Предприимчивая женщина и суды Эстонии превратили образованного и работящего мужчину в бомжа

Женщина, которая на момент начала отношений со своим бывшим сожителем не имела ни гроша за душой, теперь единолично царствует в десятикомнатных покоях бывшей мызы, в то время как мужчина, благодаря которому все это стало возможным, живет в социальной квартире и теперь уже он - гол, как сокол. Мужчина утверждает, что поместье было куплено на общие средства, да и приведением дома в порядок занимался в основном он, однако для суда это – не аргументы, поскольку записан дом на имя женщины, пишет "Столица"

Бывший предприниматель Рейн Уусталу, после того как распался его свободный брак, оказался без дома, без денег и в такой глубокой депрессии, что порой единственным выходом представлялось самоубийство. «Я всерьез подумывал о суициде, - признается Рейн. – Мало того, что все мое земное богатство от меня уплыло, на мне еще по гроб жизни будут висеть судебные издержки».

После двух десятилетий совместной жизни женщина выставила сожителя из созданного совместными же усилиями дома через суд. Когда бывший сожитель захотел получить через суд компенсацию в размере половины стоимости вышеупомянутой недвижимости, суд счел, что требование компенсации не обоснованно – по оценке суда, речь шла об обычных расходах на ведение общего хозяйства, которые возврату не подлежат. Поскольку Уускюла проиграл в судах первых двух инстанций, а Государственный суд даже не принял дело к рассмотрению, он должен теперь выплачивать колоссальные судебные расходы, которых, по его словам, набралось на сумму почти в 15 тысяч евро.

«Я даже с нуля начать не могу, потому что настолько тону в долгах, что дай бог выплатить их до конца жизни, – с горечью говорит Рейн, чьи доходы арестованы судебным исполнителем. – Меня просто насильно толкают к помойкам».

Уускюла ездит на работу за 40 километров, в Таллинн. После того, как судебный исполнитель обнулил его банковский счет, у него остается лишь минимальная зарплата, которой едва хватает, чтобы оплатить проезд на работу и обратно. «Какой же мне смысл, в таком случае, ездить на работу и вообще работать? – недоумевает Рейн. – Почему, уж если человек и так все потерял, ему не дают встать на ноги? Поставить крест на двадцати годах жизни, а потом еще и оставшиеся годы оставаться в рабстве! И это – правовое государство? Это – эффективная правовая защищенность и честное судопроизводство, обещанные нам конституцией?»

Любовь слепа 

Вся эта история началась чуть более двадцати лет назад. Уускюла недавно похоронил жену, дети, к счастью, уже выросли. А потом в его жизни появилась новая любовь. «Судьба свела меня с Айме, с которой мы вместе учились в университете, вспоминает Рейн. – Она разошлась с мужем и тоже была одинока. Долгое время жизнь казалась цветущим садом – мы были по уши влюблены друг в друга. Поскольку я воспитывался в духе христианских ценностей, то вскоре сделал ей предложение о браке. Но она утверждала, что настолько обожглась с предыдущим мужем, что не осмеливается вторично сделать такой шаг».

Рейн вспоминает, как его лучший друг предупреждал, что женщина – не совсем та, кем хочет казаться. Но любовь – слепа.

Он тогда жил в роскошной квартире в Кадриорге и занимался предпринимательством – у него был свой швейный кооператив, а затем и бар. Айме пришла к нему, не имея ни гроша за душой. А затем выяснилось, что квартира в Кадриорге подлежит возврату бывшему собственнику. «Мы начали искать новое жилище, - вспоминает Рейн. – Узнали, что в Харьюском уезде есть пустующее и разрушающееся здание комплекса мызной школы, которое можно приватизировать. Мы сложили свои «желтые» приватизационные карты и купили эту развалюху – от дома, фактически, оставались только стены».

Дом был записан на имя Айме. «Я затеял колоссальный капитальный ремонт – вплоть до замены конструкций и крыши. Поскольку мы имели дело с памятником старины, все должно было делаться в соответствии с требованиями, - рассказывает Уускюла. – Значительную часть ремонта я делал сам, но и наемную рабочую силу использовали тоже. Хотя, что теперь уж греха таить, в основном, по-черному. И это тоже было ошибкой, потому что в результате у меня нет для представления суду письменных документов о каждой израсходованной кроне, а в итоге о том, сколько же я потратил, чтобы этот дом отстроить. Как понимаете, потратить пришлось немало – в доме десять комнат, два туалета, две душевые, подсобные помещения… И в основном расходы лежали на мне».

Когда пара въехала в дом, Рейн еще раз сделал Айме предложение: «Я ей и кольцо с бриллиантами подарил – все, честь по чести. Но Айме оказалась очень упорной – сочетание финско-угорского и славянского темпераментов. Не хотела она выходить замуж».

Когда чета переехала в деревню, Айме стала вести уроки в местной школе, а вот у Рейна бизнес постепенно стал умирать. Поскольку дом заглатывал деньги, как трехглавый дракон героев сказок, то пришлось взять в банках пару кредитов. «Кредиты тоже оформили на Айме, потому что на мне висели лизинг автомобиля и несколько мелких кредитов. Зато возвращали кредиты на дом – вместе».

Над счастливыми до сих пор отношениями начали сгущаться тучи, трения между мужем и женой с каждый днем нарастали. «Айме обвиняла меня в совершенно невероятных вещах, - вспоминает Рейн. – В конце концов, пожаловалась в охрану памятников, что в ее доме живет подозрительный тип, то есть, я, который портит охраняемый объект. Но этот приемчик не сработал, потому что я был именно тем, кто вообще этот охраняемый объект спас».

Между тем, Уускюла уехал на несколько лет работать в Финляндию. Когда в один момент его здоровье стало ухудшаться, работа на стройке стала невозможной, и пришлось вернуться домой, он надеялся, что авось все прошло, и они будут нормально жить вместе дальше. «Но, наоборот, - рассказывает Уускюла. – Айме стала снова всюду рассказывать, что в доме живет неизвестный тип, который все крушит. И, наконец, ей удалось по суду выселить меня из дома, который я же отстроил».

Разумеется, Уускюла это показалось несправедливым, и он представил суду встречный иск. «Я ничего другого не хотел, кроме, как получить компенсацию за половину имущества, в общей сложности, около 29 тысяч евро, - поясняет Рейн. – Считаю, что это очень даже не много, потому что не менее 80% затрат на восстановление нашего общего дома – это мой вклад».

Айме, с которой редакция вышла на связь, в общем, подтвердила слова бывшего мужа – действительно, после того, как отношения разладились, она через суд выставила Рейна из дома. Но порядок событий, по ее словам, был не совсем таким, как он говорит. Она утверждает, что Уускюла был тем, кто первым обратился в суд, чтобы отсудить себе полдома. «Суд, разумеется, это ходатайство не удовлетворил, потому что дом записан на мое имя, - сказала Айме и добавила, что только после этого она выселила Рейна из дома через суд.

Все козыри

И в том, что касается денежного вклада, разъяснения Айме несколько отличаются от тех, что давал Рейн. Очень сдержанно и убедительно, не давая оценок и никого не обвиняя, излагает она свою версию этой истории: «Я брала кредит на дом, я его выплачивала, - возразила она на утверждения Уускюла, что кредит они возвращали на пару. – Я платила также все коммунальные расходы. Рейн Уускюла жил в этом доме бесплатно».

Айме не отрицает, что Рейн немало сделал при ремонте дома: «Да, он работал, но это была компенсация за то, что он в этом доме жил».

«Зачем ему надо было с этим делом обращаться в суд? – вопрошает Айме. – Уже в суде первой ступени его собственные адвокаты сказали ему, что выиграть он не может. Я имела возможность представить суду 130 страниц банковских выписок, он – десяток. На что он рассчитывал? Я не считаю, что поступила очень уж несправедливо, выставив его из дома».

Невольно задаешься вопросом, почему отношения двух искренне любивших друг друга людей зашли в такой тупик? Стороны дают этому разные объяснения. И не дело постороннего наблюдателя решать, кто из них прав.

Но совершенно ясно, что козыри в этом деле оказались в руках у Айме, поскольку она могла представить суду гораздо больше документов и бумаг, чем Рейн. И, тем не менее, Айме признается, что не очень хорошо себя чувствует от всей этой истории. «Мы оба – птицы, которым подбили крылья, - говори она грустно. – Мы оба несчастны, что с того, что я живу в большом доме. Я себя победителем не ощущаю».

С точки зрения суда

И все-таки кажется несправедливым, что после двадцати лет совместной жизни, после совместных усилий, одна из сторон должна уйти с совершенно пустыми руками. К сожалению, по закону, имущество, нажитое во время незарегистрированного сожительства, разделу не подлежит и принадлежит тому, на чье имя зарегистрировано. А поскольку упомянутый дом записан на имя Айме, суд решил, что Уускюла права на компенсацию не имеет. «Суд постановил, что все, что я делал, делал по доброй воле – это обычные расходы на совместное ведение хозяйства, а потому возврату ничего не подлежит, - резюмировал Рейн решение суда. - На мой взгляд, совершено законное преступление! Как можно так давить человека?!».

Суд эмоции во внимание не принимает. То, что человек несправедливо выселен из дома и оказался на грани самоубийства, не аргумент. В зале суда все должны решать факты. «А факты таковы, что я вложил в строительство дома больше труда и денег, чем другая сторона, и у меня есть свидетели, которые могут это подтвердить, - говорит Уускюла. – У меня есть банковские выписки за весь период, часть счетов и чеков на покупки. Но суд их не учел».

Честно говоря, решение суда представляется странным, потому что в судебной практике можно привести немало аналогичных разделов имущества при свободном браке, завершившихся совсем по-другому.

Газета поинтересовалась у Государственного суда и канцлера права, как это может быть, что правовая система Эстонии ставит порядочного мужчину в ситуацию, когда перед ним, по существу, стоит выбор: или покинуть Эстонию, или покончить с собой, потому что в Эстонии этот человек уже достойной жизни себе обеспечить не сможет? Но ни государственный суд, ни канцлер права не смогли прокомментировать этот казус. «Государственный суд не занимается выявлением обстоятельств и оценкой доказательств. Также Государственный суд не комментирует решения судов первой или второй ступени, - пояснила заведующая отделом коммуникации Государственного суда Мерье Тальвик. - Порой судебное решение может казаться несправедливым, но я искренне верю в справедливость судебной системы в Эстонии».

«Компетенция канцлера права не позволяет ему вмешиваться в действия суда и давать оценку позициям суда, - ответила советник по общественным связям канцелярии канцлера права Мари-Лийс Сесмин. - Подобного рода действия со стороны канцлера права были бы недопустимым вмешательством».

Адвокат Рейна Уускюла Тыну Туулас тоже отказался комментировать газете случившееся. «Исходя из профессиональной этики я не могу согласиться комментировать решение суда, вступившее в законную силу», - ответил он кратко по электронной почте. Обычно адвокаты отказываются комментировать дела по совершенно обратной причине – поскольку они еще находятся в суде на рассмотрении.

«Когда рушится свободный брак, вполне возможна ситуация, когда один говорит другому: «Бери свою половую тряпку и пошел!», и при этом все юридически корректно, - констатировала директор Союза юристов Криста Паал. – Особенно беспокоит судебная практика последних лет – если раньше свободный брак рассматривали в контексте Обязательственно-правового закона как товарищество на доверии, то теперь Государственный суд принял решение, что свободный брак как товарищество на доверии не рассматривается. Чтобы через суду получить от другой стороны какую-то компенсацию, нужно доказать незаконное обогащение этой стороны». По мнению Паал, в Эстонии сейчас царит такое правовое положение, когда партнерам по свободному браку надо очень тщательно собирать все счета и чеки на тот случай, если когда-нибудь придется доказывать в суде свой вклад.

Защиты нет 

«Но обычно ведь так не бывает, что идешь в магазин, покупаешь какой-нибудь предмет мебели и хранишь чек на случай, если вдруг придется представлять его суду, - поясняет Криста Паал. – И очень тяжелый случай, когда одной из сторон приходится начинать с нуля доказывать, каков был ее денежный вклад. Хорошо еще, если можно предъявить хоть каике-то банковские перечисления».

Паал отметила, что нынешняя правовая ситуация порождает у юристов тревогу. «Большинство пар в Эстонии как раз и живет в свободном браке, а это означает, что у огромного числа людей, особенно женщин, нет никакой правовой защиты. В то же время, когда от большой любви начинаешь совместную жизнь с кем-то, то не думаешь о том, что может случиться через десять-двадцать лет. Ты уверен, что любовь у обоих продлится до конца жизни. Смешно было бы, если человек, влюбившись, начинал разговоры о разделе имущества – никак это с чувством не сочетается. Увы, но люди должны больше задумываться о своих имущественных отношениях. Во всем мире нотариальные сделки при свободных браках гораздо больше распространены. Но в тех странах другая правовая культура».

Закон – что дышло

Порой суды решают, что после окончания сожительства нажитое совместно имущество нужно компенсировать, а в иных случаях - человек так и остается ни с чем. Выносится ли судебное решение за красивые глаза или по иным соображениям, пока загадка.

В анализе Государственного суда судебной практики (февраль 2014 г.) описаны многочисленные случаи, когда в аналогичной ситуации лишившемуся домашнего очага человеку присуждалась компенсация. В проанализированных Государственным судом решениях наибольшие споры вызывал как раз вопрос о возврате вклада на улучшение недвижимости. Вот один из примеров, взятых из анализа судебной практики: Мари (имена изменены) приобрела до вступления в сожительство недвижимость. Живя вместе с Юри, на месте старого хутора они решили построить новый дом, в строительство которого Юри (по его утверждениям) вложил 2 миллиона крон. Юри просил после расставания с Мари взыскать с нее в порядке компенсации 1 миллион крон.

В этом случае суд счел, что Юри имеет право получить с Мари 1 миллион крон. Окружной суд отметил, что когда стороны совместно строили жилой дом на участке Мари с целью создания общего жилища, они действовали во имя достижения общей цели как члены товарищества на доверии. Суд счел, что Юри поработал над увеличением принадлежащего Мари имущества, не получая за это отдельное вознаграждение. Окружной суд подчеркнул, что для применения к имущественным отношениям регуляции, относящейся к товариществу на доверии, не нужно договора с прямым выражением волеизъявления, достаточно, если на заключение договора указывает фактическое поведение. Окружной суд постановил также, что вклад может состоять как в работе, в деньгах, так и в вещах – и за любой вклад член товарищества на доверии имеет право добиваться компенсации.