В одном шаге от победы над Ельциным. Как это было 24 года назад (фото и видео).

Разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации (также известный как «Расстрел Белого дома», «Расстрел Дома Советов», «Черный октябрь», «Октябрьское восстание 1993-го», «Указ 1400», «Октябрьский путч», «Ельцинский переворот 1993 года») — внутриполитический конфликт в Российской Федерации 21 сентября — 4 октября 1993 года. Произошёл вследствие конституционного кризиса, развивавшегося с декабря 1992 года. Результатом противостояния стало насильственное прекращение действия в России существовавшей с 1917 года советской модели власти, сопровождавшееся вооружёнными столкновениями на улицах Москвы и последующими действиями войск, в ходе которых погибло не менее 158 человек и 423 были ранены или получили иные телесные повреждения (из них 3 и 4 октября — 124 убитых, 348 раненых).

Рассказывает Андрей Бабицкий, российский журналист: Многое за минувшие годы, естественно, стёрлось из памяти, но какие-то отдельные детали и события видятся так ярко и красочно, как будто произошли вчера. Вот за несколько дней до расстрела парламента Игорь Маляров, мой друг и первое в ту пору лицо российского комсомола, организует на Садовом кольце баррикаду, его сторонники опрокидывают троллейбус и подтаскивают к заваленной набок беспомощной машине всякий мусор из подворотен. Откуда что берётся: здесь и брёвна, и бетонные блоки, какие-то рекламные постеры и щиты. Внушительных объёмов тарарам, оказывается, можно навести за очень короткое время.

А вот уже и третье октября. Толпа протестующих, собравшаяся на Октябрьской площади, начинает движение в направлении парламента всё по тому же Садовому. Жидкий кордон омоновцев она сминает, как обёрточную фольгу, на Крымском мосту, вырывая из рук стражей порядка дубинки, отнимая у них алюминиевые щиты и каски.

Насилием пропитан воздух — его градус неуклонно повышался все предыдущие дни, когда сотрудники милиции, ничего уже не стесняясь, лупили почём зря демонстрантов, пытавшихся прорываться к взятому в тройное, по-моему, оцепление зданию парламента.

Множество разбитых голов, поломанные руки и ноги. В первый раз демократическая российская власть, президент Борис Ельцин, ставший не слишком органичной в силу партийного прошлого эмблемой либеральной России, применяет насилие для разгона несогласных.
 

 
Для меня, считавшего, что все позиции должны быть учтены, все точки зрения выслушаны, что нельзя применять дубинки для затыкания ртов, всё это выглядит дико и несообразно.

О какой демократии, свободах можно говорить, когда на улицах Москвы милиция и ОМОН пускают кровь несчастным сторонникам коммунистов и ретроградов, засевшим в Верховном Совете.

Всех недовольных либеральная интеллигенция уже окрестила фашистами и представителями проклятой минувшей эпохи! Им разбивали головы в предыдущие дни, а сейчас на мосту через Москву-реку уже сами недовольные в кровь, без всякой жалости мутузят омоновцев и ментов. И те панически бегут, теряя амуницию.

Самая ужасная картина, которую до сих пор цепко удерживает память: один из избиваемых толпой заскакивает в кабину «Урала» и выжимает газ. Под колёса многотонного грузовика попадает демонстрант. Мне никогда не приходилось видеть, как человек превращается в бесформенный мешок размером в половину человеческого тела. Непонятно, куда делись руки и ноги. Мужчина, в котором переломано всё, что только можно, ещё не чувствует боли, губы шевелятся, по лицу расползается мертвенная белизна.

А вот уже бывшее здание СЭВ, ныне мэрия — свечка прямо напротив Белого дома. Толпа триумфально катится мимо, она ликует, поскольку одержала первую победу за неделю баталий, развернувшихся в центре Москвы.

В эти минуты по людям из мэрии начинают стрелять. Первые раненые. Я уже не помню сейчас, были ли убитые. Но это принципиальный момент — вечером я скажу об этом в эфире «Радио Свобода»: первыми оружие против безоружных людей применили силовики, защищающие интересы президентской власти.

Дальше события, подогретые выстрелами, срываются в неконтролируемый штопор: объявленный парламентом президентом Руцкой на балконе Белого дома даёт указание брать штурмом мэрию и «Останкино».

Мэрия пытается отстреливаться. Помню Шурыгина, которого ранили прямо у входа, генерала Альберта Макашова, организовавшего, чтобы не допустить короткой и беспощадной расправы, живой щит. Если бы не он, думаю, омоновцев не выпустили бы из здания, а растерзали прямо на месте.

Часть толпы рассаживается в автобусы и поливальные машины, из которых была сооружена последняя линия оцепления, и направляется в сторону «Останкино».

Я еду как раз на поливалке, в какой-то момент рядом с нами оказывается БТР, на броне которого угнездились вооружённые силовики в камуфляже. Он катится в том же направлении, что и мы. Мужик, который управляет поливалкой, выждав некоторое время — а ну как дадут по нам очередь, — убеждённо говорит: «Они перешли на нашу сторону».

Вечер. Толпа плещется у здания телецентра. Абсолютная уверенность в победе движет людьми: вот ещё немного — и власть Ельцина рухнет.

Макашов требует прямого эфира, «Урал» пытается пробить входные двери, ломая козырёк крыльца. Оглушительный взрыв в холле, несколько секунд полной тишины — и внезапно воздух разрезают десятки автоматных очередей. Огонь ведётся из здания прямо по плотной толпе у входа — такое чувство, что её поливают справа налево, слева направо, прямо по головам, не жалея пуль.

Я укрываюсь за каким-то бетонным надолбом и вижу, что все залегли: кто-то просто упал на землю, стараясь спрятаться от свинцового дождя, кто-то хрипит в предсмертной агонии, некоторые мертвы.

Две-три минуты огня — около ста трупов, как я уже узнаю потом.

Звенящая тишина, победа, казавшаяся сторонникам парламента уже одержанной, ускользнула от них. Одинокий сумасшедший велосипедист зачем-то катится мимо входа в телецентр, вдоль площадки, на которой бок о бок лежат мёртвые и живые. Когда безумец скрывается в темноте, звучит рык пушки БТР — короткая очередь. Я так и не знаю, что произошло с этим чудаком — застрелили его или нет.

Вечером скандал в студии радио. Мой коллега Миша Соколов удовлетворён ходом событий, а я обещаю набить ему морду. Эфир. Я рассказываю, что видел и ухожу домой — полностью выпотрошенный, пропитавшийся смертью и горем, понимающий, что жизнь моя кардинально переменилась.

На следующий день я безучастно смотрю по телевизору, как танки бьют по парламенту. На радио я уже не выйду: его демократический выбор полностью разошёлся с моим.

Через какое-то время я просто уеду в Белоруссию с моим комсомольцем Игорем Маляровым, которого возьмут под арест в Белом доме, а потом выпустят. Мы будем пить водку и размышлять над тем, как много пролито человеческой крови. И как безнаказанно!

Мы ещё не знаем, что это не так много, что через полтора года начнётся первая чеченская, что я в связи с её началом вернусь после почти двухлетней паузы на «Свободу», чтобы окончательно её покинуть только в 2014 году.

Мы ещё не знаем, что Россия будет долго и мучительно изживать ельцинское наследие, что впереди другие войны, что не всё пропало.

Мир праху погибших! И упокой, Господи, душу раба твоего Игоря — он скончался в 2003 году от сердечного приступа в возрасте 38 лет.