Непросто бороться с нажитым за годы совковым нутром и мышлением :)

Дмитрий Торчиков родом из Латвии продолжает свои сатирические записки из нового места проживания: Голландии.

Вот и десять месяцев как я на «диком Западе». Многие вещи перестали раздражать, но не перестали удивлять. Как-то, например, работа супермаркетов. Я до сих пор начинаю хотеть пойти в магазин ровно тогда, когда он уже закрыт. Так что выходные у меня почти всегда макаронные из НЗ. Вообще привычка делать нычки тут пригодилась. Копнёшь в сумке, а там какие-никакие макарошки завалялись. Ну и поел вроде.

Из друзей у меня здесь товарищ с Ямайки, филиппинец, ну и казах. Последний в приоритете хотя бы только по причине возможности говорить на русском. Вообще слово «друг» в моём лексиконе появляется редко, и значение этого слова за последние годы претерпело значительные изменения. Поэтому — круг моего общения, назовём это так.

Наступил этот долгожданный момент, когда я перестал акцентировать внимание на цвете кожи. Довольно интересно. Когда я приехал, с кем бы я ни говорил, я чётко осознавал, что говорю с женщиной, выходцем из Африки, ну или из Азии. Сейчас это сошло на нет, настолько я уже привык к этой пёстрой палитре. Сейчас я вижу людей, абсолютно не замечая их национальных, культурных, расовых, религиозных и других спецэффектов.

Голландцы, конечно, стоят особняком, но им надо как-то выделяться, чтоб не забыть, что они голландцы. Есть хорошее слово в русском языке, точно характеризующее коренных, начинается на «рас-», заканчивается на «-дяи». В этой связи неудивительно, что реальным «островом свободы» в мире является именно Голландия, а никак не Куба, носящая это имя.

Тут ведь с востока — очень аккуратненькие немцы. На западе — Франция со своими модами и кухнями. На юге — испанцы со своими басками и каталонцами. Итальянцы — вообще авторы фашизма. В общем, все при деле, одним голландцам всё до фонаря. У них в очень интеллигентной компании девиз «I don't give a shit», а в остальных случаях — «I don't give a fuck». На русский язык это можно условно перевести как «всё плохо, но мне всё равно».

Я несколько раз видел ситуации, в которых у нас уже начались бы ор, скандалы, интриги, расследования... тут же — махнут рукой, мол, так и было, ничего не знаю. Всё, что не за гранью закона и здравого смысла, всё сойдёт.

Как-то рассказывал, что не было на работе света три часа. Ну, это не 15 минут. Компания однозначно понесла колоссальные убытки. Я так сидел весь напряжённый и заранее жалел уволенного электрика. Эти же — какой там! — олимпийское спокойствие. Там ответственность расписана у всех в контрактах в мельчайших подробностях, посему никто и ухом не повёл. Более того, никакого электрика не уволили. Он в пробке стоял, видите ли — и этого достаточно.

У нас бы эту тему месяц обмусоливали бы. Посчитали бы убытки и возрадовались бы потерям хозяина. Выпили бы за это с уволенным электриком. Тут на следующий день, никто об этом не вспоминал. Кроме меня. Может, мне, конечно, хотелось выпить с электриком, не знаю.

Ещё один показатель, что я тут давно — я начинаю забывать, как у нас там в Латвии что делается. Когда меня спрашивают: «А как у вас в России обстоят дела с тем-то и тем-то?» — я начинаю напрягаться и вспоминать.

Я привык к людям, транспорту, домам, добрым животным, ненавязчивому сервису, отсутствию нормального общепита, к пофигизму в том числе. Тут как-то всё ровно, гладко и параллельно. Есть какие-то шероховатости, но они как наждачка-нулёвка, почти незаметные.

Как они при всём при этом умудрились построить «коммунизм», одному богу известно, второму — нет.

Меня на днях с работы выгоняли с насморком, а я сопротивлялся и просил дать мне плуг, чтоб перепахать двойную норму. Они не понимают вот этого нашего «давай за родину, не покладая рук» и «давай останемся ещё на полчасика и всё доделаем». Нет, тут ни секундой больше. Никто даже пальцем не пошевелит. Вот останется в документе число поставить и подпись, а время — 17:00. Клянусь, всё бросят и уйдут.
 
 

 
Кстати

Простудился. «Дайте, — говорю в аптеке, — парацетамола упаковочку». Я, как и все, насморк не люблю, но голландцы, смотрю, люто терпеть не могут. 

 
Меня уже отпустило, а поначалу я рвался в бой так, что меня побаивались. Мои «рацухи» никому не нужны. Да-а-а, это ты здорово придумал. Да, это очень упростит работу... Но за это не платят, и не надо нам твоего «удобно». Я перестал быть новатором, Стахановым и дояркой-рекордсменкой. Есть объём работы — делай. Сделал — хорошо. Не сделал — «fuck» с ним. Ни разу никто никому не предъявил за что-то недоделанное.

Непросто бороться с нажитым за годы совковым нутром и мышлением, но я начал справляться.

Да и они уже немного пообтесались и привыкли к моему юмору. Один называет «вождём краснокожих». Молодец, растёт в моих глазах, аллегорию освоил. Так-то у них тут весь юмор ниже пояса. Я над таким в юности отсмеялся. Один из не говорящих по-английски меня Путиным называет и боязливо улыбается, второй при встрече мне постоянно говорит «пайэте». Ну и ладно, думаю, спросить-то у него не могу, что это.

И тут мне один посредник, знающий и французский, и английский, поведал, что это — знаменитый футболист такой, оказывается, Dimitri Payet. Вот на фотографии он и есть. Такой вот Димка.