Правда об остзейских немцах: кто был первым русофобом в Прибалтике?

Знакомьтесь, пушка "Ревельский Лев", отлитая мастером Карстеном Миддельдорпом в 1559 году предположительно в Любеке (где находились одни из лучших мастеров и обширный рынок артиллерии) для обороны Ревеля (ныне Таллин, Эстония). Ствол бронзовый, длиной 420 см, калибр 8 фунтов (107 мм.), вес орудия – 2375 кг. В дульной части ствола – вмятина от попадания ядра, на казенной части – изображения льва и грифов поддерживающих щиты с таллинскими гербами. На стволе надпись:

Единственное прижизненное скульптурное изображение Ивана Грозного на пропагандистской пушке из Ревеля (Таллина)

Никого не напоминает?

А если с шапкой Мономаха?

Как раз в то время Государь, Царь и Великий Князь всея Руси Иван IV Грозный начал войну с Ливонией, точнее Ливонским орденом, точнее ландмейстерством Тевтонского ордена в Ливонии, ну да не важно.

Уже год как длилась война и одно из первых перемирий между враждующими сторонами все использовали по максимуму, чтобы укрепить то что можно. В частности, орден заказывал пушки для своих крепостей.

И вот одна такая пушка (в числе многих других) попала в руки русских и до сих пор хранится в Военно-Историческом музее артиллерии, Инженерных войск и войск связи. Что мы на ней видим? Лицо с характерными чертами человека из восточной Европы (шапка, одежда, густая борода и волосы). Но если присмотреться, то можно предположить, что это изображение самого Ивана Грозного, которое на западе иногда видели в "летучих листках", пропагандистских листовках. И действительно, если взять реконструкцию царского черепа антрополога Герасимова, прибавить к образу шапку Мономаха и царские бармы, то мы обнаружим явное сходство:

Особенно если учесть сложности в скульптурном изображении на пушках XVI в., сознательное упрощение и искажение образа при многократной передаче.

Но зачем было немцам изображать вражеского правителя на собственных пушках?

С пропагандистской целью, конечно!

Во-первых, если винград (задняя часть пушки) это лицо, то стрелять ядрами царь должен был из... Ну вы поняли.

А во-вторых, волочить и перевозить пушку необходимо при помощи верёвок, то есть выглядело это так, как будто царь передвигается с верёвкой на шее. Короче сплошное издевательство.

Есть, конечно, и возражения, типа того что на момент изготовления пушки царю было 29 лет (а на пушке вроде как мужчина постарше), пушка отливалась тоже какое то время, плюс изображение царя должно было попасть на запад ещё за год-два-три (это с логистикой того времени). Так что это просто "среднестатистический московит" в традиционном оплечье и шапке.

В общем, думайте сами, решайте сами,

Царь это или не царь...

Источник

Русофобия в Прибалтике родилась не в последние три десятилетия и даже не в годы нахождения Литвы, Латвии и Эстонии в составе СССР, хотя отчасти и была подогрета советской политикой. Это явление имеет глубокие исторические корни, которые тянутся со времен господства в крае балтийских (остзейских) немцев. Ведь именно они на протяжении многих веков были настоящими хозяевами прибалтийских земель. Грозные тевтоны и их потомки за столетия сформировали определенное отношение к России и русским, которое было очень похоже на ту русофобию, что исповедуют сегодня власти стран Балтии.

Прибалтийские немцы не были коренным населением тех земель, которые принадлежат современным Латвии и Эстонии. Остзейцы (от нем. Ostsee — Балтийское море) прибыли на земли, населенные балтскими и финно-угорскими племенами в начале XIII века в рамках католического натиска на восток, известного как Drang nach Osten. Несмотря на то, что собственное государство рыцарей (Ливония) перестало существовать в середине XVI века, они продолжали оставаться хозяевами положения в регионе при господстве здесь Польши, Швеции и, наконец, России.

В 1721 году Ништадский мир подвел итоги многолетней Северной войны России и Швеции. Эстляндия (территория современной Эстонии) и Лифляндия (часть современной Латвии) были присоединены к России. Так прибалтийские немцы стали подданными русских монархов.

Остзейские немцы составляли высшие слои общества в балтийских землях Российской империи — дворянство (бароны-помещики) и бюргерство (жители городов). Основой их правового положения были привилегии, сохраненные за сословиями по условиям того же Ништадтского мира. Жалованные права остзейцев подтверждались каждым российским монархом.

Фактически между немцами и императорской властью действовало негласное соглашение: вы нам лояльность, а мы вам подтверждение привилегий.

Санкт-Петербург шел на это сознательно, поскольку видел в остзейском дворянстве главную опору своей власти в крае. Свои интересы немцы также проводили через остзейское «лобби» в столице. Ведь многие известные сановники, военные и государственные деятели Российской империи были выходцами из Прибалтийских губерний. Можно вспомнить Петра Алексеевича Палена — правителя Рижского наместничества, генерал-губернатора Курляндии и военного губернатора Санкт-Петербурга, который остался в истории как один из убийц императора Павла I. Другой известный всем остзеец — Александр Христофорович Бенкендорф. Этот уроженец Ревеля стал руководителем Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии или же просто — шефом жандармов, одним из главных чиновников в России эпохи Николая I.

К середине XIX века в остзейских губерниях сложилась и особая система управления, отличная от общеимперской.

Край обладал довольно широкой автономией, местное законодательство отличалось от общероссийского, а судопроизводство велось на немецком языке. Дворянство принимало участие в управлении краем через ландтаги, которые обладали довольно широкой законодательной инициативой и представляли собой инструмент реализации сословных привилегий[1].

Остзейские немцы сумели создать свое замкнутое общество в рамках Российской империи, которое варилось в собственном соку и очень болезненно воспринимало любые попытки реформирования края.

Желание Петербурга привести общественное устройство в остзейских губерниях к общероссийскому виду встречало сопротивление со стороны немцев, которое и принимало форму русофобии.

Первым, кто обратил внимание на существующие в Прибалтийских губерниях Империи русофобские тенденции, был мыслитель-славянофил Юрий Федорович Самарин. Свои идеи и наблюдения (Самарин два года прожил в Риге) он в яркой форме изложил в работе «Письма из Риги» в 1848 году[2].

Причину русофобии он видел в осознании прибалтийскими немцами, крывшемся в глубине души, чувства своей исторической неудачи и поражения. Все величие немцев было в прошлом, им оставалось только ностальгировать о временах своего могущества.

Несовпадение желаемого с действительным вызывало у остзейцев досаду, которая выливалась в ненависть к русским и России.

«Вознаграждением за все утраченное служат чувство племенной спеси, ничем не оправданная хвастливость и смешное презрение к России и ко всему русскому», — писал Самарин[3].

Русофобия проявлялась в неравенстве прав русских и прибалтийских немцев. Русский дворянин не обладал своими сословными правами на территории остзейских губерний, не мог участвовать в заседаниях ландтагов и в управлении краем. При этом остзейские бароны входили в состав общероссийского дворянства и обладали своими правами на всей территории Империи.

Гораздо более сильное ущемление в правах испытывали мещане. Поскольку каждый вид ремесла подчинялся ведению сословных корпораций (гильдий, цехов и братств), заниматься конкретным видом деятельности мог только член соответствующего объединения.

Русским из-за их национальности и вероисповедания чинили препятствия при вступлении в цеховые организации.

Человек просто не мог заработать себе на жизнь. Участью русских становились «страшная бедность и сопряженный с ней разврат»[4].Если русскому человеку и разрешали заниматься ремеслом, то требовали от него пошлины в пользу немецких мастеров как бы для покрытия понесенных ими убытков. Самарин писал: «Русский, трудящийся в поте лица, платит оброк немцу, который стоит подле него, скрестивши руки, покуривая трубку и побранивая русских <…>»[5].

Объектом остзейской русофобии становился и русский язык.

Остзейцы либо не желали учить русский, либо делали вид, что не понимают или не знают его.

Неприязнь к государственному языку доходила до такой степени, что отцы отказывали сыновьям в наследстве, если последние выучат русский, а местные чиновники злились, когда сталкивались с использованием русского языка в делопроизводстве: «Рассказывают, что один из здешних помещиков, очень почтенный человек, объявил наотрез своему сыну, что он лишит его наследства, если он выучится по-русски; а не так давно в присутственном месте один из заседателей, увидав бумагу, писанную по-русски, скомкал ее и бросил в сторону, восклицая: das verfluchte Russisch!»[6]

Русофобская политика остзейских дворян привела к тому, что русские люди в Остзейских губерниях Российской империи были лишены политических и гражданских прав, сталкивались с серьезными препятствиями в экономической сфере и притеснениями на религиозной и языковой почве.

У русских было два выхода — потеря своей национальной и культурной идентичности или жесткое противостояние с немцами и отстаивание своих прав. Второй путь был тернист, ведь на стороне остзейцев стояло правительство в Санкт-Петербурге. Немцы хоть и были русофобами, но оставались главной опорой власти императора в Прибалтийском крае. Поэтому интересы русского народа защищать было фактически некому.

Сегодня в независимых странах Балтии немцев почти не осталось. Их активный исход из Латвии начался после 1934 года, когда к власти в Латвии пришел Карлис Улманис. Сыграла свою роль и программа репатриации немцев из Латвии и Эстонии, начатая Гитлером в 1939 году. Остзейцы ушли, но семена русофобии, посеянные ими, всходят и по сей день.

Многие составляющие антирусской политики остзейских баронов и сегодня воплощаются в жизнь политическими силами в Латвии и Эстонии.

Немцы не давали русским участвовать в политической жизни края по национальным и религиозным мотивам. Если ты не протестант, не немец, не остзейский барон-рыцарь, то путь к участию в ландтаге тебе заказан. В похожую ситуацию в современной Латвии попадает такая категория, как «неграждане». Они не имеют избирательных прав, не могут служить в армии и правоохранительных органах, работать чиновниками, адвокатами или нотариусами. А все потому, что не знают латышского языка, который необходим для получения гражданства Латвии.

На сегодняшний день в Латвии проживает 216 682 негражданина, что составляет около 10,4% населения страны. 65,5% от этого числа составляют русские (это 26,8% всех русских Латвии)[7].

Не в почете у остзейцев был и русский язык. В судах и делопроизводстве практически до конца XIX века использовался немецкий. Не жаловали немцы и языки местных народов — латышский и эстонский. Но, несмотря на это, современные потомки угнетаемых немцами латышей и эстов в своем отношении к русскому языку недалеко ушли от остзейских чиновников.

Если посмотреть на программы национал-радикальных партий стран Балтии, можно также найти много схожего с риторикой немцев.

В программе правого политического объединения «Все для Латвии!» — «Отечеству и свободе/ДННЛ» можно найти такой пассаж: «Самодостаточность русскоязычной общины и русский язык, искусственно созданный в Латвии во времена СССР, — главное препятствие, мешающее созданию единого общества. Поэтому следует приветствовать эмиграцию части русскоязычных»[8].

Именно русский язык рассматривается как один из главных источников проблем некоторыми латышскими политиками правого толка[9]. Например, депутат латвийского Сейма Атис Леиньш считает, что из-за русского языка Латвия в мире до сих пор не воспринимается как страна Евросоюза[10].

Остзейские немцы ушли в прошлое. От них независимые Прибалтийские государства получили довольно большое наследство. В него вошли замечательные памятники культуры — исторические центры Риги и Таллина. Но красота немецкой ганзейской архитектуры омрачается идейной частью этого наследства — русофобией.

Юрий Самарин писал в середине XIX века: «Вместо того, чтобы последовать указанию судьбы, призывавшей их к возрождению, они обрекли себя на неблагодарную борьбу с историей, на вечное противоречие с действительностью, выражающееся в настоящем отношении здешнего края к России, к правительству и к русским»[11].

К сожалению, современные Латвия и Эстония унаследовали от прибалтийских немцев эту нелюбовь к своим восточным соседям.

Никакого этнического родства между немцами и коренным населением Прибалтики, конечно, нет. Но тесные родственные связи, основанные на идее русофобии, установить можно.

[1] Духанов М.М. Остзейцы: Политика остзейского дворянства в 50–70-х гг. XIX в. и критика ее апологетической историографии. — 2-е изд., перераб. и доп. — Рига: Лиесма, 1978. — С. 101.

[2] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Самарин Ю.Ф. Сочинения. Т. VII. — М, 1889. — С. 3-159.

[3] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. 7: Письма из Риги и история Риги. — М.: Типография А. И. Мамонтова и К°, 1889. — С. 37.

[4] Там же. — С. 87.

[5] Там же. — С. 95.

[6] Там же. — С. 36-37. Проклятый русский язык!

[7] Latvijas iedzīvotāju sadalījums pēc nacionālā sastāva un valstiskās piederības // gov.lv [сайт]. — URL: https://www.pmlp.gov.lv/lv/assets/ISVN_Latvija_pec_TTB_VPD_2020.pdf

[8] Обширная программа для 13 Сейма // Nacionālā apvienība «Visu Latvijai!»—«Tēvzemei un Brīvībai/LNNK [сайт]. — URL: https://www.nacionalaapvieniba.lv/programma/plasa-programma/valoda-nacionala-identitate-vienota-sabi...

[9] Кришталь М. Звериная ненависть: что националисты Прибалтики говорят о России и русских // RUBALTIC.RU [сайт]. — URL: https://www.rubaltic.ru/article/politika-i-obshchestvo/02052019-zverinaya-nenavist-chto-natsionalist...

[10] Радионов В. Провинция головного мозга: националисты боятся превращения в Латвии в губернию России // RUBALTIC.RU [сайт]. — URL: https://www.rubaltic.ru/svoi-vzgliad/20200930-provintsiya-golovnogo-mozga-natsionalisty-boyatsya-pre...

[11] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. 7: Письма из Риги и история Риги. — М.: Типография А. И. Мамонтова и К°, 1889. — С. 32.

Источник