Что творится в русской Флориде

Официальных данных о том, сколько во Флориде русских, нет. Оценки разнятся — от нескольких десятков тысяч до полумиллиона. Студенческие визы и разрешения на работу в США за год получают больше 200 тысяч человек, разрешения на постоянное проживание — ещё несколько тысяч. Причины самые разные: от уголовного преследования на родине до простого желания обеспечить быт. Флорида — один из центров притяжения русскоязычных эмигрантов, во-первых, потому что тут тепло, во-вторых, есть с кем поговорить на родном языке и в случае чего попросить поддержки. Журналистка Марина Васильева поговорила с эмигрантами о том, что заставило их уехать и как им живётся в одном из самых жарких штатов США.

Вячеслав Задорожный живёт во Флориде уже пару лет, недавно он подал документы на получение политического убежища в США. Почти двадцать лет назад в России он стал заместителем главы администрации подмосковного посёлка Родники, а в 2005 году выиграл выборы и стал главой населённого пункта. «Ну, естественно, от „Единой России“, потому что нас заставляли там. Затащили туда буквально, заставили писать заявление, потому что иначе просто не дали бы работать», — говорит он, когда мы встречаемся с ним в одном из кафе.

Вячеслав — энергичный высокий и спортивный мужчина в яркой футболке и шортах. Естественно, загорелый, потому что во Флориде почти всегда солнечно. Сейчас он весьма отдалённо похож на собственный портрет на брошюре, напечатанной во время избирательной кампании в Родниках. На встречу он приехал с другом, с которым первые полгода жил во флоридском православном храме, и его девушкой. Все пару часов нашего разговора его спутники молчат и обнимаются, не переставая улыбаться. Все трое больше похожи на отпускников, чем на послушников храма: загорелые, одеты по-пляжному — в шорты, футболки и шлёпанцы.

— В принципе, многие здесь оказались не по своей воле, и я тоже, — продолжает экс-депутат Задорожный. — Понимаете, с 2014 года, после Крыма, всё изменилось. И в общем, в 2015 году началось на меня давление, то есть вымогательство денег со стороны правоохранительных органов. — Вячеслав говорит быстро: видно, что выражаться фразами со страдательным залогом и канцеляризмами ему вполне привычно. — Началось всё с чего: в моём посёлке построили магазин на федеральной земле, которая предназначена только под ИЖС — индивидуальное жилищное строительство. А сестра у одного из депутатов замужем за начальником УВД района. И я ему говорю: «Слушай, помоги, а? Прислать наряд полиции, надо разобраться». А потом он ко мне приходит и говорит: мол, пойдём выйдем на улицу. Ну, мы вышли, и он мне сказал, что вопрос теперь уже в другом. Потому что там крыша у тех, кто торгует, из Люберецкой прокуратуры, а вот зато с тебя ребята в погонах хотят 15 миллионов рублей, чтобы ты дальше спокойно работал. Вот ты попросил об одном, а ребята решили так.

Задорожный вздыхает, его друг на соседнем диване всё так же улыбается. Спрашиваю, не пытался ли Вячеслав решить вопрос с магазином каким-то законным способом; он отвечает, что это было бесполезно.

— Мне потом объяснили, что в Раменском районе все руководители силовых структур — очень молодые, и они чисто коммерсанты, тупо зарабатывают бабки. А после 2014 года они почувствовали полную свободу. Потом я узнал, что уже многих глав соседних округов так ставили на деньги, и встретил человека, который из-за этого написал заявление об уходе. Одной из моих коллег подбросили взятку: то есть знакомый коммерсант пришёл к ней в кабинет и дал какую-то сумму, как бы на благоустройство. А следом за ним сразу вошли оперативники — и сказали, что «времени тебе до 18 часов, найди 100 тысяч долларов, иначе оформляем». Откуда они эти суммы берут, я не знаю. Я помню, она звонила, мы сидели в ресторане, она звонила знакомым и пыталась найти эти деньги. Нашла — но после этого уже не пошла на выборы.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ГОРОД МАЙАМИ

Флорида в США чем-то напоминает Краснодарский край в России: здесь тоже сонно и полно пенсионеров, решивших конец жизни провести в тепле. Круглый год местные жители жалуются на пожилых людей на дорогах, которые могут внезапно остановиться и вообще ведут машину непредсказуемо. А отдельно зимой — ещё и на пробки, и на то, что из-за наплыва туристов невозможно даже купить билет в кино.

Погода днём в июне — примерно как в русской бане, настолько жарко и влажно, что сразу начинаешь думать о берёзовых вениках. Солнце ослепляет, и в глазах всё сразу становится синеватым, как бывает, если сильно надавить на веки. Но вечером баня превращается в приятный тропический сад, начинает дуть лёгкий ветерок. В итоге днём на улицу особенно никто не выходит, во всех помещениях — кондиционеры. Здесь нет ни тротуаров, ни нормального общественного транспорта, автобусы ездят редко и по странным маршрутам, поэтому почти у каждого есть собственный автомобиль. Дома здесь одноэтажные, и у каждого свой небольшой дворик — города получаются плоскими и широкими, они расползаются на десятки километров в разные стороны.

Средний класс здесь часто выбирает жилые комплексы — это блоки из десятков абсолютно одинаковых домов. Здесь их сравнивают с печеньями, которые вырезали из теста одной и той же формой. Почти в каждом таком комплексе есть свой спортзал и довольно просторный бассейн.

В Facebook есть десятки групп для разных городов Флориды, где эмигранты обмениваются вещами, телефонами юристов, размещают рекламу; в среднем в каждой группе состоит пять-семь тысяч человек. Во Флориде регулярно проходят интеллектуальные игры-квизы на русском языке, дискотеки в стиле 90-х и концерты российских знаменитостей. В группе для женщин под названием «Флоридчанка» 4600 человек, они обмениваются детскими колясками и кроватками, дают друг другу советы.

«Почему именно сюда едут? Не в последнюю очередь потому, что тут тепло, — рассуждает журналист из Бостона Дэвид Филиппов, который много лет работал в России и писал о ней для американских изданий. — К тому же мигранты едут в большие города, приглашают друзей и родственников, а потом люди начинают ехать туда, где есть диаспора. Например, в Бостоне, где я живу, есть русскоязычный район, который образовался во время третьей волны эмиграции евреев из Советского Союза. А потом люди начали приезжать, потому что тут больше „своих“. Майами в итоге считается международным городом: зачем россиянину, например, ехать в Огайо или Колорадо, где живут только местные и никто его не поймёт?»

Филиппов добавляет, что, в отличие от времён СССР, сейчас, когда человек из России может пользоваться правом свободного выезда за рубеж, он уже не просто хочет хоть куда-то добраться, а ищет место, которое кажется ему лучшим. «Когда разговариваешь с русскими, первое, на что все жалуются, — холодно, „лета в этом году не дали“, — говорит Дэвид. — А тут тепло, некоторые просто решают остаться после отпуска. Вот если бы вы мне сейчас сказали, что я должен эмигрировать в Россию, — я бы поехал в Сочи, потому что там есть море, есть солнце, есть тепло».

«ПРИЕХАЛ — ДА, БУДЕШЬ МУЧИТЬСЯ»

По словам Задорожного, силовики давали ему на поиск денег две недели, но вместо этого он предпочёл покинуть страну, захватив с собой беременную супругу, которая въехала в США по туристической визе. Рожать в Майами едут не только семьи беглых депутатов, но и обычные россияне, среди которых это направление очень популярно, — в том числе потому, что родившийся на территории США ребёнок автоматически получает гражданство. Флорида — один из самых популярных штатов для «родового туризма», десятки сайтов на русском и английском языках предлагают купить услугу «под ключ»: проживание, осмотры врача и организация самих родов в местной больнице. По оценке «Медузы», в Майами такое пакетное предложение стоит от 6900 долларов за минимальный набор услуг до 49 тысяч. Но эта сумма не включает расходы на перелёты, еду, аренду жилья и автомобиля.

Вячеслав Задорожный говорит, что после увольнения из администрации жил вместе с женой в основном на накопления и на деньги, которые давали родственники. Поначалу они остановились во Флориде у своих русских друзей, но оставаться в США совсем бывший чиновник не планировал. Сначала он оставил жену в США, а сам попытался продолжить работу в Родниках. Потом снова уехал на несколько месяцев, а в 2016 году вернулся в Россию уже вместе с женой, которая была беременна вторым ребёнком. Главой администрации к тому времени стал другой человек, а Вячеслав решил попробовать стать в том же посёлке депутатом.

— И тут ещё много чего открылось: что нынешний глава администрации владеет долей в бизнесе, хотя по закону это запрещено, и что он подделал мою подпись в акте приёмки новой дороги. Я написал обращение в прокуратуру, и на нас снова началось давление. Через пару месяцев жена снова улетела в Америку, сначала с мамой, а потом и я к ним прилетел; у нас всё это время была трёхлетняя турвиза, она нас, по сути, и спасла. Потому что сразу после этого на меня завели уголовное дело. Причина такая: мы на протяжении нескольких лет часто летали за границу — и в отпуск, и консультироваться с врачами, когда жена была беременна. Полицейские сделали запрос, когда я отсутствовал на работе, решили, что это прогулы, и выяснили, что мне за это время платили зарплату и выдали лишних 90 тысяч рублей. А все заявления на отпуска на эти даты, а это были мои законные отпуска, просто исчезли. Так появилось дело по 159-й статье о мошенничестве — как будто я похитил эти деньги. После этого я, конечно, уже не мог вернуться. Дети у нас имеют гражданство Америки, и мы решили тут обустраиваться, получать политическое убежище, потому что бегать так уже надоело.

Историю Вячеслава нельзя назвать распространённой: судя по рассказам эмигрантов из России, главная цель переезда для большинства — всё же финансовая стабильность, а не попытки скрыться от преследования. Все как один рассказывают, что здесь впервые в жизни перестали беспокоиться о том, что будет завтра, начали верить, что смогут обеспечить детей. Даже несмотря на то, что значительная часть эмигрантов поначалу работают горничными, официантами и уборщиками.

Многие выходцы из стран бывшего СССР заводят малый бизнес уже здесь — делают маникюр, организуют риелторские или юридические фирмы, русскоязычные детские сады. Есть и более необычные бизнесы — например, выходцы из Украины создали компанию по продаже цветов в стеклянных коробках; в России такие сувениры довольно популярны, но во Флориде подобного раньше никто не делал. Покупка бизнеса или инвестиции в США — один из способов переехать, правда, затратный и не самый распространённый. Дарья Коул, которая переехала в 1997 году из Москвы, владеет конефермой, где тренируют лошадей для проката. «В принципе, мне удалось построить карьеру: сначала я продолжала работать удалённо (в Москве я занималась переводами), потом выучилась на брокера по недвижимости, а теперь у меня своё дело».

Самвела, приехавшего во Флориду из Армении, больше всего радует во Флориде предсказуемость и всеобщее следование законам. Большинство эмигрантов действительно в первые годы работают за минимальную плату на неквалифицированных должностях: в гостиницах, уборщиками. «Но при этом у них рабочее время строго восемь часов в день, а за все переработки платят по повышенной ставке. И везде есть гарантии. Приехал — да, будешь мучиться год-два, но зато потом поднимешься обязательно. Люди чувствуют себя в безопасности здесь, знают, что всегда могут положиться на государство. Зато налоги высокие: всё, что в России воруют или отбирают как взятки, здесь по закону отбирает государство». Сэм добавляет, что даже владелец крупнейшего магазина с товарами из России в Орландо начинал с того, что работал уборщиком в отеле за минимальную плату. Правда, он приехал двадцать лет назад.

ЗАТО НАЛОГИ ВЫСОКИЕ: ВСЁ, ЧТО В РОССИИ ВОРУЮТ ИЛИ ОТБИРАЮТ КАК ВЗЯТКИ, ЗДЕСЬ ПО ЗАКОНУ ОТБИРАЕТ ГОСУДАРСТВО

Возможно, из-за необходимости постоянно работать большая часть российских эмигрантов во Флориде политикой, кажется, мало интересуется. Многие из опрошенных мной рассказали, что не успевают следить за новостями из России. На Facebook эти новости не обсуждают даже те, кто приехал просить политического убежища, и даже если поискать по слову «Путин» — находится пару шуточных видеороликов за несколько лет, но никаких острополитических дискуссий. Политики вы не найдёте и в многочисленных русскоязычных журналах: «Флорида.RUS» с тиражом 7000 экземпляров проводит литературные конкурсы, а «Флорида и мы», который оценивает свою аудиторию в 600 тысяч человек, рассказывает истории успеха российских мигрантов.

В журналах много рекламы церквей, вроде «Сердечно приглашаем вас в церковь „Спасение“», которые спокойно соседствуют с объявлениями о юридических услугах и телефонами риелторов. В целом повестка очень позитивная: рецепт творожной пасхи, советы по кондиционированию, заметки о том, как российский ансамбль играет Гершвина на балалайках, а в Майами празднуют День Победы. Для российских мигрантов во Флориде существуют бытовые проблемы и тоска по родине, которые они активно обсуждают в соцсетях, но нет плохих новостей и политики. Впрочем, они сами говорят, что от этого в первую очередь и уезжали.

ФЛОРИДА И МЫ

Статистики о поводах для переезда россиян во Флориду нет, но эмигранты рассказывают, что чаще всего переехать получается по воссоединению семьи — то есть к родственникам, которые уже живут в США, выйдя замуж за американца или просто выиграв грин-карту. «Раньше в основном приезжали по замужеству, но в последние годы всё больше встречаю тех, кто выиграл грин-карту или приехал по работе», — говорит Елена МакЛоклин из города Орландо. Сама она приехала во Флориду в 2002 году из Новосибирска, выйдя замуж за американца. В России она училась на языковом факультете на преподавателя и переводчика, а сейчас пишет диссертацию по педагогике во Florida Atlantic University.2

«Главный аргумент за переезд — это качество жизни, возможность обычному педагогу путешествовать, а не перебиваться с копейки на копейку. Против — это, конечно, дальний переезд и разлука с родными и близкими, и если говорить честно, то потеря контакта с дальними родственниками, — рассказывает Елена. — Переехав из большого города, я скучала по мобильности, по метро, по тому, что можно просто, без машины, выйти в город и прогуляться по многолюдным улицам. Во Флориде общение поначалу было ограничено мужем и теми, с кем работала, — это тоже было нелегко. Но сейчас мне в Америке больше нравится буквально всё. Не знаю, что именно лучше в России, разве что домашняя еда».

Елена не жалеет о переезде, но всё равно с удовольствием ходит на встречи, которые организуют соотечественники. «В Центральной Флориде очень активная русскоговорящая диаспора. Переехав из Бока-Ратона (это прибрежный город, значительно меньше Орландо), я удивилась, насколько здесь больше контактных, общительных русскоговорящих профессионалов. Недавно я начала присоединяться к разным мероприятиям. Стараюсь раз в месяц оставлять дочь с няней и выбираться куда-нибудь с „нашими“».

Другие причины переезда в США — поиск политического убежища, переезд «по таланту» для спортсменов, актёров и других людей, которые с помощью юристов доказывают свою ценность для Америки. Русскоязычная юристка Ксения Майорова работает как раз с иммигрантами-спортсменами, в основном с легкоатлетами.

— Поэтому русских среди моих клиентов не так много, с лёгкой атлетикой у нас не очень. Но для некоторых юристов россияне — основная аудитория, а в последнее время во Флориде очень много русскоговорящих украинцев, которые приехали просить политического убежища после Майдана.

Сама Ксения приехала в США в девять лет, в 1991 году: её мама вышла замуж за американца. И никакой ностальгии у Ксении нет, с диаспорой она не общается и в русские магазины не ходит.

— Понимаете, мы с мамой жили в одной комнате в коммуналке в Санкт-Петербурге на 60 рублей в месяц, если вам это о чём то говорит. Когда мне вручили «Сникерс» в левую руку, а «Кока-колу» в правую, я была продана Америке за три минуты. Я не знаю российскую поп-культуру, не знаю актёров и актрис, у меня нет желания идти на русские дискотеки, которые тут проходят, на русский Новый год — для меня это уже чужое. Разве что стараюсь праздновать 9 Мая, потому что это для меня это важно.

Ксения рассказывает, что за время жизни в США успела забыть русский язык и учила его заново, когда работала в Лондоне в 2007 году. Её работодатель выводил компании на Лондонскую биржу, и ей как носителю языка поручили писать проспект выпуска акций на русском языке. «Я, когда это услышала, просто присела на попу, — говорит по-русски Ксения без малейшего акцента. — Я ведь проучилась в русской школе всего два года, а потом говорила только на английском. Но теперь работаю над тем, чтобы не терять язык. Думаю, ностальгия или её отсутствие связаны и с возрастом, и с давностью переезда: например, для моей мамы до сих пор принципиально смотреть „Голубой огонек“, и российских актёров она знает».

Для тех, кого ностальгия всё-таки мучает, в небольшом флоридском городке Форт-Майерсе на берегу Мексиканского залива есть русский магазин «Колобок», где продают в основном еду, но есть магнитики и наклейки с флагами стран СНГ, лекарства и ещё какие-то мелочи. За прилавком — стройная женщина лет сорока-пятидесяти, которая говорит по-русски так, будто только вчера приехала из Москвы. Мне она улыбалась, но когда я сказала, что я журналистка, продавщица сразу заявила, что помочь ничем не сможет. В ней чувствовался какой-то страх, будто я приехала из государственной инстанции проверять её документы. «Не знаю даже, чем вам помочь, вам, конечно, тут никто ничего не расскажет, особенно те, кто нелегально приехал», — ответила она. Продавщица продолжала беседовать напряжённо и неохотно, пока наконец не спросила, «кто меня направил». Стоило мне ответить, что в Москве я работаю на медиа, которым владеет Михаил Ходорковский, как она тут же оживилась и почему-то успокоилась: «А, ну теперь всё понятно, откуда ноги растут!» И напоследок рассказала, что сама приехала в США из Канады, где жила с мужем. «А вообще сюда едут, потому что в России всё непредсказуемо, а люди просто хотят уверенности в завтрашнем дне. За этим и едут — чтобы знать, что будет завтра».

ОДИНОЧЕСТВО В ТОЛПЕ И СТРАНА, КОТОРОЙ НЕТ

Самвел, который восхищался тем, как в США все следуют закону, хотя и родился в Армении, но во Флориду переезжал уже из Сочи, где жил и работал около восьми лет. В Армении Самвел полтора года служил в военной авиации и зарабатывал около 250 долларов в месяц, денег на жизнь не хватало. В Россию переехал именно для того, чтобы заработать, и открыл цветочный магазин в Адлере. «Там я никак не мог найти сотрудниц и по ночам сам крутил букеты, чтобы никто не видел, — вспоминает он. — Потому что это не мужское дело».

Мы познакомились в Facebook, когда он ответил на мой пост в одной из групп для русскоязычных флоридчан. По телефону заверил, что «уже со всеми договорился по-братски, позвонил Вахтангу», и я теперь «свой человек, могу кому угодно звонить с вопросами». На следующий день Сэм приехал ко мне из соседнего городка и безапелляционно повёл в кафе со шведским столом. «Я тебя отвезу в место, где невозможно не есть. Девочки же любят суши», — заявил он.

Сэм рассказал, что получил грин-карту за победу в турнире по покеру. До этого в Адлере у него был собственный дом и цветочный магазин, а потом выиграл в карточном онлайн-турнире крупную сумму и не смог её обналичить. Юрист, который помогал забрать выигранную сумму, предложил заодно попробовать получить грин-карту. Теперь у Сэма дом в Орландо, он учится в колледже на экономиста, в его группе — студенты из разных стран, которые только начинают говорить по-английски. «Я по-английски говорю, как на пианино играю, а играть я не умею», — шутит Сэм. Впрочем, на русском ему тоже общаться сложно, он сетует, что забывает язык, даже несмотря на то, что его бывшая девушка — москвичка.

В свободное время Сэм подрабатывает таксистом, возит людей из аэропортов. Во-первых, чтобы было не так скучно, а во-вторых, чтобы что-то зарабатывать, платить налоги и отчитываться об этом, а не просто брать деньги «из воздуха», то есть из покера. С той же целью Сэм сдаёт несколько комнат в своём доме студентам: двум американским девушкам и одному юноше. Жалуется, что они постоянно разводят беспорядок, и даже показывает фотосвидетельство, которое отправил по WhatsApp своей маме.

Главный минус жизни в Америке для Сэма — скука. Собственно, поэтому он и поехал в соседний город разговаривать со мной: это хоть какое-то развлечение.

— Людей нету, общения нету! Я из такой энергичной жизни приехал сюда, а здесь все как роботы: на работу — домой. Никто в кино не ходит; я предложил подруге, с которой в теннис играл, американке, а она говорит: сиди дома смотри кино. Здесь кто-то дружит семьями, они тайком собираются, и всё. Новый год здесь — пара салютов и пошли спать. В Лос-Анджелесе есть армянская диаспора, но если бы я хотел там жить, я бы в Армении остался. 

— Когда я только приехал в Америку, два с половиной месяца работал дальнобойщиком, просто потому, что хотелось страну посмотреть. Объехал тридцать штатов, но потом устал: когда устраивался, все удивлялись: зачем мне такая работа, если у меня тут свой дом. В покер я тоже стал меньше играть, хотя играю с десяти лет. Потому что это тоже тяжёлое занятие: бессонные ночи, нервы. Хотя теперь, после грин-карты, я вроде как не игрок, а спортсмен. Да, здесь, конечно, скучно, но мне знающие люди говорят, что и вернуться я уже не смогу. 

За революцией в Армении весной 2018 года Сэм наблюдал из Флориды. Массовые протесты длились десять дней, и президент страны Серж Саргсян подал в отставку, на этом посту его сменил оппозиционный лидер Никол Пашинян. Самвел рассказывает, что армянская диаспора в США после революции собиралась в церквях. 

— Я там встретил армянскую семью, они меня спросили: мол, ты же недавно приехал, а кем ты там, дома, работал? Воровал? Я отвечаю, что какое воровал — военным! И они меня начали обнимать, плакать, предлагали денег дать. Я не знал куда деваться. Я вообще-то тут счастлив, но не могу найти своё. Вот хотел бы с парашютом прыгать, получить тут лицензию и открыть парашютный клуб. Тут на всё нужна лицензия. Я не знаю, что я люблю, во всё бросаюсь. Вот начал йогой заниматься — и теперь у меня только она. Первые года полтора я вообще считал себя предателем, что уехал, но потом как-то понял, что могу жить где угодно. Флорида вообще-то немного похожа на Армению. Но вот девушки тут, конечно… Вообще не следят за собой, посмотри, как одеваются. Сэм показывает мне на девушку, которая одета в серые брюки и футболку, примерно так же, как я и как большинство людей везде, где мне довелось бывать. «Вот смотри, я тебе покажу, как должна женщина выглядеть», — Сэм достаёт телефон и находит профиль юристки из России — в мини-юбке, на каблуках, с укладкой и накрашенными губами.

Прошло пару часов, мне показалось, что мы нормально поговорили и можем уже расходиться, но энтузиазм Сэма по мере разговора только возрастал. Он заявил, что снимет номер в отеле и отвезёт меня завтра в местный русский магазин. А потом и вовсе сообщил, что «взял в мотеле две койки» и предложил одну из них мне. Вскоре Сэм начал говорить, что я лучшая девушка на свете, а я вспомнила, как коллега, которой я рассказала, куда еду, посоветовала в случае чего прыгать из машины. Прыгать в итоге не пришлось, я сказала, что плохо себя чувствую и что все остальные дни здесь у меня уже распланированы. Сэм стукнул кулаком по рулю, но всё-таки отвёз меня домой, на прощание сделав со мной селфи. А через пару часов позвонил, попросил выйти на улицу, сунул мне в руки букет цветов и уехал. В букете оказалась коробка с золотой подвеской в виде ангела. После этого мне стало, честно, немного страшно, тем более что Сэм нашёл меня в нескольких социальных сетях и продолжил писать что-то вроде: «Я приеду в Москву и буду твоим шофёром». Пока переписка остановилась на его сообщении: «Я не маньяк, я просто парень». 

Журналист из местной газеты рассказывал мне, что в последние пару лет, с началом движения #MeToo, американские мужчины начали более осторожно общаться с женщинами: они боятся не только приставать к кому-то, но даже дать повод подумать о такой возможности. Сэма всё это не касается, он явно не ассимилировался и представляет здесь, во Флориде, какую-то свою личную, отдельную от остальных культуру. Но страны, где девушки одеваются так, чтобы нравиться мужчинам, и ведут себя «как девушки», геев нет, но при этом машины водят аккуратно, живут не скучно и богато и соблюдают закон, вообще не существует. Выходит, что под его требования не подходят ни США, ни Россия, ни Армения. Возможно, поэтому ему тут и одиноко.

«На мой взгляд, люди, которые приезжают жить за границу, условно делятся на два типа, — рассуждает клинический психолог Пётр Скрипченко. — Первый — это те, кто имеет чёткую цель: наука, работа, бизнес. Они хотят интегрироваться, они хотят реализовать себя. Часто эмигрировать приходится потому, что в родной стране нет для этого условий. И эти люди учат язык, получают дополнительное образование, вступают в контакт с другими людьми.

И есть второй тип — люди, которые бегут не для чего-то, а от чего-то, от какой-то безысходной ситуации. Иногда такая ситуация складывается даже не потому, что страна такая, а потому, что люди такие. Они бегут, потому что смутно надеются на что-то лучшее, но чёткого плана или цели у них нет. Они даже часто не хотят работать, хотя не признаются себе в этом. Конечно, такие люди остаются в контакте с соотечественниками, которые помогают им выжить в первое время, рассказывают, как можно, не особо напрягаясь, получить пособие или какую-то помощь от государства. Но часто на этом процесс интеграции останавливается. Так как многие едут за рубеж с иллюзорными ожиданиями, которые неизбежно приводят к разочарованию, то часто люди начинают винить в этом страну, государство, критиковать, вместо того чтобы адекватно и критически оценить свои ожидания. Так создаются диаспоры, которые остаются изолированными от того общества, в котором они живут. Да, звучит весьма радикально, но я так действительно думаю. Я сам 12 лет прожил в Европе и видел разные примеры интеграции. Мне кажется, что мы все стремимся воссоздавать вокруг себя привычное нам окружение. Человек, куда бы он ни ехал, несёт с собой свои собственные привычки. Если человек в родной стране надеялся, что кто-то за него сделает его жизнь лучше, то и в другой стране он так же будет продолжать на это надеяться».

КГБ, БАЛЕТ И МОНАСТЫРЬ

В русских группах на Facebook люди пишут на обоих языках, а иногда на их смеси. На ошибки никто не обращает внимания, указывать на них не принято: кто-то только учит второй язык, а кто-то уже начал забывать первый. Флоридчанки нередко рассказывают, как учат идиомы на английском, как приходится объяснять мужьям анекдоты про Чапаева, и вообще жалуются на разницу менталитетов. Негативного отношения к себе эмигранты из России не наблюдают: о русских тут просто никто не думает. Многие журналисты, которые работают в местных изданиях, вообще не знают, что здесь есть русская диаспора и что Майями — центр притяжения для русских. Многие выходцы из стран бывшего СССР ждут плохого к себе отношения в США, а получают полное отсутствие интереса. Меня пару раз спросили, не коммунизм ли у нас, ещё пару раз — не танцую ли я балет.

— Хорошо, что не спросили про КГБ и водку, — комментирует Дэвид Филиппов. — Знаете, я на российском телевидении видел передачу, где люди получают призы за ответы на вопросы. И один из вопросов там был — сколько «Оскаров» у Мэрил Стрип. То есть предполагается, что российский зритель должен это знать. Обратная ситуация — чтобы на американском телевидении спросили про российского актёра или актрису — просто невозможна.

Последнее предложение Дэвид говорит медленно, явно пытаясь вспомнить какого-нибудь российского актёра или награду, которую он может получить. Но вспомнить у него не получается, и он продолжает.

— У людей, которые интересуются политикой, образ России всё-таки есть, но там всё ещё хуже. Например, если говорить об истории с вмешательством в выборы, всплывает образ российского врага, который очень устойчив со времён холодной войны. Демократы думают, что Путин — это такой главарь врагов и что Путин может сделать всё что хочет. В России людям это смешно, потому что там все с рождения знают фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Но когда я кому-то это говорю, меня слушают с подозрением, как какого-то шпиона. Ну, а сторонники Трампа готовы верить, что Путин отличный парень и его в России все любят. А никакой середины нет.

Бывшему единороссу Вячеславу Задорожному сейчас приходится рассказывать об ужасах российских реалий местным чиновникам. Он пытается оформить статус политического беженца, а чтобы доказать властям, что на родине его преследуют, собрал огромную папку документов: ксерокопии, фотографии и даже скриншоты переписок. По всей видимости, в США ему придётся искать убежища в одиночестве и объяснять, почему его жену возвращение в Россию не испугало: они не виделись почти год, а отношения стали ухудшаться, когда Вячеслав стал активно ходить в церковь и на полгода уезжать в монастырь работать поваром.

— С женой у нас сейчас, к сожалению, натянутые отношения. Она, конечно, не этого ждала от жизни, когда выходила за меня замуж. Мне кажется, это ещё влияние мамы. У них мама в семье — такой офицер, мне даже бедного папу супруги жалко. Она ведёт тренинги «Как быть лидером». И супруга в итоге слушает не себя, не своё сердце, а кого-то.

После получения убежища Вячеслав планирует заняться ресторанным бизнесом, а ещё инициировать постройку храма. В местном монастыре бывшему депутату не понравилось. Он вместе с другом даже составил жалобу митрополиту Русской православной церкви заграницей Илариону о том, что монастырь Святителя Николая в Форт-Майерсе — «слишком коммерциализированный». Там перепродают купленный где-то мёд под видом монастырского, слишком дорого берут за венчание и крещение, чтецы на службах неправильно ставят ударения, «во время трапезы не читаются жития святых, вместо этого трапеза служит источником празднословия». Также в списке жалоб — «отсутствие постного дня в понедельник, злоупотребление морепродуктами по средам и пятницам», «беспричинные входы и выходы из алтаря и в алтарь», из-за чего он стал «проходным двором», «священнослужители позволяют себе стоять неблагоговейно, облокотившись на перила, ковыряют в носу» — всего в письме 20 пунктов. Жалобу митрополиту вручили на личном приёме в Нью-Йорке.

В 2013 году Вячеслав как глава поселения давал местному изданию интервью «О перспективах и планах развития» Родников. «Считаю, что если любить свою работу и искренне стремиться во благо людям обустроить вверенное тебе поселение, то даже неразрешимые проблемы можно преодолеть», — говорил Задорожный. В 2019 году он попрощался со мной так: «Надеюсь, Путин скоро увидит наконец, каким говном он управляет. Я бы с радостью вернулся в Россию, но не в ту, которая есть сейчас».

Марина Васильева проходила во Флориде трёхнедельную стажировку, организованную Международным центром для журналистов ICFJ.

Источник