Старик и море: история человека, который переплыл Атлантику на каяке. В 70 лет. В третий раз.

Теперь всякий раз, когда вы подумаете, что слишком стары для этого (любого) дерьма, вспоминайте эту статью. Оригинал ищите в The New York Times, а наше искреннее восхищение — ниже.

Каяк Александра Добы пришвартовался во французском порту Ле-Конке 3 сентября 2017 года. В этот день ученый закончил свое третье (и самое опасное) трансатлантическое одиночное путешествие. Он немного стеснялся своего возраста — все-таки 71. Он отвык носить штаны. Он пробыл в море 110 дней. В последний раз он видел землю в мае, и это был Барнегат-Бэй, Нью-Джерси.

Он мог закончить путешествие раньше — пять дней назад Доба был всего в паре сотен футов от британского побережья. Но он обещал себе доплыть именно до континентальной Европы, так что старушка Англия тут не годилась. Поэтому еще почти неделя на воде. Почти неделя в лодке в метр шириной, в которой он спасался от волн. Неделя в кабине размером с гроб, которая стала его домом почти на четыре месяца, где нельзя было засыпать больше чем на три часа и где он испытывал терпение своих близких. Неделя в лодке, где он был одинок, обнажен и напуган. Спустя неделю он пристал к берегам Франции.

Пересекать океан на каяке — идея в основе своей абсурдная: все большие мышцы тела становятся бесполезными, а грести нужно без остановки. «Настоящая каторга», — говорит поляк Доба. Но речь тут не о Сибири и не о тяжелой работе (хотя куда без нее). То, что для нас с вами лишения и страдания, для Добы — самоопределение и экзистенциальный трепет. Больше всего он сожалеет о тех временах, когда поддался, то есть просто вел себя как человек. Например, в одну ночь в апреле 1989-го он развел огонь, чтобы приготовить чай и высушить одежду на реке Висла неподалеку от польского Плоцка. Или когда неделю спустя он поддался искушению и пообедал блинами, томатным супом и рисом в кафе, вместо того чтобы ковырять вилкой консервированный гуляш в своей палатке, готовя тело к арктическим температурам… Доба обещал себе стать жестче, чем тогда.

Александр (или сокращенно Олек) Доба признается, что мысль пересечь Атлантику на каяке впервые пришла в голову вовсе не ему: «Если честно, идея была не моя — я был просто заражен ею, как вирусом». В 2003 году, когда он уже был самым известным каякером в своей стране, к нему за консультацией обратился польский профессор. Он хотел просто проплыть вдоль Балтийского моря… Но в результате уговорил Добу совершить совместное путешествие по Южной Атлантике! План был такой: пройти от Ганы до Бразилии на одиночных каяках, связывая их лишь для ночлега. Но что-то пошло не так: спустя всего 44 часа путешественников прибило обратно к пляжу.

И Доба вернулся в Польшу, в свой родной город Полице на северо-западе страны. Он снова вышел на работу — в отдел техобслуживания и ремонта на огромном химзаводе. Он зарекся путешествовать на каяке с кем-то еще. Но сама идея переплыть Атлантику никак не выходила у него из головы.

И тогда Доба начал изобретать лодку, которая могла бы выдержать такое путешествие. Она должна быть непотопляемой; должна уметь сама возвращаться в верное положение, если волны опрокинут ее; в ней должны быть ящики для еды и место для сна — вот, в общем-то, и все. Доба набросал от руки схему и повез ее в Щецин, административный центр воеводства, к конструктору яхт Анджею Арминскому. Армински взглянул и согласился ее построить.

Весной 2010 года «Оло» (так Олек Доба в честь самого себя назвал каяк) был готов. Доба сказал жене, что снова попытается переплыть Атлантический океан.

Александр Доба в Атлантическом океане незадолго до прибытия во Флориду. Апрель 2014 года. Фото: Петр Шмелински

До Александра Добы лишь одному человеку удалось пересечь Атлантику на каяке, без топлива и парусов. Но то было путешествие между островами — от Ньюфаундленда до Ирландии, у Добы же была другая цель: он хотел переплыть океан от континента до континента, из Сенегала в Бразилию без какой-либо поддержки.

И ему это удалось. Впрочем, удовольствием такое путешествие не назовешь: всю дорогу погода была отвратительная — влажная и жаркая. Доба пытался днем спать — невозможно; пытался грести — и едва не получил солнечный удар. Графика у него не было: «Я же не немец, чтобы грести каждый день с девяти утра, — объяснял Доба. — Я поляк. Гребу когда хочу».

От соли на коже появились высыпания, в подмышках и паху образовались настоящие волдыри. Глаза поразил конъюнктивит. Ногти почти сошли. Одежда была настолько пропитана солью, что просто не высыхала на солнце. К тому же она ужасно пахла и раздражала кожу, поэтому Доба отказался от нее.

К тому же каякинг в океане — штука жутко монотонная. В первую очередь это не физическое, а эмоциональное испытание. Доба описывает скуку как форму безумия: «Сотни, тысячи, может быть, миллионы повторений одного и того же. В конечном итоге мозг устраняется из процесса».

Один в море, без слухового аппарата, Доба шутил, что начинал орать сам на себя, «чтобы кого-то услышать». Вообще-то Александр почти глухой, но он никогда не берет с собой в море слуховые аппараты, потому что, во-первых, они дорогие, во-вторых, не водостойкие, а в-третьих, поговорить-то все равно не с кем.

Он старался поддерживать тонус мышц ног плаванием, но быстро бросил эту затею, так как в воде его тело привлекало акул. Он попадал под град из летучих рыб: «Знаете, какие они быстрые? Приятного мало». Когда он не мог уснуть из-за безнадежной духоты каюты и волн, бьющих через бортики прямо по голове, он думал о своей жене, детях и маленькой внучке. А еще он думал о покойных родителях.

Его друзьями стали черепахи, проплывающие мимо каяка (он постукивал по панцирям, проверяя, живы ли они), и птицы, которые приземлялись на «Оло» для отдыха, часто входили в каюту и отказывались ее покидать.

У него был мобильный телефон, и он переписывался с Арминским, создателем «Оло» и навигатором, который регулярно посылал ему прогнозы погоды и ветра. Жене он звонил дважды, но после счета на 500 долларов желание болтать по телефону у нее поуменьшилось.

Из еды у Александра было три варианта сублимированных каш на завтрак, четыре вида сублимированных супов на обед и целый ассортимент из 12 основных блюд, тоже сублимированных. Он постоянно менял рацион (правда, мясные блюда съел первыми). Перекусывал сухофруктами и домашним сливовым вареньем жены, но все это кончилось еще на полпути.

Доба говорил, что всякий раз, закрывая глаза, он «представлял, что гребет зимой в Польше». Он потерял больше 20 килограммов. И тем не менее это было прекрасное путешествие.

Через 99 дней после отправления из Сенегала Александр прибыл в Бразилию. Его встречали двое: посол Польши и один журналист. Да, человек, переплывший океан на каяке, мало кого интересует. И то, что Доба знает это, видно по его глазам.

На финишных фото после своих путешествий Доба выглядит экстатически диким в хорошем смысле. И в этой дикости есть истинная природа и свобода человека.

Общее количество дней в море в 2017 году: 110 
Количество бутылок солнцезащитного крема на одно путешествие: 7 
Выпито домашнего вина: 3 литра 
Потеряно массы тела: 20 килограммов

Польский анекдот.

«Дьявол, немец, француз и поляк оказались вместе на падающем воздушном шаре. Вот-вот произойдет катастрофа, и дьявол говорит немцу: „Прыгай, это приказ!“ Немец прыгает. Затем дьявол говорит французу: „Ты должен прыгнуть”. „Что это значит?“ — спрашивает француз. „Это значит, — отвечает дьявол, — что жизнь в целом бессмысленна, но, когда ты прыгнешь, это будет выглядеть шикарно и чертовски современно!“ И француз прыгает.

Дьявол доходит до поляка. Он пробует уговорить его так же, как немца и француза — безуспешно. „Черт, — говорит он, наконец, — так и знал, что ты не сможешь прыгнуть“. И тут поляк прыгает».

Доба обладает глубоким, почти художественным чутьем на такие вещи. Ты можешь быть сломлен жизнью или бороться против нее. Быть тварью дрожащей или право иметь. «Nie chce byc malym szarym czlowiekiem» («Я не хочу быть маленьким серым человечком»), — сказал он мне при встрече по-польски (мы общались через переводчика). Это популярное выражение в Польше и хороший девиз для всех нас.

Доба родился в 1946 году в городке Сважендз. Страна была растерзана войной, задавлена немцами и Советами, уничтожена постоянными бомбардировками. Люди голодали. Предыдущим поколениям пришлось не легче: дед Александра по материнской линии был отравлен во время Октябрьской революции, бабушка сослана в Сибирь, а трое их сыновей, родные дяди Добы, пропали без вести.

И тем не менее Доба описывает свое детство как волшебное, фантастическое время. Недалеко от его дома был пруд, а за прудом — лес, а в лесу — грибы. За лесом был небольшой аэродром с дельтапланами и аистами, которые прилетали туда на лето. Отец Александра, мастер на все руки, из запчастей и мусора собрал для него первый велосипед. К 15 годам Доба объехал на нем всю Польшу.

Александр окончил Познаньский политех, факультет машиностроения. После университета он познакомился со своей будущей женой Габриэлой Стукой. Они встретились в походе: Александр объяснял ей, как нужно кипятить воду (к слову, ей до сих пор это кажется нелепым). Но она была очарована его остроумием и озорством — историями о контрабанде лыжных ботинок из Восточной Европы (нужно просто перейти прямо в них через границу) или о том, как он все лето отращивал бороду, чтобы на военной кафедре в университете стать единственным в Польше солдатом с волосами на лице.

Байдарочным спортом Доба увлекся в 1980-м. Они с Габриэлой переехали в Полице, где Александр занялся ремонтом оборудования на химзаводе, а его жена стала соцработником. Однажды коллега Олека рассказал о двухнедельном походе, который организует их фабричный клуб каякеров. В то время Доба занимался дельтапланеризмом и прыгал с парашютом, но небо часто бывало закрыто: Полице находился слишком близко к границе Восточной Германии.

И Доба отправился в тот поход. И на следующий год тоже. С тех пор каждый выходные Александр брал каяк, ехал на поезде как можно ближе к реке, на самодельной тачке из велосипедных колес и детской коляски он тащил байдарку иногда по 40 километров, чтобы спуститься на воду. Иногда он брал с собой сыновей Бартека и Цжешека, 1979 и 1982 года рождения. Перед уходом Габриэла заставляла мужа делать записи о состоянии здоровья детей («У Бартека небольшой насморк, и он устал, но в остальном полный порядок…»), чтобы она могла сравнить его, когда они вернутся. Но спустя некоторое время мальчики начали бунтовать. «Он брал нас в долгие путешествия черт-те куда… Мы их ненавидели, — рассказывает Бартек. — Шел дождь, везде были пауки. Мы ходили по маленьким речкам, и нам приходилось буквально протискиваться сквозь кусты».

Освободив сыновей от еженедельной байдарочной повинности, Доба и сам стал свободнее. Теперь он мог добиваться своих целей: побить рекорд Польши и провести на воде максимальное количество дней в году (108), пройти на каяке самый длинный маршрут по стране (1 189 километров).

До падения железного занавеса сплавляться в Балтийском море было незаконно: не дай бог кто-то уплывет в капитализм. Но Доба все равно ходил по морю. Когда его (ожидаемо) поймали, он сказал пограничникам, что просто катался по речке: «Я не знаю, как тут оказался». Военные ответили, что он нарушил так много законов, что они просто не знают, как его наказать. «Ну, тогда я, наверное, поплыву дальше», — ответил Александр.

В начале 90-х, во времена зарождения польской демократии, путешествия Добы стали более экстремальными. Он обошел Балтийское море по кругу за 100 дней. На каяке он доплыл от берегов Норвегии до полярного круга. По пути во время шторма его выбросило из байдарки: веревка порвалась, Александр потерял сознание… Проснулся он от собственного крика. Но он ни о чем не жалел: в конце концов, он никогда не хотел умереть в постели.

Однажды Доба припарковал свой минивэн Mazda 5 за домом, взглянул на сосновый лес, настолько густой, что деревья словно боролись за каждый лучик солнца, и изумленно произнес: «Иногда выпить пивка в таком лесу — это уже большое приключение».

Многоквартирный дом Александра Добы — это пустой пятиэтажный куб из бетона с такой же пустой бетонной лестницей. Он словно выписан из подросткового романа-антиутопии о государстве, в котором правительство намеренно создает маленьких серых человечков. Но в самой квартире хорошо: обувь в прихожей, карандашные отметки роста внуков на дверном косяке, атласы, спортивные трофеи и снежные шары с семейными фото в гостиной. Пропахшая всем на свете пенка и другие артефакты с «Оло» по просьбе Габриэлы все эти месяцы хранятся исключительно на балконе.

Даже здесь, дома, тело Добы представляет собой что-то совершенно своеобразное. Он будто собран из людей разных возрастов. Его коже 71 год. Грудная клетка сильная, как у 50-летнего. Руки и плечи взяты у 30-летнего ковбоя из Монтаны. А волосы и борода — от самого Бога, написанного Микеланджело.

Габриэла присоединяется к нашей беседе за обеденным столом. Она приносит блюдца с орешками, изюмом, шоколадом, печенье и пирог, ставит два френч-пресса — с кофе и чаем. В свои 64, после 42 лет брака, она по-прежнему обожает мужа и принимает его таким, какой он есть. Она утверждает, что с годами это становится проще: «В молодости люди ревнивы. Они всегда хотят оставить кусочек любимого человека при себе».

Габриэла начала привыкать к образу жизни Александра в конце 1980-х, когда Доба стал одержим каякингом. Он настаивал на том, чтобы Габриэла высадила его (вместе с байдаркой) из машины где-нибудь посреди трассы на полпути к дому матери в канун Рождества и забрала на обратном пути в условленном месте через пару дней. Согласно плану, если Доба будет опаздывать, Габриэла должна нацарапать палкой на грязи «Я здесь была» и уезжать.

Невозможно спроектировать каяк, который не перевернется на севере Атлантики.

После рождественского рассказа Габриэлы Доба начал свою историю. Она началась с обличительной речи о тирании вежливости, которая предписывает гостю любить и восхищаться абсолютно всем, чем его угощают, и в результате всегда возникает проблема: нас постоянно, раз за разом, кормят тем, что нам не нравится: «Когда я впервые приехал к будущей теще, она подала суп с утиной кровью. Мне совершенно не понравилось. Это было ужасно!» И, чтобы избежать повторения этого кошмара, Доба сказал теще: «Это прекрасный суп! Он замечательно выглядит и пахнет, и многим наверняка нравится. Но вот лично я этот суп не люблю». Теща была в шоке. Правда, недолго: «В следующий раз она не стала готовить этот суп. Она знала, что он мне не нравится».

Габриэла понимала, что ее муж — человек своеобразный, и все же она не была готова к его первой трансатлантической экспедиции. Он и раньше надолго уходил в плавания, но спал всегда на суше. Чтобы отговорить его, она придумывала сотни аргументов против, даже грозилась развестись. Она спрашивала: «А если посреди океана случится какой-то кризис и ближайшей твердой поверхностью будет дно, что тогда?» Он отвечал, что не случится с ним никакого кризиса. И она понимала, что не остановит его.

Но становиться Пенелопой для своего польского Одиссея Габриэла не собиралась: она не хотела всю жизнь только и делать, что волноваться и ждать возвращения мужа. Поэтому она с головой ушла в работу — и с таким успехом, с такой пользой, о которой не могла и мечтать, когда училась на соцработника в 1970-х. После установления демократии все социальные структуры и отношения в Польше изменились. Габриэла специально ездила в Данию изучать опыт Евросоюза в борьбе с проблемами безработицы, алкоголизма и молодых матерей-одиночек. Ее отдел вырос с пяти до 100 человек. «Я и не думала, что мое дело станет таким огромным», — говорит Габи, и я шучу, что это ее личная Атлантика. «Больше, чем Атлантика, — возражает Доба. — Это Тихий океан Габи!»

Позже в тот же день Бартек, старший сын Александра и Габриэлы, остановился около дома родителей. С ним были его две маленькие дочки. Бартек рассказал мне, как отвозил отца в аэропорт в его последнюю экспедицию. Да, спустя годы он, как и мама, привык к приключениям отца. Но в этот раз все было по-другому. «Когда я обнял его, он — ну, не заплакал, но… Я видел его глаза — они никогда раньше не были такими. И тогда я подумал: что ж, похоже, в этот раз он может и не вернуться».

Команда Baltic Light помогает Добе, перед тем как починить руль «Оло» во время североатлантической экспедиции. Июнь 2017 года, Балтийское море

Команда Baltic Light помогает Добе, перед тем как починить руль «Оло» во время североатлантической экспедиции. Июнь 2017 года, Балтийское море

Доба завел разговор о втором трансатлантическом путешествии спустя всего пару дней после возвращения из первого. Он всегда планировал переплыть Атлантический океан трижды: на юге, по центру и на севере. Габриэла не верила, что он решится на это. Но он решился, и решился внезапно. Для второй экспедиции он выбрал маршрут из Португалии во Флориду.

К середине сентября 2013 года у Добы все еще не было необходимого снаряжения: «Ни одному польскому пенсионеру такое не по карману», — объяснил Доба. Он получает 700 долларов пенсии, а для подготовки к экспедиции этого критически мало. Поэтому сообщество помогло собрать ему достаточно средств, и 3 октября 2013 года он отправился в новое путешествие. Ни Габриэла, ни Бартек не повезли его в аэропорт.

Пустая лодка «Оло» весит 300 килограммов. Но в начале того путешествия ее вес составлял целых 700 килограммов: в ней былы среди прочего два карбоновых весла, пять накидок, чтобы накрываться во время гребли, две пары байдарочных перчаток, трое солнцезащитных очков и двое очков для чтения, десять коробок водостойких спичек, два больших мясницких ножа, один электрический опреснитель и два ручных, три плавающих дымовых сигнала, восемь красных сигнальных ракет, газовая плита и баллоны, два налобных и два обычных фонарика, айпэд, камера GoPro, 320 литиевых батарей для спутниковых сигнальных устройств, минеральные добавки, набор для шитья, шоколадные батончики, три зубные щетки, семь бутылок солнцезащитного крема, три литра домашнего вина, пемза от мозолей на руках, две пары сандалий и аварийный рыболовный комплект. Доба также взял с собой два комплекта парусного снаряжения (это как у альпинистов, только обвязываются не ноги, а грудь), чтобы пристегивать себя карабинами к лодке. В спальную каюту Александр протискивался сквозь отверстие размером с ноутбук, зато, если в ней лежать, над головой остается примерно 38 сантиметров свободного пространства. В туалет он ходил за борт — просто наклонялся под нужным углом.

Сначала дела шли гладко. Доба предпочитал грести без одежды, выпивал пять чашек кофе в день, питался сублимированной курицей масала и иногда сырой летучей рыбой, которая падала прямо на «Оло». Он переписывался с семьей и Арминским (тем самым конструктором лодок) и так же, как и в первой экспедиции, регулярно получал от него сводки погоды. Но однажды 19 декабря телефон Добы перестал работать. Он ждал сигнала три дня и, чтобы дать знать жене и напарнику о своих проблемах со связью, воспользовался тревожной кнопкой своего спота — главного девайса в арсенале современных искателей приключений. Спот отправляет сигнал с GPS-координатами, даже если человек вне зоны действия сети.

Спустя некоторое время на горизонте появилось огромное греческое судно — оно неслось навстречу Добе, чтобы немедленно его спасти. Только вот Александр вовсе не хотел спасаться, он просто хотел починить телефон! Пришлось отослать греков обратно. Он крикнул по-английски: «Я — хорошо!», ткнул себя в грудь и вытянул большой палец вверх. «Телефон — плохо!» — палец опустился вниз. Спасатели бросили ему канаты, но Доба отказался от них. Вероятно, его сочли невменяемым (в конце концов, он был всего лишь крошечной подпрыгивающей точкой на бесконечной водной глади) и снова попытались спасти. Доба снова отказался. Греки не унимались и предприняли третью попытку вытащить из беды несчастного путешественника, но тут Александр не выдержал и начал так орать благим польским матом, что греки уловили суть и оставили Добу в покое.

На 48-й день телефон заработал. Оказалось, что кто-то просто забыл пополнить баланс, и на счету кончились деньги.

Спустя две недели Добе все-таки пришлось принять помощь. К тому моменту он прошел уже 90 % маршрута, но последние шесть недель просто кружил вдоль Бермудского треугольника, захваченный ветром и течением. Его руль пострадал при шторме, починить его никак не получалось. Он отправил СМС Арминскому и Петру Хмелинскому, польскому каякеру, который после эмиграции в США в середине 1980-х одним из первых проплыл на байдарке по Амазонке, а теперь помогал Добе с навигацией. Хмелински предложил приплыть на Бермуды и помочь коллеге с ремонтом, и Доба согласился.

После 143 дней в лодке Доба едва мог ходить по острову. В марте, когда пришло время возвращаться в океан, погода ухудшилась. Хмелинскому пришлось долго искать капитана, который согласился бы, несмотря на опасность, выйти в море и довезти Александра до места, где он сошел с курса. Но безумец нашелся, и Доба уплыл — прямо навстречу шторму. Через три недели он достиг берегов Флориды. Он надел чистую красно-белую (цвета флага Польши) футболку и просто лег на траву.

В Полице он вернулся героем. А спустя 14 месяцев полетел в Вашингтон на церемонию награждения Национального географического общества — он победил в народной номинации «Искатель приключений — 2015». Продюсеры просили его сказать со сцены «большое спасибо» по-английски. Но Доба и тут остался собой. Он вышел на сцену в джинсах и заявил: «Polacy nie gesi i swoj jezyk maja» («Поляки не гуси. У нас есть свой язык!»).

Если ты не готов страдать — можешь просто ничего не делать. Можешь сесть и умереть.

Парадоксально, но аскетичный образ жизни обычно сильнее бьет не по самому отшельнику, а по его родным. Все, кто заботился о Добе, были против его третьей экспедиции по холодной и беспокойной северной Атлантике из Нью-Джерси во Францию. Но Александр, конечно, начал планировать ее спустя всего пару дней после возвращения из Флориды. Его верный конструктор и навигатор Армински часами спорил с Добой, пытаясь отговорить от безумного путешествия: каякинг на севере Атлантического океана — это безответственно и даже аморально опасно.

«Невозможно спроектировать каяк, который не перевернется на севере Атлантики, — говорит Армински с невероятным британским акцентом. — Все дело в размере и энергии волны в сравнении с массой байдарки». Перевернутая лодка — это еще полбеды, самое страшное — это то, что высокие океанские волны могут создать турбулентность. Они обладают колоссальной кинетической энергией — это настоящая водяная лавина. «Разрывная волна может сделать с каяком что угодно, — говорит Армински. — „Оло“ не был приспособлен для такого».

«Когда Доба сказал, что все равно поедет на север Атлантического океана, я ответил, что отказываюсь в этом участвовать, — рассказывает Армински. — Категорическое „нет“! Это слишком опасно. Шторм каждые три недели. Волны, опрокидывающие каяк. Сколько падений ты сможешь пережить?»

Габриэла признается, что не на шутку разозлилась на мужа, когда он заявил, что снова собирается пересечь Атлантику. Впрочем, толку ни от эмоций, ни от уговоров не было: 29 мая 2016 года Александр Доба покинул берег Нью-Джерси и, оставив позади статую Свободы, отправился навстречу приключениям.

Прогнозы погоды были ужасными. Но Хмелински создал настоящий бум в прессе, и проводить Добу в море вышла целая свита байдарочников. Александр чувствовал себя в долгу перед ними. На видео, снятом за час до отправления, Доба выглядит совершенно разбитым — он был изможден и едва не плакал. В ту ночь он спал всего три часа, и у него даже не было времени перепроверить свое оборудование. Проплывая мимо статуи Свободы, Доба решил на всякий случай проверить GPS — навигатор не работал.

Через четыре дня и после бесконечного количества падений Доба, наконец, обогнул песчаную косу Сэнди-Хук и покинул залив Нью-Йорка. Его постоянно сбивали волны и ветер — не зря выход в открытое море считается самой сложной частью трансатлантического путешествия. Вода, попавшая в шкафчики, закоротила электрический опреснитель. Добу все-таки прибило к пляжу, и он отменил экспедицию. Но через год он попробовал снова.

В этот раз свое первое штормовое предупреждение он получил на третий день. Он был все еще недалеко от побережья Нью-Джерси, поэтому пришвартовался в порту Барнегат-Бэй, съел стейк, переночевал в отеле и уже следующим утром продолжил плавание.

Первое время обходилось без драм. Разве что электрический опреснитель так и не работал, поэтому Александру приходилось тратить несколько часов в день на то, чтобы вручную перекачивать морскую воду и прогонять ее через фильтр, чтобы получить пять-девять литров пресной воды, необходимых для питья и приготовления пищи. Но что с того? Доба не следовал расписанию. Он просто греб и греб, греб и греб… Как на каторге.

Примерно через три недели штормы участились: скорость ветра достигала 55 узлов, волны превращались в настоящие горы воды, выраставшие прямо перед байдаркой, океан ходил ходуном, словно по нему, затаптывая друг друга, бежали стада слонов. Гребцы во время океанского шторма обычно привязывают себя к лодкам, чтобы не выпасть из каюты. Но вы только представьте: байдарка, попавшая в сильнейшую турбулентность, как в самолете, только вместо воздуха вокруг вода — вода в сотни раз плотнее, чем на уровне моря.

Секрет выживания при сильном шторме по методу Александра Добы — это держать каяк перпендикулярно направлению волны, тогда она просто разбивается о нос байдарки и не переворачивает ее. Для этого он использовал якорь, привязанный к корме. Опущенный под воду, он увеличивал сопротивление и выполнял функцию своеобразного парашюта, ведь во время шторма вода на глубине остается относительно спокойной, беснуются только волны на поверхности.

Самые серьезные неприятности принес шторм, который длился двое суток. Канат, державший якорь, оборвался; Доба рассказывает: «Я знал, что без якоря мне не удержаться, если ударит разрывная волна. Я перевернусь, а каяк разнесет на сотни маленьких кусочков». Тогда, обмотанный одной веревкой, Александр выбрался из кабины, перелез через корму туда, где был закреплен запасной якорь, привязал его и выбросил за борт. Полуживой, он вернулся в каюту. «Я проделал этот трюк без каскадера! — гордо рассказывает Доба. — А фильма у меня все равно нет. Да даже если бы и был — цензура бы такое не пропустила».

После шторма 16 июня 2017 года Александр обнаружил, что ось, на которой держится руль «Оло», серьезно погнута. Он попробовал расплавить металл в походной печи и выровнять его — не сработало. Он пытался просверлить отверстия в руле и сцепить его с кормой пластиковыми стяжками — тоже безуспешно (отверстия-то он сделал, вот только в управлении это совсем не помогло). Тогда он просто отпилил изогнутую часть оси и прикрепил руль карабинами. Стало получше, хотя уверенно управлять лодкой все равно было невозможно.

Доба оповестил об этом Хмелинского, а тот рассказал Габриэле, а она вообще не хотела ничего знать об этой экспедиции. «Но путешествие, — говорит Габи, — было слишком опасным, чтобы продолжать прятать голову в песок, как бы мне этого ни хотелось».

Доба дрифтовал на месте уже несколько дней, поедая сублимированный гуляш и шоколадные батончики, когда появился Хмелински. По выражению Александра, его коллега выбрал какой-то экзотический и дорогой способ помочь: с Багамских островов к нему плыли катамараны, а вертолеты сбрасывали с неба наборы для ремонта руля. Александр на это не согласился: «Платить-то за это должен я!»

В любом случае он не особенно хотел, чтобы его спасали. Ведь идея всего путешествия заключалась в том, чтобы пересечь океан без какой-либо поддержки! Александр решил ужесточить свой изначальный план. И все же спустя неделю он согласился принять помощь от проходящего мимо судна: его вытащили из воды, «Оло» приварили руль. На борту корабля Baltic Light он съел горячий обед, сделал кучу селфи с филиппинской командой и попросился обратно в море. Капитан не был уверен в том, что покрытому сыпью, невыспавшемуся 70-летнему старику стоит возвращаться в океан, но Александр был непреклонен. «Не думал, что опущусь так низко, — писал Доба Хмелинскому пару недель спустя. — Моя попытка убраться подальше от этого ужасного конфликта была последней каплей». После этого Доба выключил все средства связи, даже спот, который отправлял его координаты каждые десять минут. Случись что, его никогда бы не нашли, никто не смог бы спасти.

Хмелински принял эту коммуникационную блокаду за сигнал отчаяния: он решил, что Александру тяжело снова быть одному после времени, проведенного на борту Baltic Light. А может быть, он расстроен оттого, что теперь, когда он принял помощь, он не попадет в Книгу рекордов Гиннесса? И сейчас он, по мнению Хмелинского, уплывает в закат, готовый утонуть вместе со своим каяком… Но затем Доба включил спот и телефон. И даже снял несколько видео на GoPro перед прибытием во Францию. Мы смотрели их вместе с Габриэлой у них дома. «Через три недели мне исполнится 71, — говорит в одном из них Александр, — если я выживу».

Почему он решился на третье путешествие?

Как он объяснял это сам себе? «Уплыть в море и умереть… Это принесло бы кучу проблем и моей семье, и Анджею Арминскому, — признался Доба. — Я подошел очень близко к границе своих физических возможностей. И вообще к границе возможностей человека. Но…» Он замолчал. Продолжение, которое он не произнес вслух, витало в воздухе.

Правда в том, что уплыть в море и умереть не было проблемой для него самого. Он заключил свою сделку с жизнью. На вопрос Габриэлы, что делать, если в случае кризиса ближайшей твердой поверхностью будет дно, он ответил, что кризиса не будет. Он говорит так вовсе не из-за наивности. Просто он сумел переосмыслить саму суть этого понятия — кризис, так же как он переосмыслил страдание. В его мире кризис — это антоним триумфа. Поэтому Доба движется прямиком к кризису, прямо к страданиям. Он сделал свой выбор: решил быть героем, а не жертвой. И это его способ контроля.

Но он любит Габриэлу и больше не хочет причинять ей боль. Решится ли он снова пересечь Атлантику? Он отвечает заученной фразой: «Экспедиция. На каяке. Через океан. Так далеко я не планирую». А затем добавляет: «Но я так люблю плавать…».

Источник