Культ работы делает американцев несчастными

Лучшая работа — оплачиваемое хобби. На первый взгляд, такой подход к работе должен делать людей счастливее, но на самом деле превращает работу в религию. Для современных американцев работа больше не является просто средством заработка на жизнь. Работа — это главный критерий оценки успеха, способ самоопределения и самоцель. Может, западный мир сворачивает не туда? Для элиты общества работа превратилась в религию, обещающую просветление, статус и определенное окружение. Но что из этого реально на самом деле?

Джон Мейнард Кейнс в своем эссе 1930 года «Экономические возможности наших внуков» предсказывал 15-часовую рабочую неделю в 21 веке, создав эквивалент пятидневных выходных. «Впервые в истории человек столкнется с реальной проблемой — чем заняться на досуге», — отметил Кейнс.

У этой точки зрения появилось много сторонников. В статье, опубликованной в 1957 году в The New York Times, писатель Эрик Барноу предсказал, что с упрощением работы  наша самооценка будет зависеть от хобби или семейной жизни. «Растущая автоматизация труда в сочетании с сокращением рабочей недели [приводит] к тому, что работники начинают обращать больше внимания не на труд, а на осмысленный, удовлетворительный и нескучный отдых», — писал он.

В тех предсказаниях о постиндустриальной эпохе была своя правда: по некоторым подсчетам, сегодня американцы работают намного меньше, чем раньше. Средний год работы сократился более чем на 200 часов, однако эти цифры не раскрывают всей истории. Богатые люди с высшим образованием, особенно мужчины, работают больше, чем десятилетия назад. С подросткового возраста в них взращивают идею сделать карьеру своей страстью и не сдаваться до последнего в поиске призвания.

Экономисты начала 20 века не предвидели, что работа перестанет быть просто производством и начнет определять личность. Не догадались они и о том, что для необеспеченного и среднего классов работа останется необходимостью, а для элиты общества работа превратилась в религию, обещающую просветление, статус и определенное окружение.

Назовем это культом работы.

1.   Проповедь о работе

Упадок традиционных взглядов в Америке совпал со взрывом нового атеизма. Одни люди поклоняются красоте, другие — политике, кто-то находит смысл в детях. Но каждый чему-то поклоняется. И культ работы — одна из самых мощных религий, соревнующихся за граждан.

Что такое культ работы? Это убеждение, что работа необходима не только для экономического производства, но и является основой личности и смыслом жизни; убеждение, что политика улучшения благосостояния всегда требует больше работы.

Человек трудолюбивый не новичок в американском укладе жизни. Американская мечта — избитый миф о социальном лифте через тяжелую работу — уже больше века заставляет США преследовать материальный успех и работать до изнеможения, чтобы его достичь.

Ни одна крупная страна не может похвастаться такой же производительностью, как США. В среднем в год там больше всего рабочих часов, и разница только растет. Между 1950 и 2012 годами в Германии и Нидерландах их количество снизилось примерно на 40%, а в США — только на 10%. Американцы «работают дольше, отдыхают меньше, получают меньшие социальные пособия и выходят на пенсию позже, чем люди в сравнительно богатых странах, — сообщает Самюэль П. Хантингтон в своей книге Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности, 2005 год.

Увеличению разрыва между работниками поспособствовали богачи.

Согласно опросу, проведенному в 1980 году Федеральным резервным банком Миннеаполиса, самые высокооплачиваемые сотрудники работали меньше, чем средний класс и люди с низким уровнем дохода. Но это изменилось. К 2005 году самые богатые 10% семейных людей имели  наиболее продолжительную рабочую неделю. В то же время люди с высшим образованием сократили время отдыха больше всех. Сегодня справедливо утверждать, что американская элита превратилась в ведущих трудоголиков мира, работающих дольше, чем беднейший слой населения США и богатые люди в столь же богатых странах.

Этот сдвиг бросает вызов экономической логике и истории. Богатые всегда работали меньше бедных, потому что могли себе это позволить. Европейские дворяне обедали, танцевали и сплетничали, пока крепостные без конца трудились. В начале 20 века зажиточные американцы использовали продолжительное время отдыха для еженедельных походов в кино и занятий спортом. Сегодня богатые американцы могут позволить себе еще больше свободного от работы времени, но они используют свои достижения для покупки самого странного из призов — еще больше работы!

Быть может, долгие рабочие часы — это часть гонки за статус и доход среди зажиточной элиты. Или логика вовсе не экономическая, а эмоциональная, — даже духовная. Самые образованные и богатые американцы, которые могут получить все, что захотят, выбрали офис по той же причине, по которой набожные христиане посещают церковь по воскресеньям: именно там они чувствуют себя наиболее полно в духовном плане. «Сегодня для большинства богатых не существует понятия «досуг»: работа — это их игра, — объясняет экономист Роберт Франк TheWall Street Journal. — А наращивание состояния — творческий процесс, который приносит наибольшее удовольствие».

Пусть культ работы и начался с богатых мужчин, но сегодня его последователями становятся люди разного возраста и пола. В документеоб элитных университетах, опубликованном в 2018 году, исследователи обнаружили, что для женщин важным преимуществом учебы в выбранном колледже было не  высокая зарплата, а продолжительная работа в офисе. Иными словами, элитные учебные заведения готовят выпускников-трудоголиков. Более того, в недавнем отчете исследовательского центра Пью сообщается об эпидемии тревожности среди молодежи. 95% из опрошенных признались, что «иметь интересную работу или карьеру» будет «крайне или очень важно» во взрослой жизни. Работу отмечали чаще других приоритетов вроде «помогать нуждающимся» (81%) или «создать семью» (47%).  Работа, а не семья или доброта является наивысшей целью современной молодежи.

Пока американцы поклоняются культу труда, лидеры освящают его с мраморных помостов Конгресса и закрепляют на законодательном уровне. В большинстве развитых стран новоиспеченным родителям оплачивают отпуск по уходу за ребенком; в США же такое не практикуется. Большинство развитых стран облегчает бремя родительства инструментами социальной политики, однако по государственным расходам на уход за детьми и раннее развитие  США находятся в самом низу международного рейтинга. В развитых странах гражданам гарантируется бесплатная медицинская помощь со стороны государства, но большинство застрахованных американцев получают медицинскую помощь через — кого? — своего работодателя. Автоматизация и ИИ вскоре начнут угрожать рабочей силе, но американская система социального обеспечения за последние 20 лет стала больше ориентироваться на работу. В 1996 году президент Билл Клинтон подписал Закон о личной ответственности и возможности трудоустройства (Personal Responsibility and Work Opportunity Reconciliation Act), который заменил большинство существующих систем социального обеспечения программами, в которых пособия зависели от работы получателя.

Культ работы не просто черта американской элиты. Это закон.

Отсюда справедливый вопрос: что плохого в том, чтобы исступленно работать?

Пока что человечество не выживет без труда. Искусственный интеллект не готов управлять мировыми фабриками или ухаживать за больными. В каждой развитой экономике большинство людей трудоспособного возраста работают, а в менее богатых странах средняя продолжительность трудовой недели больше, чем в США. Без работы, включая неоплачиваемую работу в виде воспитания ребенка, большинство людей чувствуют себя несчастными. Некоторые данныеполагают, что безработица мучительнее, чем потеря близкого человека, поскольку нет отвлекающего внимание фактора.

Пока работа существует, в ней нет ничего предосудительного. И совершенно точно, что одержимость элиты значимым занятием приведет к выигрышу нескольких участников лотереи культа работы: занятых, богатых и глубоко состоявшихся. Но культура, воплощающая мечты самореализации через оплачиваемую работу, обречена на коллективную тревожность, массовое разочарование и неизбежное выгорание.

В прошлом веке американская концепция работы перешла от работы к  карьере и призванию, от необходимости к статусу и смыслу жизни. Пока основой экономики было сельское хозяйство и мануфактуры, десятки миллионов людей выполняли одинаковую рутинную работу и не грезили о высших целях. Посадка кукурузы или завинчивание болтов — в конце концов, это просто работа.

Рост профессионального класса и корпоративных структур в начале 20 века создал современный путь карьеры, последовательную линию из ряда ценных инициалов: вице-президент, старший вице-президент и генеральный директор (VP, SVP, CEO — англ. аббревиатуры — примечание Newочём). В результате все отличное от поиска родственной профессиональной души для современного работника значит ровным счетом ничего.

«Мы создали идею, что смысл жизни должен быть найден в работе, — сожалеет Орен Касс, автор книги The Once and Future Worker, — и говорим молодежи, что работа должна стать их страстью. „Не сдавайся, пока не найдешь профессию по душе!” „Ты изменишь мир!” — подбадриваем их мы. Эти призывы звучат в напутственных обращениях, поп-культуре, и, по правде говоря, в СМИ, включая The Atlantic».

Но наши офисные столы никогда не были алтарями. Современная рабочая сила развивалась для удовлетворения потребностей потребителей и капиталистов, а не для помощи миллионам людей в поиске смысла жизни в офисе. Сложно самореализоваться на работе, когда вы кассир (одна из самых распространенных работ в США), и даже лучшие позиции белых воротничков включают в себя продолжительный период статичной, скучной и бесперспективной работы. Это несовпадение между ожиданием и реальностью — рецепт для разочарования, если не явного страдания — может объяснить, почему, согласно исследованию 2014 года, уровень депрессии и тревоги в США «существенно выше», чем он был в 1980-х.

Одно из преимуществ быть христианином, мусульманином или зороастрийцем в том, что эти богобоязненные поклонники верят в неосязаемую и неотразимую силу добра. Но работа осязаема, а успех часто фальсифицируется. Сделать ее центром своей жизни значит отдать жизнь в руки хаотичного рынка. Быть сосредоточенным на работе — это поклоняться богу с полномочием уволить.

2.  Трудолюбивые миллениалы

Поколение миллениалов, родившееся в последние два десятилетия 20 века, достигло совершеннолетия в бурные 90-е, когда культ работы бежал по венам американцев. На западном побережье появился современный технологический сектор, штампующий миллионеров, соединивших утопичные мечты с идеей делай-что-любишь. На восточном побережье президент Клинтон  забрал неолиберальную эстафету у Рональда Рейгана и Джорджа Буша-младшего, подписав законы, ставшие основой политики благосостояния.

Как написала Энн Хелен Петерсен в вирусном эссе  «Выгорание миллениалов» для BuzzFeed News, взяв за основу идеи, о которых Малкольм Харрис рассказывал в своей книге Kids These Days, в эти десятилетия миллениалы были заточены под машины самореализации. Они прошли через детство с кучей дополнительных занятий и проверили каждую ступень успеха, только чтобы экономика разрушила их мечты.

Хоть и неправильно грести 85 миллионов человек под одну гребенку, справедливо будет сказать, что американские миллениалы все вместе были определены двумя травмами. Первая — студенческий долг. Миллениалы — самое образованное поколение, и этот факт должен был сделать их богатыми и защищенными от экономических кризисов. Но повышение уровня образования  дорого стоило. С 2007 года непогашенный студенческий долг вырос почти на $1 трлн, увеличившись в три раза всего за 12 лет. С тех пор как в 2008 году экономика резко упала, средняя заработная плата молодых выпускников перестала расти, и это еще больше затруднило выплату кредитов.

Второй травмой поколения миллениалов стало воздействие социальных сетей, которое усилило давление на создание образа успеха — для себя, друзей, коллег и даже родителей. Но в сфере услуг и информационной экономики сложно визуализировать карьерный успех. Рабочие профессии синих воротничков производят материальные продукты: уголь, стальные стержни, дома. Результат работы белых воротничков — алгоритмы, консалтинговые проекты, программируемые рекламные кампании — является  бесформенным и часто неосязаемым. Нелишне сказать, что, чем белее воротничок, тем сложнее его визуализировать.

Поскольку физический мир оставляет мало следов достижений, современные работники используют социальные сети для их демонстрации. Многие тратят часы на создание отдельной реальности беззаботных улыбок, открыток и рабочих мест с лампочками Эдисона. «Социальные сети свидетельствуют о плодах тяжелого, поощряемого труда и труда как такового», — пишет Петерсен.

Кажется, что работающие миллениалы прославляют переутомление и «выгорание»  (даже если внутри это не так). В недавнем эссе New York Times «Почему молодые люди притворяются, что любят работать?» репортер Эрин Гриффит посещает коворкинг WeWork, где мягкие кресла призывают делать то, что вы любите, а неоновые вывески умоляют трудиться усерднее. Эти изречения находят отклик у молодых работников. Как показывают некоторые исследования, миллениалы похожи на наркоманов на работе. «Как и всех работников, — заключило один из исследований Gallup, — миллениалов заботят их доходы. Но для этого поколения работа — не просто зарплата, а цель».

Проблема со взглядом «работа вашей мечты где-то здесь, так что не останавливайтесь» в том, что это план духовного и физического истощения. Долгие часы не делают никого продуктивнее или креативнее; они делают людей напряженными, уставшими и озлобленными. Но мифы о переутомлении выживают, «потому что они оправдывают крайнее богатство, созданное для небольшой группы элитных технарей», — пишетГриффит.

В экономической системе есть антиутопический элемент, который убедил самое обремененное долгами поколение в истории Америки ставить цель выше зарплаты. Представьте, если бы вы создавали рабочую силу в «Черном зеркале», которая поощряла переутомление без повышения заработной платы. Что бы вы предприняли? Вероятно, вы бы убедили образованных молодых людей, что доход вторичен, что никакая работа не является просто работой, и что единственная реальная награда — это ослепительное сияние предназначения. Дьявольская игра создала приз настолько заманчивый и редкий, что выиграть его почти невозможно, но каждый считает своим долгом пытаться до последнего.

3.   Время быть счастливым

Пришло время признаться. Я — продукт явления, которое сам же и критикую.

Я предан своей работе. Больше всего я чувствую свою значимость, когда  выполняю ее, — даже если пишу текст про губительность такого отношения. Моя личность слилась с работой, чувством выполненного долга и продуктивностью, поэтому приступы творческого кризиса отправляют меня в кризис экзистенциальный, который может распространиться на каждую часть моей жизни. И я знаю достаточно писателей, технических работников, маркетологов, художников и предпринимателей, чтобы знать, что мой недуг — обычное явление, особенно в рамках определенной сферы деятельности.

Некоторые трудоголики только рады такому положению дел. Эти немногочисленные счастливчики всегда мотивированы, и им не нужно ежедневно рассказывать о своих достижениях. Однако  сложно поддерживать чистоту внутренней мотивации, если отовсюду слышатся требования показать и доказать свой успех. Существует список Forbes и список Fortune; каждый профиль в Twitter, Facebook и LinkedIn явно отмечен показателями достижений (подписчиками, друзьями, просмотрами, ретвитами), придающими социальным сетям черты соревнования. С каждым годом мотивированным и искренне счастливым работникам будет труднее отказываться от участия в турнире труда, кружащегося вокруг них.

Культ работы предлагает опасный компромисс. С одной стороны, страсть американцев к упорной работе — это причина ее особого места в мировой истории и репутации мировой столицы успешных стартапов. Культура, восхваляющая невероятный успех, породит успешных людей, и это логично. Но невероятный успех — это ложный бог, который отвергает подавляющее большинство своих поклонников. Работа никогда не предназначалась для того, чтобы нести бремя веры, и она сгибается под такой тяжестью. Согласно Gallup, ошеломляющие 87% сотрудников не увлечены своей работой, и этот процент растет с каждым годом.

Чтобы покончить с этой эпидемией, нужно сделать работу комфортнее. Но лучший вариант — уменьшить ее значимость.

Можно начать с государственной политики. В мировом сообществе появились новые веяния: безусловный базовый доход, отпуск по уходу за ребенком, субсидированный уход за детьми, пособие на ребенка. Все это сделало бы долгий рабочий день не таким уж и необходимым для американцев. Этих изменений может быть недостаточно, чтобы ослабить их преданность работе ради работы, поскольку самыми большими фанатиками являются богачи. Однако социальные выплаты точно избавят подавляющее большинство населения от патологического трудоголизма, который охватывает сегодняшнюю элиту. Возможно, в обществе даже появится массовое движение, которое вытеснит работу из центра американской идентичности.

Американцы забыли традиционную цель работы: речь идет о покупке свободного времени. Подавляющее большинство работников счастливее, когда они проводят больше времени с семьей, друзьями и партнерами, согласно исследованию, проведенному доцентом Гарвардской школы бизнеса Эшли Уилланс. В одной из работ она пришла к выводу, что самыми счастливыми молодыми работниками являются те, кто  предпочел карьеру без переработок, чтобы сосредоточиться на  отношениях и хобби.

Как странно это звучит. Но именно такое видение вдохновило экономиста Джона Мейнарда Кейнса в 1930 году предсказать, что в 21 веке у американцев будет пять выходных, а не рабочих дней. Он верил, что работа — это валюта, а не продукт жизни. А что на нее купить — окончательный проект жизни.

Оригинал: The Atlantic

Автор: Дерек Томпсон

Источник