки. Была и семейная жизнь с женой и детьми – но в кратких перерывах между командировками.

Фотографии Анны Аматуни

Третья жизнь началась в 1992 году: после трех авиа- и двух автокатастроф Виктор поселился на Дальнем Востоке и начал работать в Уссурийском заповеднике Академии наук. Он, наконец, получил возможность читать все что угодно – от академических журналов по философии до дешевых детективов – и понял необходимость познания человеческой природы. Тогда рядом с ним была жена, которая ради жизни в лесу оставила должность директора военного завода. Они жили в красивом доме, построенном для заповедника знаменитым архитектором, и растили двух сыновей.

Виктор организовал в заповеднике предприятие по выращиванию женьшеня. Стал первым частным предпринимателем в Советском Союзе, получившим на это лицензию, и производил женьшеня больше, чем вся страна вместе взятая. Он наладил связи с китайскими закупщиками и заключал с ними крупные контракты. Бизнес успешно развивался: Виктор даже арендовал вертолеты для перевозки товара и нанимал китайцев для работы на своем участке.

«Я сам с собой разговариваю, на самом деле. С деревьями, с кустами, с травами, с птичками, с землёй, со всем. А с собакой – уж тем более. Вы еще не слышали, как я песни ору».

Желая всё делать по закону, он попытался договориться о легальном оформлении своего предприятия с властями. По итогам большого заседания с главами местных структур ему предложили всего два процента от выручки. Бумагу он подписал, но уже тогда понял, что делу пришел конец. А как-то раз, придя домой с многодневного маршрута, Виктор нашел под стеклом записку от жены: «Извини, я так больше не могу».

Семья осталась на Дальнем Востоке, а он вернулся на родину отца. Так в 1995 году началась его четвертая жизнь. Два месяца Виктор бродил по окрестным лесам в поисках идеального места и нашел его у ручья, на вершине лесной сопки. Остался, как сам Виктор говорит, потому что обнаружил уникальное сочетание качества почвы и ориентации склонов по сторонам света.

Расчистив от леса участок в несколько гектаров, Виктор начал разводить пшеницу, рожь, кукурузу, бобы, картошку, арбузы, дыни, виноград, фруктовые деревья и лекарственные растения. По окрестным лесам рассадил барбарис, сибирский кедр, женьшень, маньчжурский орешник. О глобальном потеплении он судит по тем растениям, которые на его глазах распространяются с юга на север.  

1 / 6 Images

• В давние времена бурлаки тащили лодки вдоль реки, рядом с которой теперь живет отшельник. На ее берегах еще можно разглядеть фрагменты заросшей травой брусчатки.
• Дом Виктора – это навес из плотной ткани в несколько слоёв, железная печка-буржуйка и земляной пол.
• Он знает латинские названия всего, что растет в округе, включая травы, из которых он заваривает чай.
• Собака нужна, чтобы не подпускать к жилищу отшельника волков, медведей, кабанов и лосей. Ближе, чем на полкилометра, животные не подходят.
• Раз или два в месяц отшельник отправляется с большим рюкзаком в деревню, куда каждые понедельник и четверг приезжает автолавка.
• У Виктора есть радио, и он следит за происходящим в мире. Несколько лет назад во время выборов он вышел из леса, добрался до территориальной избирательной комиссии и работал там наблюдателем от партии “Яблоко”.

У Виктора четыре кошки, благодаря им на участке нет грызунов, и собака, она держит на расстоянии диких животных. Семь лет назад среди ночи пес начал волноваться, Виктор тогда не понял, в чем дело, и уснул до утра. Проснувшись, увидел огромного волка, лежащего мертвым у него в ногах. Выяснилось, что по окрестным деревням лесники травили хищников. Видно, зверь пришел за помощью, когда ему стало плохо.

«Начинаешь понимать суть вещей, когда остаешься наедине с собой».

На небольшую пенсию Виктор покупает подсолнечное масло, соль, дешевые сигареты, просроченный хлеб на сухари и свиные шкурки для домашних питомцев. На позднюю осень и раннюю весну, когда реку не перейти, приходится делать запасы. Местные в деревнях сначала восхищались отшельником, помогли ему с печкой, а потом охладели к своему соседу. Виктор говорит, что сложно найти собеседника – поговорить не с кем. Люди в основном темные, впрочем, для него теперь главное, чтобы не мешали жить.

Власти долго не знали, как быть с отшельником. Потом в местном земельном комитете Виктору предложили от руки нарисовать на карте свой участок и оформили землю в бессрочное пользование. Продать ее нельзя, но можно передать по наследству. Теперь, спустя двадцать лет, Виктор постепенно утрачивает интерес к посадкам, участок снова зарастает. Обладая всё той же энергией, он жалеет, что некому передать знания, ищет преемника. Пока же планирует уйти поглубже в лес.

Виктор читает одно из написанных им стихотворений.

Когда-то Виктор был членом подпольного философского кружка и попадал в психиатрическую лечебницу за критику советской власти. Мысли о природе и месте человека в биосфере сопровождают его всю жизнь. Его мировоззрение согласовано с тем миром, который он выстроил для себя. Виктор говорит, что после девяти месяцев жизни в лесу остаешься будто голым – наедине с самим собой. От тоски порой некуда деться, но отшельник пишет стихи и черпает радость в своей неразрывной связи с природным естеством.

СВЕРДЛОВСКАЯ ОБЛАСТЬ

Документальное расследование исчезновения Леонида Шаинова.

Дом Леонида Шаинова стоит в лесу на Южном Урале в семи километрах от деревни Сабик. Наш проводник, несколько лет назад во время охоты наткнувшийся на жилище отшельника, повел нас к нему прямо через лес по глубокому, до колена, снегу. По прибытии мы обнаружили, что дом и всё хозяйство разгромлены, а сам Леонид пропал. Дыры в стенах и крыше, разобранные пол и потолок, раскатанный по бревнам второй домик, разбитые железные конструкции. По крайней мере трое мужчин должны были работать несколько дней, чтобы так целенаправленно разрушить всё вокруг. 

Проведя у разоренного дома в окружении величественного зимнего леса несколько часов, мы успели обнаружить невдалеке остов старого автобуса с надстроенной деревянной крышей – явно дело рук самого отшельника. Тогда же мы задались целью выяснить, что случилось с Леонидом.  Для этого было решено опросить людей из окрестных поселков, которые могли что-то знать о его судьбе. Ниже представлена история, собранная из этих обрывочных сведений.

ВЛАДИМИР НИКИТИН

охотник и проводник

Что искали – клад? Весь пол подняли. Не просто же так. Ну вот, ребята, случилась неудача, вышла незадача. Что же тут произошло? Никакой записки не осталось? Я с ним разговаривал один раз. Он раньше работал в леспромхозе, потом ушел на пенсию, но его оставили сторожить этот большой дом. Потом к нему приехали, объявили, что предприятие закрылось и ждать ему нечего больше: зарплаты не будет. А он остался и так с 1992 года тут и жил.

Что-то тут не то. Если бы он отсюда съехал, он бы ничего не ломал, конечно. Кто-то его отсюда выселил, кому-то он помешал. Дорожку перебежал, что ли? Тут недалеко есть брошенные дома возле узловой станции, там живет много бомжей. Может, они сюда пришли, выгнали его и всё сломали. А так-то он мужик неконфликтный был. Столько лет в лесу прожить – с кем ему конфликтовать? Охотники к нему нормально относились. В сентябре он жил ещё здесь, как мне рассказывали ребята, которые мимо проезжали и с ним общались.

По словам тех, кто бывал у Леонида в гостях, у него всегда был порядок, пока дом не разграбили неизвестные нарушители.

Вот газеты его, «Жизнь», видишь? Всякая лечебная литература лежит. Семена вот валяются, огородик у него был. И вообще у него хороший мужской порядок был в хозяйстве. Вот его топор, пила – все осталось. На этих санках он возил дрова, за водой ходил. Я еще удивился, что мы проходили место, где он обычно воду набирал, а следов не было. Вот там у него лабаз был, в этом баке он продукты держал, чтобы мыши не трогали. А сейчас полная разруха.

Вот доказательство, что он недавно еще жил здесь. Видишь, мясо в пакете. Ладно, зверям оставим. Всё равно мне непонятна логика: зачем всё было рушить? Ладно, дом разрушили, кто-то себе на дачу унес окна и двери. А зачем было баню ломать? Просто руками не сломаешь, надо технику какую-то иметь. У него еще был генератор приделан к велосипеду, он крутил педали и заряжал аккумуляторы себе для чтения. Кто-то разобрал всё, забрал всю медную проволоку на сдачу. Так только бомжи делают или беглые преступники – тут и лагерей хватает. А вот у него маленькие чурочки нарублены, собирался зимовать. Что же произошло такого? Непонятно.

ТАТЬЯНА ТЕБЕНЬКОВА И НАДЕЖДА МАНУЙЛОВА

продавщицы

Мы его давно не видели, несколько месяцев. Старичок такой бодренький был, приходил к нам закупаться: продукты, томатную пасту, сало, сгущенку. Он же непьющий был. Брал все, что долго хранится и что можно долго кушать, – запасы делал.

Может, он просто уехал куда-то, а в дом кто-то залез и разгромил. Мы думали, что его в город забрали родные. У него есть кто-то – дочь, кажется. Он особо не распространялся, но как-то раз обмолвился, что к нему в гости приезжали родные или друзья. Говорил, что зовут в город. Он вообще не конфликтный человек, к нему все хорошо относились. Хотя он ни с кем особо не общался: придет, уйдет.

ФАУЗИЯ ИДИЯТУЛЛИНА

библиотекарь

А он умер. Нам сообщили из отделения милиции, что его тело нашли где-то в  Приморском крае. Что он там делал, неизвестно, но у нас такая информация. Он здесь прописан был, поэтому нам сообщили из райотдела. Приезжали к нему в дом со Следственным Комитетом, а там уже все разгромлено и одни стены стоят. Долго он тут жил, но никогда мы не слышали, чтобы его грабили или что-то такое. Его все знали – он в библиотеку ходил, в магазин. Хороший дядечка был: спокойный, тихий, приятной наружности, начитанный. Много литературы брал у нас в библиотеке.

НАТАЛИЯ ЩЕРБАКОВА

почтальон

Как такового мы ведь его и не знали. Он приходил к нам на почту, выписывал много книг, газет и журналов, и сам всегда все забирал. Видимо, очень любил читать. Последний раз был у нас в мае, и мы его спросили, будет ли он подписку делать на следующее полугодие. Он сказал, что пока не будет. Говорим: «Наверное, вы хотите уехать?» Он ничего не сказал и вообще неразговорчивый был. Мне последнее время только рассказывал, что к нему приходили местные наши парни, что-то крали вроде бы. А так – ничего вообще не говорил. Не рассказывал ни про родственников никаких. Ему письмо приходило откуда-то со стороны Самары один раз, и всё. Я у него сама никогда не была. Приезжали с областной газеты к нему, делали заметку, и мы только в ней увидели фотографию, как он велосипед крутит, чтобы свет был.

В доме не было найдено никаких зацепок относительно того, что случилось с Леонидом на Дальнем Востоке.

С июня его газеты так у нас и остались, а сам не приходил. Мы его потеряли, хотели даже главе нашему сказать, что куда-то он подевался. Может, его медведи съели, кто знает? Он нам сам рассказывал, что волки ходят и воют ночью. Как он оказался на Дальнем Востоке – загадка для всех. Куда он поехал? Люди говорят, что, может, поехал за травами. Он травами занимался, а там же такие растут, каких у нас нет. Нам сказали, что убитого его там нашли. Не сказать, что он болел – очень крепкий дядька был. Не знаю, почему так получилось. При нем, говорят, ещё деньги нашли. Если бы убили, так забрали бы деньги. Как так получилось, загадка.

СЕРГЕЙ МЕЗЕНИН 

глава поселка 

Мы к нему ходили как-то раз, разговаривали минут 10-15 о жизни. Но он замкнутый человек был вообще, не знаю, почему не общался с нами. Рассказывал, что приехал в начале 90-х годов в Сабик: там древесину сухую добывали, пилорама была, доски заготавливали. Он работал там сначала на тракторе, потом водителем. Так и остался, когда бригада уехала, и в этом доме жил, никому не мешая.

Летом сказали, что нашли его убитым в Приморском крае. Даже шок у нас был: он не собирался никуда, пенсию получал здесь, в Шале. Сам говорил, что денег ему хватает. Ничего не сажал и чем занимался целые дни, не рассказывал. Ходил за водой, баню топил, у него был свой радиоприемник, по которому он новости слушал. Последний раз, когда разговаривали, он нас даже не пустил в дом. Мы постояли, пообщались, ушли, а он остался. Он привык к одиночеству за 20 лет. Я его спрашивал, почему у него животных нет, а он говорит, что у него была собака, но она погибла и больше ему ничего не надо.

Рецепт домашнего вина, найденный в доме отшельника, с рисунком на обратной стороне.

ДМИТРИЙ СИВКОВ

главный редактор местной газеты

Нажмите, чтобы прочитать статью Дмитрия Сивкова, опубликованную в “Шалинском Вестнике” в 2013 году.

Этого человека я несколько раз видел в электричке: у него какой-то проникновенный вид был, глаза чистые и голубые. У нас вообще тут деревенские жители все открытые, а он даже на их фоне выделялся особенным взглядом. Я пару раз его видел, а когда встретил в лесу, сразу вспомнил этот образ. Не знаю, что у него в прошлом было, но тем не менее, он обращал на себя внимание.

Мы туда шли по каким-то меткам: нам сказали, где свернуть, куда идти, но мы все равно долго плутали. Это осень была, а я представил, что зимой там творится. Нужно же заготавливать дрова, вручную всё таскать это. И каких сил требует такая жизнь – не только физических, но и душевных. Сумасшествие! Я сразу вспомнил того же Робинзона Крузо. Чувствовалась в нем сила очень большая, но и что человек на пределе своих физических возможностей живет. Честно говоря, было за него страшно. Такое ощущение было, что где-то он переоценивает себя: стремится к чему-то, а сил не хватает.

Была у него эта сумасшедшая идея с домом. Он посадил сосенки очень плотно друг к другу – будто это стены. Придумал план пространства: здесь комната, здесь гостиная, здесь кухня. Все ждал, что вырастут сосны, сомкнутся, и будет у него дом. Даже дилетанту понятно, что сосны так не могут расти, а в его фантазии это уже выросло в двухэтажный дом.

Нажмите, чтобы прочитать расшифровку стихов из записной книжки, найденной в доме отшельника.

Он словно бы подпитывался этими сумасшедшими прекрасными идеями, но и в здравом ему отказать нельзя было. Он не просто в облаках витал, но и на земле крепко стоял, хозяйство свое мог организовать. Не от мира сего – это точно про таких как он. Явно жил какой-то духовной жизнью, но, мне кажется, и эзотерикой увлекался. Он не был христианским отшельником, хотя распятие у него висело. Но без своей особой философии невозможно такую жизнь выдержать.

АРХАНГЕЛЬСКАЯ ОБЛАСТЬ

Виталий Кольчиков живет на северной окраине России, отрезанный от остального мира горными реками и густыми лесами.

Виталий родился в деревне. Затем переехал в город, отучился на живописца. С большим вниманием он смотрит на окружающую действительность: она должна отвечать высоким художественным требованиям. С шестидесятиметровой скалы, на которой он поселился, открываются потрясающие виды на извилистую реку и бескрайние леса.

Будущий отшельник оказался здесь неслучайно. Восемь лет назад у него появился интерес к собственной родословной. Виталий тогда жил в Архангельске и по выходным стал ходить в местный архив и изучать церковные метрические книги. В них он прочитал о местах, откуда происходили его далекие предки по мужской линии. 

«Мои предки откуда-то отсюда пришли, а прадед и вовсе жил отшельником неподалеку. Четыре года назад я решил вернуться в эти места».

Места эти, по словам Виталия, всем хороши для жизни: «Дальше на север пороги суровые, и весной, когда снег тает и уровень воды поднимается, туда не доберешься. А здесь мне нравятся скалы, во-первых, и место очень красивое. Во-вторых, здесь много сухого леса, оставшегося после пожара и подходящего в качестве строительного материала и дров. Есть провалина, где я вырыл колодец, расчищенная площадка, где я могу рощу посадить, родник, где я набираю вкусную питьевую воду. Пищи очень много: черники, черной и красной смородины. Морошка растет на болоте неподалеку, грибы есть». Мяса и рыбы отшельник не ест, спиртное не пьет.

Виталий совсем не похож на мрачного затворника, которого ожидаешь встретить на краю мира.

Кругом километры непроходимой чащи, лес повсюду. Недалеко от дома река, которая связывает отшельника с внешним миром. До ближайшей деревни с магазинами по ней плыть 120 километров и еще нужно преодолеть несколько десятков порогов. Для этого у отшельника есть длинная узкая лодка собственной постройки, напоминающая индейскую пирогу. Весной он сплавляется на ней по большой воде за покупками на весь год. Получает накопленную пенсию, покупает на нее самые необходимые вещи. 

«Иногда в порог входишь против течения и думаешь – выйдешь из него или нет».

Путь вниз по течению занимает сутки, обратный – длиннее и сложнее. Река полна порогов, и если по дороге к деревне течение само несет отшельника, то обратно часть препятствий Виталию приходится обходить по суше. Он волоком перетаскивает груженую лодку. Покупает только самые простые и почти не портящиеся продукты: крупы, муку, сахар и чай. Если в деревню идти пешком, то это 90 километров, два дня пути: «Дорог здесь нет, приходится идти лесом и берегами, а тут еще ухабы такие: когда карабкаешься, нужно за деревья хвататься, чтобы не упасть. Недавно я просеку протесал здесь по хребту километров 25, но дальше все равно приходится через густой лес пробираться».

В деревне, куда Виталий ездит за продуктами, он прожил два года перед тем, как решил поселиться в лесу. Там и работал – правда, бесплатно. Устроил для деревенских детей художественный кружок при школе, помогал осваивать азы академической живописи. Тратил все свои деньги на расходные материалы – бумагу и краски, с детей ничего не брал. Постепенно понял, что даже деревня для него слишком многолюдна.

Виталий питается ягодами, грибами и продуктами, которые закупает в ближайшей деревне.

В прошлой жизни у затворника была семья, но дети выросли, а с женой случился разлад. В те времена он работал в строительной фирме, занимался проектированием домов. Затем собрал собственную бригаду, заготавливал лес и строил сам, пока его бизнес не уничтожил соседний предприниматель с поддержкой в силовых структурах.

Свой нынешний дом отшельник построил уже только для себя. Двухэтажная светлая студия cтоит над рекой посреди древнего лесного плоскогорья. Это место создано им для творческой и мыслительной работы, которой он посвящает всё своё время. В будущем Виталий планирует пристроить к дому мастерскую, веранду и баню – для уюта. Дом он построил в одиночку по собственному проекту, а все необходимые инструменты и материалы кроме дерева с собой принес из ближайшей деревни: стекло для окон, металл, кирпичи для печки. 

«Какой смысл объяснять всем и каждому, зачем я сюда приехал? Многие ведь не поймут».

Деревенские по-разному объясняли уход Виталия в лес. Кто-то решил, что он скрывается. Другие думали, что он попросту сошел с ума. Нашлись и осуждающие: якобы появление в чаще человека плохо скажется на зверях, отпугнет их. Сам он деревенских жителей, конечно, не осуждает, но тоже не понимает. Отшельнику кажется странным недоверчивое отношение людей друг к другу. 

Решение многих проблем видится ему в совместном действии, способность к которому, по его мнению, исчезла из деревенской жизни в 90-ых годах прошлого века. Непонимание и неприятие образа жизни других людей и толкнули его в сторону отшельничества. Виталий признается, что общение ему нужно и что иногда он скучает по людям, но жить вместе и рядом с ними, и как они, больше не может.

Виталий продолжает писать картины и говорит, что почти все написанное им сбывается.

Затворник покупает много книг. Заказывает их в интернете во время своих экспедиций в деревню и забирает в следующее свое путешествие к людям. Такой способ приобретения книг он открыл для себя уже давно, еще до отшельничества. Литературный вкус у него притязательный, простые книжные магазины не всегда могут его удовлетворить. Отношение к книгам у отшельника особое, он много говорит о чтении. В «прошлой», обычной жизни семейная библиотека Виталия насчитывала четыре тысячи книг. За частью этих книг он даже специально съездил в свой прежний дом.

Жизнь Виталия, как, вероятно, и жизнь любого негородского жителя строго подчинена природным сезонам. Лето посвящено строительству и сбору ягод и грибов, которые запасаются в большом количестве. Зимой остается больше времени на книги.

«Чем еще я здесь занимаюсь? Я сижу у печки – думаю. Пошел дрова колоть – думаю. Если разобраться, то я умственной работой занимаюсь».

Иногда Виталия посещают особенно упорные туристы, добирающиеся по реке до его мест и обнаруживающие его дом. В прошлом году до него доехала небольшая группа, один из участников которой был знаком с режиссером фильма «Счастливые люди» Дмитрием Васюковым. Туристы сравнили отшельника с героями картины, охотниками в тайге. Сам он с таким сравнением не согласился, да и понятно почему. Для него отшельничество – это способ размышления. Занимаясь физическим трудом, он не позволяет внутренней умственной работе прекращаться. Охотники тайги глубоко укоренены в своем занятии, но, как кажется Виталию, несчастны: «Не развиваются, живут охотой, книг не читают. Только в избушке сидят и ловушки делают, сами в животных как бы превращаются – тех же хищников, только умнее».

Зимой, когда работы немного, Виталий в основном читает, хотя и жалуется, что дневного света ему не хватает.

А жизнь затворника посвящена чтению и размышлениям, ради которых он и уехал подальше от людей. Он верит, что «чем больше информации каждый соберет и работы умственной проделает, тем ближе к истине будет». Для Виталия сейчас наступил этап осмысления. Он не отрицает важность и ценность семьи, встреч и общения с людьми, но на склоне лет считает, что пора понять и окончательно усвоить все то, чему учился и чему его учили всю жизнь.