Наши в городе: как русские освободили Берлин от Наполеона

Когда русские брали Берлин? Почти все ответят однозначно — в 1945 году. Чуть более искушённая публика вспомнит события Семилетней войны. Но было ещё одно взятие Берлина, и тогда это была не вражеская, а союзная столица, и русских там ждали как дорогих освободителей. В 1813 году свободу в Берлин несли на кончиках казачьих пик!

Генерал Блюхер и казаки в Бауцене. 1813 год. (Картина Виллевальде Богдана Павловича / 1885 год)

Прыжок через Польшу

Весна 1813 года — это настоящее белое пятно для широкой общественности в России. Победоносная, но кровавая и тяжёлая война 1812 подошла к концу. Однако положение дел было не настолько катастрофическим для французов, как могло показаться на первый взгляд. Наполеон, конечно, был разбит, и сам уехал в Париж, но это вовсе не значило, что между Неманом и Францией не осталось врагов. В Европе стояли гарнизоны, резервные, запасные части. К тому же, в России погибли многие завоеватели, но всё-таки не все. Так что французы быстро смогли сколотить не особенно плотный, но полноценный заслон.

Положение русских было в свою очередь не таким блестящим, как можно подумать. Да, потери в кампанию 1812 года для них выглядели иначе, чем для французов. Русские в основном теряли людей отставшими и больными, и через какое-то время “потеря” догоняла армию. Но воевать-то требовалось теми, кто налицо в строю сейчас! Так что застрять в Польше и восточных германских землях русские могли надолго. А там Наполеон успел бы сформировать новую армию, и дать новый бой.

Однако в руках у русских имелось несколько козырей, которые стоило разыграть. Во-первых, в большой политике победа 1812 года произвела тектонические сдвиги. Катастрофа Великой армии Наполеона создала момент слабости французов. Наполеон контролировал Австрию и Пруссию, формально это были союзники Франции — но все прекрасно понимали, что в этот союз их затолкали сапогами, и в Вене и Берлине хотели бы высвободиться из цепких объятий Бонапарта. Но здесь возникали очевидные трудности. Это в России Наполеона побили, а в Берлине-то стоял французский гарнизон!

Так что русским предстояло, как минимум, аккуратно выбить из-под Наполеона хотя бы Пруссию.

Другое важное обстоятельство было уже чисто военного свойства. Русские сохранили многочисленную кавалерию. Лошади Великой армии пали первыми жертвами в походе 1812, причём многие из несчастных животных не погибли сами, а пошли на корм людям. А вот русские имели не только сухари для людей, но и фураж для коней. А это позволяло вести маневренную войну. Пусть русских было очень мало для такого протяжённого “фронта” — французы тоже не имели масс войск, в которых рейды конницы могли завязнуть, а мобильные отряды могли наносить и страшные удары по коммуникациям, и влиять на европейскую политику.

Король Пруссии Фридрих Вильгельм уехал в Силезию — якобы для подготовки её обороны от русских. На самом деле, этим шагом он старался обезопасить себя от попыток французов заставить его что-то делать под угрозой прямого насилия. Но территория Пруссии по-прежнему находилась под контролем противника.

Русским требовалось действовать быстро, пока с запада не пришёл Наполеон со свежими силами. Именно из этого положения исходил один из главных героев нашей истории — Александр Чернышев. Чернышев — бонвиван, шпион, партизан и удалой командир; генерал, которому не было ещё и тридцати — предложил наступать “летучими отрядами”. Эти крупные конные формирования могли обходить французские войска, потрошить коммуникации, а главное — склонять немцев к выбору правильной стороны в войне.

Александр Чернышев

Летучие отряды идут на Берлин

На противоположной стороне “фронта” действовали войска пасынка Наполеона генерала Евгения Богарнэ. Не сказать, чтобы он был радикально слаб, но ему, как и всей французской армии, остро недоставало конницы. К тому же, Богарнэ приходилось непрерывно латать тришкин кафтан, и пытаться удержать сразу очень многое. Поэтому Чернышев, который как раз и возглавлял один из летучих отрядов, быстро увидел открывшуюся перед ним прекрасную возможность. Он располагал некрупными силами — шесть казачьих полков (донские полки были сами по себе маленькими), 4 эскадрона изюмских гусар, два — финляндских драгун и пара пушек. Зато он мог стремительно маневрировать этим отрядом. 17 февраля летучий отряд подошёл к Одеру ниже Кюстрина. Лёд на реке был слабым, но русские быстро построили мостки и пересекли реку.

Все понимали, что за добыча лежит впереди. В Берлин хотелось бы попасть не только Чернышеву. В стороне от него, у Франкфурта и Шведта, Одер форсировали летучие колонны Бенкендорфа (да-да, того самого, создателя Третьего отделения Е.И.В. Канцелярии и цензора Пушкина) и полковника Теттенборна. Последний был немцем, причём в отличие от Бенкендорфа, самым натуральным, не обрусевшим, и его назначили командовать летучим отрядом, в частности, для облегчения коммуникации с местным населением и должностными лицами.

Берлин занимал маршал Ожеро, имея под командой 6 тысяч солдат в городе и до 20 — в городах и лагерях в окрестностях. Формально он имел серьёзное превосходство над русскими летучими отрядами. Однако на практике французы не могли с такой же скоростью маневрировать, и не имели возможности как следует вести разведку. Чем русские тут же и воспользовались.

Начали с того, что окружили городок Врицен. Гарнизон состоял из необстрелянных вестфальских солдат, и внезапный “котёл” поверг их в панику. Полк вестфальцев был не столько разгромлен, сколько просто-напросто разогнан — победителям достались полковник и подполковник, знамёна и полтысячи пленных. По тому же сценарию дело шло на всём фронте, где русские переправились через Одер — французы не были собраны в единый кулак, их войска были распределены по отдельным гарнизонам. В результате летучие отряды, формально уступая противнику, каждый раз застигали врасплох небольшие группы, после чего те оказывались рассеяны или сдавались.

Русские настолько уверились в своих силах, что провели рейд через сам Берлин. Конечно, об удержании города речи не шло — увязнув в уличных боях, рейдовые отряды были бы просто раздавлены. Однако заезд получился впечатляющим. Пока отряд Ожеро занял оборону на Унтер-ден-Линден и у Бранденбургских ворот, русские проникли в Берлин через Шенгаузенские ворота, и вихрем промчались по городу, забирая в плен отдельные группы французов. Чернышев и Теттенборн ввели в Берлин несколько конных полков, которые остановились только у Шпрее и Александерплац. Прорываться дальше силой было безумием — французы расставили пехотные каре с орудиями. Так что в первый раз русским пришлось ограничиться впечатляющим рейдом с захватом пленных и демонстрацией флага. Зато русские убедились в массовой поддержке: разгром взятых врасплох французских подразделений шёл буквально под овации берлинцев.

Пожалуй, у этого рейда в Берлин найдётся неожиданная аналогия в современной военной истории. Thunder Run американских войск через Багдад в 2003 году также не привёл к немедленному захвату города, но позволил наступающим сориентироваться в обстановке, показал слабость противника и дал возможность приготовиться уже к настоящему штурму.

Пьер-Франсуа-Шарль Ожеро

Казачий блиц

Новость о прорыве кавалерии в Берлин произвела на французов эффект удара током. Богарнэ начал снимать войска с Одера и перебрасывать к Берлину. Сам Берлин был набит войсками — гарнизон довели до 15 тысяч человек (русские вели наступление силами буквально 4 тысяч кавалеристов). Но французы не были готовы противостоять летучим рейдовым отрядам ни тактически, ни, так сказать, технически — лошадей-то у них так и не появилось! Французы располагали буквально 500-700 всадниками на скверных лошадях. Маршал Ожеро на фоне трудов заболел (а может, сказался больным) и выехал из города. Сменившего его Сен-Сира сразила, по выражению М.Богдановича, “нервическая горячка”. Ситуация, действительно, способствовала “горячке”. Русские изолировали Берлин — перерезали дороги, и чтобы проехать по ним, требовались крупные силы. А главное, с востока под эту катавасию подступала главная русская армия. От неё для наступления к Берлину выделили поначалу лишь небольшой авангард. Но в Берлине царил полный бардак, достоверных сведений об обстановке никто не имел. Русские ко всему прочему непрерывно ловили вестовых, так что французы не могли хотя бы обмениваться информацией между частями армии, а вот русские как раз прекрасно представляли себе силы и возможности противника. Так что, хотя французы и располагали довольно большой армией, без возможности манёвра, связи, разведки и твёрдого единого управления толку от этой толпы пехотинцев было мало. К тому же, для контроля за местностью французам всё равно недоставало людей, а немцы были настроены предельно русофильски. Настолько, что вели бойкую торговлю, снабжая летучие русские отряды провиантом и фуражом практически под носом у французов.

К 28 февраля русские построили мост через Одер под Кюстрином, и с востока начали подтягиваться авангарды главной армии под командой Репнина-Волконского. Строго говоря, никакого перевеса над французами они по-прежнему не имели — Репнин, по сути, добавил к уже имеющейся кавалерии ещё больше кавалерии. Если бы Богарнэ упёрся рогом, он мог бы ещё долго обороняться от подступающих русских в столице Пруссии. Но сведения доходили до него в предельно расплывчатом виде: “русские авангарды неизвестной численности строят переправы и обходят Берлин”. Получить хоть какие-то достоверные данные ему было неоткуда, вокруг Берлина всё было покрыто густой сетью казачьих патрулей, а насчёт самого города Богарнэ резонно опасался, что в случае проблем аплодисментами в адрес русских бюргеры не ограничатся. Тем более, включение в командование рейдовыми отрядами Теттенборна оказалось политически выверенным ходом — немцы, которых среди штурмующих было немало, всячески подчёркивали освободительный характер похода.

В итоге, Богарнэ решил просто эвакуировать Берлин. На его уровне владения информацией это даже не выглядело какой-то глупой идеей — с теми данными, которые у него были, командующий французской армией имел все основания опасаться, что так можно потерять весь немаленький гарнизон. В ночь на 4 марта французы начали отступать из Берлина. Причём уходя, французы договорились с местными силами правопорядка, что те не станут сообщать русским об уходе французов. Но, разумеется, немцы первым делом сделали именно это! В 6 утра летучий отряд Чернышева уже входил в город. За ним подтянулись прочие рейдовые отряды и авангард главной армии. В общей сложности это были 12 или 13 тысяч человек без осадной артиллерии. Они вытолкали из Берлина гарнизон, превосходящий их по численности. В самом городе остались 1600 раненых и больных. Основные же силы французов более-менее упорядоченно ушли — в действительности русские просто не могли развалить отступающие колонны грубой силой.

Главные силы русской армии прибыли вообще 11 марта. Но им уже оказалось попросту не с кем воевать, разве что с пивными подвальчиками Берлина. Армия застала в столице Пруссии стихийный праздник. Между тем, для политиков и дипломатов всё только начиналось. Взятие Берлина окончательно склонило Пруссию на сторону антинаполеоновской коалиции.

Взятие Берлина в 1813 году — просто удивительно недооценённая страница русской военной истории. Ничтожными силами был достигнут по-настоящему стратегический успех. Французы, имея численное преимущество на всех этапах операции, были разбиты исключительно благодаря манёврам, отлично поставленной разведке и ясному мышлению русских командиров. Если бы Чернышев в любой момент потерял голову от близости такой крупной цели и вместо своего “кунфу” вокруг Берлина попытался пробиться внутрь напролом — никакого блестящего успеха просто не было бы. Однако в итоге русские добились чрезвычайно эффектного результата не только малыми силами, но и удивительно скромной ценой — потери рейдовых отрядов в итоге оказались весьма незначительными. Трупы вообще друг на друга не громоздились, и видимо, именно из-за этого та битва за Берлин оказалась так малоизвестна — что дёшево досталось, недорого ценится, а красота этой операции давала обманчивое ощущение лёгкости. Впрочем, едва ли кто-то был в обиде: и Чернышев, и Бенкендорф, и Теттенборн, и Репнин сделали отличные карьеры, и не имели оснований жаловаться на судьбу. Ну, а что мы мало знаем об их тогдашнем триумфе — это, конечно, не их забота.

Евгений Норин специально для Fitzroy Magazine