Пока лед не тронулся: путешествие по замерзшей якутской реке на КамАЗе

Фотограф Амос Чапл узнал о якутских дальнобойщиках, которые доставляют продовольствие в поселок Белая Гора с населением 2 тысячи человек. Летом только авиасообщение связывает Белую Гору с внешним миром. Зимой у дальнобойщиков появляется шанс добраться до поселка по замерзшей реке Индигирка.

730 километров водители груженых КамАЗов едут по льду, зная, что в любую минуту могут провалиться. Почти в каждом рейсе он трескается и машина уходит под воду: иногда водитель успевает ее вытащить, иногда нет, иногда рейс оказывается последним для всех.

12 дней фотограф Амос Чапл смотрел на дальний Север через лобовое стекло грузовика. Он узнал, как вытащить провалившийся под лед 12-тонный КамАЗ, спать вчетвером в двухместной кабине и почему нельзя мочиться перед грузовиком.

— Пару лет назад я увидел фотографии водителей грузовиков, которые колесили по замерзшим рекам Сахи (Якутия). Они показались мне жесткими ребятами, и я задался вопросом: «Черт возьми, что они делают там, в ледяной пустыне?» Я пообещал себе, что однажды сяду в такой грузовик и проеду этот путь с ними.

Все грузовики выходят на маршрут из Якутска. Там живут несколько моих друзей, один из них — фиксер (местный координатор иностранных журналистов во время их командировок. — Прим. ред.) Болот Бочкарев — отвел меня к дальнобойщикам в гараж. Я бродил по гаражу, пока не познакомился с дальнобойщиком Русланом и его братом. Я сразу понял, что Руслан — идеальный персонаж для моего проекта, к тому же он оказался очень хорошим человеком.

Через два часа после знакомства мы уже сидели в кабине КамАЗа и ехали к Белой Горе. Чтобы Руслан взял меня с собой, пришлось заплатить ему 700 долларов. Ночевали мы в кабине грузовика, а после путешествия я жил несколько дней в квартире Руслана в Якутске — так что наша сделка показалась мне справедливой.

Я был поражен, насколько много Руслан знает о своей машине. Он может определить поломку по одному звуку мотора — например, вдруг остановить КамАЗ и пойти чистить крошечный шланг, забившийся льдом. Удивительно, как лихо он справляется с машиной, имея в своем распоряжении небольшой ящик инструментов.

Каждый дальнобойщик знает, что любая поездка может стать для него последней, но в водителях есть излишний фатализм, который немного раздражает. На моей родине — в Новой Зеландии — мы очень осторожно относимся к человеческой жизни. На Русском Севере кажется, что жизнь стоит намного меньше, а меры предосторожности выглядят совсем скудно.

Каждый дальнобойщик знает, что любая поездка может стать для него последней.

Например, в нашем грузовике на месте дверной ручки был обычный гаечный ключ. Если бы мы вдруг провалились под лед, ключ бы наверняка слетел и мы бы даже не смогли открыть дверь, захлебнувшись в кабине.

Дальнобойщикам приходится непросто: они за рулем по 12-16 часов в день, при этом неделю — пока едут от Якутска до Белой Горы — не моются и не меняют одежду. Спать приходится в салоне — по ночам мы напоминали тетрис из изогнутых человеческих тел.

Мы постоянно разговаривали. Я рассказывал о жизни в Новой Зеландии, о которой они мало что знали. Их удивило, что там водители получают по 4 тысячи долларов в месяц: их заработок в 600 долларов за рейс уже кажется им огромными деньгами.

Они за рулем по 12-16 часов в день, при этом неделю — пока едут от Якутска до Белой Горы — не моются и не меняют одежду.

В Новой Зеландии религиозные люди; как правило, они ведут себя вежливо и скромно, да и выглядят опрятно. Эти ребята рассказывали мне много сальных историй и часто ругались матом, но потом шли молиться в церковь. Однажды машину трясло и иконка Богородицы упала на пол — Руслан тут же ее поднял и поцеловал перед тем, как повесить обратно.

При этом Руслан — суеверный парень: он останавливал грузовик у языческих статуй — помолиться и оставить какую-то мелочь вроде конфеты или сигареты, чтобы задобрить богов. Однажды я помочился перед машиной, и ребята начали сильно на меня кричать — оказалось, что это плохая примета и лучше не писать на дорогу, по которой вы собираетесь ехать дальше.

В самое первое утро, когда закончилась дорога и началась замерзшая поверхность реки Индигирки, видимость была очень плохой. Мы едва не угодили в свежую дыру от грузовика на льду — резко свернули и поехали по другому маршруту. Я не знаю, что случилось с людьми из той машины. По пути нам встретились еще несколько более старых провалов на льду, и только тогда я понял, насколько близко мы были к опасности. Календарная весна была в самом разгаре, и лед постоянно трескался.

Когда мы ехали по участку с особенно тонким льдом, я дал себе слово, что как только мы начнем проваливаться, я тут же выберусь из кабины. Я не мог умереть в этой мечте клаустрофоба — кабине КамАЗа. Долго ждать не пришлось: я услышал звук, похожий на звук бьющегося стекла, и колесо с моей стороны начало уходить под воду. Когда грузовик перекосило, я выпрыгнул из кабины в воду и выбирался из нее, как испуганная собака, цепляясь за лед руками и ногами. В тот момент мне казалось, что грузовик упадет на меня и начнет тонуть, но он застыл надо мной.

Когда Руслан вытащил машину из-под воды, я напрочь отказался вернуться в кабину — пока мы ехали по этому участку дороги, ребята были внутри, а я пристроился снаружи — на запасном колесе сзади кузова.

Уже на подъезде к Белой Горе мы увидели два затонувших грузовика: водитель одного из них не успел выбраться и погиб, а его напарник получил сильное обморожение всего тела.

Все, что происходило в поездке, меня поразило. Но самое сильное впечатление произвело северное сияние. Я совсем не религиозный человек, однако не могу описать увиденное иначе как сильный религиозный опыт. Страх полностью отступил, и стало понятно, что все не зря. Я не перестал думать, что могу умереть в любую минуту, но перестал этого бояться.

Я не перестал думать, что могу умереть в любую минуту, но перестал этого бояться.