Таурупе (Россия), где всё как в Латвии

Пишет Наталия Кетнере, Редактор газеты «Неделя Огре» из Латвии: В Огрском крае есть волостной центр Таурупе, село с таким же названием есть и в России, в Кущевском районе — и это не просто одинаковые названия. В российском Таурупе на самом деле — все как в Латвии. Там до сих пор живут потомки латышей, переселившихся в эти края около 150 лет назад.

Что же заставило таурупских крестьян покинуть родину и искать счастья на чужбине? Ответ прост — это извечная мечта о своем клочке земле, своем доме, семейном благополучии и достатке. Но судьба к таурупцам была сурова, на протяжении почти полутора веков они боролись за свое выживание, пережили войны, гонения и репрессии. Даже их семейные могилы злые силы и сама природа постарались стереть с лица земли, но оставшиеся потомки собирают по крупицам свою историю, ставят памятники и не забывают, что они родом из Латвии.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Летом этого года я посетила все волости Огрского края, собирая материал по истории. Оказалось, что у нас здесь просто «исторический Клондайк», нужно только стряхнуть «пыль забвения» — и перед вами в самых ярких красках предстанут давно забытые факты, удивительные судьбы и потрясающие жизненные коллизии. Взять хотя бы Героя Советского Союза, летчика Петериса Пумпурса. Сын бедных латвийских крестьян из Платере с детства мечтал стать летчиком. Как Ломоносов, почти пешком, в лаптях ушел в Россию и поступил в летное училище. Авиацию любил до умопомрачения, в Сибири при минус 50 испытывал открытые самолеты П5, и когда приземлялся, его буквально, как полено, выковыривали из самолета. Пумпурс участвовал в гражданской войне в Испании 1936—1939 годов под псевдонимом «полковник Хулио»!

Герой Советского Союза Петерис Пумпурс
 

Вот обидно, киношники снимают какие-то мыльные оперы про всяких там Хулио и Луисов Альберто, сюжеты высасывают из пальца, а тут — бери жизнь и переноси на бумагу, т. е. на пленку. Командир истребительной группы Петерис Пумпурс в годы войны успешно руководил действиями авиации на Мадридском фронте. Лично участвовал во многих воздушных боях; сбил 5 самолетов противника. После возвращения из Испании был назначен командующим ВВС общевойсковой армии. Но в 1941 году в возрасте 40 лет по ложному доносу и по личному приказу Сталина был расстрелян. Вот такая блистательная и трагическая судьба!
 
А рядом с Платере, в Мадлиенской церкви, прихожанка Расма Верпея создала экспозицию, посвященную академику Санкт-Петербургской Императорской Академии художеств Карлу Гуну родом из Мадлиены. Она, правда, копнула еще дальше и рассказала об уникальной судьбе отца величайшего живописца. Незаслуженно забыт православный священник Янис Лицис, служивший в церкви Св. Магдалены в Адеркаши и написавший бестселлер «Записки православного латыша».
 

Музей в Таурупе
 

Но самый богатый материал, да еще на русском языке, я нашла в Таурупе. Осматривая стенды в краеведческом музее Таурупе, изучая фотографии и старые документы, я вдруг увидела новую толстенную книгу в красивом переплете, с золотым тиснением, название — «Станица Кущевская». Роскошное издание было богато иллюстрировано цветными фотографиями.
 
«Кущевская! Это название ведь сейчас у всех на слуху в связи с недавними громкими криминальными событиями», — промелькнула мысль.
 
— Откуда у вас здесь эта книга? — спросила я у Инты Антоне — руководителя музея.
 
— Это нам привезла в подарок Ольга Цветкова, которая живет в Кущевском районе, ее предки — латыши из Таурупе, — ответила Инта и показала еще несколько папок с уникальными историческими материалами, которые собирала Ольга — учитель по профессии.
 
Уже по короткому рассказу Инты о латышской колонии я поняла, что это все очень интересно и достойно даже книги. Инта рассказала, что еще в советские годы был издан автобиографический роман Мартиньша Криевиньша, он родом из Таурупе. Но сейчас эта тема, как говорится, «не модная». Но досадно, что об этом так мало знают!
 
В век интернета связаться с самой Ольгой Цветковой не составило труда. Оказалось, что всю свою жизнь она занимается сохранением истории латышской колонии в Кущевском районе. Ольга в дополнение к музейной информации прислала еще документы и фотографии из семейного архива.
 
 
ТАЙНА ФИОЛЕТОВОЙ ТЕТРАДКИ
 
Из письма Ольги Цветковой: «Это предистория к тем материалам, которые я вам отправила. Воспоминания о том, как они появились. Я помню, что это было зимой... Электричества у нас еще не было. Дом освещали керосиновые лампы. В самой большой комнате нашего дома, под потолком висела «десятилинейка», так называлась большая керосиновая лампа. Под ней стоял круглый стол. Вот за этим столом мы всей семьей расселись. В руках у папы был большой конверт, он сказал, что эта корреспонденция пришла из Риги. Из конверта отец достал тетрадь. Она была интересного формата — длинная 1:2. Цвет этой тетради был серо-фиолетовый и было видно, что она очень старая. Отец разрешил нам посмотреть тетрадь. Записи были сделаны чернилами и очень выцвели, а дополнения и исправления были выполнены химическим карандашом. Взрослые говорили, от кого пришло письмо, но я не запомнила... И вот папа стал читать текст, а мама записывать его по-русски. Порой родители обсуждали, как лучше перевести слово или сформулировать фразу. Почему не сделали копию на латышском, не знаю. Помню, что когда папа собрался на почту, на станцию Степная (это около 5 километров), дождь лил как из ведра. Бабушка еще сказала: «Вальтер, может завтра отнесешь письмо». А отец ответил: «Я дал честное слово, что письмо будет отправлено сегодняшним числом, это же сразу будет видно по штемпелю».
 
От кого было это письмо из Риги, кто постарался бережно сохранить летопись латышей из Таурупе, так и осталось тайной. Но с текстом этой летописи Ольга так сроднилась, что она стала неотъемлемой частью ее жизни.

 
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ТАУРУПСКИХ ЛАТЫШЕЙ В РОССИЮ
 
«ТУДА, ГДЕ ЗЕМЛЯ ЖИРНАЯ И ТЕПЛАЯ»
 
В начале 19-го века было отменено крепостное право в Латвии, сначала в Видземе, а затем и в Курземе, но крестьяне желанной земли не получили. Мечта о земле звала вдаль от родного дома в далекую, холодную и бескрайнюю Сибирь, где много плодородной земли. Бередили крестьянскую душу и рассказы о других краях, «где земля жирная и теплая и все растет само, давая невиданные урожаи. Капуста растет, каждая головка с пуд, а если посеешь три мешка пшеницы, то соберешь такой урожай, что его хватит семье на целый год». К нелегкому положению крестьян добавились еще три неурожайных года с 1836 по 1840 годы. И все крепче становилась мечта получить землю от «хорошего русского царя батюшки». В 1841 году весной и летом крестьяне Видземской губернии по одному и группами ехали в Ригу, где подавали прошение о разрешении въехать в губернии Центральной России. Разрешение было получено только в 1846 году для крестьян Видземской губернии.
 
В Видземе, в Таурупской волости жил беглый русский по фамилии Крылов, он выжигал кирпичи. Когда подросли его сыновья и стали работать, Крылов пешком отправился на юг. Через три года он вернулся и рассказал местным жителям, что у Азовского моря строится город Ейск. Тем кто поселится в нем, 15 лет не нужно будет платить налоги и посылать сыновей в солдаты. Сам Крылов с семьей на лошадях отправился на юг. Железной дороги тогда еще не было. В 1852 году молодые люди призывного возраста тоже выехали из Видземе в Ейск. Большинство же жителей не поверило Крылову и решили они послать своих людей, чтобы удостовериться. Жители двух волостей собрали деньги и десять человек на почтовых лошадях выехали в Ейск. Когда посланцы вернулись и подтвердили сказанное Крыловым, жители стали собираться в дорогу.
 

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
 
В Донскую область с центром в Ейске летом 1854 года выехало 13 семей, всего 60 человек. Дорога была очень трудная и опасная. На ночь снимали с каждой телеги по колесу, чтобы не угнали грабители. Особенно трудной была дорога у Ростова. Всего нужно было проехать около 2000 км. На место семьи прибыли поздней осенью в составе 48 человек. Непривычный климат и тяжелая дорога изнурили людей, многие погибли по дороге, а за последующие четыре года вымерла третья часть. Рождаемость почти прекратилась.
 
Получив у городского главы разрешение, приехавшие начали строить дома и занялись земледелием, хотя городской глава земли давал очень мало.
 
В 1855 году урожай выдался хороший, но налетевшая саранча уничтожила не только посевы, но и траву. В тот год к Ейску подошли английский и французский корабли и предложили купить зерно. Но когда зерно было раскуплено, а корабли ушли из порта, люди поняли, что оно испорчено. Однако колонистов ждали и еще более тяжкие испытания.
 
Во время Крымской войны 1853-1856 годов Ейск сильно страдал от обстрелов английской и французской эскадры, хозяйничавшей в Азовском море. Но самые трагические события для Ейска развернулись 22-24 октября 1855 года, когда город под непрекращающимся обстрелом был атакован морским десантом. В гавань пришли 16 кораблей англо-французской эскадры и стали обстреливать город. В спешке таурупцы грузили на телегу самое необходимое, запрягали в нее необученную корову и уезжали в степь. Переезд был трудным и опасным, прямо над головой летели снаряды, стоял грохот от пушечных выстрелов, животные боялись и не хотели идти.
 
За годы войны в Ейске сгорел каждый десятый дом. Дома латышей не пострадали так сильно, так как удары эскадры были направлены в первую очередь против хлебных амбаров. В купеческих амбарах хранился большой запас зерна, при попадании снарядов здания загорались, но находившееся в них зерно вываливало ослабленные пожаром стены и огонь потухал. Часть зерна сгорела,но большая часть осталась целой. Прокопченое зерно не годилось для посева, но оно годилось в пищу и было продано по дешевой цене (30 копеек за пуд) населению. Эта пшеница спасла часть людей от голодной смерти, но не всех. В том же году часть латышских семей была вынуждена просить милостыню.
 
Вокруг Ейска очень глубокие колодцы и их было очень мало. Местные жители не разрешали латышам брать воду из колодцев, говоря, что они не крещенные. Поэтому воду можно было набирать, только когда возле колодца никого не было. Отсутствие воды не позволяло заниматься животноводством, поэтому таурупцы решили уехать в свободные степи.
 
В 1860 году они обосновались в Донской области на возвышенном обрывистом берегу в 7 км от Азовского моря. Решено было эту местность назвать Кандава. За два месяца из Ейска выехали почти все латыши: часть осталась в Кандаве, а часть — в трех верстах, в местечке, получившим название Жагаре. Поначалу жили в землянках, а потом стали строить дома из самана (глины с соломой). Зимы в степи очень ветренные и бывало так, что соломы не хватало для отопления, так как она уходила на корм скоту. Тогда шли в степь, рубили бурьян и им топили. В домах зимой у первопоселенцев было холодно, ветер выдувал все тепло. Чтобы руки и ноги не мерзли, вязали варежки, на ноги- носки и чулки. Несмотря на все трудности, между собой жили дружно, ходили в гости, пели народные песни, отмечали праздники.
 
В 1871 году первый раз увидели керосин. На двух хозяев была куплена банка керосина — 16 килограмм — целый пуд, этого должно было хватить на всю зиму. Керосин наливали в бутылку, делали фитиль, поджигали и так освещали помещение. Специальных ламп и стекол тогда не было.
 

ПУТЬ СВЕТИТ «ЗВЕЗДОЧКА»

 
Помещики давали землю в аренду на несколько лет, старались в договор включить пункт, если на землю найдется покупатель, тогда он имеет право согнать с земли арендатора, даже если срок аренды еще не истек. В 1871 году из Кандавы выехали все латыши, около Старощербиновки решили совместно арендовать землю, стали там строить дома, но местные казаки решили, что это их земля, они часто делали набеги и портили дома. Опять пришлось переезжать. Так кочевать, не зная сколько можно прожить на одном месте, было очень тяжело. Поэтому начали думать, нельзя ли купить хоть небольшой клочок земли и жить на одном месте, не переезжая.
 
В 1873 году строили железную дорогу на Владикавказ. Железная дорога шла через арендованные земли, которые давали офицерам. Они вступали в кредитную организацию и под залог земли получали деньги. Один из офицеров по фамилии Кутельников получил за свои 400 десятин 6000 рублей, но не смог платить проценты по кредиту, поэтому его земля перешла в собственность кредитной организации. Узнав об этом, часть латышей (9 хозяев) выкупили землю Кутельникова.
 
В 1875 году, осенью, на эту землю приехала часть латышских крестьян. А в 1876 году, после Пасхи, со всем скотом приехали все остальные — всего 38 человек взрослых и детей. Первыми жителями были Калныни, Лаздыни, Аузини, Риекстини и другие. Арендованную колонию назвали Звездочкой: пусть она светит, как проводник, другим. Через три года появилась вторая колония — Тауруп.
 
 
ЛЕГЕНДЫ ХУТОРА ТАУРУП
 
Уже через несколько лет, получив наконец-то свою землю, работая не покладая рук, жизнь колонистов стала налаживаться, появился достаток и экономическая стабильность. В складчину была куплена паровая молотилка, которая давала хороший доход. На эти деньги прикупали скот, строили дома.
 

Обмолот пшеницы в сельхозартели хутора Тауруп, 1925-1929 годы.
 
 
Основатели Таурупе так строили свои дома, что два раза в год, весной и осенью солнце вставало в одном конце улицы, а садилось в другом. По-настоящему улицей назвать главную улицу Тауруп было нельзя, потому что дома стояли вдоль дороги с одной стороны, а по другой стороне росли акации, стояли скирды соломы и половы, а также старые, заросшие травой круглые саманные ямы.
 
Летними вечерами, после захода солнца от этих ям плыл запах полыни, конопли, чабреца и дурмана. В этих ямах в свое время делали из глины саман, из которого построены жилые дома таурупцев.
 

Изготовление самана в яме с помощью лошадей, 1938-1940 годы.
 

Позже, когда таурупцы стали позажиточнее, саманные дома обложили кирпичом, а камышовые и соломенные крыши сменили на черепичные, шиферные и из оцинкованного железа. В хозяйских комнатах появились деревянные крашеные полы. Колонисты приобрели «физгармонии» и пианино. Но саманные ямы и через 50 лет свидетельствовали о том, что когда-то здесь начиналась жизнь Таурупской колонии. Вообще колонисты фундаменты под свои дома делали глубокие — 1-1,2 метра. Наполняли фундаментную траншею камнями и заливали глиной. Прочность была отменная и без цемента. Если колонисты начинали строиться на новом месте, то первое что делали — рыли колодец и ставили туалет. Заборы у домов делали легкие, чисто символические, чтобы они не скрывали красоту цветников, которыми хозяйки Таурупа очень гордились. У каждого дома Таурупа росли обязательно дубы, хотя бы один.

 
Были заросли хмеля (без него пиво не варили) и обязательно ландыши, как напоминание о далекой Латвии. Еще очень любили таурупские хозяйки жасмин, его звездочки наполняли благоуханием весь двор и сад.
 
«Кругом солнце и раскаленная ветром выжженая степь, а здесь, как на чудесном острове все зеленеет. В кронах волшебных верб, кленов, тополей, акаций пели песни синички, свистели скворцы, звучало воркование голубей, из хозяйского дома сквозь прикрытые ставни слышна музыка, кто-то играет на пианино. Во фруктовых садах, что тянутся до верб в балке, поспевают груши и абрикосы, вишни и сливы. В цветниках с ранней весны до поздней осени цветут цветы и звенят пчелы. Цветение начиналось с больших ярких тюльпанов, их сменяла сирень, шиповник и розы, пионы, жасмин, гладиолусы, астры и много других цветов, что цветут до самых заморозков», — вспоминает Ольга Цветкова.
 
 
САМЫЕ БОГАТЫЕ И ИЗВЕСТНЫЕ ТАУРУПЦЫ
 
Часто таурупцы обращались за помощью к адвокату Круминю, который жил в Степной, недалеко от вокзала. Адвокат был очень преуспевающий, все дела, которые он вел, всегда выигрывал. Клиентами его были не только жители Звездочки и Таурупа, но приезжали люди и из Кущевской, Батайска и даже Ростова-на-Дону. Адвокат построил себе большущий дом под оцинкованной крышей. В доме было 5 жилых комнат и отапливались они одной печкой, от которой шли хитрые колодцы отопления. Потолки были высокие и подшиты отборными, хорошо обработанными досками из лиственницы. Окна были большие с красивыми ставнями, пол двойной и поэтому очень теплый. В доме, кроме кабинета адвоката, были зал, две спальни, библиотека и детская. После революции адвокат Круминь уехал из Степной. А в его доме был роддом, а потом контора торгового предприятия Кущевского района. Открылась интересная деталь этого дома, когда его сносили, фундамент был сделан из самана и прослужил более 100 лет.

Братья Аузинь 

«Хитрый уголок». Так называлась та часть Таурупа, где жили братья Аузинь (на фото все четыре брата): Александр Андреевич, Петр Андреевич, Андрей Андреевич и Яков Андреевич. Все братья были людьми не бедными, как тогда говорили, «крепкими хозяевами». Самый большой дом был у Петра Андреевича. За домом огромный сад с великолепными фруктовыми деревьями. Рядом кирпичные сараи для скота, во дворе погреб, где и жарким летом лежал лед, на котором хранили молоко, сметану, творог.
 
У Андрея Андреевича дом был с мансардой, на которой не жили, но хранились всякие сушеные травы на болезнь скота.
 
Птицы у хозяев «хитрого уголка» было много, точное число ни один из хозяев не знал. На летние работы нанимали работников. И хотя жители «хитрого уголка» слыли прижимистыми, никто никогда не жаловался на то, что плохо кормили или рассчитали не так, как обещали, да и работали хозяева наравне с работниками, только еще пораньше вставали, да попозже ложились, чтобы все приготовить, предусмотреть для работы.

В Таурупе был свой парикмахер — Eхан Луйза. (На фото — его постоянный клиент Лындэ Петр Григорьевич.) Луйза был из пленных австрийцев, которых в Первую мировую привезли в Степную. Здесь он женился и остался навсегда. Свое «ателье» Eхан старался сделать похожей на Венскую картинную галерею. Потому все стены были оклеены вырезками из немецких журналов, на которых были изображены красотки в одежде и без. Для того, что бы клиенту не было скучно во время бритья, когда его голова высоко запрокинута, выше зеркала был прикреплен известный плакат — роскошная цыганка Ада с сигаретой в зубах. Если же клиент опускал голову, то видел под трельяжом репродукцию — обнаженную пышнотелую красавицу с манящей улыбкой.
 
Свою экспозицию Eхан регулярно менял, для этого он ездил в Ростов. Как только появлялись новинки, от клиентов отбоя не было. Eхан в Ростове покупал «заграничные» одеколоны. Встречал он клиентов вопросом: «Как желаете подстричься: по высокой парижской или московской моде?»
 
В 1897 году во всей Российской империи проходила перепись населения. Не обошла она и латышскую колонию на Кубани. Одними из первых поселенцев Таурупа были Калныни. Семья была большая, молодежь уже родилась в России, свободно владела русским языком, а вот дедушка и понимал и говорил по-русски плохо. Когда прибыли переписчики, дедушка был один дома и на вопрос о его фамилии ответил: «Што там, што там»… Так переписчики расслышали дедово как «Статун».
 

И появились в Таурупе Статуны вместо Калныней
 

Латыши — народ певучий. Вот и таурупчане любили музыку. Почти в каждом доме были музыкальные инструменты: пианино, фисгармония, в семье Мантнеков даже был большой черный, концертный рояль, у Калныней любовь была к духовым инструментам, было несколько скрипачей и гитаристов.
 
Пока не было открыто таурупское евангелическо-лютеранское одноклассное начальное народное училище музыки, детей обучали на дому. Учителями пения были самые разные люди: и дипломированные педагоги и просто любители. Плата за ученика — 1 рубль в месяц. Лучше всех преподавание музыки пошло у Блау. При нем объединенный хор таурупцев и звездочан ездил в Латвию в Митаву на ежегодный праздник песни. Выступали с большой программой, хор пел на 4 голоса. Молодежь увлекалась танцами и театром. Театральные постановки, когда не было полевых работ, ставили каждый месяц.
 

Большая семья Александра Андреевича Аузинь
 
 
Сыновья хозяев Таурупе служили в царской армии. Дослуживались до офицерских должностей и были даже Георгиевскими кавалерами.
 
Адреса службы таурупцев: Кавказская Действующая армия, 4 Туркестанский корпус, 2-ой Туркестанский Саперный батальон, 5-ая Телеграфная рота, Кавказская Действующая армия, 542-я Казанская Дружина, Запасный Латышский стрелковой батальон.

ТРАДИЦИИ ТАУРУПЦЕВ
 
Осенью почти в каждом доме варили пиво. Качество пива оценивали взрослые парни. Они ходили из дома в дом, пробуя и сравнивая национальный напиток. Нагостившись в одном доме, хозяйские сыновья подавались в следующий. В Звездочку или Степную парни ехали на линейке Симона Петра. Он хвалился «Моя линейка как корабль — всех может отвезти» и это была правда, везла. Но, чтобы все уместились, был определен порядок погрузки. Сначала укладывали «окончательно напробовавшихся». Порой ноги, руки висели с линейки, и нужно было быть аккуратным кучеру при езде с горы или когда заезжали или выезжали со двора. Во вторую очередь усаживались сверху напробовавшихся. Те же, кто еще мог держаться, стояли на подножках, если же было очень нужно, то садились на лошадей или стояли на дышле.

Хозяйские сыновья Таурупа все окончили школу, где их учили петь, большинство играло на пианино или фисгармонии. Все служили в армии. Поэтому когда после гостей возвращались «хорошо загрузившись», то мелодию выводили правильно. Но содержание песен, которые они с душой исполняли! Таурупские женщины, которые в это время оказывались на улице, закрывали уши, спешили в дом и закрывали ставни.
 
У таурупцев была традиция ездить за женами в соседние колонии Лэдериши, Буллениши, Зубовскую, но порой свое счастье уезжали искать далеко — на историческую родину, в Латвию. Так было с одним из сыновей старого Аузиня Андреем. Ему исполнилось 25 лет и родители выделили долю, землю, дом, сарай, пять коров, птицу, разную домашнюю утварь. Нужна была хозяйка. И отправился Андрей в Ригу к родственникам. Родня принял­а молодого парня ласково, подумала, что слишком скромный, наверное, от того и не нашел себе жены дома. И в один голос решили, что надо Андрея познакомить с красивой Аннушкой. Была у них знакомая — красивая, статная, работящая, всегда приветливая Анна Скрастынь. Работала санитаркой в стоматологическом кабинете. Всем девушка была хороша, если бы не ее тяжелое «приданое»: мать и младший брат с сестрой, что были на руках у Аннушки.
 
Ну да Андрей не из бедных! Договорились организовать вечеринку и пригласить Анну. А если девушка Андрею понравится, то пусть он погладит серебряные часы — луковицу. Целый вечер Андрей не спускал с Анны глаз и все гладил часы. Девушка подумала: «Странный парень, наверное, никак не нарадуется, что купил дорогие часы, все время их гладит».
 

На фото — молодожены Андрей и Анна Аузинь
 

Состоялось знакомство и буквально через пару дней — венчание. Нельзя было время тянуть. Дома Андрея ждало хозяйство.
 
В семье Андрея Андреевича и Анны Петровны Аузинь выросло четверо сыновей, были две дочки, но они умерли совсем маленькими. Сначала новая родня приняла Анну настороженно, такое ведь «приданое». Но потом признали за домовитость, приветливость и умение варить пиво, за которым заказчики приезжали из Батайска, Азова и даже Осетии.
 

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК В ТАУРУПЕ
 
Используя труд местных жителей и соотечественников,совсем разорившихся, таурупцы в начале 20-го века стали весьма преуспевающими. Около 1910 года в Степной было образовано отделение Кубанско-Терекского сельскохозяйственного товарищества, в которое вошли 60 зажиточных латышских колонистов. В 1914 году в Степной, Таурупе, Звездочке проживало всего 367 латышей. В первую мировую войну волна беженцев из Латвии добралась до Дона и значительно пополнила население латышских колоний, это в основном были те беженцы, кто эвакуировался самостоятельно.
 
В царской России в колониях латышей были основаны школы и церкви, в которых обычно служили приехавшие из Латвии лютеранские священники. Октябрьская революция сначала ничего не изменила в жизни колонистов. 15 марта 1918 года в Москве был основан комиссариат по делам латышей. Главными задачами комиссариата было — разъяснить латышским рабочим в городах и на селе декреты новой власти, поддерживать связь с местными советами, информировать о нуждах тружеников и особенно беженцев, а также организация культурной жизни и вопросов образования латышей, живущих в России.
 
 
ЛАТЫШСКИЕ КОЛОНИИ ПРИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
 
Вместе со всей Кубанью таурупцы пережили грозу Первой мировой войны, революцию и Гражданскую войну. Эти испытания нанесли большой урон хозяйству обеих колоний, вернее практически разорили их. Но латыши народ упорный и трудолюбивый. И когда Ленин объявил НЭП, снова заколосились хлеба, сараи пополнились домашней скотиной. Дела пошли настолько хорошо, что как грибы росли кирпичные дома под черепичными и оцинкованными крышами, покупались молотилки, трактора, был создан кооперативный молокозавод и организована кооперативная торговля.
 
В 1925 году бы образован Тауруп-Звездочанский сельский Совет. Основная часть — 93% его населения составляли латыши. За короткий период 1933-1937 г. г. колхоз добился больших результатов, выполнил успешно планы по сдаче зерна, мяса, молока, яиц и шерсти. Были построены механизированные фермы, электростанция (электричество освещало улицы хуторов Звездочка и Тауруп).
 
В 1934 году был посажен фруктовый сад на площади 25 га, проведен телефон, построено 3 силосные башни, 4 конюшни. В колхозе было хорошо развито животноводство. На одну фуражную корову надаивали более 4000 литров молока, а отдельные коровы давали по 6000 литров. Жирность молока была 4. 1-5. 5%. Зоотехник проверял чистоту коров носовым платком, хвосты у коров всегда были пушистые. Интересно то, что на ферме тогда не было замков, потому как мысль о хищении никому и в голову не приходила. Колхоз выращивал племенных телок, покупать их приезжали из разных районов края.
 
Большую выгоду колхоз имел от свиноводства. Привесы на откорме доходили до 1 кг сутки, а число поросят у свиноматки 10-12. Свиноматок купали, клетки, где содержали свиноматок и поросят, белили известью, а полы выдраивали с песком и битым кирпичом до желтизны. На ферме были простроены водокачка и силосная башня, чтобы баловать свиней силосом из люцерны.
 
Колхоз богател, купили еще 4 трактора, полуторку. Зачастили гости — делегации из Канады, Франции, Чехословакии — посмотреть как в СССР латыши строят коммунизм. Заботой хуторян было не только хозяйство. С первых дней существованиях этих латышских колоний родители беспокоились о том, чтобы дети учились, чтобы обязательно были занятия музыкой и хоровым пением.

В 1926 году отмечалось 50-летие основания хуторов Звездочка и Таурупе. Праздник продолжался 3 дня. Была большая развлекательная программа: пьесы, концерты, игры, гимнасты показывали пирамиды, выступали «синеблузники», «красные косынки», хор. Приглашенные гости были латыши из Ростова на Дону, Тихорецка,Таганрога, ближайших сел.

В 1930 году был построен большой клуб и при нем школа с библиотекой. До этого под клуб была переделана кузница, а изба-читальня находилась в обычном доме. Ставились любительские спектакли. Первый спектакль поставили еще в 1882 году. Духовой оркестр был тогда единственный на весь Штейнгартовский район. Из организации «Прометей» (Москва) приезжали студенты-комсомольцы работать с молодежью, детьми. Хуторская молодежь ехала учиться в Ленинград — в Латышский педагогический техникум и другие учебные заведения.
 
Латышская газета «Циня», которая издавалась в Москве, много писала о таурупском колхозе «Земниекс» и сюда ехали на постоянное место жительства из латышских поселений Белоруссии, Украины, Сибири.

 
СЕМЬЯ АУЗИНЬ АНДРЕЯ АНДРЕЕВИЧА
 
Чудная картина мирной счастливой жизни с надеждой на светлое будущее. И как составная часть этой жизни — семья бабушки и дедушки Ольги Цветковой — Андрея Андреевича (на фото) и его жены Анны Петровны Аузинь.

Их знакомство в Риге описано выше. Ольга пишет, что они были великими тружениками, умели беречь каждую копеечку и в тоже время не жалели денег на то, чтобы купить фисгармонию, книги. В этой семье было четверо сыновей: Оскар, Феликс, Вальтер и последышек Ольдерт. Было еще две девочки, но обе умерли в младенчестве. Андрей Андреевич работал возчиком горючего. О нем говорили, что камни с неба будут падать, а он сделает все в срок и в лучшем виде.

Анна Петровна — доярка на ферме. Сыновья с малых лет в колхозной работе: и скот пасти, и сено на лобогрейке косить и скирды копнить. В общем, любая работа им по плечу. А вечером трое старших: красивые, рослые, статные — неутомимые танцоры, участники художественной самодеятельности. Женихи — просто загляденье, особенно Вальтер — голубоглазый, ростом под два метра! Они — все студенты, в Ленинграде учатся, и в танцах никому не уступят и в труде первые, а если уж драка, то друг за дружку стеной. Девчата вокруг них так и вьются, не отпугивает и строгий взгляд Анны Петровны (красавицы Аннушки, как звали ее в молодости, самой красивой и статной в Таурупе невесты, которую Андрей Аузинь привез из Риги).
 
 

Январь 1937 года. Ленинград. Братья Аузинь — Оскар, Вальтер и Феликс
 
 
ЧЕРНАЯ ГРОЗА 1937 ГОДА
 
Лето 1937 года было таким же как обычно. Много работали, заработали много трудодней, шумно отмечали Иванов День — с песнями, танцами, дубовыми венками, пивом и домашним сыром. В конце августа Оскар и Феликс уехали в Ленинград. Оскар заканчивал Политехнический, Феликс учился в Педагогическом институте имени Герцена. А Вальтер после Ленинградского педагогического техникума поступил на заочное отделение института Герцена и решил остаться дома, работать в родной школе. Первого сентября Вальтер Андреевич впервые вошел в класс как дипломированный педагог. Казалось, что все мечты сбываются.
 
Беда пришла в ночь с 22 на 23 ноября 1937 года. Сразу арестовали девять человек. Это были простые, рядовые колхозники и среди них Аузинь Вальтер Андреевич, его отец Аузинь Андрей Андреевич и его родной дядя Аузинь Яков Андреевич. Всего из большой семьи Аузинь забрали 12 человек, из них только половина осталась в живых.
 
В ночь с 3 на 4 декабря 1937 года взяли 41 жителя: 38 мужчин и трех женщин. Всего за год забрали 152 человека, все они были латыши из хуторов Звездочка и Таурупе.
 
Тауруп-Звездочанский латышский сельский совет перестал существовать в 1938 году. Тогда же не стало латышской Тауруп-Звездочанской школы и навсегда была похоронена мечта о новой большой латышской средней школе, фундамент которой был заложен в 1936 году, а стены так никогда и не были возведены.

ИВДЕЛЬЛАГ. БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАНИЕ
 
После долгих и страшных пыток 16 января 1938 года Вальтер Аузинь был осужден за контрреволюционную деятельность на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, с местом отбывания срока — Ивдельлаг на Северном Урале.
 
Вальтер Андреевич рассказывал в своих воспоминаниях: «С первых дней пребывания в я понял, что согнали нас сюда не за какие-то преступления, а ради того, что стране нужна была дешевая рабочая сила. Хотя у каждого было вполне серьезное обвинение. В основном здесь содержались те, кто «пытался свергнуть советскую власть». Один хотел «отравить колхозное стадо коров», другой «сжечь ферму», третий «повредить трактор», четвертый «поджечь правление колхоза». Почти всем им дали по десять лет, этот срок почему-то считался «стандартом».
 
Началась борьба за выживание. Лагерное начальство сразу предупредило: «Кто будет хорошо работать, того освободят досрочно». О том, что началась война, заключенные узнали официально только в сентябре, а до этого об этом сообщило «лагерное радио», при этом резко сократили нормы питания. Если раньше Вальтер Аузинь выполнял работу на 120%, то теперь, ослабленный голодом, еле давал 100%. До ареста его вес был 86 килограмм, а теперь 52, это при росте 190 сантиметров.

Вальтер любыми способами пытался побороть голод, пережигал кости, разбивал их на рельсе и этот порошок ел, пытаясь обмануть голодный желудок. Счастьем было, когда попадал на вывоз леса. Лес вывозили на лошадях, а лошадям давали овес в специальных намордниках. Вот из этих намордников Вальтер Андреевич брал овес и ел. Конечно, если бы кто увидел, срок увеличили бы вдвое. От голода и тяжелой работы люди массово умирали. Хоронили недалеко от лагеря. Ямы копали заключенные зимой, земля была мерзлой и трудно поддавалась обессилившим людям, В таких условиях ямы рыли неглубокие, забрасывали их замерзшими комьями, как попало, поэтому нередко из них торчали то рука, то нога покойника.

От изнурительной работы и постоянного голода Аузинь заболел. Когда он лежал в бараке к нему подошел Григорий Иванович Лозовский (перебежчик из Польши): «Вальтер, если тебе дать две порции еды, ты сможешь работать?»  Вальтер Андреевич ответил: «Если мне дадут полведра каши, я всю тайгу повалю». Лозовский работал в лагере десятником, был на хорошем счету у начальства. С ним он и договорился пристроить Аузиня на кухню, чистить по ночам котлы. Только благодаря этому жизнь и силы снова вернулись к Вальтеру Андреевичу, он стал выполнять нормы на 200, а затем и 300%. Аузинь даже получил звание — «Знатный лесоруб», Почетную грамоту и имя его было занесено в «Почетную книгу знатных производственников Ивдельлага НКВД».
 
Заключенные жили в бараках, где зимой было чуть теплее чем в лесу. А морозы на Урале отменные, до 40-50 градусов. Лес вывозили обычно на лошадях. Но когда их не хватало, впрягались люди и на себе по бездорожью тащили телегу с лесом. Но еще труднее было весной, когда снег начинал таять, сверху снег 50-60 сантиметров, а под ним вода. Поэтому приходилось быть постоянно в ледяной воде. . Но приходилось терпеть любые муки, чтобы быстрее вернуться домой.
 
О его достижениях не раз писала газета «Лес — стране», орган политотдела и управления Ивдельского лагеря НКВД СССР. Лес Аузинь пилил обыкновенной лучковой пилой. Так что рекорды давались потом и кровью. Как-то в газете «Уральский рабочий» Аузинь прочитал о лесорубе Иване Меншенине, который нарубил 160 вагонов древесины и заработал 13000 рублей, и кроме того за свой труд получил орден Ленина. Достижения у Вальтера Андреевича были ничуть не меньше, но он был заключенный и об орденах не мечтал. Для него самой высокой наградой было досрочное освобождение.
 
Когда Аузинь уже стал Знатным лесорубом Ивдельлага НКВД СССР, он стал более свободен в передвижении по территории и во времени, хотя еще оставался обычным зэком, раскрепили его только в апреле 1946 года.
 
Вообще, если так задуматься: Знатный лесоруб, рекордист, выступает на конференциях, его выступления печатают газеты и в то же время бесправный зэк. Как в общем-то, жутка и несуразна «Почетная Грамота Знатному лесорубу Ивдельлага НКВД СССР».

 
И все же звания давали возможность Вальтеру Андреевичу в редкие выходные дни отправляться в лес на сбор грибов, ягод. На кухне добывал пустую тару, бочки, и солил грибы, заготавливал ягоды. Эти заготовки очень помогали в поддержании здоровья, ведь других витаминов не было. А сила и выносливость были нужны, чтобы ставить новые рекорды, приближать заветную мечту о досрочном освобождении. И это желанная пора наконец-то пришла, срок сократили на два с половиной года. Но пришлось еще 10 месяцев проработать на заготовке леса, пока 16 апреля 1946 года в лагерный пункт пришла телефонограмма, в которой говорилось, что за честный и добросовестный труд, примерное поведение, приказом руководства лагеря, знатный лесоруб Аузинь освобожден.
 

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ СТАЛИНСКИХ ЛАГЕРЕЙ
 
После возвращения из лагеря Вальтеру Андреевичу не давали работу в школе и он некоторое время работал скотником на колхозной ферме. Затем обратился в органы НКВД и оттуда дали распоряжение райкому, чтобы принять Аузинь В. А. учителем начальной школы.
 
Вальтер Андреевич не оставлял своей мечты о высшем педагогическом образовании. О восстановлении в педагогическом институте имени Герцена в Ленинграде речи быть не могло и он поступает в Ростовский-на-Дону педагогический институт. Учиться было трудно: работа, семья, но географический факультет Вальтер окончил вместо 5 за 4 года. Его перевели на работу в Тауруп-Звездочанскую семилетнюю школу, которую он когда-то заканчивал, только теперь тут все предметы преподавались на русском языке. Вальтер Андреевич вел в школе географию и биологию. Его стараниями была сделана географическая площадка, лучшая в районе. Когда Вальтер Аузинь стал директором школы, он добился постройки спортзала.
 
Уроки Аузиня всегда проходили в очень быстром темпе. Он требовал от учеников ясных, четких ответов. На каждом уроке была карта, глобус, работа с контурными картами. Все фильмы, которые были в районной фильмотеке учитель использовал на своих уроках.
 
Проработав много лет в школе, Вальтер Андреевич к каждому уроку готовился. У него было много энциклопедий по географии и другой справочной литературы, научных и художественных книг о путешественниках, географических открытиях. И во всем помощницей Вальтеру Андреевичу была его жена, Мирдза Михайловна, она работала в той же школе математиком. Мирдза Михайловна прекрасно рисовала и все оформление вечеров выполнялось ею. Общий стаж педагогической деятельности учителей Аузинь 99 лет — 52 года у Вальтера Андреевича и 47 у Мирдзы Михайловны.
 
Когда Вальтеру Аузиню исполнилось 60 лет, райком партии «разрешил» ему купить машину. Сначала дали талон на «Запорожец». Но на счастье, на совещании прозвучала реплика: «И как это двухметровый Аузинь будет залезать в «Запорожец»?» И тогдамилостливо разрешили купить «Москвич», потому что «Жигули» были только для передовиков сельского хозяйства.
 
Усадьба дома Вальтера Андреевича была на хуторе самая ухоженная и красивая. Большой фруктовый сад, весной море тюльпанов и нарциссов, потом пионы, розы. Много лет Вальтер Андреевич держал корову, чтобы не было проблем с молоком, на лето к дедушке с бабушкой приезжали 8 внуков. Дед «загружал» их всех в машину и ехали в магазин за грушевым напитком, ситро и мороженным, сгущенным молоком на развес. Все это закупалось в огромном количестве. Радовались сладостям одинаково и дед и внуки.
 
 

Большая семья Вальтера Аузинь, 80-е годы 20-го века
 

Вальтер Андреевич любил путешествовать и со школьниками, и со своими детьми. Свою пенсию «по выслуге» он собирал за год и летом с кем-то из дочерей отправлялся путешествовать месяц по СССР. Побывали и в столице, и в Ленинграде, и на Урале, и Прибалтике, на Кавказе, Украине и в Белоруссии. В семье Аузинь была собрана хорошая библиотека и существовала прекрасная традиция вечернего чтения вслух.
 
Свою любовь к детям, призвание к учительской профессии Вальтер Андреевич и Мирдза Михайловна передали своим дочерям. Все три их дочери стали учителями. Старшая Агита Вальтеровна — химик, средняя Ольга Вальтеровна — историк, Ирина Вальтеровна — биолог. В семье шутили: «Можно открывать свою школу, практически все специалисты есть».

Ольга Вальтеровна, которая сейчас носит фамилию Цветкова (на фото — у знака хутора Таурупе-2, Россия), прожила в Латвии всего два года, вышла замуж за офицера и вернулась в Россию, а Ирина Вальтеровна живет и работает сейчас в Риге.
 

Таурупе. Латвия. 2013 год. Дорога к школе.
 
 
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
 
В истории хутора Таурупе сложилась печальная ситуация с кладбищем. В первые годы существования хуторского кладбища его украшали мраморные памятники «Отцам-основателям» — золотом был вычеканены фамилии: Аузинь, Калнинь, Лаздинь. В предвоенные годы, когда молот репрессий прошелся по людям, разгромили и кладбище. Разбили мраморные плиты, стащили их к зданию магазина, а затем куда-то увезли. Так получилось, что самые старые захоронения были потеряны. Это очень печалило Вальтера Андреевича, которого не стало в 1993 году.
 
В 1997 году дочери Вальтера Андреевича установили на хуторском кладбище крест и камень, на плите которого написано «Крестьянам Таурупе 1876-1937 г. г. ». Этот знак означает общую могилу — память тех, кто потерялся в вихре истории и тех, кто был расстрелян и замучен, тех, кто не имеет даже отдельной могилы.
 
В ноябре 2013 года в Таурупе появился еще один памятник. Из письма Ольги Цветковой:
 
«Мысль о том, чтобы увековечить память репрессированых в 1937-1938 годах жителей Тауруп-Звездочанского сельского совета возникла давно. Но как-то дальше разговоров дело не шло. В марте 2013 года местная администрация дала нам разрешение на установку памятника в его старой части. Это место выбрано не случайно. В 1959-1960 годах на Кубани были сильные пыльные бури. Сугробы из земли засыпали дома, дворы, это было страшное стихийное бедствие. И та часть кладбища, где были могилы первопоселенцев, была занесена и превратилась в холм, а затем и в рощу. Для тех, кто знает,что это за холм, он является особым местом. Деньги на памятник собирали со всех живущих на хуторе потомков латышей и давно уехавших в другие края. Во избежание религиозных разногласий, было принято решение установить простой, ровный крест. На тыльной стороне камня высечены имена 179 хуторян, арестованных в годы репрессий. Из этих ста семидесяти девяти человек домой вернулись только четверо. Одним из тех, кто выжил, был мой отец — Аузинь Вальтер Андреевич, которого в 18 лет арестовали за контреволюционную деятельность. В 1956-58 годах семьи репрессированных получили справки: «реабилитирован, дело прекращено за отсутствием состава преступления». Такую справку получила и моя бабушка Аузинь Анна Петровна, но муж ее Аузинь Андрей Андреевич был реабилитирован уже посмертно.
 

 
Нам всем очень хотелось, чтобы на памятнике репрессированным было написано что-то и на латышском. Гравюра девочки — этот образ взят с обложки книги детских латышских сказок, которую мне с сестрами в детстве читала мама. Она символизирует мечту и надежду на лучшие времена. На памятнике также выгравированы слова: «Вас лишили честного имени, объявили врагами народа, а вы были Великими Тружениками, любили землю, своих детей и жизнь во всех ее проявлениях».