Гнидинг, клянчинг, воровамба и другие методы незатратных путешествий

Жизнь евробомжа, прибывшего из страны, которая не входит в Шенгенскую зону, не из легких — не то что у местных бродяг. Рассчитывать на поддержку социальных служб не приходится, разве что можно бесплатно отобедать в столовой, существующей на средства благотворительных организаций. Как выжить тем, кто оказался в ЕС без крова и денег? Как и везде — гнидить: тащить продукты из супермаркетов, попрошайничать или пытаться впечатлить прохожих историей о «высокой мечте» и продать им плоды своего таланта, если таковой имеется.

Но есть и другие, связанные со спецификой определенной местности способы заработка — легальные и не очень. О них и о том, с какими проблемами сталкиваются авантюристы (или паразиты — решайте сами, кем их считать), оказавшиеся в Европе с пустым кошельком, а также о том, что ими движет, в журнале «Ноже» рассказывает Кирилл Чёрный.

Все имена в тексте изменены с целью сохранения конфиденциальности респондентов или вовсе являются художественным вымыслом. Этот материал не является руководством к действию, так как автор считает описанное в тексте поведение аморальным и недопустимым. Многие вещи, упомянутые в статье, являются административными преступлениями на территории Евросоюза. Редакция «Ножа» просит вас никогда не повторять описанное ниже и ознакомиться со статьей чисто из антропологического интереса.

Гнидинг — локальный жаргонизм в тревел-тусовке. Он обозначает особый вид отдыха, включающий в себя различную нелегальную активность.

Если вы занимаетесь сексом в парке, где мамаши выгуливают своих детишек, производите акт дефекации в мусорных контейнерах, публично демонстрируете свои гениталии под рэп новой школы с дешевой колонки JBL в общественном транспорте, воруете ненужный хлам в магазинах ради удовольствия от самого процесса или просто не убираете за собой мусор после кемпинга, то я вас поздравляю: вы гнидите.

У истоков гнидинга лежит философия отделения себя от социума. Это особый способ самоопределения (и самовыражения) узкой группы бродяг, имеющей собственные ритуалы, будь то выкрикивание нечленораздельных звуков без видимой на то для окружающих, но понятной членам группы причины, харчки в камеру телефона под конец сториз в инстаграме или ночлег в дорогих отелях на шелковых простынях в грязной дорожной обуви.

Подобные ритуалы служили церемонией посвящения и способом определения человека как «своего» — достойного вступить в группу. Большинство не выдерживает и уходит, верные — остаются.

Воровамба: праздник воровства

Торговый центр «Ашан», юг Франции, пригород Тулузы

Я вместе со своими спутниками иду по длинным рядам бытовой техники и аксессуаров. Цыган, думая, что никто из французов его не поймет, довольно громко на русском языке рассуждает о целесообразности своровать наушники. Вождь советует ему хватать те, что подешевле, так как на них точно не будет «пищалки».

Цыган вскрывает коробку и тщательно изучает ее в поисках злосчастной черной наклейки. Затем, довольно хмыкнув, кидает наушники в набитую всяким хламом тележку: носками, всевозможными сырами, хамоном, фуа-гра, тремя наборами суши и кучей других продуктов, к которым мы в итоге почти не притронемся. Колбасой из хамона так вообще будем играть в футбол, а вонючий рокфор отправится в болото, пролетев в паре сантиметров от моей головы. Самым съедобным для нас из всего добытого окажутся бюджетные роллы — изысканное блюдо не для нищебродов.

На поиски слепого пятна камер ушло немало времени, но когда оно было найдено, тут же в ход пошли воровские ранцы: маленькие, на 15–20 литров, рюкзачки из полиэстера. Я наблюдал, как лихо Вождь, Цыган и Кепка заталкивают почти всё содержимое огромной тележки в свои крохотные сумки. Снаружи это выглядело весьма компактно — будто рюкзаки имели свойство искривлять пространство и время.

Я вышел с пустыми руками, чтобы подождать ребят у касс. Вождь и Цыган взяли водичку и пошли к терминалам самообслуживания. Охранник первое время рассматривал их довольно пристально, пока ему на глаза не попался другой «пассажир»: громкий местный мужик спортивного телосложения с огромной сумкой на плече. Он ничего не покупал и просто решил выйти, чем вызвал подозрения у сотрудников службы безопасности. Мы этим тут же воспользовались и беспрепятственно покинули территорию ТЦ.

Пронесло.

Спустя полгода мои товарищи будут депортированы и получат запрет на въезд на территорию Евросоюза на несколько лет из-за неудачи в очередном маркете, а меня только чудом не окажется рядом с ними в этот момент.

Воришек в Европе много. Если поймают раз, отделаешься просто штрафом. Могут вдобавок запретить после этого посещения всей сети, к которой неудачно принадлежал обворованный магазин.

В Швейцарии во многих магазинах вообще стоят камеры, распознающие лица: они тут же обнаруживают нарушителя, и если не ретируешься по-быстрому, то сотрудники вызовут полицию — а там уже будут реальные проблемы. В стране всего три больших сетевых супермаркета, в которых продается всё подряд — от шоколадок до газонокосилок. Поэтому, если тебя забанят в одной из сетей на год из-за кражи йогурта или бургера, столкнешься со множеством неудобств.

Если вы думаете, что вы — ниндзя и вас не заметят, то вы ошибаетесь. В Европе подобные системы слежки не стоят разве что в сельских лавках. В Испании охрана часто стоит в очереди вместе с покупателями: если кассира еще как-то можно обмануть, то этих ребят провести намного сложнее.

В Амстердаме — по субъективным ощущениям — копов в гражданском и вовсе столько же, сколько туристов из Штатов. Единственное утешение в том, что в Европе за воровство продуктов полагается не статья, а штраф. Раньше эти штрафы действовали ограниченное количество времени и особо не были взаимосвязаны: насобирав неоплаченных штрафов в Нидерландах, вы запросто могли просто забить на эту страну и больше туда не кататься, выбирая для отдыха другие пункты. Но в следующем году эту лазейку прикроют: база административных нарушений станет единой для всей Шенгенской зоны и Европейского союза. Также во многих странах действует рецидивное право: три неоплаченных штрафа перерастают уже в уголовную статью.

Но нашего брата из СНГ стараются не сажать на реальные сроки, особенно за воровство: могут продержать в тюрьме две недели (иногда с дальнейшей депортацией).

Если верить байкам дальнобоев, в начале 2000-х много кто из наших специально мотал срок, чтобы получить гражданство. Меня один такой хитрец подвозил. Рассказывал, что сидел за вооруженное ограбление, а когда вышел, стал гражданином Португалии.

Не хочу плодить басни, я информацию на достоверность не проверял, но тот же дальнобой говорил, что теперь за серьезное преступление в стране Васко да Гамы будешь сидеть тот же срок, но у себя на родине — безо всяких бонусов со стороны европейской пенитенциарной системы.

Клянчинг: тяжелый труд попрошайки

Женева, Швейцария

Хочется жрать, а чтобы добраться до автобана, надо насобирать денег на поезд. Но на вопрос: “I’m sorry, do you speak English?” мне коротко бросают: “No money”.

Попрошаек в этом городе очень много. Столько, что ко мне, пытающемуся «заработать» немного денег, уже три раза подходили с едва различимым бубнежом на французском: «Месье, подайте пару франков несчастному на бургер». Я на русском про себя отвечаю: «Мне бы кто подал» — и иду дальше.

После двух десятков попыток молодая милая пара достает из кошелька 20 франков. Я смеюсь, рассыпаясь в любезностях, чем заставляю их чувствовать неловкость: тут на улицах столько обыкновенных мошенников, что люди отвыкли видеть искреннюю благодарность за помощь. Ничего удивительного: даже с учетом такого огромного количества отказов, которые я встретил, заработать столько денег за час у себя на родине я не смог бы ни одним из известных мне способов. А для швейцарцев — это копейки.

Вопреки распространенному мнению о том, что попрошайки гребут бабки лопатой, только единицы могут сделать на клянчинге целую карьеру. На деле это довольно тяжелая работа: эмоциональный износ просто невероятный.

Ты чувствуешь зависимость от окружающих, и шаги каждого отказавшего тебе и прошедшего мимо человека отзываются эхом в голове: «я буду спать на улице», «я умру с голоду», «я замерзну насмерть», «меня точно ограбят или сдадут в полицию».

При этом чем хуже и неухоженнее ты выглядишь, тем меньше шансов, что тебе кто-то что-то подаст. Да, вот такой вот парадокс: чтобы тебе дали денег, надо выглядеть хорошо, а на это также нужны деньги. А где их взять, если ты упустил момент и достиг той самой точки невозврата, когда подаяния хватает лишь на то, чтобы не сдохнуть? Потому большинство неудачливых клянчеров остаются загнивать на улице.

Но несмотря на всё это, многие целенаправленно приезжают бомжевать в Европу. В некоторых странах и городах клянчинг нелегален, в других же абсолютно законен — по всей Австрии, например. В столице Швейцарии, городе Берне, для попрошаек легально существует одна улица в городе, а если словят в другом месте, могут быть проблемы.

На территории Франции и франкоговорящей части Швейцарии действует множество благотворительных организаций. Помню, как мы стояли у входа в столовую для нуждающихся, где Кепка курил с прибалтом.

Тот рассказал, что плотно сидит на тяжелых наркотиках и приехал в Женеву как раз потому, что тут можно поесть, поспать и вообще найти нормальные условия существования для таких, как он: заместительная терапия, туалеты с отдельными мусорниками для бесплатных (выдаваемых государством) шприцов и т. п.

В столовке, кстати, и вправду неплохо кормили, но она была наполнена запахом десятков немытых тел. Прибалт говорил, что многие из кормящихся здесь — беженцы и не моются принципиально. Они спят в ворохе собственных вещей и боятся их снимать, так как по привезенной из дома привычке переживают, что пропитанные потом и грязью обноски кто-то украдет.

Европейских же бомжей довольно трудно отличить от обычных горожан, потому что они пользуются всеми благами социальной помощи: бесплатной одеждой, зубными щетками и пастами, душем и шампунями, а некоторым, для кого не нашлось помещения, выдают неплохие спальники, палатки и карематы. Я не раз завистливо смотрел на спальные принадлежности швейцарских бомжей: иногда они были довольно известных туристических брендов, с отличными теплосберегающими свойствами.

Престидижитация: скоморох увидел мир

Мюнхен

Спотыкаясь, я брожу по центру третьего по величине города Германии и столице Баварии по совместительству. Мой взгляд устремлен вверх и завороженно перескакивает с одного элемента готической лепнины на другой: я тут уже третий раз и всё равно снова открываю что-то новое. Но меня отвлекает шум. Я переключаю внимание с архитектурных красот на большое скопление людей на центральной площади. Может, что-то произошло или кому-то стало плохо? Но нет, с площади доносятся смешки. Я перехватываю свой тяжеленный рюкзак и спешу в сторону толпы.

Пузатенький мужичок в длинных шортах, рубашке с коротким рукавом и забавной шапке, похожей на кепки-«уточки», которые у нас носит гопота. Поправив очки на покрытом широкими порами носу, он связывает несколько коротких веревок узелками, демонстрирует их окружающим, со всей силы дергает с обоих концов — и вуаля: в руке у него уже красуется целая длинная веревка.

Затем он подзывает двух добровольцев из толпы, обматывает веревку вокруг шеи и просит их на счет «три» тянуть в разные стороны, что есть мочи. Добровольцы какие-то вялые: то ли это часть представления, то ли они искренне боятся задушить рыжебородого мага. На потеху толпе он кричит им: «Сильнее!» Это работает: те резко дергают концы в обе стороны и… веревка рвется на две части. Толпа хлопает, а фокусник снимает кепку, обнажая сверкающую на солнце плешь, и на австралийском английском говорит, что если им понравилось представление, то он был бы рад принять в дар любую сумму денег.

Я внимательно наблюдал: за это выступление он получил 200 евро. Люди давали по двадцатке или ссыпали всю мелочь из карманов. Толпа была небольшая, и я не знаю, сколько длился сам перформанс, так как пришел под конец, но это всё равно впечатляло. Я не сказал бы, что фокусы были выдающимися, я видел и более сложные. Просто этот человек мастерски играл с толпой: он показывал не столько фокусы, сколько себя и свою харизму.

Не важно, что ты продаешь, важно как. Можно продать хоть штаны с чиркашом на заднице за полсотни евро, если сочинить им впечатляющую историю и быть убедительным.

В Лионе, крупном французском городе, я видел, как бомж торговал забавными поделками из жестяных пивных банок. Чего там только не было: какие-то ожерелья, непонятные зверушки, солнышко, плетение жестяных побегов непостижимой формы. Не знаю, насколько хорошо у него шли продажи, но выглядело всё это очень самобытно. Когда я был во Франции, то доставал из мусорника большую картонку, рисовал на ней какой-то портрет черным маркером, а сверху на французском писал: «Собираю на художественную школу» — и садился где-то поодаль от центральных улиц, избегая плотного потока туристов и местных горожан. Там, где много туристов, много полиции.

Даже в странах, где клянчинг и ему подобная активность вполне легальны, с полицией дел лучше не иметь. Туристическая виза делает из тебя легкую мишень для жандармов, ведь любое прямое получение прибыли на территории Евросоюза — это нарушение визового режима. Здесь тебе разрешено тратить — но не зарабатывать.

Хотя депортировать за это никто не будет: как минимум прогонят, как максимум впаяют штраф и заберут заработанное.

Я собирал на художественную школу, хотя нигде учиться на самом деле и не собирался: просто это была часть моей истории. Видя огромный портрет на картонке, люди подходили и интересовались, кто я и откуда. А когда узнавали, что моя мечта — рисовать комиксы и я преодолел тысячи километров только ради того, чтобы учиться у французских мастеров, то, называя меня farfelu (аналог нашего «поехавший»), покупали какой-то из моих набросков, искренне улыбаясь, желали удачи и бежали по своим делам.

История моих скитаний и причина сбора денег у меня часто менялись, но они всегда были из разряда «высоких». Обыватель уважает тех, кто забил на мирское, кто стремится к саморазвитию и не особо беспокоится о мнении окружающих. Обыватель хочет видеть в вагабондах себя: он чувствует, что они поистине свободны, в то время как сам он боится принимать рискованные решения.

Самое частое, что я слышал от водителей, когда ехал автостопом, — фразы «А тебе не страшно?» и «Я бы так не смог». Жить согласно социальным алгоритмам проще: они строились тысячелетиями, они отлажены и понятны. А впустить в свою жизнь неизвестность большинство людей боятся.

Поверьте, и мне не чуждо ничто мирское: и я люблю хорошо поесть и поспать в тепле. Я думаю точно так же, как и любой обыватель. Меня отличает от приличных граждан только готовность принимать риски: я слышу зов дороги, где каждый «поворот не туда» ведет меня к очередной опасности или великой возможности.

Подобными размышлениями я не делюсь со своими случайными попутчиками: они тут же почувствуют себя трусами и воспримут это как свидетельство моей агрессии. Лучше пусть думают, что я — витающий в облаках дурачок, готовый поставить ради мечты на кон всё, что у него есть. Это ведь так, хотя и только отчасти, а лучшая ложь — полуправда.

Уличный барыга: продажа воздуха и заработок на чужой лени

Кипр

Сетчатый забор высотой с человека во многих местах продавлен, а в некоторых — и вовсе раскурочен. Я перекидываю пустой рюкзак на ту сторону и в два быстрых движения перепрыгиваю ограду. Я уверен, что мне ничего не угрожает, кроме злого фермера, и широким шагом иду вдоль фруктовых садов в поисках помело и апельсинов.

На Кипре цитрусовые растут везде, но они дикие и безумно кислые. Есть их невозможно: после одного укуса лицо сморщивается так, что начинает походить на сухофрукт. Ребята, у которых я жил, рассказывали, что из таких фруктов можно варить вкусный джем, но я слишком ленив для этого.

Закрытые окультуренные фруктовые сады мне показали тоже они. На этой территории нет ни собак, ни строгой охраны — мне повезло. Но если фермер заметит меня и вызовет копов, то могут быть проблемы, поэтому стоит соблюдать осторожность.

Позже я узнал, что на этом острове также очень много ферм с бананами, раскиданных вдоль трасс. И там нет ни оград, ни охраны — ничего. Половина ферм полузаброшенные: немалая часть урожая продолговатых фруктов просто лежит и гниет в пластиковых мешках (бананы накрывают большими полиэтиленовыми пакетами, чтобы быстрее созревали). В Швейцарии я наткнулся на огромные, но невероятно кислые титаны от мира яблок, в Германии можно найти бесхозные тыквы и груши, а в Португалии и вообще в странах со средиземноморским климатом фрукты повсюду растут круглый год.

Я набивал шестидесятилитровый рюкзак фруктами под завязку, до боли в спине. А потом шел на набережную, продавая один несчастный банан за полцента, апельсин за евро, а помело за три. И люди брали.

То, что можно взять бесплатно, если пройти пару километров от точки, где я стоял, они покупали в три раза дороже, чем в магазине, который находился всего в двухстах метрах! Большей наглостью, наверное, было бы только продавать пресную воду, набранную в питьевом фонтанчике, стоя прямо у самого источника. Но сила человеческой лени практически безгранична.

Год назад в Швейцарии у меня тоже была занятная история. Я жил у неприятной мне особы, с которой познакомился в местном тиндере. Проживая под одной крышей с ней в течение недели, я притворялся геем, так как она проявляла ко мне излишние знаки внимания, которые я считал неуместными. А ведь все мы знаем, что слова «у меня есть парень» лучше всего работают против чужих домогательств. По правде, на родине меня ждала девушка. Но не суть. Однажды вечером я возвращался домой и заметил у подъезда пакет с чем-то похожим на монитор. Внимательно вглядевшись, я обнаружил iMac. Поперек экрана красовалась крупная трещина, по соседству на дне пакета лежали брендовые мышка и клавиатура. Я схватил всё это добро и помчался галопом на третий этаж.

Звоню в квартиру, открывается дверь, и я радостно выдаю: «Селина! Смотри, что нашел! Давай проверим, рабочий ли». Селина оторопело смотрит на меня, потом на пакет, потом снова на меня. Для нее стал небольшим шоком тот факт, что я притащил в дом то, что она только что выставила на улицу.

При этом техника была полностью в рабочем состоянии, матрица монитора не повреждена, только стекло. IMac был старенький, 2012 года, но всё еще стоил каких-то денег. А клавиатура и мышка вообще были в идеальном состоянии, будто ими совершенно не пользовались. Она предложила мне его забрать, если я хочу.

Я думал привезти его домой, поменять стекло и пользоваться самому, но сразу же отбросил эту идею. Слишком уж сложные манипуляции пришлось бы совершать, а мне еще надо было неделю ждать друзей, чтобы вместе отправиться к океану. Достаточно попутешествовав по Швейцарии, я видел много комиссионных магазинов, особенно во франкоговорящей части страны. Я долго гуглил, где можно сбагрить использованную технику, нашел один-единственный ломбард для Apple в центре Люцерна и понес свой свеженайденный скарб туда. За него я выручил около трех сотен швейцарских франков.

Я видел много разной бесхозной техники на улицах Европы. Ее не прям чтобы горы, но достаточно. Если она выброшена хозяином по причине морального устаревания и замены более новой моделью, то вполне себе сгодится для продажи в комиссионку. Полноценным заработком это назвать нельзя, но иногда за день небольшого геморроя можно получить недельный оклад мигранта-гастарбайтера.

А можно и просто впустую потратить время: не факт, что ломбард захочет купить вашу находку, — тут уж как повезет.

Иногда на европейской помойке можно найти даже велосипед. В Меммингене я обнаружил на свалке байк со сломанными тормозами, а так он был вполне себе рабочий. Благодаря ему в городке на 40 тыс. человек у меня тут же отпала необходимость в общественном транспорте.

Лигалайз: честные способы добычи денег

Час ночи, выезд из Линдау — небольшого немецкого городка неподалеку от австрийской границы

Я преодолел уже 900 километров, и мне остается последний рывок в 150 километров до небольшого провинциального аэропорта на юге Германии. Несколько месяцев беспрерывной дороги вымотали меня окончательно — я захотел домой и, прошерстив агрегаторы, нашел довольно дешевый маршрут с двумя перелетами.

Мой самолет вылетает в девять утра следующего дня, солнце давно скрылось, а по провинциальным дорогам только изредка проезжают машины — я стою тут уже полтора часа без малейших подвижек. Конец марта, но на улице всё еще довольно холодно. Радуюсь, что не выкинул зимнюю куртку в Португалии, хотя и был такой соблазн. С рациональной точки зрения я выбрал отличное место для вечернего автостопа: круглосуточная, хорошо освещенная заправка, а напротив — такой же круглосуточный «Макдоналдс». Но почему-то всё шло вяло. Тут наконец-то тормозит машина, я радостно выкрикиваю пункт назначения в опустившееся окно, но девушка на пассажирском сидении молча тычет мне в лицо полицейским удостоверением. Спрашивает, что я тут делаю, проверяет документы и уезжает, пожелав удачи напоследок. От радости не остается и следа.

Еще спустя час, в одиннадцать вечера, удача повернулась ко мне передом: мою промерзшую тушку подобрал молодой парень, на коммерческом автобусе ехавший в нужную мне сторону. Он был очень любезен и закинул меня прямо в аэропорт, хотя он был ему и не совсем по пути. Люди в Баварии очень гостеприимные, я в этом убеждался неоднократно.

К моему большому удивлению терминал аэропорта был закрыт на ночь. На улице похолодало еще сильнее, я не растерялся и упал на незапароленный вайфай аэропорта, чтобы найти на территории гостиницу, и побрел в ее сторону. Зашел в холл и спросил, можно ли у них посидеть несколько часов, потому что на улице довольно холодно, но тут удача уже повернулась ко мне другой стороной… Ну или наоборот?

Порывистый ветер пробирал до костей: на улице было всего три градуса по Цельсию. На глаза попался вход в какой-то полуподвал, и я решил спрятаться в нем хотя бы на время, чтобы иметь возможность подумать, что делать дальше. Я подошел ближе, дверь была приоткрыта, оттуда веяло теплом: раскаленные до красна трубы обогревателя вселили в меня надежду. Я толкнул дверь, лицо практически обожгло теплым воздухом, а тело тут же расслабилось и слегка обмякло. Возле конвектора стоял небольшой стул, а рядом — еще одна дверь, стеклянная. Я неуверенно просипел: «Есть тут кто?»

Дальше всё было странно. Огромный двухметровый немец с бочкообразным животом, на который едва налезала футболка, без штанов, в одних трусах, протер глаза, надел очки и оторопело смотрел на меня. Я в панике обрисовал свою ситуацию, спросил, можно ли просто посидеть на стульчике и погреться пару часов до открытия терминала. После напряженного молчания он коротко сказал: “Come with me”.

Мы разговорились, и я рассказал о своих приключениях, упуская общественно порицаемую их часть. Узнав, что я рисую, он предложил мне сделать для него пару иллюстраций на пробу, когда я доберусь домой: если ему понравится, то он закажет мне целый выпуск для своей книги. Он меня накормил, напоил травяным чаем и обустроил комфортный ночлег. Я боялся, что некоторые личные вещи перед перелетом придется всё-таки выкинуть, так как рюкзак не укладывался в необходимые габариты по перевозке, но и тут мой новый знакомый пришел на помощь. Он устроил всё так, что я получил на свой посадочный талон наклеечку вип-пассажира.

Дома я нарисовал тестовое задание, а Реймар (так звали моего спасителя) его утвердил. Я обмолвился, что через две недели снова буду в Европе и могу заскочить к нему в гости. В конечном итоге я остался в Баварии на целый месяц. А за иллюстрации, которые я нарисовал за полторы недели, получил 700 евро. Это были чисто мои, заработанные честным трудом деньги.

Платить за еду и жилье тогда, в Баварии, с меня никто не требовал, как это было во Франции с моим знакомым, которому после выполненных работ по ремонту помещений его же соотечественники выставили «обратный счет».

Хозяин, не обсудив это заранее, решил вычесть стоимость жилья и еды из оплаты. Оценив свое гостеприимство в 800 франков, он посчитал, что ничего моему другу за ремонт не должен. Другому моему другу, художнику, русскоговорящие владельцы одного хостела зачли два месяца проживания в посредственных условиях за оплату его работы по росписи стен, которая, договорись он сразу, стоила бы не одну тысячу евро.

Не советую иметь дело с «нашими» в Европе: окажешься должен.

Я и не знаю, какой вывод сделать, и какова мораль моей истории. Я просто хотел рассказать, что существуют люди, для которых отсутствие денег — это не приговор и не повод задуматься о том, что они делают не так со своей жизнью. Для таких людей рутина невыносимо болезненна, а стабильность — губительна, скуку они заедают новыми знакомствами и местами. Апокалипсис для многих, для них — это время возможностей и новых открытий.

Да, моральный компас таких людей смотрит немного в другом направлении, не в таком, как у большинства, — но всё-таки он есть. У этих людей такие же желания и цели, как и у всех, просто они выбирают совсем другие пути их достижения.

Кто-то назовет их гнидами и паразитами, тунеядцами или просто аморальными людьми, а кто-то — бродягами, путешественниками или авантюристами.

Источник