”Знаете, когда в панельном доме тише всего?” Женщина рассказала, как в детстве ее бил отец, но никто ей не помог.

Пляски Министерства юстиции вокруг выданной и тут же отобранной премии Микку Пярнитсу за заслуги в области предотвращения насилия привели к общественной дискуссии относительно насилия, совершаемого в традиционных семьях. Свою историю изданию Eesti Ekspress рассказала Анналийза Отса.

Пока все хорошо. Избиения начались позже. Фото из домашнего архива героини рассказа.

"Вы знаете, когда в панельном доме тише всего? Тише, чем на кладбище. В том самом панельном доме, где жители пятого этажа точно знают, когда и сколько ты на первом этаже занимаешься музыкой. Тише, чем на кладбище, в доме тогда, когда ты зовешь на помощь. Когда кричишь что есть мочи, изо всех сил. Тогда в доме тихо. Как на кладбище. Хотя ты надеешься, что кто-то услышит и придет. На помощь. Но этого не происходит. Никогда. Я знаю это, потому что я звала. Звала на помощь. Нет, не часто, ведь никто не приходит. Не было смысла звать”.

"Мой отец не был педофилом. Он был алкоголиком.

И когда он пил, в определенный момент ему становилось необходимо кого-то воспитывать. И это была я, поскольку ни братьев, ни сестер у меня не было”. Мать девочки вечерами работала, а отец приходил пьяный и, как пишет Отс, начинал провоцировать конфликт, например, посылая ее в 20 часов спать. И когда девочка высказывала недовольство, у мужчины будто бы появлялось оправдание для того, чтобы ударить ее.

”Я помню это чувство, которое испытывала каждый раз, когда раздавался хлопок входной двери. Это означало готовность. Что бы я ни делала, мне нужно было привести себя в готовность к тому, что, скорее всего, мне придется защищаться. Шаги… Он шатается? Нет? Пьяный? Может, сегодня ляжет спать? Нет, идет на кухню…”.

”Традиционная семья — мать работает, отец пьет на кухне”, — иронизирует Отс.

”Этих случаев, когда я должна была бороться за жизнь с мужчиной, который сильнее меня, выше на 20 сантиметров и старше на 32 года, было немало. Это длилось годами. Мне повезло, что мы жили на первом этаже. Иногда, когда отец шел за ремнем, я выпрыгивала из окна и бежала к подруге”.

”Я не помню, когда это началось и когда закончилось. Наверное, закончилось, когда я стала достаточно взрослой для того, чтобы вообще не возвращаться вечерами домой”.

Маме девочка ничего не рассказывала, потому что не хотела ябедничать и не хотела расстраивать ее. Но когда отец оставил на лице дочери синяк, все вскрылось. Однако дело ограничилось лишь тем, что мать отругала отца.

”Мой отец не был педофилом, но однажды, когда я была в позднем подростковом возрасте, он сказал, что занимался с сексом со шлюхой моего возраста и она не хотела. А другой раз, когда он полез на меня с ремнем, то стянул с меня штаны так, что оказались видны ягодицы. Я вырвалась, но запомнила это. Стыдно. Тссс… Если я об этом никогда не говорила, то этого и не было, верно?”

”Это моя история. История. Да, меня никогда не избивали до полусмерти. Меня, слава богу, не насиловали. Но значит ли это, что я — победитель? Моя история повлияла на то, что я выбираю в жизни. На мои отношения. На то, какую панику я ощущаю даже при незначительной ссоре. На то, насколько я закрываюсь, когда кто-то на меня нападает пусть даже вербально”.

”Почему я об этом пишу? Потому что думаю, что моя история не особенная. Думаю, что это совершенно обычная история. Это — история эстонской семьи. Высокообразованной семьи”.

”К сожалению, я уверена, что именно сейчас кто-то бьет кого-то. Я, к сожалению, уверена, что именно сейчас кто-то где-то насилует милого ребенка, дело которого — просто играть в игрушки. Я пишу об этом потому, что, когда я завала на помощь посреди своей традиционной семьи, то никто из вас не пришел. Ни разу. Я слышала лишь тишину. Тех, кто хочет, чтобы так и осталось, много. Fuck you! Это молчание нужно нарушить! ”