«К ярлыку не еду, князя Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, послу, путь чист». С этих слов князя Дмитрия I Ивановича началась подготовка к одной из величайших побед в русской военной истории, вошедшей в историю как Куликовская Битва или Мамаево побоище.

Беклярбек Мамай, в ходе многочисленных интриг ставший одним из главных игроков за верховную власть в Орде, решил укрепить свою политическую власть над монгольской империей карательной экспедицией на Русь. Этот поход против возомнивших себя свободными людьми русичей («Эти мерзкие русские не признают назначенных Ханом национальных лидеров, не хотят кормить Сарай и очерняют великие подвиги монгольского народа! НА-КА-ЗАТЬ!») позволил бы Мамаю значимо повысить свой авторитет среди ордынских вождей.

На его пути стоял князь Московский и великий князь Владимирский Дмитрий Иванович. Не вникая в тонкости ордынской политики, он не желал вставать на колени перед очередным степным бесом. Ещё за четыре года до Куликовской битвы он гнал Орду с Волги и собирал откуп с монгол. Но величие Дмитрия, его непомерное значение для русской истории, заключается не в военных победах и не в политической ловкости. Князь Дмитрий бросил вызов великой Орде не с позиции феодала («Почему ты хан, а я не хан?»), но с позиции если не национальной, то донациональной, народной.

Узнав о том, что Мамай собирает войско, Дмитрий — будущий Донской, отправил посланников к русским князьям. Он их послал не к вассалам, не к подчиненным. Он их послал не к стратегическим союзникам, которые сегодня — свои, а завтра — чужие. Это послание Дмитрия — краеугольный камень преодоления феодальной раздробленности Руси, потому что он обратился не к абстрактным людям, а к русичам. К своим. «Вставайте, люди русские!» Москва, Тверь, Суздаль, Смоленск, Ростов, Ярославль, Муром — русские князья отозвались и, вместо того, чтобы воевать между собой (часто используя при этом Орду), они собрались вместе и пошли на Куликово поле, на Дон. Они вспомнили горящий Киев, умирающего Коловрата. Своих, русских братьев — по вере, по языку. В этот момент появились первые зачатки того, что через несколько веков станет «русской нацией». Впервые сопротивление монгольским покорителям половины известного мира обрело общенародный характер.

В середине августа началось формирования русского войска. В Коломну были направлены основные силы Дмитрия: дружина самого князя, полки ярославских, ростовских, белозерских, суздальских, смоленских, тверских, новгородских князей. Дмитрий встал во главе «большого полка», основного подразделения своего войска. Прежде чем выступить против татарской Орды, он попросил благословления у великого Сергия Радонежского, величайшего монаха Северной Руси и основателя Троицкого монастыря. Тот не только благословил князя на священную войну за свободу православных русичей, но и отправил вместе с ним легендарных богатырей, которые до монашества были дворянами и профессиональными солдатами: Александра Пересвета и Родиона Ослябу. Мамай считал, что Дмитрий не посмеет напасть на него, но на всякий случай заключил союз с великим князем Ягайло и Олегом Рязанским (да, и тогда имелись люди, мыслящие в категориях «если не Мамай, то кто?» и «позор белоленточникам, разваливающим великую Орду на деньги Троицкого Монастыря»).

Русские княжества — зеленое пятнышко слева сверху, все остальное — Многонациональная Ордынская Федерация.

Наш князь был человеком смелым и отчаянным, а потому повёл свои войска на Оку, дабы не дать Монгольскому Интернационалу объединиться. Как и пять веков спустя, цвет русской нации пошёл на Дон, пытаясь остановить опустошительный разгром своей страны. Переход Оки считался безумием, которое нынче называют suicide mission: дать последний бой и умереть. Однако Дмитрий всё просчитал и решил, что стоит рисковать; если ему удастся разделить войска Орды, его сил хватит для разгрома Мамая. По дороге к Дону, к войску Дмитрия присоединились войска из Полоцка, Стародуба, Пскова и Трубчевска, находящихся тогда в составе Литвы. Такого ещё не было: русичи преодолели не только раздробленность самой Руси, но и пришли по зову долга даже из чужого государства. На стороне Мамая выступал весь ордынский набор покоренных народов: собственно монголы, татары, черкесы, ясы, народ, именуемый в летописях «жидами кавказскими», а в центре стояла наемная генуэзская пехота (на тот момент — самые прославленные солдаты Европы), нанятая в Крыму.

«Утро на Куликовом поле». Русичи осматривают бесконечные ряды ордынских ОМОНовцев и ВВшников.

Дмитрий не растерялся от такого расклада. Чтобы навязать ордынцам решающую битву (принуждение противника к огромному побоищу — тактика, используемая такими титанами военного дела, как Суворов и Наполеон), наше войско перешло к южному берегу Дона, сжигая мосты. Этим он вынудил Мамая выступить до прихода своих литовских и рязанских союзников, а Дон стал — как много, много раз в истории России — прикрытием со спины. Вечером того же дня (7 сентября) русское войско выстроилось: на правом фланге стоял Андрей Ольгердович, на левом — Василий Ярославский, а в центре — Тимофей Вельяминов и сам Дмитрий Иванович. Перед Большим полком выстроились коломенцы и Сторожевой полк князя Оболенского. В засаде остался легендарный полководец Дмитрий Боброк-Волынский, за несколько лет до Куликовской Битвы освободивший среднюю Волгу от ордынцев. Он выехал в разведку, осматривая басурманскую армию Мамая. Всё было решено. Судьба первой общерусской армии за несколько столетий должна была решиться на следующий день. Русское войско выехало на бой под алыми стягами с ликом Спаса. «Кто здесь власть? Мы здесь власть!».

Битва началась к 12-и часам с мелкой пальбы в авангарде с обеих сторон, после чего состоялся знаменитый, ставший легендой поединок Челубея с воином-монахом (русский эквивалент орденского рыцаря) Александром Пересветом. Пересвет снял с себя доспехи и, одетый лишь в Великую схиму, пошёл на Челубея; тот пронзил его копьем, но не выпал из седла и нанёс татарскому воину симметричный смертельный удар. Полилась кровь русского богатыря, поднялись русские стяги того же цвета. Сторожевой отряд, в котором стоял и сам Дмитрий Донской, принял на себя первую атаку монгольской конницы. Началась Куликовская Битва.

После первых атак, Дмитрий отошёл к Большому Полку, на который набросились генуэзские наёмники Мамая. Тяжелая пехота — элитный род войск, и княжеской дружине пришлось крайне тяжело. Удар генуэзцев был сравним с рыцарским клином, но не имел его слабости — лошадей. Но дружина Дмитрия выстояла, отбив первое наступление. Напор татар не угасал, к генуэзцам примкнули основные монгольские силы, и Большой полк истекал кровью. Руки воинов немели, лошади ломали себе ноги об горы трупов, перемешались молитвы и мат — но русские воины стояли насмерть, не пропуская басурманские части. Русская рука схватила глотку Орды намертво и сжималась. Крестом и мечом, огнём и стрелой, русские крестоносцы отбивали даже самые сокрушительные удары ордынцев на центр рати. Хуже обстояли дела на левом фланге: там части Василия Ярославского не устояли и дрогнули. Ему пришлось отступить к реке, оставив тыл Большого полка без защиты. В этот момент выступил засадный полк и перебил татар, радостно прорвавших фронт; витязи Серпуховского и Боброка перемололи монгольскую конницу, задавив её своей же кавалерией и загнав в воду, где от неё остались лишь кровавые ошметки.

Удар Засадного полка.

Одновременно полки на правом фланге перешли в наступление и ударили в сердце Мамаевой орды: монголы впали в панику, не видя вокруг ничего, кроме монгольских трупов и русских мечей, и обратились в паническое бегство. Сам Мамай бросил свое войско, как только увидел, что Засадный полк вступил в бой. У татар не осталось ни резервов, ни воевод, ни хоть малейшего боевого порядка. Великая Орда, ставшая грозой человечества от Багдада до Легница, истекла кровью и побежала с поля битвы в полном составе. Русские полки ещё долго преследовали отступающих татар, убивая множество. В Коломну прибыли княжеские дружины, полки смоленские, муромские, полоцкие, костромские… С Куликова Поля вернулась умытая кровью русская рать.

Одним лишь напором и наглостью, наши предки прошли этот страшный и тернистый путь — но иного не было. Они откликнулись на зов Дмитрия и Сергия, встав горой не за князей-сюзеренов, но за родную землю и угнетенный народ. Они шли, изнемогали, погибали, падали, вставали, снова шли. И они дошли. В этот день, Дмитрий — уже Донской — доказал, что Русь сильна единством.

Величайшая империя в истории человечества. Армия, победившая всех — от персов до немцев. И вот она валялась мертвой у ног русских витязей, посмевших крикнуть свое «Иду на вы!» в лицо не только Орде, но всему миру. 8 сентября 1380-го года была положена основа истребления нашего наследственного врага; в конце концов, русский сапог примял прах родины Тамерлана и Мамая.

Сколько войск участвовало в Куликовской битве?

Куликовская битва 1380 года традиционно считается одной из крупнейших битв позднего Средневековья и по значению, и по размаху. Не касаясь первого, остановимся подробнее на втором её аспекте – размахе, попытавшись дать оценку численности войска, выставленного Дмитрием Ивановичем и его вассалами на Куликовом поле.

В условиях, когда не сохранилось ни точных указаний относительно мобилизационного потенциала северо-восточных русских княжеств, ни войсковых реестров, ни тем более росписи русских «полков» в битве, любые рассуждения относительно численности войска Дмитрия Ивановича и его союзников будут носить оценочный характер. Однако, обсуждение этой проблемы позволит определить некоторые рамочные ограничения, внутри которых численность коалиционного войска может быть считаться более или менее разумной, не фантастической и будет близка к реальной.

В отечественной историографии Куликовской битвы разброс оценок численности русского войска очень велик – от 100-150 тыс. до 30-50 или даже менее 1 тыс. бойцов.

Так сколько же было на самом деле?

Дореволюционная историческая наука придерживалась первого значения. Так, В.Татищев приводит в своей «Истории Российской» цифру в 400 тыс., М.Щербатов – 200 тыс, Н.Карамзин полагал, что рать Дмитрия Ивановича насчитывала «более 150 тысяч всадников и пеших. Столько же дает и С.Соловьев, который сравнивает сражение с «побоищем Каталонским, где полководец римский спас Западную Европу от гуннов». В «слишком 100 тысяч» определял численность рати Дмитрия Ивановича Д.Иловайский. Этой же точки зрения придерживались и русские военные историки, например, П.Гейсман и авторы коллективного труда по русской военной истории «Русская военная сила».

В советской историографии длительное время господствовала старая оценка численности русского войска в 100-150 тыс. бойцов. Так полагали, к примеру, авторы коллективных «Очерков истории СССР», ссылавшиеся при этом на летописные свидетельства, и Л.Черепнин. Этой же цифры много позже придерживался в очерке «Военное искусство» в коллективном труде «Очерки русской культуры XIII-XV веков» Б.Рыбаков.

Между тем ещё Е.Разин в своей классической «Истории военного искусства» пришёл к выводу, что «общая численность русской рати, вероятно, не превышала 50-60 тыс. человек». Эту оценку пересмотрел в сторону дальнейшего уменьшения один из наиболее авторитетных специалистов по истории русского военного дела эпохи Средневековья, А.Кирпичников. Он полагал, что на Куликовом поле собралось со стороны Дмитрия Ивановича самое большее 36 тыс. ратников, поскольку армия большей численности (100 или более тыс.) представляла бы собой «неуправляемую толпу людей, только мешающих друг другу». Особняком стоит мнение С.Веселовского, который отмечал, что на Куликовом поле было с русской стороны 5-6 тыс. чел. «во фронте». Сегодня сделаны попытки ещё более радикального пересмотра численности русской рати. Например, А.Булычев полагал, что в русском войске могло быть около 1-1,5 тыс. всадников, а вся рать вместе со слугами и обозниками составляла 6-10 тыс. чел.

Такой разброс оценок неудивителен, учитывая неудовлетворительное состояние источников по истории кампании 1380 года. На первый взгляд, их сохранилось достаточно много – это и летописные свидетельства, и литературные произведения. Но их ценность отнюдь неравнозначна. Касаясь первой группы источников, летописей, то здесь необходимо отметить, что первый, краткий, вариант летописного сказания о сражении, размещённый первоначально на страницах Троицкой летописи, написанной в Москве – «О великом побоище, иже на Дону», появляется в начале XV века, т.е очень скоро после самого сражения. До нас этот рассказ дошёл в Рогожском летописце и в Симеоновской летописи. Примерно в это же время составлен был и рассказ, помещённый на страницах Новгородской первой летописи младшего извода. Но, увы, все эти летописные свидетельства не дают практически никакой конкретной информации о чисто военных аспектах сражения. Пространная летописная повесть, содержащаяся, к примеру, в Воскресенской летописи, была создана много позже и несёт на себе отпечаток влияния сформировавшейся к тому времени литературной традиции освещения Куликовской битвы и носит ярко выраженный публицистический характер.

Более интересными, на первый взгляд, представляются литературные памятники – прежде всего «Задонщина» и знаменитое «Сказание о Мамаевом побоище». Первый памятник был создан, как полагают многие исследователи, в конце 1380-х или в самом начале 1390-х, т.е. непосредственно сразу после битвы. Однако, увы, в первоначальном виде до нас она не дошла и в силу особенностей жанра ни «Задонщина», ни тем более позднее «Сказание», созданное, видимо, в конце XV или в самом начале XVI века, не внушают доверия. Обрисовывая в целом достаточно полно общую картину событий, они дают явно завышенные цифры о количестве бойцов с обеих сторон. Так, «Задонщина» (по Синодальному списку) дает нам цифру в 300 тыс. «кованой рати», а «Сказание» (в Киприановской редакции) – и вовсе 400 тыс. «воиньства конного и пешего».

И поскольку имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют сделать каких-либо определённых выводов о численности русского войска на Куликовом поле, остается прибегнуть к расчётам, исходя из косвенных свидетельств как современных источников, содержащих более или менее точные сведения об особенностях военного дела того времени, так и данных археологии и палеогеографии.

Для того, чтобы составить представление о примерных рамочных значениях численности рати Дмитрия Ивановича, можно посмотреть численность воинских контингентов, которыми располагали князья и отдельные «земли» в конце XIV – 1-й половине XV веков.

Применительно к 1-й половине XV века такие данные есть, и они представляются достаточно правдоподобными. Так, 3 июля 1410 года 150 русских воинов под началом воеводы нижегородского князя Данилы Борисовича Семена Карамышева и столько же татаринов царевича Талычя взяли и дотла разграбили Владимир. Соперник Василия Тёмного Дмитрий Шемяка имел в 1436 году около 500 дворян.

Литовский князь Острожский в 1418 году освободил литовского же князя Свидригайло из заключения с 500-ми же «дворянами». Другой же литовский князь, Александр Чарторыйский, не желая присягать Василию II, в 1461 году покинув Псков и увёл с собою «…двора его кованой рати боевых людеи 300 человекъ, опричь кошовых…».

Псковичи в 1426 году, во время конфликта с великим князем литовским Витовтом, послали на помощь осаждённой Опочке «снастной рати» 50 человек, а главная псковская рать во главе с посадниками Селивестром Леонтьевичем и Федором Шибалкиным вступили в бой с войсками Витовта, имея в своём распоряжении 400 бойцов. Князь Василий Юрьевич в 1435 году взял Вологду, имея «дружины» 300 чел.

Спустя 10 лет, зимой 1444-45 годов на западные рубежи Московского государства в отместку за поход русских на калужские места пришли литвины. Вдогон за ними пошли дворяне удельных князей можайского 100 человек, верейского – ещё 100 и боровского – 60 чел. По другим данным их было всего 300. Литовские же хроники говорят о 500 москвичах.

Наконец, в печально знаменитом сражении под Суздалем летом 1445 года, в котором Василий II был разбит татарами и пленён, его «полк» вместе с «полками» его вассалов князей Ивана Можайского, Михаила Верейского и Василия Серпуховского насчитывал менее 1 тыс. всадников, а пришедший ним на помощь владимирский «полк» воеводы Алексея Игнатьевича насчитывал 500 бойцов. Противостоявших им татаринов было, по сообщению летописца, 3,5 тыс.

Т.о., численность «полков» в 1-й половине XV века, т.е. фактически сразу после Куликовской битвы измеряется сотнями, в лучшем случае немногим более 1-й тыс. бойцов. Княжеские «дворы» насчитывают по нескольку сот всадников, обычно от 300 до 500, но не более, владимирский «городовой» «полк» (а Владимир – город не из последних в этих местах) – тоже 500, отдельные же отряды мелких вотчинников с уделов не превышают и сотни.

Зная примерный порядок цифр (десятки и сотни, но никак не тысячи воинов), обратимся теперь к составу русского войска. Последняя по времени и наиболее обоснованная попытка проанализировать его была сделана А.Горским. Сопоставив содержащиеся в летописях и повестях сведения о составе рати Дмитрия Ивановича и сличив их с данными походов 1375 и 1386/1387 годов, исследователь пришел к выводу, что в состав рати Димитрия вошли отряды от Москвы, Коломны, Звенигорода, Можайска, Волока, Серпухова, Боровска, Дмитрова, Переяславля, Владимира, Юрьева, Костромы, Углича, Галича, Бежецкого верха, Вологды, Торжка, а также воинские контингенты, выставленные княжествами Белозерским, Ярославским, Ростовским, Стародубским, Моложским, Кашинским, Вяземско-Дорогобужским, Тарусско-Оболенским и Новосильским. К ним необходимо добавить также «дворы» князей-изгоев Андрея и Дмитрия Ольгердовичей и Романа Михайловича Брянского, и, возможно, отряд новгородцев.

Не исключал А.Горский также и участия в сражении (в полку Владимира Андреевича) отрядов из Елецкого и Муромского княжеств, а также с Мещёры. Анализ сведений наиболее ранних источников дает несколько иные, меньшие значения – 9 княжеских «дворов» и 12 «земельных» «полков» и, возможно, рязанцы (прончане – ?) и новгородцы.

Приняв во внимание эти данные и сведения о численности «дворов» и «земельных» «полков» (очень грубо считая княжеские «дворы» за 500 всадников каждый, а «земельные» «полки», составленные из мелких вотчинников, по 100), можно предположить, что общее количество выставленных Дмитрием Ивановичем ратников находилось между 6 и 15 тыс. человек.

Разброс очень большой. Сузить эти рамки позволяет знания, которыми мы располагаем на сегодняшний день относительно характера места сражения.

Обе рати были, скорее всего, конными. Настоящая пехота, пешцы, на Куликовом поле вряд ли присутствовала. Выдержать в течение нескольких дней 30-км марши непрофессиональное «земское» ополчение, собираемое время от времени и не имеющее соответствующей подготовки, было неспособно (если только оно не было посажено на телеги для большей маршевой скорости – такая практика, судя по более поздним временам, существовала. Но в таком случае оно неизбежно будет малочисленным). Возможно, что часть русских всадников могла спешиться. Это маловероятно, хотя полностью исключить такой вариант нельзя. Во всяком случае, среди находок оружия на Куликовом поле найден наконечник одной рогатины, которая была вооружением русских пешцев.

Можно с высокой степенью уверенности утверждать, что и для 15-16 тыс. войска Куликово поле было слишком мало – при размерах поля 1,5 на 1 км более или менее свободно действовать на нем могли в лучшем случае примерно 5-6 тыс. всадников (т.е. мы видим цифру, названную в порядке предположения С.Веселовским). Эту цифру мы и считаем наиболее отвечающей как условиям боя, так и тактике того времени, а, значит, и наиболее вероятной. И если полагать названные в «Задонщине» и в т.н. «Синодике Успенского собора», который был опубликован Н.И. Новиковым, списки русских потерь (11 воевод и примерно 400-500 «бояр», т.е. мелких вотчинников, являвшихся под княжеские знамена «конно, людно и оружно», во главе небольшой, 3-5 чел. свиты) соответствующими в общих чертах действительности, то потеря в битве только убитыми не менее 10% опытных, профессиональных воинов, подготовка которых длилась десятилетиями, должна была расцениваться как очень тяжелая.