"Увидеть Париж и умереть" - это название кинофильма Александра Прошкина 1992 года до сих пор будоражит умы тех, кто мечтает "свалить" из неблагополучной, по их мнению, страны и осесть в Европе. Но сделать это ох как не просто, особенно если ты выбрал в качестве своей новой страны проживания Францию.

Читайте рассказ человека, эммигрировавшего с семьей из России в Европу

Год назад я с семьёй и чемоданами вылетел из аэропорта Шереметьево рейсом Москва–Париж–Лион в один конец. ****** назад я получил ВНЖ во Франции сроком на * лет с возможностью последующей регуляризации, а пару дней назад жена родила мне дочку–француженку. Что бы узнать какая она, эмигрантская жизнь и процедура получения статуса беженца, как водится, прошу пожаловать. 

Так, как я россиянин в первом поколении, (мои предки жили в Турции до геноцида, потом переехали в Азербайджан до событий в 80–х, затем с приключениями пришвартовались в Калуге, что в 200–х километрах на юг от Москвы) никогда не считал Россию домом до гроба и мысли свалить посещали с завидной регулярностью. Но, к сожалению, всю свою сознательную жизнь мы были уезжантами латентными. 

В течении 2013 года жить стало как–то менее лучше, всё чаще начались деды–воевали, буйства боевых верунов, россии–для–русских и прочие один–за–всех–и–все–за–одного. Одновременно с этим вышла с нами на связь семья сына двоюродного брата моей бабушки или просто, короче говоря, родственники. К счастливому, надеюсь, стечению обстоятельств, они, переехали во Францию искать политического убежища и мы, оставив за спинами буйство в Бирюлёво, отправились на встречу приключениям в город Лион. 

Приехав, мы поселились, в гостинице в центре города, но, как оказалось, в непосредственной близости к площади, на которой ошиваются арабы. Так что первое моё впечатление о Франции — это сущий по среди бела дня на тротуар араб и запах ганжи повсюду. Окрестности нашей гостиницы кишили разного рода фарцовщиками, гопниками, спекулянтами и пушерами. Даже были цыганки–проститутки. Мы уже было упали духом, но тут начался праздник света и стало как–то полегче. (потом, со временем вообще легко стало).

Далее нам предстояла подготовка неофициальной части процедуры прошения убежища. 
Почему убежище? Потому, что это единственный для нас способ переехать. Бизнес–эмиграция оказалась не по карману, остальные варианты как воссоединение семьи или брак вообще недоступны. 
ЕС разрешают наезжать если в стране, в которой ты живёшь: 
Нечего жрать и пить (это Африка)
Идёт война (Ираки, Ираны, Сирии)
Тебя притесняют за то, что ты гомик, не следуешь курсу партии или представитель ущемляемого национального меньшинства. Забыл ещё религиозные проблемы всякие. 
Собственно, мы пошли как национальное армянское меньшинство. Нам предстояло доказать, что нас ущемляют, а государство не защищает.
(Женевская конвенция 1951 года, ст. I 2а) Для этого нам нужна была легенда. 

Каждый приехавший сдаваться, должен иметь легенду: кто он, откуда он, почему уехал, как доехал и так далее. Китайцы, например, все как один оппозиционеры. А у африканцев история такая: «Мы сидели в деревне, мужчины пошли на охоту, когда они ушли, в деревню забежал тигр и всех съел, я залезла на дерево и просидела там всю ночь, а утром приплыла во Францию». Через год, оказывается, что её муж всё это время прятался в лесу, а потом, вот, приехал тоже. 

У нас в жизни приключались разные истории, но этого было явно не достаточно для полноценной легенды, по–этому мы стали приглашать к нам в гостиницу «старожилов»,
армян, приехавших в 2000–х, когда ещё канала бакинская тема. С миру по нитке мы набросали скелет нашей легенды по принципу «больше крови», отложили, якобы потеряли, загранпаспорта (они не любят, когда все страницы заклеены визами, а ты такой приехал именно во Францию просить убежища), и отправились в префектуру.

Первый этап — сдача документов в префектуру. Это происходит так: приходишь к префектуре к шести утра и стоишь с остальным бедолагами, мёрзнешь. Слава Богу, нам повезло, людей было не так много, человек 40. А иногда, не знаю правда с чем это связано, очередь бывает вокруг квартала, как за айфонами. Даже со спальными мешками приходят. Франция страна довольно бюрократическая, и первым подтверждением стало то, что мы всё утро стояли в очереди за талончиком на вечер.

Префектура — здание довольно устрашающее, с автоматическими антивандальными перегородками, которые опускаются после закрытия префектуры и в случае дебоша. Поставили, когда албанцы пару лет назад начали её громить после того, как разогнали стихийный албанский лагерь из палаток, фанеры, говна и веток.

Про жесткость одного из работников лионской префектуры ходят легенды, что он, чуть что ни так, вышвыривает документы обратно в окошко, ставит в документы депорт и делает различные пакости. Даже кличка у него есть — «фюрер». Считалось, что если попадаешь к нему, то всё, пиши пропало. 

На табло загорелся номер нашего талончика, мы подходим к окошку и угадайте кто там? Правильно — фюрер. Ответив на протокольные вопросы, дело дошло до наших паспортов, которые мы якобы потеряли, он замолчал, отодвинул от себя документы и говорит: «Давайте я сам вам скажу, как это случилось. Вы приехали во Францию, податься вам некуда, вы легли спать на скамейки в парке, а сумку с документами положили под скамейку. Утром проснулись — документов нет, так?» Мы начали его сразу же лечить, что нет, мы живем в гостинице, на Гильотере ( как раз там, где арабы), мы не знали, мы не думали и так далее. На что он отвечает: «Да, на самом деле там и правда так себе райончик. Проходите сдавать отпечатки». 

Так мы прошли первый и немаловажный этап, нам дали «рисиписе». Это не только смешное слово, но ещё и разрешение на пребывание без права работы в стране на время в которе решается вопрос: можно ли нам оставаться или нет, то есть «позитив» или «негатив». А могли бы отказать или дать «белую бумажку» — разрешение на пребывание до нормализации обстановки в стране с последующим возвращением.

После того как мы получили разрешение на пребывание, мы попадаем под опеку организации «Форум Рефуже». На самом деле, это просто офис в кабинетов так 10, которые занимаются первоначальным сопровождением просящих убежища. (дальше буду писать «азулянтов», потому что статус «беженец» будет только в самом конце, после прохождения всех этапов, а пока просто «просящий убежища» или «азулянт» от французского «asile» — убежище.)

Сопровождение значит: решение вопросов медицинского обслуживания, решение вопросов жилья (ищут общагу), предоставление почтового адреса для общения с инстанциями и ещё всякое. Пару раз в неделю мы приходили туда, тусовались в очереди с другими азулянтами, что бы проверить не пришло ли нам какое письмо и не готовы ли нас поселить. 90 или даже 95 процентов всех этих людей — разного рода маргиналы, аферисты, зеки, деревенщины и гопники. Многие из них путешествуют по Европе таким образом уже многие года. А занимаются этим сопровождением так называемые «социалы» (от фр. assistant social).

К этому моменту мы уже прожили недели две с лишним в гостинице, отдав приличную сумму денег за пятерых и решили съехать в жилище по–дешевле. Так вот, мы съехали в гостиницу–мотель на перефирии, опять–таки в арабский район. Электронные замки и респешн, работающий с 9 до 17. Буквально в первый день перед окнами кто–то сжег тачку местных барыг. Может конкуренты, а может и сами. Хреновую тачку выгоднее сжечь и получить страховку, чем продать или утилизировать. 

Во всей этой процедуре есть какие–то правила, которые не совсем известно как получились. Как в том эксперименте с обезьянами, бананами и холодной водой. 
Например, нужно с первого дня сдачи ходить в азулянтскую столовку. Кормят так не ахти, но весьма сносно, особенно после почти месяца на бутербродах и бич–пакетах, в гостинице–то не поготовишь. Или вот, другой пример: звонить "115" — служба помощи бездомным. Они устраивают на ночлег и хорошо, если ты женат или женщина, потому что мужиков одиночек селят в какие–то бомжатники, говорят. Слава Богу, сколько мы ни звонили, места не было. Эти и другие выкрутасы из–за того, что якобы списки посещения столовок, запросы на жильё и прочее передаётся в органы для того, что бы выявить, кому правда нужно жильё, а кому нет. 

Квартиру снять мы не могли. Точнее, никак не могли найти того, кто сдаст по–чёрному. С этим тут очень строго, говорят. А для того, что бы снять по–белому, нужен контракт на работу или действующий студенческий билет. Так, получается, и жили мы в этом мотеле ещё две или три недели. Каждый день ездили в столовку, звонили в «115», изучали город, гуляли, отдыхали, что было довольно кстати, ведь последние пару лет у всех выдались весьма напряженными в плане работы, я бороду наконец–то отпустил. А так же, каждый день считали, сколько денег мы потратим на гостиницу за следующую неделю, месяц, год.

К слову о аренде: если ты всё–таки снял квартиру по–белому, а у тебя вдруг уволили с работы, нету денег или ещё какое–нибудь невезение — ты просто не платишь за хату. И потом арендодателю большой геморрой забрать неустойку. Вот такой закон. Выселить он тебя не может, если у тебя уважительная причина не платить. А ещё я впервые узнал, что же это такое — сквот. Оказывается, тут, если ты нашел нежилую квартиру или дом, имеется ввиду не то, что люди уехали в отпуск, а прям нежилой дом. Ну, грубо говоря, брошенный. Ты можешь залезть туда и жить. Единственное — вывесить на дверь формуляр, что ты эту квартиру захватил и приложить какое–нибудь подтверждение, например заказать пиццу на этот адрес и на своё имя. И уже через неделю тебе проведут бесплатное электричество и придут помочь с обстановкой. Прикиньте?!

Наконец, нам позвонили, позвали в «форум рефуже», а звонят оттуда только по одному поводу — дали жильё. Сломя голову, мы помчались в этот форум, получили направление и через пару дней ожидания прибыли с вещами в обозначеное время в обознаеченое место — транзит–центр. Нас хорошо приняли, напоили чаем в бюро "социалов", но радость от того, что нам, наконец–то не надо будет платить за жильё сходила на нет по мере того, как мы приближались к этому самому месту жительства. 

Транзитное общежитие (тут оно называется «транзит–фойе»), в которое нас селили — это обычная общага, с кухней из 4 конфорок, двумя проржавевшими душами и туалетами. коридором, шириной метра полтора и двадцатью комнатами, по десять с каждой стороны, разделёнными гипсокартонными перегородками. Жили везде в основном албанцы и косово. Они сами строго разделяются между собой, а для меня что те, что те — деревенщины. Из русскоговорящих с нами жили еще чеченская семья, русская, выдающая себя за изидов, и таджикская, которая на удивление оказалась очень образованной и даже немного интеллигентной. Албанцев я невзлюбил всей душой, но вернусь к этому чудесному народу позже. Ближе к лету начали приезжать черные, а потом армяне. 

Транзитным оно называется потому, что туда селят азулянтов до тех пор, пока не освободится место в одном из CADA — Центр Приюта Просящих Убежища. Это будет уже более или менее нормальная общага, но пока — мы в транзите. Тараканы, албанцы, душ, хуже, чем из дачной лейки, слышимость такая, что слышно даже как сосед набирает смски, чеченец, мудохающий свою 16–тилетнюю жену до полусмерти и прочие прелести дауншифтинга. Нас раньше переселили. Переселить, кстати, могли в любую точку Франции: от побережья северного, до южного. Одних послали в Лиль (самый север), других, в Ниццу. Кого–то на границу с Испанией. В основном селят по деревням и, конечно, в самом Лионе. Нас вот вообще вместе поселили, хотя мы считаемся уже двумя разными семьями. Хотя, это считается большой удачей. Деревня, кстати, по–французским меркам это тыщи 3 людей, все коммуникации, магазины, супермаркеты, школы, вот это всё.

При общежитиях всегда есть так называемое «бюро социалов» — офис социальных работников. С момента поселения в общагу опека переходит в их руки. Тут уже начинаются ништяки: открывается проездной, который они сами оплачивают, по желанию посещение курсов французского, на который мы сращу пошли, абонимент в «ресторан декёр» — это только называется рестораном, на самом деле, там просто выдают продукты первой необходимости. Качество не премиум–класса, но экономия неплохая, да и есть вполне можно. Так же есть конторы по снабжению одеждой и всем прочим, посудой там, бытовой техникой, но мы туда что–то не дошли — так купили. И самое приятное — начинают платить бабло. нам на двоих 320 евро в месяц. Не очень много, но всё равно приятно. 

Помимо всего этого начинается делаться так называемое «досье» — наша история, подкреплённая всеми документами, подверждающими описанные в истории события. Пишется история с предоставляемым нам переводчиком, подкрепляется документами и другими доказательствами и отправляется в Париж на рассмотрение. 

Много реальных документов у нас уже было: были и избиения и суды и прочее, что приключалось с нами в России, но этого могло не хватить. Для верности мы кое–что всё равно приукрасили. Я напечатал в России загодя тираж газет в 2500 шт., ради того, что бы показать им одну статью в одном единственном экземпляре. Ещё искали с друзьями по всей области сгоревшие дома для того, что бы нарисовать на одном из них свастику и выдать за наш. Ну и ещё пару документов по мелочи нам сделали уже на месте во Франции. Кстати, удивительно, но у местных мастеров есть все бланки российских документов. Не удивлюсь, если даже паспорт можно замутить. Если есть тут те правдолюбы, у которых от этой истории бомбит, попрошу вас согласиться, что лучше немножко приврать, чем ждать момента, когда врать не придётся. 

Через некоторое время нас с ****** переселили в ту самую CADA, приличное здание, большие комнаты, но попрежнему много орущих и свинячащих албанцев. И черных тоже много. Живут в таких беженских общагах одни женщины. Не знаю почему, по–моему, мужики первые приезжают, а когда устраиваются, перевозят баб и сдают их как незамужних, что бы пособия платили на каждого, а не на дових. Черные вообщем–то нормальные. Лучше албанцев и арабов. Ходят в своих цветастых юбках–запашенках, вечно трындят по телефону, но вот воняют — жесть. Из комнат тоже запах, как со скотного двора: ставни и окна всегда закрыты полностью, комнаты не проветриваются. 

Так и жили. Каждый день ходили на курсы французского, иногда за халявной жрачкой, иногда за платной. Нас сгоняли на прививки, на проверки медицинские. Потихоньку обживались. Кстати, почти сразу нам выдали медицинскую страховку с ограничением, кажется, 80 тыщ евро в месяц. За это время мы занялись своими болячками, сделал очки родителям. Многие, кстати, едут за лечением. Лечатся те, кого не хотят или не могут вылечить в России, те у кого денег на это лечение нет. Например, у нас есть тут чувак, у которого не работают почки. Он ездит несколько раз в неделю на бесплатном такси в больницу на бесплатный диализ. 

Ещё я купил тачку. Долго искал: у армян брать не хотел, у арабов тем более. Вообще первое правило покупки машины во Франции — не брать машину у араба. Высмотрел себе Пежо 307, за очень хорошие деньги. Не хочется много тратить, когда не работаешь. Взял у девченки–француженки. Гаражист ей сказал, что надо менять турбину (болезнь дизелей), привёз машину домой, разобрал — оказывается сальник. в итоге сэкономил 500 евро, а если сравнивать с официальным сервисом и всю 1000. Пересел с автомата камри на механику пежо довольно безболезненно, я боялся большего. И вообще, я полюбил французский дизайн. Особенно пежо восьмой серии. 208, 308, 2008, 3008, а 508 вообще моя любовь. Ситрики тоже офигенные новые. Зацените в интернетиках.

Встала проблема обучения ******. С ноября 2013 по май 2014 он ждал очереди в школу, так как они жили ещё в транзите, а социалы там школой не знимаются. Мы самостоятельно стали на учёт в департамент образование и его месяца через два определили в школу. Мы даже обрадовались сначала. Потом, оказалось, что мало того, что до школы добираться час, но и находится она в самом центре арабского района, где социальное жильё, мусор, криминал и всё прочее. Оттуда даже в ИГИЛ отправляют. Короче, там учителей закидывали тетрадками, каждый день драки и всё такое. Мягко говоря ******, который в Калуге учился в одной из лучших школ города подохерел. Все социалы и азулянты говорили, что в нашем положении это единственный вариант из возможных, но обойдя где–то 5–6 приватных школ в одну из них нас взяли. Оказалось, одна из лучших опять. Потом ещё из трёх звонили. Красота, конечно, эти приватные школы. Говорят, обязательный старт для хорошей карьеры.

Лето как–то незаметно прошло. Учились, гуляли, спали, ели. Ничего даже не запомнил кроме поездки на юг. От Лиона до моря езды три часа. Друг с девушкой прилетел и мы покатались на славу. Всё побережье от Монпелье до Монако и больше. Ели–пили, веселились почуть, вышло не так уж и дорого, почему–то. Короче, так лето и прошло. Подходит, значит уже срок вызова в ОФПРУ. Все нас уверяли, что заявленные законом 6 месяцев не соблюдаются, что люди ждут и год и два. Я всё равно, как неврастеник, проверял почту по 5 раз в день и опа! Лежат, родненькие. Письма–пришглашения. 

Сразу начался мандраж, начали готовиться. Опять же, по азулянтскому поверью нельзя готовиться к интервью ранее двух недель. Иначе история будет отрепетирована и на интервью это будет заметно. Выждав две недели начали проговаривать досье каждого, все детали, все неточности, перепроверяли документы, додумывали мелочи. Так, как вызывают всех по очереди, не давая переговориться между собой, мы должны были знать всё. Ответ «не помню» или «не знаю» не приемлем. Вопросы задают самые разные: «какого цвета на вас была рубашка в тот день?», «где это происходило, опишите» или «вот, снимок с гугл–карт что это за место?». Кроме этого всячески пытаются подловить подменой дат и фактов, бывают такие офицеры, которые начинают грубить, кричать, некоторые улыбаются располагают, но все разными способами пытаются уличить во лжи. Не даром их готовят в МВД три, что ли, года. 

Я даже начертил план–схему дома, который у нас, якобы, сгорел. В общем, всё что можно было, всё проговорили и подготовили. В день икс, мы приехали на 1,5 часа раньше, на всякий случай, поднялись на нужный этаж и начали ждать. На самом деле, я в последний раз так нервничал перед экзаменом ещё на первом, наверное, курсе. Наш офицер была милейшая дамочка, переводчик тоже хорошая девушка–молдованка, 10 лет назад приехавшая. Кстати, тех, кто приехал в 90–е я ещё не встречал. Все, кого я знаю приехали или в районе 2010–го или вот сейчас, в 2013–2014. Как будто были две четкие волны. Так вот, ******* там продержали 2 с лишним часа, потом оставили его с нами, он всё рассказал, потом забрали ****** на час, потом нас с ******* буквально по 15 минут опросили и всё. Ничего особенного мы не заметили. Ни одной уловки, ни одного давления — ничего. Боялись, думали, такая профессионалка, что так незаметно нас обскакала. 

Начали ждать ответа. Довольно неприятное занятие, да и ожидание предстояло месяцев на 6 как минимум. Так говорили. У меня аж ноги онемели, после того, как я уже через две недели я достал из ящика извещения. На почту летели мы всей семьёй, я даже лежачий полицейский не заметил. Открываем — позитив. На самом деле это очень счастливый момент, которой означает, что наши все старания и скитания, а так же неудобства в этих общагах, албанцах не зря. А самое главное, что скоро это закончится! Не знаю, то ли они нам поверили, то ли правда говорят, что они смотрят не только на соблюдением конвенции, но и на людей, а то, что мы отличаемся от всяких «туристов за пособиями» и прочих авантюристов — факт. 

Вот собственно и всё. ****** на днях родила нам дочку–француженку, мы ходим по «позитивным» делам. Надо сдать язык, заниматься поиском жилья, искать работу. На первое время будем жить в социальном жилье, а это значит, что это местные организации сами подыскивают жильё, за которое государство будет платить 90% от стоимости аренды. По хорошему, предоставляют только один вариант, от которого нельзя будет отказаться, но если засада — то можно придумать какую–нибудь бюрократическую отмазку: справку о клаустрофобии или аллергию на соседнее от дома дерево, не важно. Опять же, так говорят. Отец пронюхал как можно обратиться напрямую в мэрию пригорода или района, что бы выдали жильё именно там. 

Чем дальше заниматься — ума не приложу. Я ехал с мечтами открыть бизнес и разбогатеть, но оказалось, в большинстве случаев малого бизнеса — это дела, где предприниматели просто работают сами на себя: будь то пекарня, где ты пекарь или продавец или магазин какой. В дела покрупнее ввязываться пока страшно, да и денег особых нет. Переживаю ещё за ******: раньше он был "ледокол", цепкий, предприимчивый, а теперь опустил руки, занял позицию "я не знаю языка, я не знаю страны" и как–то угасает.Конец.

ПАРИЖ! Негры, Крысы, Вино И Сыр.

О том, как мы впервые побывали в Париже! Парижское метро, чернокожие французы, Площадь Республики, Центр Помпиду, Мэрия Парижа, Собор Парижской Богоматери, Шекспир и компания, латинский квартал, знаменитый французский луковый суп, мост Нёф и мост Искусств, Лувр, мост Александра III и конечно же Эйфелева башня! А также немного ночного Версаля)

И еще не совсем по теме, но тоже весьма поучительно: Пусть говорят - Увидеть Париж и умереть

Звезда модельного бизнеса Николай Губенко. В показах с его участием были заинтересованы многие модные дома - Jil sander, Gucci, Prada. Но Николая наши повешенным в одном из парков Калининграда. Брат Николая до сих пор не может поверить в случившееся. По его словам, брат слишком себя любил, чтобы покончить с собой.

Николай повесился на следующий день после маминого дня рождения и спустя 4 месяца после того, как увидел Париж -- город своей мечты.
Сегодня -- очередное расследование программы "Пусть говорят. Как получилось, что жизнь топ-модели, покорившей европейские подиумы, закончилась в 21 год с петлей на шее, и вся правда о том, какое место занимают российские мужчины в мировой индустрии моды.