Генеральный директор Языковой инспекции Ильмар Томуск не исключает, что осенью сотрудники ведомства вновь посетят Нарвское городское собрания с целью проверить, на каком языке депутаты проводят свои заседания.

Об этом Томуск рассказал в интервью корреспонденту таллиннской муниципальной газеты "Столица", которое было опубликовано в сетевой версии издания во вторник, 10 июля.

"Закон о порядке работы местных самоуправлений требует, чтобы их работа велась на эстонском языке. Но Закон о выборах не требует от кандидата владения эстонским языком. Так что вчера тебя выбрали, а сегодня ты уже член местного самоуправления – и должен работать в нем на эстонском языке. Между двумя законами есть некое противоречие. И мы дали такую рекомендацию Нарвскому горсобранию: заседания должны проходить на государственном языке. Все члены горсобрания должны получать информацию на эстонском языке, но не все владеют эстонским языком, и от них этого официально не требуют. Те, кто говорят по-эстонски, должны получать полную информацию обо всем, о чем шла речь на заседании, на эстонском языке. Проще всего было бы решить эту проблему, наняв переводчика. Вероятно, осенью наши инспекторы вновь посетят заседания горсобрания и проверят, как там организована эта работа", - сказал Томуск.

В апреле занимавший на тот момент пост председателя Нарвского городского собрания Александр Ефимов сказал rus.err.ee, что эстонский язык по-прежнему является одним из рабочих языков Нарвского горсобрания, но при этом у Языковой инспекции нет полномочий, чтобы инициировать надзорные производства и проводить соответствующие проверки в его отношении.

Ту же позицию он донес и до руководства Языковой инспекции.

В комментарии порталу rus.err.ee Ильмар Томуск тогда сообщил, что Языковая инспекция не согласна с позицией Ефимова.

Глава Языковой инспекции Ильмар Томуск: мы работаем в строгом соответствии с законом

- Вы работаете генеральным директором Языковой инспекции уже 22 года.

- Точнее, даже двадцать два с половиной.

- Насколько изменилась за это время языковая ситуация? Она обострилась или, наоборот, стала спокойнее?

- Не скажу, что обострилась, просто возник ряд новых проблем. Прежде всего относительно языкового ландшафта, т. е. того языка, с которым мы встречаемся на улицах, в магазинах и пр. Когда в 1995 году я пришел сюда, определяющим был лозунг: бороться против влияния русского языка. Тогда на магазинах еще оставались вывески типа «ПРОМТОВАРЫ», «ПРОДТОВАРЫ» и т. д. После того, как вывески на русском языке исчезли, казалось, что проблема решена. Но не тут-то было! Предприниматели остались вне борьбы за эстонский язык и постепенно стали переходить на английский. И сейчас, 22 года спустя, основной нашей проблемой является английский язык.

В советское время русский язык вводился в обиход, можно сказать, под давлением государства. Сейчас никакого государственного давления нет, и удивительно, что многие люди, в том числе многие предприниматели, которые в начале 1990-х были убежденными борцами за эстонский язык, переходят на английский и чаще ставят его в своей практике выше эстонского.

- Так может быть, давление государства сменилось давлением рынка? И в отличие от государственной власти, которая может поступать по своей субъективной воле, законы рынка объективны – и тут уж ничего не поделаешь? 

- Я не думаю, что мы имеем дело с давлением рынка. Скажем, владелец ресторана или кафе говорит: «Мы хотим обслуживать иностранцев и поэтому вывешиваем вывеску и составляем меню на английском языке». Но вместе с тем сами иностранцы нередко звонят нам и спрашивают: «Отчего это в Таллинне так много наименований и вывесок на английском? Ведь мы приезжаем сюда, чтобы увидеть Эстонию. Если мы хотим общения на английском, мы едем в Лондон. А в Эстонии мы хотим слышать эстонский язык». И очень многие финские туристы удивляются, отчего в районе Таллиннского порта все вывески дублированы на финском. Я по образованию преподаватель финского языка, и часто в предписании тому или иному предприятию установить вывеску на эстонском языке добавляю: «И исправьте, пожалуйста, ваши ошибки в финском». Точно то же и с текстами на английском языке: они тоже бывают некорректны с точки зрения грамотности. Так что странно и жаль, что иностранный язык многим становится милее родного.

- Однако вернемся в прошлое. Так ли требовалось убирать с улиц вывески и наименования на русском языке, тем более что они располагались под эстонскими, подчеркивая тем самым главенствующее значение государственного языка?

- Принятый в 1995 году Закон о языке постановил, что реклама и публичная информация должны быть на эстонском языке, и не позволял добавлять к ней тексты на иностранных языках. Изменения в закон были внесены накануне вступления Эстонии в Евросоюз. Теперь к публичной информации на эстонском языке разрешается добавлять ее же на иностранном, при условии, что эстонский текст стоит на первом месте и более заметен. Более того, если наименование фирмы или товарный знак зарегистрированы на иностранном языке, то они могут стоять на первом месте, обязательно только наличие параллельного эстонского текста.

- Значит ли это, что языковые требования несколько смягчились? 

- В отношении публичной информации и рекламы – да. Законы изменились. И работа наша тоже. Мы сегодня имеем возможность контролировать качество услуг, которые оказывают фирмы, обучающие эстонскому. Что за преподаватели там работают, являются ли они профессиональными преподавателями эстонского. И если государство поддерживает какой-либо проект по обучению языку, оно может проверить, кто будет обучать.

- Читали ли вы в Postimees мнение г-жи Уусен, будто эстонцы непомерно уступчивы в вопросах языка и это, как пишет она, значит, что «мы жертва, у которой нет статуса хозяина в собственной стране»? Странные, мягко говоря, доводы!

- Тут все зависит от человека самого, от его взглядов. И от ситуации. Давайте посмотрим, какого рода жалобы поступают к нам больше всего. Эстонцы преимущественно жалуются на то, что в магазинах и других предприятиях обслуживания они не могут добиться, чтобы с ними общались на эстонском языке. Вот как раз сейчас поступила жалоба, что в Maxima клиентка обратилась к сотруднице магазина, та не сумела ответить на ее вопрос, она обратилась к сотруднице инфопункта, та тоже ничего не сказал, и в итоге от этой клиентки бежали все работники магазина. Вот тут эстонцы должны быть требовательнее и настаивать, что если они имеют право, чтобы с ними общались на государственном языке, то это право нужно выполнять. А в обычном общении мы видим, что эстонцы как раз в отношении языка готовы идти навстречу собеседнику. Поняв, что собеседник недостаточно владеет эстонским языком, эстонец переходит на русский. К тому же эстонцы в этом отношении перфекционисты: им невыносимо слышать плохой эстонский язык. С англичанами проще. В разных концах света говорят на таких разных вариантах английского, что ухо англичанина и американца уже привыкло ко всему. Главное, чтобы понятно было. А эстонец в таком случае переходит на язык собеседника, на русский, английский или финский. И сами же неэстонцы недовольны. Они говорят: «Говорите с нами по-эстонски! Дайте нам практику!» Нам следует быть в этом смысле более дружелюбными, помогать неэстонцам практиковаться в нашем языке. Я сам, видя, что человек, с которым я общаюсь, эстонским владеет слабо, начинаю говорить медленнее, подбирая слова, чтобы моя речь была вполне понятна и доступна.

- Как известно, в городских собраниях Нарвы или, скажем, Силламяэ большая часть депутатов русскоязычные, далеко не все из них владеют эстонским настолько, чтобы выступать на нем. Но Языковая инспекция требует, чтобы горсобрание работало на госъязыке…

- Не мы требуем – закон требует! Закон о порядке работы местных самоуправлений требует, чтобы их работа велась на эстонском языке. Но Закон о выборах не требует от кандидата владения эстонским языком. Так что вчера тебя выбрали, а сегодня ты уже член местного самоуправления – и должен работать в нем на эстонском языке. Между двумя законами есть некое противоречие. И мы дали такую рекомендацию Нарвскому горсобранию: заседания должны проходить на госъязыке. Все члены горсобрания должны получать информацию на эстонском языке, но не все владеют эстонским языком, и от них этого официально не требуют. Те, кто говорят по-эстонски, должны получать полную информацию обо всем, о чем шла речь на заседании, на эстонском языке. Проще всего было бы решить эту проблему, наняв переводчика. Вероятно, осенью наши инспекторы вновь посетят заседания горсобрания и проверят, как там организована эта работа.

- Так может ли русскоговорящий депутат выступать на русском языке?

- Может. Но текст его выступления должен быть переведен на эстонский.

Когда председателем Нарвского горсобрания был Михаил Стальнухин, он сам переводил.

А вот городские чиновники обязаны выступать в горсобрании по-эстонски, т. к. закон требует от них владения госъязыком на категорию С.

- Изучаете ли вы, как освещает работу Языковой инспекции русскоязычная пресса?

- Да. И скажу, что в основном вполне позитивно. Опять же потому, что мы делаем точно то, что требует закон, а не то, что хотелось бы мне или кому-то из инспекторов. Вероятно, это одна из причин того, что в 2007 году, когда в Эстонии происходили очень сложные события (имеются в виду перенос Бронзового солдата и последовавшие затем эксцессы), мы не испытывали какого-либо напряжения в нашей деятельности. Никаких принципиальных споров или конфликтов с учреждениями, которые мы контролировали, у нас не возникло. Потому что выполняем требования законов. А не требования Языковой инспекции. Доводим их до сведения и контролируем исполнение. Вот если взглянуть на одно сопредельное государство, то там и конфликтов, и ссор, и непонимания несравненно больше.

Я постоянно говорю моим сотрудникам – и они хорошо это понимают, – что мы не воспринимаем русскоязычных жителей Эстонии как некую массу. Мы занимаемся каждым человеком отдельно. Смотрим, что он сделал, выучил язык или не выучил. И если он учился на языковых курсах – уже хорошо! И средства воздействия, которые мы применяем, зависят от самого этого человека. Если можно обойтись без взыскания, мы не наказываем.

Среди этих мер надо различать штрафы и то, что по-эстонски называется sunniraha. (Принудительная плата).

- Что это такое?

- Допустим, вы продавец в магазине Maxima. На вас поступила жалоба. Мы проверяем, устанавливаем, обоснована ли она, и если да, вручаем вам предписание, которое предусматривает, что через год мы опять вас проверим, и если за этот год вы не выучились языку, мы вправе наложить на вас sunniraha в пределах 100 евро. Разница в том, что штраф – это вы нарушили, на вас наложен штраф, и вы обязаны его выплатить. А sunniraha значит, что вы получили предупреждение, и через год после проверки выяснится, надо ли вам платить. К тому же если вы оштрафованы, то Министерство юстиции вносит вас в регистр наказаний. Наравне, скажем, с нарушителями правил дорожного движения. А это может ограничить вашу деятельность. Например, вы не можете баллотироваться в органы самоуправления. А sunniraha – тут все остается между нами. Но вы остаетесь в нашей базе данных, и мы контролируем вашу деятельность. В нашей базе данных есть один директор таллиннской школы, которому первое предписание было сделано еще в 1997 году, он платил sunniraha, учился, не учился, и он до сих по у нас на примете. Так что мы идем по пути гибких мер воздействия.

- Какие предприятия или учреждения считаются самыми проблемными?

- В первую очередь Maxima. Вообще сфера обслуживания – самая проблемная.

Далее – школы и детские сады в Ида-Вирумаа. Там очень мало педагогов с хорошим знанием эстонского. На весь этот регион приходится 1200 школьных и детсадовских педагогов и их помощников, недостаточно владеющих эстонским. И их зарплаты тоже невелики, хотя, конечно, выше, чем в Maxima.

- А как в Таллинне?

- В Таллинне около 100 школьных учителей, не отвечающих языковым требованиям, и около 400 воспитателей и помощников воспитателя в детсадах. С учетом разницы в численности населения положение в столице, разумеется, намного лучше.

Так как в садике на каждую группу приходится по одному воспитателю и помощнику воспитателя, то надо добиваться, чтобы хотя бы один из двух в совершенстве владел языком. Наилучший возраст для изучения другого языка, как показывает международный опыт, – где-то с трех до пяти лет. Да, лучше всего язык усваивается в процессе общения, в процессе игры. Существуют очень эффективные методики полного и частичного погружения. Я не считаю, что детские сады должны стать полностью эстоноязычными. Наш Основной закон гласит, что каждый человек имеет право сохранять свою национальную принадлежность и самобытность, и целью эстонского государства отнюдь не является превращение русских, украинцев и представителей всех других национальностей в эстонцев, компонент родного языка непременно должен сохраняться, но все же лучшее время овладеть другим языком – детсадовский возраст.

- Каково положение с языком в здравоохранении?

- Сложное. В Центральной больнице Ида-Вирумаа знание эстонского языка слабое – и среди врачей, и среди медсестер. Одна из причин – к нам приезжают работать медики из других стран. Из России, с Украины. В некоторых странах готовят врачей, мягко говоря, не так, как у нас. До сих пор памятен случай на острове Хийумаа, где на врача с Украины постоянно поступали жалобы, что языка он не знает и не может нормально работать; мы со своей стороны делали все, чтобы дать ему возможность выучить язык, но обнаружилось, что он не только языка не знает, но и профессионально неподготовлен. Но есть и другие примеры. Врачи, приезжающие из России, работают в том же Ида-Вирумаа, но как правило, изучают госъязык успешнее, чем местные русскоязычные медики. Мотивация у них выше.

- А теперь о вашем хобби. Вы пишете детские книги, некоторые из них были переведены на русский…

- Первая моя детская книга вышла 10 лет назад. Причем сочинять их я начал при довольно мистических обстоятельствах. Я увидел во сне Астрид Линдгрен, и она дала мне понять, что я должен писать для детей. Через три дня она скончалась. Я тогда как раз работал над докторской диссертацией и к писательству вроде бы не был склонен. И вдруг я вспомнил свой сон – и тут же у меня придумался сюжет рассказа для детей. Я написал два рассказа, отослал их в журнал Hea Laps – и его редактор Леэло Тунгал сказала, что я должен писать для детей. Так что я считаю ее своей крестной матерью в литературе. Оказалось – она была права. Три раза эстонские дети признавали меня лучшим детским писателем. У меня было очень много встреч с юными читателями, и я понял, что дети намного умнее, чем нам кажется. В 2016 году я начал научно-фантастическую серию о путешествии во времени. Чтобы разобраться в этих книгах, надо знать математику, физику, астрономию, я думал, что эти книги для 7–8-го классов. А когда отдал рукопись читать школьникам, оказалось, что она интересна детям уже с 3-го и 4-го классов. Они все понимают!

- В русских школах у вас были встречи?

- Да, и в Таллинне, и в Нарве. И что интересно – в Таллинне я говорил с третьеклассниками по-русски. А в Нарве дети задавали вопросы по-эстонски, мы вели на эстонском диалог. Так что глупости пишут, будто Нарва такое жуткое место, где люди не хотят учить эстонский.

Борис Тух