Численность населения — 1 (один) человек. Как умирают деревни России и курорты Прибалтики.
Только с 2008 по 2014 год в Костромской области в категорию «заброшенных» перешли 214 населенных пунктов. Для своего проекта «Пустыня» фотографы Лиза Жакова и Дима Жаров разыскали людей, которые остаются последними жителями своих опустевших деревень.
Саша
Деревня Еляково, Чухломской район. Зимой работает кочегаром в школе села Введенское, где живут его родители, летом перебивается случайными заработками.
«Интересно раньше было, столько народу. За зерном едешь, зерна продашь. В совхозе что работали? Хорошо! На винишко продал и ладно. Только чтоб не залетать, конечно, а то попадешься. Да все свои тут, чe. И в Введенском был — продавали и коров, и курицу, чe, жалко что ли? На бутылку дали, нормально, дешево. Тебе хорошо, и мне хорошо. Время все, ушло.
Говорили 15 лет назад, что уже все, и леса не будет. И до сих пор еще лес — вот тебе и последний год. Раньше тетерева бил, сейчас и рябчика не увидишь — все как вымерло. Раньше на рябчика патрона было жалко, а сейчас думаешь, чтобы рябчика хоть увидеть бы. Где брусничные кусты есть, а у нас тут нет их. У меня белка раза четыре приходила.
В Еляково раньше было девять или больше домов. Тут только было четыре или пять колодцев. А колодцы не в каждой деревне, потому что воды не могли добиться. В Асташове рыли и не могли добиться, там пруды были. В редких деревнях были колодцы, в двух или трех. Старинные мужики, вроде, глубину копали, а не могли добиться. Так пруды и делали».
«Один дом сгорел, один разрушился. Все разъехались. Четыре дома помню жилых, наш дом и еще три дома. Сейчас семья два-три человека, раньше ведь больше семьи были. Раньше по одному ребенку ни у кого и не было. Люди уже другие стали.
В Питере у меня брат живет. Проспект Большевиков, по-моему. Мамкиной родной сестры сын. У него мать умерла в прошлый год или позапрошлый. Мамка 1944-го, а она вроде 1949-го. Брат там и родился. У меня тетка уехала давно, после школы. Они приезжали сюда, когда батьке 80 лет было. Я один раз и был-то в Питере только после армии. Был неделю, может, поменьше. Город мне вообще не нравится, там отдохнуть можно четыре дня, но больше я не выдерживаю. Туда-сюда машины. Раньше одна машина, а сейчас у каждого по две-три машины. В Костроме более-менее, а в Питере да-а. Шум. Загазованность. Дышать нечем. Тут в Галич когда подъезжаешь, такая синева — загазованность такая. Автомобили не по мне, да и денег все равно нет купить».
«Деда я не застал. Дед без вести пропал. Батька помнит, как он на войну уходил. Батьке уже пять лет было. Два письма, по-моему, прислал с фронта и все. Потом прислали, что без вести пропал. А у церкви тут кладбище, там все похоронены. У меня бабушка и дядька там. Дядька у меня с 1939-го. Он давно уже умер. У батьки родная сестра еще, тоже умерла. Всех жалко».
«За прошлый год летом недели две всего работал. Тут работы нет, чуть дождь — уже не работаем. А нынче нет почти дождя».
Алексей Федорович и Зоя Тимофеевна Черновы
Деревня Ассорино, Чухломской район. Фермеры. Обрабатывают около 20 гектаров земли, разводят коров, свиней, овец, кур, гусей, держат пасеку.
«Я сначала в Галиче работал, в механизации — ну, это уж давно, совсем молодой был. Потом, лет семь, что ли, до 1971-го — здесь в колхозе, на тракторе. А потом на лесоучасток ушел, оператором погрузчика. А потом нам землю дали — ты не думай, в собственность — и стали мы коров, гусей, поросят разводить. Так и живем теперь. Тяжело, конечно, вдвоем-то нам, да вот сын со снохой летом помогать приезжают, внуков привозят — ну там на покос да подправить чего.
Посмотришь, потом в городе покажешь, как в деревне живут. Нас много было в 1991-92 году. Много... А потом стали лес давать — по двести, по триста кубов — все и бросили всех этих поросят, быков, телят, стали пилорамы свои приобретать. Время другое, ребята. Да… Такого бардака никогда не было. Все было колхозное, все было мое. Ничего не стало. Все мы зарастили, все мы избезобразили».
«Вот раньше поселок у нас был — три автобуса детей в школу возили, рабочих три бригады. Да в Плотине — и почта, и пекарня, и магазинов сколько. Нормально было. Это уже в 1990 году стали все эти буржуи в городе власть себе прибирать, почувствовали свободу у Брежнева. А мы, простые люди, стали так.
Здесь вот бабушка Рая жила. Здесь этот, дядя Митя жил, мамкин отец. Тут три дома у них. Этот сгорел дом, этот стоит дом, только вот все провалилось, крыша вся провалилась, и потолок провалился, и пол провалился, а этот вот тоже сотлел. Только вот тот более-менее деда Ивана дом хороший. Да… Да скоро тоже развалится, без хозяйского-то глазу».
«Раньше-то чего — много животины было. И коровы, и эти, как их, овечки. Да… Да вот ушли, то ли померли… А так мы их на рынок возим. В воскресенье забиваем — Женька приезжает, забивает, к восьми в понедельник клеймим, и к девяти уже готовая продукция на рынке. Зойка на рынке весы там ставит, эту, от санитарии клеенку ложит, тряпки ложит свои, и вот мы возим — к девяти часам начинается торговля. Да какая торговля — вон, эти-то по 300 [рублей], по 350 торгуют, а ты — по 160, вот как хочешь. Знаешь, как жалко? Кормишь-кормишь, и вот так вот. Это раньше колхозное было, и черт с ним. А тут свой труд вкладываешь.
Надо уже прекращать [работать], силы у обоих нету, давно нет. Прекращать-то жалко, [но] ты не можешь, ты не можешь, все. А этих жалко колоть, по Божьему закону вроде не написано. Одних заколем, другие нарождаются. Да и чего колоть маленькую овечку. Давай его кормить, зиму опять. А пока он зиму растет, лето растет, еще раз. Так и живем».
«Запои были, чего уж. Так беда — я ведь дурной становлюсь. Да еще если у меня, это, вино осталось, а на работу надо — да хрен выйдешь. Выпьешь снова, а потом еще вина надо. А когда пьяный — уж какая там работа. Вот поэтому я всю жизнь и страда, всю жизнь гоняли, как собаку гончую. И не отказаться... Свои ж все мужики же, как тут откажешься. Но, видишь, вылез — а куда деваться ? Земля, животина там. Да и здоровье тоже, знаешь».
«Зимой? Сугробы, метет, вьюжит. Снегу, бывает, замело так — по этой, по бровушке ходим. Видели пруд? Так вот 45 ведер четыре раза в день коровам наливаем пить. Представь, сколько это в день — 180 ведер. Придет, отдохнет и снова пойдет.
А я люблю запах сена. А коровы знаешь, как любят? Прям вот так идут — не разбираясь. Им лишь бы пахло вкусно. Зимой охапку-то дашь, так минутой слупят. И еще просят».
«Нет, эта Дворцовая площадь мне совсем не понравилась. Хрень какая-то. Намазывают, намазывают, нахваливают, нахваливают, а мне там ничего не понравилось. Город он есть город. Красная площадь красивая. Чего у них там еще хорошего-то? Литейный или как там его? Там все старое. А там, где новостройки, там все чисто, как на этом, на Пискаревском. Туристы идут только на Пискаревское. А там дальше эта страшенная... смертница. Внесут туда в ящике, а вынесут в коробке маленькой.
Вот таковы дела, ребят. Жизнь-то больно коротенькая. Хлопотливая она, всем надо заниматься, не то слово — жизнь быстро пролетела».
Леха
Деревня Спирдово, Антроповский район. Бывший шахтер из Донбасса. Владеет вторым домом в жилой деревне Конышево, но жить предпочитает здесь, вдали от людей. Иногда принимает гостей — знакомых охотников.
«В двадцать с чем-то сюда приехал. Глаза закрыл и попал в Кострому. Мог бы попасть и на Урал. Но куда палец поставил — туда и попал. На валку леса пошел, на трактор сел и стал лес возить. Свежий воздух и хорошо. Летом только тут паршиво: потеешь. Температура идет и солнце. Но платили хорошо. Раньше-то нигде не найдешь ни сгущенки, ни тушенки, а нам их выдавали. Потом, это самое, леспромхоз закрыли, да и на пенсию пора. Да не очень и большая она. Запрос давали, а что толку — там у них идет война. И кто там чего, где эти... документы искали. Вот такая петрушка.
Минималку получаю, но мне хватает. Ну что, вода у меня из земли идет, за свет платить не надо. А что получишь — харчей взять да выпить. Если заработать ты хочешь, иди ягоду собирай. Народ вон раскупит. Или грибы вот, лисички принимают. Не ленись, ходи. Ну что, лук у меня свой, картошка своя. На всем экологически чистом! А там у вас, этого, возьмешь эту колбасу — там сои и туалетной бумаги насунут. Купишь курить, к чаю и крупы — а мне надо горсть на кастрюлю — и все. Ну, картошечки добавишь, не без этого. Щей хочешь, так в деревне крапивы нащелкал, а она же витамины, все. Или того же лопуха накопаешь корней. Щавель еще по полям растет. Ножом чик-чик-чик, как косой — и все».
«Рыбки, пожалуйста, лови. Хоть и зимой — сети поставил и ешь. Да еще, это самое, унесу да продам. Капканы ставь, не надо никуда — тихая охота. А уток что? Палку взял и как в городки по шее. А щас рябина, веточку нагнул и петелька ррраз за голову! — и висит и глухарь, и тетерев. Или на болото пошел, они сейчас жируют и чернику жрут и все подряд. Этот, видишь, год засуха и в лесу нету ничего, а на болоте есть.
Ребята вон выпили и на черта им охота? Бутылок наставят, душу отведут и домой поедут. И винца попьют. Пословица такая есть, какие хорошенькие девочки, а откуда такие жены берутся. Да, какая еще будет жена: дай, дай, дай. Я не могу же деньги рожать, а она — дай, дай, дай. А бутылку еще купишь, пилить начнет. Во-от, вот так бывает».
«Я уже здесь три раза женился. Помоложе был — ну ничего мужик. А детей у меня десять! 55 сантиметров у меня было. И любили ведь! И у меня было — вот у ребят спроси, и все скажут. Девки все любили. Да не, фантастика. Девки все любили. Всю округу передрал. Больше меня выбирали. Не я их, они меня. Я там жил — тут приходят и это. Ну, женщина есть женщина, ей надо. Мы-то еще как-то утерпим, а ей надо.
Десять дней уже как ежик в тумане. А че, по мне не видать, что ли? Да не, я не больно. Вот там я уже шесть-семь бутылок возьму водки, вот тогда я уже этот, ну, хороший. И то еще пойду искать где еще налить. По ямам вот эту всю дрянь беру. Паленую водку всю скупаю. День раньше, два позже — все равно там будем. Разница-то какая, что я щас умру, что десять лет или пятнадцать умру — разницы никакой».
«И не знаю, что народ побежал отсюда? Тут у них все свое было. Здесь было 50 коров. А там, в городе, что? Надо ходить, искать работу. Это нудная история. Одни бичи лазят по этим помойкам, ну, что толку — всю заразу только собирают. В Бушнево было много народа и церковь. Если хочешь молиться, иди молись. Перестройка — и все в город. И разорили. Так сами эти попы иконостас забрали. И свой тут поп был пьянчуга, ужас! Вот такие дела. А деревень здесь было много».
«История успеха», или Как мне плюнули в детство
Пишет Дмитрий Торчиков, фрилансер из Латвии: Так совпало, что в Риге было сразу несколько дел и встреч. Я, как человек ультрапунктуальный, выехал сильно заранее. Уже на полпути стало понятно, что у меня в столице будет как минимум три часа свободных, и я решил выйти в Юрмале. Точнее — в Кемери.
Последний раз пешком я тут ходил ровно 30 лет назад, когда маме по профсоюзной линии выдали путёвку в санаторий «Латвия». Не хухры-мухры, в люкс! Путёвку выдали, понятное дело, одну, и ничего не оставалось, как меня, 12-летнего оболтуса, взять с собой.
Тут был и отдельный санузел, и ванна, и бельё с печатью «Минздрав», и даже телевизор! Он, правда, не работал, но его наличие делало люкс шикарнее. Я в номере-палате спал на матрасе на полу, что придавало своеобразный колорит отдыху. Мама в люксе, а я в походе.
В общем, вышел я на Вентспилсском шоссе, у знака «Ķemeri 1 km».
С погодой повезло, поэтому пешая прогулка по Кемери была замечательной альтернативой пыльному центру Риги.
Я дошёл до ж/д станции, и тут в груди что-то ёкнуло. Это было всё то же здание, куда 30 лет назад мы приехали с мамой на поезде. Оно не изменилось вообще, разве что краска кое-где пооблупилась.
Всё было так же... да не всё. Людей не было вообще. Я не о приезжих, отдыхающих, туристах. Никого. Ни железнодорожников, ни работников станции, ни местных жителей. Первые полчаса моего похода по Кемери прошли в гордом одиночестве.
Я шёл по разбитому асфальту тротуара, пытаясь воссоздать картинку из прошлого. Сложно. Слишком много лет прошло.
Первые живые люди мне встретились у школы. Это, понятное дело, были дети. Они были таким ярким пятном в абсолютно пустом городе, где когда-то кипела жизнь.
Школьники сели в автобус, уехали, и снова воцарилась зловещая тишина. Почему-то вспоминались школьные страшилки про ядерную зиму. Никого — и кое-где перекошенные крыши заброшенных деревянных домиков.
Я дошёл до развилки в надежде увидеть указатели. Надежды сбылись. Указатели показывали на все стороны света. Во всех направлениях были всевозможные церкви и их финансовые придатки.
Когда я увидел здание первого дома отдыха, ощущение ядерного постапокалипсиса усилилось. Из-за сосен выглядывал коричнево-серый остов многоэтажного корпуса.
Как в кино, только не в кино. Разве что вороньё не кружило.
Ещё через полкилометра я увидел слева белое строение. Это тот самый санаторий, который то покупали, то ремонтировали, то продавали.
Странное от него осталось впечатление. И вроде здание красивое и ремонт сделан, а вокруг строительный забор, и если присмотреться, то первый этаж — отсыревший. Краска свернулась, и из-под неё виднелись серые сырые проплешины.
На меня полаяла одинокая собака за забором, и я пошёл искать свой санаторий.
Постепенно начали вырисовываться знакомые картинки. Дорожки в парке, источник, беседка... Только дорожки поросли мхом, источник — тиной, а беседка облезла и покосилась.
Наконец-то мне встретился человек. Старичок понуро сидел на автобусной остановке. Я подошёл и от греха подальше на латышском спросил, где находится бывший санаторий «Латвия».
Старик поднял голову и с каким-то странным, недобрым прищуром прохрипел: «И санаторий бывший, и Латвия бывшая... Километра полтора по главной дороге, сынок, твой санаторий».
Он так это произнёс, что меня озноб прошиб.
Я пошёл дальше по главной дороге навстречу воспоминаниям.
Не сразу-то я его и заметил. Заросло всё.
Мне всегда были важны судьбы конкретных людей, а не эфемерных государств, держав, идеологий. Я смотрел на останки первого корпуса (второго уже нет), и у меня ужасно щемило в груди.
Странное чувство. Это как приезжаешь в отчий дом, а он осел, ставни слетели с петель, окна разбиты, прохудившаяся кадушка во дворе, оборванные качели — и никого. Все умерли.
Я долго стоял. Слёзы нехотя скользили по обветренной коже и скапливались у уголков рта. Это был какой-то плевок в душу ребёнка, в детские воспоминания. Как будто кто-то ржавой вилкой по душе пошкрябал.
Помню, мы здесь познакомились с Чечулиными из Новосибирска. Мужику в течение трёх лет нельзя было пить. Любой «промах» на работе откидывал в очереди на сотню позиций, а это ещё несколько лет. Сам не поехал. Мучился ради жены и дочери. Один раз в жизни есть шанс на Европу посмотреть, такой шанс упускать нельзя. Эти же три года жена копила деньги на одежду, которую купила по дороге в Москве у фарцовщиков. Дочери купила зеркальные солнечные очки. Уж очень просила. Мечтала. В Риге первым делом — в парикмахерскую. Самую модную причёску делать, чтоб не выглядеть белой вороной.
Это то, что осталось в памяти об их подготовке к поездке сюда. Готовились годами.
А здесь нос к носу стоишь с Николаевым из «Утренней почты». Не в телевизоре, а в лифте. А он с Этушем о чём-то беседует, а тот улыбается, как Карабас-Барабас. Тут мы узнали, что молодёжная редакция ЦТ собирается выпустить в эфир новую программу, где молодые ребята будут обсуждать в прямом эфире происходящее в стране и мире. Позже мы узнали, что это были Листьев, Любимов, Политковский, и программа называлась «Взгляд».
Всегда весёлый Этуш на своём творческом вечере рассказывал об ужасах войны и о ранении. Зал плакал.
Здесь мы с мамой смотрели фильм «Тайны мадам Вонг», и когда героя зарезали и выкинули за борт, мама закрыла мне рукой глаза и вывела из зала. Нечего ужасы смотреть всякие, мол.
Сличенко запел в фойе «Очи чёрные», чем парализовал работу санатория на час. Народ вышел из столовой, лифты встали, видавший всякое персонал застыл, врачи повыходили из кабинетов.
Чемпионы мира по бальным танцам творили чудеса на дискотеке, из которой меня регулярно вылавливала мама. Мол — это для взрослых.
А в номере напротив жил фокусник и показывал мне секреты в обмен на обещание никому не рассказывать. Обещание держу до сих пор.
А теперь тут развалины, похожие на хребет сгнившей рыбы. Зияющие дыры в окнах, раздирающие сознание. Здесь всё умерло и все умерли. Навсегда.
Комментарии
Кострома, Чухлома - земли древнего племени меря, ассмилированного полностью русскими к 16-му веку. Одни топонимы остались от крупного по тем временам народа.
То есть русские в какой-то мере те же эстонцы. Жаль, не понимают они этого момента.
Северные русские - да, это в значительной степени обрусевшие финские племена меря, ижора, весь, водь, только забывшие свои корни и перешедшие на русский язык.
Такое в истории не редкость. Пруссы и западные славяне были ассимилированы немцами(область вокруг Берлина была в значительной степени славянской по населению и по языку еще 300 лет назад), ливы (ассимилированы латышами) и тд.
Финно-уграм вообще как-то не везет по-жизни. Все, кроме венгров, финнов и эстонцев или уже канули в небытие или сейчас быстро ассимилируются, теряют язык и национальное самосознание.
Пришлые славянские племена были просто существенно больше по численности, значительно лучше умели воевать и по развитию стояли на более высокой ступени, язык был значительно проще, была письменность на базе глаголицы - ведь согласно Повести Временных лет словене и вятичи пришли из Привисленья и с современных польских берегов Балтики, то есть по факту являются сопричисленными к восточным по политическим соображениям западными славянами. В 850-ых годах были сразу же основаны многие города - Ладога, Русса, Плесков, Новгород и активная колонизация почти пустых северных земель продолжилась, что не было бы возможно при малой численности пришедших. Финнов, коми и карел было сравнительно много и их ассимиляция в те годы не затронула вообще. Но меря, мурома, мещера и биармы насчитывали дай Бог по 20000 человек, каждое это племя занимало территорию меньше современной Эстонии, плотность финноугорского населения была исключительно низкой - настолько низкой, что даже речки многие не имели финноугорских названий и были названы славянскими, а ведь гидротопонимика сохранилась. Вот и растворились за пару поколений без следа. Так что притязания на якобы имевший место переход на славянские предъязыки и культуру больших масс финноугров беспочвенны - просто примесь и дай Бог, если хотя бы пятипроцентная на текущий момент. Так как историческое ядро русского народа находится значительно южнее. Гаплогруппы ДНК тоже не очень помогут фашиствующим псевдоисторикам - передаются только по женской линии и есть ляпсусы по поводу одинаковости их у народов разных рас, раскиданных по разным континентам еще в доисторическое время. Отдельно про карел, водь, ижору и весь. Карелы были массово эвакуированы финнами при наступлении советских войск, в Финляндии сейчас насчитывается около 400000 карел и около 2 млн. финнов имеющих карельские корни, причем свободно говорить и писать по-карельски может лишь 5000 человек. В РФ карел вместе с переселившимися несколько веков назад тверскими 61000 человек, язык сохранили 26000 и численность по переписи упала за 8 лет в полтора раза. Остальные из-за мизерной численности еще в петровские времена, сейчас практически исчезли как народы. Насчет везения скажу одно - тот, кто хочет сохранить свои язык, культуру, историю, их хранит и детям передает. Это и по русскоязам ЭР видно, так как нередки сергеи ивановы, не говорящие на русском языке вообще, исповедующие протестантизм и т.д. Оригинальная же культура финноугров не просто бедна - она нищая. Письменности не было, охотничье-собирательский до недавних времен уклад жизни, кровавые сельскохозяйственные ритуалы поволжских угров, похороны еще в 1930-е годы завернутых в шкуру мертвых на ветвях священных рощ - это для любого индоевропейского народа просто дикость. Вот и посмотрите сами, что осталось от оригинальной культуры у венгров, финнов и эстонцев. Да ничего, от нее остался только язык каждого из этих трех народов, да несколько песен с танцами, поэтому еще не расслабившиеся эстонцы и носятся со своим языком.
Ничего подобного. Данные археологии ясно говорят о том, что вооружение у тогдашних финских племен было ничуть не хуже славянского. Карелы, водь, ижора и весь (вепсы) были весьма воинственными племенами и составляли значительную часть новгородского войска.
Насчет языка - древнерусский был значительно более сложен грамматически, чем современный русский. Почитайте про исчезнувшие из современного языка двойственное число, падежи и времена глагола.
Это относится только к саамам. Остальные финские племена были к тому времени земледельцами. Разумеется, охотой и рыболовством тоже занимались.
Не более низкой, чем у живущих по соседству славян. Тем более, что последние исследования показывают, что массовое переселение славян на Север из разгромленной монголами Киевской Руси - это миф. Активная колонизация финских земель началась лишь примерно с 16-го века и достигла пика при Екатерине Второй. Которая, давая местные земли русским помещикам, обязывала их на каждого ижорского или водского крепостного покупать и привозить в свое поместье по две-три русских крестьянских семьи.
Расскажите это американским индейцам, да. Видимо, их так мало осталось именно потому, что они не хотели хранить свой язык, культуру и передавать их своим детям.
Шановний добродзию, ну как же так? Приперлась толпа хорошо умеющих воевать и отлично вооруженных пришельцев и внезапно дико воинственные финноугры слили территорию, приняли их законы и т.д.? В хрониках отмечены столкновения предков русских с предками карел и мордвы, причем вторым наваляли так, что их граница расселения на сотни км к югу ушла - Нижний Новгород основан на сожженном мордовском пепелище, этого хоть не забывайте. Второе - ни словене, ни кривичи, ни вятичи НЕ использовали при повседневном общении и на письме т.н. древнерусский язык. Словенский предъязык, который остался зафиксирован в свинцовых и берестяных грамотах (известно 3200 слов и личных имён, а этого даже в современном языкознании низшая граница бытового знания языка), разительно отличался и был проще полянского киевского диалекта, который, к слову, стал хоть как-то использоваться на современной русской территории лишь через сотни лет после прихода словен во времена непродолжительного объединения под властью Киева. Он вместе с кривичским древнепсковским-древнеростовосуздальским предъязыком по очень многим особенностям ближе к современным польскому и словацкому языкам. Речь идет о периоде 8-12 веков, а земледелие у той же мордвы несмотря на значительно более благоприятные климатические условия появилось лишь к 15-16 веку, а у коми и саамов до сих пор его нет. Поглощенные предками русских племена согласно раскопок множества их курганов в 10 км от моего города (заметьте, так финны хоронили лишь знать, могил простых общинников не обнаружено вообще - хоронили на деревьях) земледелием на тот момент не занимались из-за отсутствия зерна в погребениях и наличия там остатков диких животных и приспособленного для охоты оружия. Насчет колонизации в позднее время - чушь, так как еще Ярослав Мудрый в период ростовского княжения 988-1010 годов лично изрубил топором в форшмак священного (!) медведя мерян (воинственные были, ха-ха!), а Владимир (990) и Муром (852) на тех же землях уже к тому времени существовали как развитые города. Монголы пришли значительно позже и севернее Твери не пошли, то есть Новгород и Плесков преспокойно существовали и развивались, были членами Ганзейского союза. И Новгород в те годы активно повоевал за Карельский перешеек, там же были и поселения новгородцев - есть документальные свидетельства типа того, что на двор жившего на реке Нева Суботы Похабного (типичный финн
) напали немецкия люди свейския и двор его пожгли, но Субота со всем семейством от них сумел скрыться 
. Вообще, история не знает ни единого случая перехода на другой язык и культуру равных или больших по количеству национальных общностей - гунны-секлеры в Аварии-Венгрии, монголы в Китае, инки в Южной Америке, литовцы в ВКЛ были завоевателями обров, цин, кечуа и славян, но пользовались их языками и сливались с завоеванными. Исключением могут быть башкиры, но их язык лишь предположительно был угорским и татары-завоеватели сосуществовали с ними рядом, а не совместно на одной территории, огромную роль в переходе на книжный тюркский язык сыграли и исламские проповедники тюркского происхождения. Индейцы, между прочим, никогда не ассимилировались, а истреблялись всеми доступными способами вплоть до подкидывания оспенных одеял. Русских же в Эстонии никто быть нерусями не принуждает и не убивает, сами в европейцев перекрещиваются.
Нет, не внезапно. Та же меря ассимилировалась около 800 лет, весьма постепенно. История ижор и води заканчивается уже на наших глазах. Решающим фактором ассимиляции стало то, что финские племена приняли православие.
Для ижор и води роковым оказался сталинский геноцид и послевоенная высылка их из родных мест. По переписи 1926 года ижор было 16100 человек, родным языком для абсолютного большинства был ижорский. 1939 год - 7847 человек, 1959-й - 1062. Сейчас - 266, языком владеют только старики.
Расчет русского языка - да, новгородский диалект имел существенные отличия от киевского, но грамматически он был не менее сложен, чем киевский.
Какие 800 лет??? При Иване Грозном, свыше 500 лет уже как, никакой мери не существовало, так как прячущихся по лесам язычников он просто вырезал под корень или изгнал к татарам под бочок. Последнее упоминание в славянских источниках как о целостном народе аж в 907 году, когда ходили в составе войск Олега Вещего на Царьград! Новгородский диалект нельзя называть диалектом по одной простой причине - каждый племенной союз пользовался своим языком, а не говорил на едином. Слишком разное первичное местообитание племен перед переселением тоже это подтверждает. То есть если древненовгородский - диалект, то диалект какого языка? Древнерусский это говор Киева тех лет, язык полян, волею судеб три века использовавшийся как письменный государственный, хотя книжным был только церковнославянский. И уж по сравнению с совершенно чудовищными финноугорскими языковыми вывертами навроде послелогов и кучи падежей со слиянием слов, оба этих предъязыка просты и даже примитивны. К слову, дрененовгородский даже не имел строгого словообразования, а на письме люди кто во то горазд втыкали вместо гласных редуцированный Ъ и никакого укора в том не было - смысл понятен, уже хорошо. Я лично качнул письменных памятников древнего периода - просто музыка, с ранней юности люблю. Ижорцы, водь, карелы и вепсы растворяются именно по причинам упрощенного выезда на ПМЖ к финнам, превалирующего русскоязычного окружения и одной с ним религии, это абсолютно бесспорно. Максимум век, карелы может и подольше продержатся, хотя падение с 90 до 61 тысячи всего лишь за 8 лет может не дать им шанса. С другой стороны - прекрасно себя чувствуют саамы, мордва, мари, удмурты, коми, манси. Захотят сохраниться, значит сохранятся.
Согласно «Повести временных лет», в 859 году мерян обложили данью варяги. Это первое упоминание мери в письменных источниках. Замечу - это вовсе не значит, что до этого никакой мери не существовало.
По последним данным, мерянский язык, а с ним - и последние меряне, исчезли в 16-м веке.
Что предлоги, что послелоги - одно и то же, для славянина привычнее первое, для финно-угра - второе. Что сложнее? Дык для англо-сакса оба варианта будут весьма сложными. Падежи в эстонском, ИМХО, не сложнее русских, только часто там, где у русских употребляется родительный (omastav), там у эстонцев - винительный (приблизительно аналог винительного), то есть osastav. Но такая разница есть и в индоевропейских языках.
Иван IV Грозный правил с 1533 по 1584 годы, если вычесть из середины его правления 500 лет, то получится как раз примерный год последнего упоминания мери как народа в западных источниках. Почему из середины - он примерно тогда начал окончательно изничтожать любое язычество в пределах своего государства руками опричников и преуспел в этом - кто выжил, тот бежал. Это как раз 16 век. И я ни слова не писал о том, что до того мери не было в природе. Просто смотрите как получается - языки прибалтийских финнов начали разделяться на финский, эстонский, карельский, водский, ижорский, ливский и вепсский как раз в то время. Прямых свидетельств из-за бесписьменности не осталось, но вполне вероятно, что меря, мещера, мурома, волжские финны и финны прибалтийские говорили на языке, отличающемся лишь тонкими нюансами. Тогда можно предположить, что конкретно взятые для примера меряне являлись всего лишь названной по местности либо имени вождя группировкой одного и того же народа, но не отдельного этноса. Потому ничуть не удивительно, если много мерян со временем переселилось к своим или на Волгу, или на Балтику. Это даже не было бы упомянуто в хрониках, так как единство языка, религии и культуры не позволило бы иноплеменным хронистам различить мерян и других финнов в их новом месте обитания. Я имел ввиду сравнительную простоту славянских предъязыков именно для финского населения, так как тогда славянские власти не обращали внимание на происхождение и религию, им нужны были только налоги и соблюдение законов. Но для финнов-мерян для диалога с властями изучение языка канцелярии оказалось необходимым и я не думаю, что они испытали значительные трудности.
Русский язык укоренялся в финской среде постепенно, столетиями, никто его насильно не насаждал и не требовал быстро выучить и сдать на категорию
При таких условиях изучение даже китайского языка не представляет сложности.
Что касается эстонского, ливского, финского, ижорского, вепсского и даже карельского - они и сейчас в той или иной степени взаимопонятны. С языками волжских финнов уже не все так однозначно. Тот же марийский уже сильно отличается.
Русского языка в те века не было
Расхождение разговорных языков ВКЛ и Московского княжества стало заметно только во времена того же Грозного.
Русский язык в его старорусской форме стал во времена Ивана Грозного койне для множества собранных под началом Московского княжества народов славянского, финского и тюркского происхождения. И пять столетий он успешно выполнял эту функцию. То же самое в своё время происходило с древнегреческим языком, латынью, арамейским, арабским, фарси-дари, испанским, английским, французским, путунхуа, суахили. Язык метрополии, который для финансового успеха в делах знать было обязательно. Забавно иногда бывает - как в случае с латышами, вознамерившимся у казахов купить партию какого-то оборудования, казахи на предложение латышей не использовать в договоре поставки русский язык прикололись и прислали документы на казахском с мотивацией незнания в должной мере английского, после чего с латышской стороны больше вопросов не возникало
Все мы одним миром мазаны..
Фотка отеля - это призрак скорого будущего, которое нас посетит в скором будущем.
Не посетит. Эстония небольшая страна, но доходы идут на благоустройство значительно большие. Воленс-ноленс, надо соответствовать старой части Европы. Другой вопрос про численность населения, но она будет и дальше колебаться в районе сегодняшней - похоже это оптимум.
Вы большой оптимист!
Отправить комментарий