Из жизни дореволюционной прислуги

Отношения слуг и господ - тема многих произведений. Где-то речь идет о тяжкой доли крепостных, где-то слуги показаны как люди себе на уме, при первой возможности залезающие в барский карман, персонажи от трагических до комических. Говоря о прислуге, можно выделить 2 периода – до отмены крепостного права и после. Расцвет крепостничества, случившийся в 18 веке, давал «благородиям» возможность не ограничивать себя в количестве рабочих рук.

Владимир Маковский "В передней" (1884)

«Людей в домах держали тогда премножество, потому что кроме выездных лакеев и официантов были еще: дворецкий и буфетчик, а то и два; камердинер и помощник, парикмахер, кондитер, два или три повара и столько же поварят; ключник, два дворника, скороходы, кучера, форейторы и конюхи, а ежели где при доме сад, так и садовники.

Кроме этого у людей достаточных и не то что особенно богатых бывали свои музыканты и песенники, ну, хоть понемногу, а все-таки человек по десяти. Это только в городе, а в деревне — там еще всякие мастеровые, и у многих псари и егеря, которые стреляли дичь для стола; а там скотники, скотницы, — право, я думаю, как всех сосчитать городских и деревенских мужчин и женщин, так едва ли в больших домах бывало не по двести человек прислуги, ежели не более. Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа держать, а тогда так было принято, и ведь казалось же, что иначе и быть не могло», - пишет Дмитрий Благово в мемуарах «Рассказы бабушки». Во главе прислуги стоял дворецкий (для организации работы во всем имении включая деревни был  отдельно нанятый управляющий). Ключницей обычно называли экономку. Лакей – слуга в широком смысле слова, мог выполнять самые разные поручения, от чистки сапог барина до сопровождения барыни на прогулках. Другое название – холуй, со временем приобрело пренебрежительный оттенок. Камердинер – «комнатный слуга» - часто еще и личный помощник. Стремянной – сопровождающий барина верхом, в том числе на охоте. «Выезд» помимо кучера мог состоять из гайдуков и форейторов. Гайдуки стояли на запятках кареты и могли вытолкнуть ее, в случае, если она увязнет в очередной яме. Если лошадей было много и они запрягались цугом (попарно), то форейтор, сидящий на одной из идущих впереди, помогал кучеру координировать движение. В помещичьих усадьбах обычно было как минимум несколько «девок» (они же сенные девушки, от слова сени). Девки не имели четко прописанных обязанностей и выполняли разные поручения. Например, девка (чаще всего подросток) могла сидеть при входе и звать хозяев в случае появления гостей.

Василий Тропинин "Девушка с горшком роз"

Известный художник Василий Тропинин был как раз из числа дворни. Помещик генерал Ираклий Морков вначале хотел отправить его учиться на кондитера, считая, что в усадьбе печь тортики и пирожные полезнее. Переменить его решение смогли только очевидные успехи в рисовании и уговоры многих знакомых. Тропинин несколько лет учился в Академии художеств, но потом Морков забрал его назад в свое имение в том числе потому, что ему не раз советовали дать вольную столь талантливому человеку и даже предлагали выкупить его за большие деньги. В итоге художник вновь оказался в провинциальном имении, где иногда рисовал, а остальное время служил лакеем. Однажды это обернулось для помещика конфузом. В имение приехал популярный французский художник, восхитился работами Тропинина и захотел познакомиться с автором. А затем француз был шокирован, увидев в лакейской ливрее того, кому он недавно жал руку и рассыпался в комплиментах. С тех пор от обязанностей лакея Тропинина освободили. Этот же Морков фактически загубил еще один талант. Прокопий Данилевский также был отправлен столицу учиться и с отличием окончил Медицинскую академию. Профессора академии уговаривали помещика оставить Данилевского в Петербурге, чтобы талантливый медик мог заниматься научной деятельностью. Не смотря на все уговоры, Данилевский стал просто домашним лекарем и спился.

Во многих богатых домах были так называемые дураки и дуры - домашние шуты. Часто это были инвалиды, люди с психическими отклонениями, а иногда и симмулирующие сумасшествие, чтобы веселить своими выходками хозяев и их гостей.  Потом их вытеснили разного рода приживалки и компаньонки, часто из числа бедных родственниц. В купеческих домах хозяев (и особенно хозяек) развлекали «божьи люди»: юродивые, прорицатели, богомольцы, странствующие монахи, а также всевозможные «ряженые», которые выдавали себя за таковых.

Андрей Попов "Утро на кухне" (Кухарка)

В 19 веке прислуги постепенно становилось меньше. Митрополит Вениамин Федченков, сын бывших крепостных, вспоминает в книге «На рубеже двух эпох» о жизни в имении середины 19 века. Дворня – «крепостные крестьяне, служившие в помещичьем хозяйстве, или, как говорили, имении, в отличие от крестьян земледельцев, живших в деревне (или в селе, если там был храм). К дворне относились управляющий барским поместьем, или иногда бурмистр; чином ниже - конторщик, заведовавший письмоводством; приказчик, исполнявший приказания управляющего по сношению с народом; после, в мое время, называли его «объездчик», потому что его всегда можно было видеть верхом на лошади с кнутом, или приглашающего крестьян на полевые работы, или наблюдающего за исполнением их… Потом шли; ключник, владевший ключами от амбаров с хлебом; садовник, выращивавший господам (а иногда - еще раньше - и управляющем) ранние огурцы, дыни, ухаживавший за стеклянной оранжереей при барском доме, с персиками и разными цветами. Повар на барской кухне. Лакей в барском доме, экономка, горничная, которых мы мало и видали, как и вообще господ; кузнец, плотник, кучера - один или два специально для барской конюшни, он же почтарь, а третий - для управляющего и общей конюшни. Собачник, ухаживающий за целым особняком с гончими собаками для барских охот... Потом пчеловод, помню иконописного бородатого старца удивительной кротости… Ну потом были разные подручные помощники: заведующий овчарней, птичница, коровница, пастух и проч... Пастух был последним в ранге всех этих служащих, и когда хотели указать на самое низкое и бедное житье, то говорили: «Смотри, а то пастухом будешь». И всех нас звали «дворней», вероятно, от слова «двор», «придворные». Помещичий же дом был по подобию царского дворца центром, а мы, окружающие, и составляли его «двор», или, говоря более униженно, «дворню». Ни мы сами себя, ни даже земледельцы-крестьяне нас не очень высоко почитали, так что слово «дворня» произносилось скорее с неуважением, хотя мы, собственно, составляли уже промежуточный слой между высшим, недосягаемым классом господ и крестьян, мужиков. Управляющий же, бывший фактически господином над всеми нами и мужиками, занимал уже исключительное положение, близкое к барскому. Вся эта дворня, включая и управляющего, была безземельной и до и после освобождения крестьян, потому вся жизнь зависела исключительно от помещика и управляющего. Лишись мы места службы, и тотчас же становился перед нами вопрос, чем и как жить, чем питаться, где найти просто место для избы, для существования под солнцем. Но странно, как-то мало об этом думали не только господа наши, но и мы сами. У крестьян, тогда большей частью звали их мужиками, так буду звать их дальше и я в записках, был хоть какой-нибудь кусок земли, прежде барской, а потом и собственный клочок. А у нас, безземельных, ничего: ни избы (так звали наше жилье в отличие от барского дома или дома управляющего), ни земли для постройки, ни огорода даже».

Гурий Крылов (1826)

Какова же была жизнь прислуги? Разумеется, многое зависело от самих хозяев. В некоторых домах между хозяевами и работниками складывались хорошие отношения, особенно если они были знакомы с детства. Но так было далеко не везде. В уже упомянутых «Рассказах бабушки» описана некая Неклюдова. «Был у нее крепостной человек Николай Иванов управителем, так, говорят, она его не раз бивала до крови своими генеральскими ручками, и тот стоит, не смеет с места тронуться. Когда рассердится, она делается, бывало, точно зверь, себя не помнит… У нее были швеи, и она заставляла их вышивать в пяльцах, а чтобы девки не дремали вечером и чтобы кровь не приливала им к голове, она придумала очень жестокое средство: привязывала им шпанские мухи к шее, а чтобы девки не бегали, посадит их за пяльцы у себя в зале и косами их привяжет к стульям, — сиди, работай и не смей с места встать. Ну, не тиранство ли это? И диви бы, ей нужно было что шить, а то на продажу или по заказу заставляла работать».

Спали люди, как называли дворню, обычно в общей комнате, людской. Для женской прислуги выделяли отдельную комнату, девичью. Поэт Яков Полонский в воспоминаниях писал: «Вся она была разделена на углы; почти что в каждом угле были образа и лампадки, сундуки, складные войлоки и подушки… Ночью, проходя по этой девичьей, легко было наступить на кого-нибудь. Все спали на полу, на постланных войлоках. Войлок в то время играл такую же роль для дворовых, как теперь матрасы и перины, и старуха Агафья Константиновна – высокая, строгая и богомольная, нянька моей матери, и наши няньки и лакеи – все спали на войлоках, разостланных если не на полу, то на ларе или на сундуке». В квартирах кухарки иногда спали на кухне, там же, где и готовили еду. В людской на ночь в углу ставили ведро, куда ночью справляли естественные нужды. В некоторых случаях в домах для прислуги был предусмотрен отдельный туалет.

В 1833 году «Свод законов о состоянии людей в государстве» право наказывать своих дворовых людей и крестьян, распоряжаться их личной жизнью, в том числе право дозволять или запрещать браки. Помещик объявлялся собственником всего крестьянского имущества. Даже если наказанный погибал, на практике помещику ничего за это не было. Максимум могли наложить опеку на имение, при которой помещик отстранялся от управления, но продолжал получать с него доходы. Показательный пример отношения к крепостным в целом и дворне в частности есть в мемуарах Авдотьи Панаевой, жены известного издателя Панаева, друга и соратника Некрасова. В 1839 году умер дальний родственник Панаева богатый помещик Страхов, и многочисленные наследники съехались для дележа имущества. Особенно поразила автора жена одного из приехавших родственников. Прежде всего «тем, что она проделывала со своим семилетним сыном. Она предназначала его в лейб-гусары и, чтобы приготовить к придворным балам, каждое утро на четверть часа ставила мальчика в устроенную деревянную форму, где были сделаны следки так, что ноги приходились пятка с пяткой. Мальчик, стоя в этой позиции, от скуки развлекал себя тем, что плевал в лицо и кусал руки дворовой девушке, которая обязана была держать его за руки. Для упражнения будущего офицера, помещица приказывала созывать всех дворовых детей на лужайку в сад, а сынок, вооруженный длинным гибким прутом, бил немилосердно детей, которые плохо маршировали перед ним. Панаев, увидев такие упражнения будущего офицера, надрал ему уши и освободил дворовых детей от пытки. Сынок заорал благим матом, а маменька, вся красная, выбежала спасать его». Затем начался безобразный дележ имущества. «Сначала приступили к разделу громадных сундуков, в которых хранилось много всякого хлама и разного старинного гардероба от сестер Страхова. Дикие, смешные сцены происходили при этом дележе; турецкие шали резались на пять кусков, чтобы поровну досталось наследникам, разбивали топором подносы и другое серебро, взвешивая его на весах. Несчастный посредник до хрипоты в горле урезонивал наследников, чтобы они не ссорились из за каждой тряпки и не затягивали дележа. Разделенные части должны были доставаться наследникам по жребию. При вынимании билетов на имение было ужасно смотреть на наследников: все стояли бледные, дрожащие, шептали молитвы, глаза их сверкали, следя за рукой дворового мальчика, который, обливаясь горькими слезами от испуга, вынимал билеты». Затем начали таким же образом делить землю и деревни, при этом многие считали, что их обделили. А дальше началось самое отвратительное - в лотерею стали разыгрывать дворовых людей. Вначале наследникам предложили делить людей семьями, но многие посчитали, что и тут может случиться упущенная выгода, потому что состав семей был разный. Тогда сначала разыграли в лотерею молодых мужчин (они стоили дороже), затем женщин, затем стариков и детей. «Когда сделалось известным, что матери и отцы разлучены с дочерьми и сыновьями, то всюду раздались вопли, стоны, рыдания… Матери, забыв всякий страх, врывались в залу, бросались в ноги наследникам, умоляя не разлучать их с детьми. Я долго не могла прийти в себя от таких потрясающих сцен». Когда Панаев, чтобы не разделять родителей и детей обменял крепкого парня на девочку, а одну девушку уступил бесплатно, то на него смотрели как на дурака.

Василий Перов «Приезд гувернантки в купеческий дом» (1866)

Отдельно стоит сказать о тех, кто занимался воспитанием и обучением юных «благородий». Они обычно находились на особом положении. Если кормилицы или няньки могли быть крепостными, то гувернантки, гувернеры, бонны были нанятые люди с приличным образованием, часто из обедневших, но уважаемых семей, иногда иностранцы, поэтому занимали отдельную нишу. Они могли сидеть за столом с хозяевами, спали не в людской или где-нибудь на полу на кухне, а в отдельных комнатах. Но при этом все равно оставались именно персоналом, который в любой момент могли выставить на улицу. Поэтому с одной стороны остальная прислуга их недолюбливала, считая «недогосподами», а с другой стороны и хозяева при внешнем уважении (и то не всегда) все равно смотрели на них свысока. Сложное положение гувернанток прекрасно показано в романе «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, и в России отношение было примерно таким же. Характерный эпизод есть в «Преступлении и наказании» Достоевского. Жена антигероя Свидригайлова Марфа Петровна перед свадьбой соглашается на то, чтобы тот развлекался с сенными девушками, но когда узнает о мнимом романе с Дуней, приходит в негодование. Может, она и не поверила, что муж действительно собирается бросить все ради Дуни, но речь уже шла бы о полноценном романе, а не развлечениях с бесправными крестьянками.

Домогательства хозяев – отдельная тема. Некоторые помещики устраивали практически гаремы. Кто-то соглашался скрасить досуг хозяев добровольно, рассчитывая на какую-либо выгоду, кого-то принуждали. Лев Толстой писал: «В молодости я вел очень дурную жизнь, а два события этой жизни особенно и до сих пор мучают меня. Эти события были: связь с крестьянской женщиной из нашей деревни до моей женитьбы... Второе — это преступление, которое я совершил с горничной Глашей, жившей в доме моей тетки. Она была невинна, я ее соблазнил, ее прогнали, и она погибла». Возможно, Глаша стала прототипом Катерины Масловой. Некоторые состоятельные родители подрастающих сыновей «предусмотрительно» нанимали симпатичную прислугу.

Николай Ярошенко "Выгнали" (1883)

С отменой крепостного права, когда дармовой рабсилы не стало, штат во многих домах сократился до пары человек. Но все равно многие, даже разоряясь, до последнего старались держать прислугу, ибо без нее барин – не барин, не может «благородие» сам себе сюртук чистить или барыня сама суп варить. Это можно увидеть и на многих картинах. Например «Наем прислуги» Владимира Маковского (1891). Интерьер комнаты скромный, стены, похоже, просто оштукатурены, мебель разносортная. Зато на стене портрет предка в золоченой раме, хозяин курит архаичный чубук, и семье нужна непременно еще одна служанка. После отмены крепостного права в городах появлялось все больше приехавших на заработки крестьян, и для многих (особенно женщин) работа прислугой была весьма желанной. Вакансии искали по знакомству, но были и агентства по подбору персонала. Платили мало (даже к концу 19 века зарплата обычно не превышала 10 рублей), но зато была гарантирована крыша над головой и бесплатная еда. Прислугу легко нанимали, и также легко выгоняли.

Владимир Маковский «Наем прислуги» (1891)

С другой стороны антагонизм господ и слуг часто приводил к тому, что последние  были совсем не прочь при возможности пополнить свой бюджет за счет барина, особенно в случае с управляющими имениями, экономками и иными людьми, которые имели доступ к доходам нанимателей. В домах провинциальных дворян, а также в семьях купцов и разбогатевших мещан  субординация соблюдалась далеко не всегда. Слуги общались с хозяевами если не на равных, то и без подобострастия. Прислуга, пытающаяся перенимать со временем привычки хозяев тоже стали своего рода клише. Например, горничная Дуняша из "Вишневого сада", которая пытается наряжаться, как барышня, постоянно пудрится и смотрится в зеркало. "Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые‑белые, как у барышни", "Я стала тревожная, все беспокоюсь... Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь…" В какой-то степени она может быть карикатурой на свою легкомысленную хозяйку. Также как ее возлюбленный Яша,  пытающий перенимать поведение "благородий".

И еще немного картин

Владимир Маковский "Без хозяина"

Владимир Маковский "Опять они ссорятся" (повар и кухарка)

Владимир Маковский "Разговоры по хозяйству"

Алексей Корзухин "Пиковый король"

Источник

А как было в Европах?