«Дьявол всегда найдет работу для праздных рук». Как изменится отношение к труду и отдыху в эпоху искусственного интеллекта.

В издательстве «Альпина ПРО» вышла книга «Искусственный интеллект и экономика: Работа, богатство и благополучие в эпоху мыслящих машин» экономиста и гендиректора крупнейшей в Европе консалтинговой компании в области макроэкономики Capital Economics Роджера Бутла. Автор рассказывает, как искусственный интеллект, всеобщая роботизация и другие современные технологии повлияют на экономику, распределение богатств и власти, способы обучения и работы, а также на наш досуг. Публикуем фрагмент из главы, посвященной изменению баланса между работой и личной жизнью.

Работа спасает человека от трех великих зол: скуки, порока и нужды.
Вольтер

Выберите работу, которая вам нравится, и вам не придется в жизни работать ни дня.
Аноним

Большая часть технической литературы о нашем будущем, в котором повсюду доминирует искусственный интеллект, изображает эпоху, где люди превратились в беспомощных жертв неумолимого технологического прогресса. Даже значительная часть экономических трудов (чьи авторы, по идее, должны быть компетентны в этих вопросах) рисует очень похожую картину. Рабочие места для людей в этом антиутопическом будущем исчезают, и человеческая раса оказывается выброшенной на свалку по вине бездушных машин. Люди фактически ничего не могут с этим поделать, как с любой другой превосходящий их силой.

Но сейчас вы должны понять, что все это не имеет отношения к моим представлениям о будущем. По крайней мере до тех пор, пока «сингулярность» не возьмет верх (и еще не факт, что это когда-нибудь случится), — я не верю ни во что подобное. (В этой книге мы обсудим вопрос о сингулярности в эпилоге.) Надеюсь, я достаточно убедил вас в том, что в новом мире, управляемом роботами и искусственным интеллектом, не существует макроэкономических причин, из-за которых те, кто действительно хочет работать, не смогут этого делать.

Конечно, переход к новой эпохе неизбежно будет болезненным. Кто-то останется на обочине прогресса, не сумев переквалифицироваться и найти работу; у кого-то будут проблемы с уровнем доходов от текущей или будущей работы (я рассмотрю все эти вопросы в шестой главе). Разумеется, перспектива отдельных лиц или целых сообществ отстать от всеобщего развития, а также проблемы, связанные с серьезными изменениями в распределении доходов, поставят важные стратегические вопросы перед государственной политикой (к этим вопросам мы обратимся в третьей части). Тем не менее даже худшие из возможных сценариев не похожи на будущее с одной только безработицей и нищетой, о котором твердят ультра-пессимисты.

Суть моего видения будущего, вытекающая из предыдущей главы, заключается в том, что число работающих людей в эпоху искусственного интеллекта и роботов не станет определяться теми или иными форс-мажорными обстоятельствами. Скорее, все будет зависеть от личного выбора. Сами люди и общество в целом смогут (и почувствуют потребность в этом) выбрать правильный баланс между работой, отдыхом и развлечением. Под «правильным» я подразумеваю тот баланс, который больше всего подходит именно нам, людям.

Так что же лучше всего подойдет нам? Это спорный вопрос, на который нельзя дать однозначный ответ. Некоторые из действующих сейчас экономических и социальных факторов говорят в пользу того, что люди предпочтут работать так же много, как и сейчас. Другие соображения указывают на то, что увеличению доходов многие предпочтут увеличение отдыха и досуга. Позже я рассмотрю оба варианта.

Если в будущем люди действительно решат проводить меньше времени на работе и больше времени уделять досугу и хобби, то возникнут еще два принципиально важных вопроса.

• Когда именно им потребуется больше досуга в течение трудовой жизни (и с учетом того или иного рабочего расписания)?

• Чем они захотят заниматься в дополнительное свободное время?

Лишь найдя правильный ответ на эти ключевые вопросы, мы сможем подойти к решению общей проблемы, обозначенной в конце предыдущей главы, а именно: к чему приведет увеличение производственной мощности за счет внедрения роботов и искусственного интеллекта? К повышению производительности труда или к удлинению досуга?

Чтобы разобраться во всем этом хитросплетении обстоятельств, нам необходимо углубиться в историю отношения человечества к труду и отдыху, опираясь на опыт культуры на Западе и (когда это достаточно релевантно) на опыт других культур. Здесь мы будем рассматривать проблемы, затрагивающие условия жизни человека в современном мире независимо от таких явлений, как технологические революции, включая появление роботов и искусственного интеллекта. Если даже нынешние технологические прорывы окажутся » сырым порохом«, как это рисуют многие любители сермяжной правды, мы все равно неизбежно столкнемся с основополагающими вопросами о труде и отдыхе. Однако из-за особого характера проблем, которые роботы и искусственный интеллект способны создать для рынка человеческого труда, эти вопросы особенно важны для размышлений об экономике в эпоху доминирования умных машин.

От древних времен до наших дней

На протяжении всей глобальной истории отношение человечества к труду оставалось противоречивым. С одной стороны, всегда существовало мнение, что труд — это ключ к осознанию цели и ценности и даже путь к благочестию. С другой стороны, труд считался проклятием, изматывающим, отупляющим и порабощающим человека, превращающим людей в рабочий скот.

Оба эти отношения проявляются, например, в христианской традиции. «Дьявол всегда найдет работу для праздных рук» — известная христианская пословица, которая, возможно, возникла из замечания святого Иеронима в IV в. Однако в Эдемском саду труд, похоже, вообще не играл никакой роли. И это видение безработной жизни не ограничивается Ветхим Заветом. В Евангелии от Матфея Иисус призывает своих учеников не беспокоиться о работе и деньгах: «Посмотрите на лилии в поле, как они растут: они не трудятся и не прядут».

Многое из того, что выражает негативное отношение к труду и сохраняется в человеческой психологии и сегодня, можно проследить в истории если не до Эдемского сада, то по крайней мере до промышленной революции. Менялся характер работы, и теперь уже фабрики порабощали людей. Разделение труда, отстаиваемое Адамом Смитом, стало более эффективным, чем выполнение нескольких операций одним человеком, но и здесь были свои недостатки, и Смит это признавал. В «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776) он пишет: «Человек, потративший всю жизнь на выполнение нескольких простых операций, результаты которых всегда одинаковы, не имеет возможности приложить усилия для само совершенствования».

Маркс продвинулся в этом вопросе еще дальше. Он писал:

Итак, вы легко можете убедиться, что противоречивое отношение человечества к труду — по сути своей вовсе не противоречие, а скорее, хорошо обоснованное различие во взглядах на разные виды работы. С давних времен труд был в основном физическим: копание, перемещение грунта и камней путем толкания и тяги, обработка материалов и придание им необходимой формы, сгибание предметов, перенос тяжестей и многое другое подобное перечисленному. Со временем, конечно, человечество научилось использовать животных, чтобы те выполняли большую часть самой изнурительной тягловой работы и всего, что связано с перемещением тяжестей и перевозкой вещей. Однако сложного физического труда оставалось много и для людей.

В современном мире активную неприязнь к труду в прошлом обычно объясняют тем, что тогда под работой подразумевался тяжелый физический труд. В пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Пигмалион», адаптированной для мюзикла, ставшего впоследствии чрезвычайно успешным фильмом «Моя прекрасная леди», главная героиня Элиза Дулиттл мечтает, что ей вообще не придется трудиться, а только наслаждаться жизнью. Это чувство похоже на то, что выражается в широко известной иронической эпитафии на могиле уборщицы: «Не оплакивайте меня, друзья, не надо грустить обо мне: ведь теперь мне не придется делать больше ничего во веки веков».

Понятно , что тяжелый труд — это не обязательно труд физический. Многие люди сейчас находят для себя в физических нагрузках и пользу, и чувство удовлетворения. Как мужчины, так и женщины, освобожденные от тяжелого физического труда на работе, в большинстве стран западного мира теперь добровольно приковывают себя к тренажерам на несколько часов в неделю, а иногда даже и на несколько часов ежедневно. Их цель — не деньги, а здоровье и красивое тело. Не без иронии можно сказать, что уже сейчас существуют определенные места, где новые машины физически порабощают современного человека. Их называют спортивными залами. Интересно, что для описания результатов этой деятельности чаще всего используется выражение «накачаться». Лично пережив от подобного занятия изрядные мучения (но отнюдь не экстаз), я теперь хорошо понимаю это сравнение с ручным насосом. Впрочем, как известно, некоторые предпочитают для достижения того же эффекта накачиваться стероидами.

Широко распространенная неприязнь к той форме труда, которая появилась в результате промышленной революции, была основана не столько на ее физическом характере, сколько на бесчеловечной сути этой отупляющей деятельности, поскольку люди ощутили себя рабами машин. По этому поводу существует обширная академическая литература, но, пожалуй, наиболее яркое изложение этой позиции мы находим в романах английского писателя начала XX в. Дэвида Герберта Лоуренса. Он рассматривал индустриализацию как явление, не только унижающее британцев и загрязняющее их родную землю, но и как нечто порочащее самих людей и загрязняющее их души. На Лоуренса сильно повлияло то, что ему пришлось узнать подноготную правду об угольной промышленности и ужасах трудовой жизни шахтеров в его родном Ноттингемшире.

Все прелести изнурительной работы хорошо проявляются в жизни «белых воротничков», когда мы вспоминаем, каковы свойства их каждодневных занятий:

— монотонность и бесконечное повторение одних и тех же действий;

— отсутствие человеческих связей с коллегами;

— непонимание сути конечного продукта и потребностей тех, кто им пользуется;

— отсутствие веры в то, что их работа вообще имеет какой-либо смысл.

Если даже в современном мире бытует мнение, что труд непременно должен быть утомительным, то нет ничего удивительного в том, что утопическое будущее человечества чаще всего рассматривается как мир, где трудиться вообще нет нужды. По иронии судьбы в видении коммунистического будущего Карлом Марксом триумф рабочего класса заключался в достижении мира без труда — и без необходимости в нем. Капитализм представлялся в этой теории лишь необходимым этапом экономического и социального развития, потому что он буквально приносил блага. Но по мере того, как производственный потенциал будет расти, потребность в капитализме и в борьбе за выживание отпадет. При коммунизме гипотетически наступает изобилие товаров, что приводит к преобразованию большинства человеческих отношений и политических институтов.

Другие великие мыслители приходили к аналогичным выводам, хотя они предполагали совсем другие пути развития общества и принципиально иное его итоговое состояние. В конце XVIII в. Бенджамин Франклин, один из отцов-основателей Соединенных Штатов Америки, предсказывал, что рано или поздно людям и обществу станет хватать четырех часов работы в день; остальное время будет предназначено для «отдыха и развлечений». Позже драматург Бернард Шоу пошел еще дальше — в 1900 г. он писал о том, что к 2000 г. рабочие будут работать всего два часа в день. Спустя много десятилетий после Шоу влиятельный аналитический центр «RAND Corporation» в своем прогнозе утверждал, что в будущем все, что нужно обществу, сможет производить буквально 2% населения.

Баланс между работой и личной жизнью

Как мы вскоре увидим, значительная часть современной профессиональной деятельности вообще не вписывается в модель «тяжелого труда». К тому же многим людям их работа попросту нравится. Возможно, мы и вправду стоим на пороге эпохи изо билия, в которой не будет необходимости работать, но если одни авторы расценивают такой сценарий будущего как освобождение человечества, то другие видят в нем пугающую перспективу. По мере того как мы переходим к «экономике искусственного интеллекта», разница между этими двумя взглядами на работу становится очевидной.

Вы уже могли заметить, с каким уважением я отношусь к Джону Мейнарду Кейнсу в вопросах, касающихся макроэкономики, которую он, собственно говоря, во многом и придумал. Возможно, для вас будет неожиданностью узнать, как много внимания он уделил проблеме баланса между работой и досугом. Его размышления на эту тему — далеко не последнее слово в экономике и трудных мест в них больше, чем ответов.

Интересно, что хотя Кейнс предполагал совершенно иной путь развития общества, представление о его конечном состоянии у него было такое же, как у Маркса. В эссе «Экономические возможности для наших внуков» ( The Economic Possibilities for Our Grandchildren ), опубликованном в 1931 г., Кейнс предположил, что через 100 лет уровень жизни будет в четыревосемь раз выше, чем сейчас. Он утверждал, что этого будет достаточно, чтобы положить конец главной экономической проблеме, то есть дефициту, и заменить ее изобилием. Но отсюда возникает вопрос — на что людям тогда тратить время?

В некоторых отношениях эссе Кейнса меня смущает. Дело в том, что сам автор находится под влиянием предрассудков, характерных для образованных людей из высшего общества, и его представление о комфортной жизни прямо вытекало из образа жизни самого Кейнса и его друзей, особенно членов группы Блумсбери. В этом представлении полное отсутствие интереса к распределению доходов между людьми (и социальными группами) сочеталось с тревогой о том, как люди, живущие вне круга подобных им интеллектуалов, могут научиться проводить свое свободное время с пользой.

Однако большая часть эссе Кейнса, написанного почти век назад, читается на удивление свежо даже сегодня. Он пишет, например:

«Мы все переживаем сейчас приступ глубокого экономического пессимизма. Часто можно услышать, как люди говорят, что эпоха огромного экономического прогресса, которая характеризовала XIX в., закончилась; что быстрое улучшение уровня жизни теперь замедлится, по крайней мере в Великобритании; что снижение благосостояния в грядущем десятилетии куда более вероятно, чем его улучшение. Я считаю это ошибочной интерпретацией тех событий, которые с нами происходят. Мы страдаем не от старческого ревматизма, а от болей роста, вызванных чрезмерно быстрыми изменениями, от болезненности перенастройки между сменяющими друг друга периодами экономики».

Чтобы это видение Кейнса помогло нам подойти к вопросу о балансе труда и личной жизни в эпоху искусственного интеллекта, мы сначала должны рассмотреть то, что произошло в период, прошедший после того, как Кейнс написал свое эссе. Только после этого мы сможем обратиться к будущему во всеоружии.

Прав был Кейнс или ошибался?

Десятилетия, миновавшие после появления эссе «Внуки», характеризовались довольно неоднозначным отношением к работам Кейнса. Цитируемую статью он впервые представил в 1928 г., а в окончательном виде она была опубликована три года спустя, а значит, столетие, о котором упоминает автор, с момента ее появления еще не завершилось. Но теперь, когда я пишу данные строки, до этого остается лишь чуть больше 10 лет и вердикт уже вполне ясен.

Во-первых, давайте отдадим Кейнсу должное. Поразительные мысли, упомянутые нами выше, пришли ему в голову после многих лет, когда в Великобритании из года в год сохранялись одни и те же ужасные экономические показатели, а мировая экономика трещала по швам и готовилась погрузиться в Великую депрессию. В то время идея повышения уровня жизни человека в четыре-восемь раз по сравнению с нынешним показателем за какие-нибудь 100 лет должна была казаться чистой фантастикой.

Однако это выглядевшее безумным предвидение материального прогресса действительно сбылось, по крайней мере в развитом мире. В зависимости от того, какой именно год вы возьмете за отправную точку и какое определение уровня жизни используете, в США и Великобритании уровень жизни в 2018 г. составлял от 5,5 до 7 раз выше, чем он был в то время, когда Кейнс сделал свой прогноз. А ведь столетний период, о котором говорил Кейнс, к этому времени еще не истек! (Интересно, он в своем эссе «Внуки» не упоминает о «неразвитом мире» или о том, что мы сегодня назвали бы «развивающимися странами». В дальнейшем я также сосредоточусь в основном на развитых странах, но отчасти рассмотрю и некоторые развивающиеся.)

Более того, некоторые принципиальные особенности современного рынка труда прямо противоположны тому, что предполагал Кейнс. Действительно, люди некоторых профессий сейчас, наоборот, имеют тенденцию работать дольше. Раньше биржевые маклеры вели довольно непринужденный образ жизни, их нормальное рабочее время составляло максимум шесть или семь часов в день, причем много времени уходило на то, что называлось обедом . В настоящее время финансовых специалистов часто можно увидеть сидящими за рабочими столами уже в семь утра, и они напряженно работают весь день, то есть вообще без перерыва.

Столь же много трудятся и современные юристы, засиживаясь на рабочем месте до поздней ночи. (Я лично не понимаю, существует ли вообще разница между дневным и ночным режимом работы у финансовых экспертов и юристов.) Это радикально отличается от того, как функционировали люди этой профессии в XIX в. и даже до 1980-х гг. XX столетия. До недавнего времени успешные английские юристы вполне успевали вести свои юридические дела в утреннее время, а днем и вечером — заседать в Палате общин.

В XIX в. британские премьер-министры могли летом уезжать на континент или в свои загородные поместья на несколько месяцев. Сейчас от них ожидают круглогодичной усердной работы, и горе им, если их обнаружат загорающими на пляже за границей во время какого-нибудь национального бедствия или даже крупного происшествия. (Интересно, что подобное усердие, или по крайней мере его видимость, похоже, не привело к ощутимому улучшению качества работы правительства.)

Рядовые офисные работники также нередко работают дольше, чем обязаны, часто тратя, помимо этого, много времени на поездку к месту работы и назад сверх официально положенных рабочих часов. Более того, во время езды на работу и обратно они продолжают работать, используя ноутбуки или смартфоны, и вполне могут продолжать заниматься этим и дома — в свое предположительно свободное время.

Чрезвычайно возросло и число работающих женщин. Сегодня в большинстве стран развитого мира почти в каждой семье работают оба супруга. Это кардинально отличается от старой модели, когда один из них (обычно женщина) оставался дома и присматривал за детьми и домашним хозяйством. В результате сейчас для многих женатых людей пребывание дома — это не отдых, а просто другой вид работы. Для всех, кому «посчастливилось» жить в таком режиме, переживания Кейнса по поводу того, что людям делать с избытком свободного времени, выглядят как рассуждения инопланетян о земных привычках людей.

Есть даже некоторые свидетельства, что люди других профессий тоже готовы работать дольше. В США и Великобритании, где сотрудники разных компаний имеют возможность выбирать (до определенной степени) уровень ежедневной занятости, продолжительность рабочего времени намного превышает норму в европейских странах, где право и политика профсоюзов жестко ограничивают рабочее время. Конечно, ВВП на душу населения в США примерно на 30–40% выше, чем во Франции или Германии, но зато в течение года средний работающий американец занят на службе на 30% дольше, чем средний работающий европеец. К тому же разрыв между Америкой и Европой увеличивается. В США в 1970 г. среднее количество рабочих часов в неделю для людей трудоспособного возраста составляло 24 часа, в 2004 г. — 25 часов.

Чем объясняется это очевидное современное доминирование работы над отдыхом, по крайней мере в англосаксонском мире? Только получив какой-то ответ на этот вопрос, мы можем составить представление о будущем балансе между работой и личной жизнью в эпоху искусственного интеллекта.

Источник