На удивление четкое определение фашизма дал 19 лет назад известный фантаст Борис Стругацкий в своей статье «Фашизм - это очень просто. Эпидемиологическая памятка». 1995 год. Читая ее понимаешь, что Эстония в некоторых случаях вполне подходит под определение эпидемии фашизма. Особенно если вспомнить 2007 год.

«Чума в нашем доме. Лечить ее мы не умеем. Более того, мы сплошь да рядом не умеем даже поставить правильный диагноз. И тот, кто уже заразился, зачастую не замечает, что он болен и заразен».

Ему-то кажется, что он знает о фашизме все. Ведь всем же известно, что фашизм - это: черные эсэсовские мундиры; лающая речь; вздернутые в римском приветствии руки; свастика; черно-красные знамена; марширующие колонны; люди-скелеты за колючей проволокой; жирный дым из труб крематориев; бесноватый фюрер с челочкой; толстый Геринг; поблескивающий стеклышками пенсне Гиммлер, - и еще полдюжины более или менее достоверных фигур из "Семнадцати мгновений весны", из "Подвига разведчика", из "Падения Берлина"...

О, мы прекрасно знаем, что такое фашизм - немецкий фашизм, он же - гитлеризм. Нам и в голову не приходит, что существует и другой фашизм, такой же поганый, такой же страшный, но свой, доморощенный. И, наверное, именно поэтому мы не видим его в упор, когда он на глазах у нас разрастается в теле страны, словно тихая злокачественная опухоль.

Мы, правда, различаем свастику, закамуфлированную под рунические знаки. До нас доносятся хриплые вопли, призывающие к расправе над инородцами. Мы замечаем порой поганые лозунги и картинки на стенах наших домов. Но мы никак не можем признаться себе, что это тоже фашизм. Нам все кажется, что фашизм - это: черные эсэсовские мундиры, лающая иноземная речь, жирный дым из труб крематориев, война...

Сейчас Академия Наук, выполняя указ Президента, лихорадочно формулирует научное определение фашизма. Надо полагать, это будет точное, всеобъемлющее, на все случаи жизни определение. И, разумеется, дьявольски сложное.

А, между тем, фашизм - это просто. Более того, фашизм - это очень просто! Фашизм есть диктатура националистов. Соответственно, фашист - это человек, исповедующий (и проповедующий) превосходство одной нации над другими и при этом - активный поборник "железной руки", "дисциплины-порядка", "ежовых рукавиц" и прочих прелестей тоталитаризма.

И все. Больше ничего в основе фашизма нет. Диктатура плюс национализм. Тоталитарное правление одной нации. А все остальное - тайная полиция, лагеря, костры из книг, война - прорастает из этого ядовитого зерна, как смерть из раковой клетки.

Возможна железная диктатура со всеми ее гробовыми прелестями - скажем, диктатура Стресснера в Парагвае или диктатура Сталина в СССР, - но поскольку тотальной идеей этой диктатуры не является идея национальная (расовая) - это уже не фашизм. Возможно государство, опирающееся на национальную идею, - скажем, Израиль, - но если отсутствует диктатура ("железная рука", подавление демократических свобод, всевластье тайной полиции) - это уже не фашизм.

Совершенно бессмысленны и безграмотны выражения типа "демофашист" или "фашиствующий демократ". Это такая же нелепость как "ледяной кипяток" или "ароматное зловоние". Демократ, да, может быть в какой-то степени националистом, но он, по определению, враг всякой и всяческой диктатуры, а поэтому фашистом быть просто не умеет. Так же, как не умеет никакой фашист быть демократом, сторонником свободы слова, свободы печати, свободы митингов и демонстраций, он всегда за одну свободу - свободу Железной Руки.
Могу легко представить себе человека, который, ознакомившись со всеми этими моими дефинициями, скажет (с сомнением): "Этак у тебя получается, что лет пятьсот-шестьсот назад все на свете были фашистами - и князья, и цари, и сеньоры, и вассалы..."

В каком-то смысле такое замечание бьет в цель, ибо оно верно "с точностью до наоборот": фашизм - это задержавшийся в развитии феодализм, переживший и век пара, и век электричества, и век атома, и готовый пережить век космических полетов и искусственного интеллекта. Феодальные отношения, казалось бы, исчезли, но феодальный менталитет оказался живуч и могуч, он оказался сильнее и пара, и электричества, сильнее всеобщей грамотности и всеобщей компьютеризации.

Живучесть его, безусловно, имеет причиной то обстоятельство, что корнями своими феодализм уходит в дофеодальные, еще пещерные времена, в ментальность блохастого стада бесхвостых обезьян: все чужаки, живущие в соседнем лесу, - отвратительны и опасны, а вожак наш великолепно жесток, мудр и побеждает врагов. Эта первобытная ментальность, видимо, не скоро покинет род человеческий. И поэтому фашизм - это феодализм сегодня. И завтра.

Только, ради Бога, не путайте национализм с патриотизмом! Патриотизм - это любовь к своему народу, а национализм - неприязнь к чужому. Патриот прекрасно знает, что не бывает плохих и хороших народов - бывают лишь плохие и хорошие люди. Националист же всегда мыслит категориями "свои-чужие", "наши-ненаши", "воры-фраера", он целые народы с легкостью необыкновенной записывает в негодяи, или в дураки, или в бандиты.

Это важнейший признак фашистской идеологии - деление людей на "наших и ненаших". Сталинский тоталитаризм основан на подобной идеологии, поэтому-то они так похожи, эти режимы - режимы-убийцы, режимы - разрушители культуры, режимы-милитаристы. Только фашисты людей делят на расы, а сталинисты - на классы.

Очень важный признак фашизма - ложь. Конечно, не всякий, кто лжет, фашист, но всякий фашист - обязательно лжец. Он просто вынужден лгать. Потому что диктатуру иногда еще как-то можно, худо-бедно, но все-таки разумно, обосновать, национализм же обосновать можно только через посредство лжи - какими-нибудь фальшивыми "Протоколами" или разглагольствованиями, что-де "евреи русский народ споили", "все кавказцы - прирожденные бандиты" и тому подобное. Поэтому фашисты - лгут. И всегда лгали. И никто точнее Эрнеста Хемингуэя не сказал о них: "Фашизм есть ложь, изрекаемая бандитами".

Так что если вы вдруг "осознали", что только лишь ваш народ достоин всех благ, а все прочие народы вокруг - второй сорт, поздравляю: вы сделали свой первый шаг в фашизм. Потом вас осеняет, что высоких целей ваш народ добьется, только когда железный порядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю...

И как только вы приняли все это, - процесс завершился: вы уже фашист. На вас нет черного мундира со свастикой. Вы не имеете привычки орать "хайль!". Вы всю жизнь гордились победой нашей страны над фашизмом и, может быть, даже сами, лично, приближали эту победу. Но вы позволили себе встать в ряды борцов за диктатуру националистов - и вы уже фашист. Как просто! Как страшно просто.

И не говорите теперь, что вы - совсем не злой человек, что вы против страданий людей невинных (к стенке поставлены должны быть только враги порядка, и только враги порядка должны оказаться за колючей проволокой), что у вас у самого дети-внуки, что вы против войны... Все это уже не имеет значения, коль скоро приняли вы Причастие Буйвола.

Дорога истории давно уже накатана, логика истории беспощадна, и, как только придут к власти ваши фюреры, заработает отлаженный конвейер: устранение инакомыслящих - подавление неизбежного протеста - концлагеря, виселицы - упадок мирной экономики - милитаризация - война...

А если вы, опомнившись, захотите в какой-то момент остановить этот страшный конвейер, вы будете беспощадно уничтожены, словно самый распоследний демократ-интернационалист. Знамена у вас будут не красно-коричневые, а - например - черно-оранжевые. Вы будете на своих собраниях кричать не "хайль", а, скажем, "слава!". Не будет у вас штурмбаннфюреров, а будут какие-нибудь есаул-бригадиры, но сущность фашизма - диктатура нацистов - останется, а значит, останется ложь, кровь, война - теперь, возможно, ядерная.

Мы живем в опасное время. Чума в нашем доме. В первую очередь она поражает оскорбленных и униженных, а их так много сейчас.

Можно ли повернуть историю вспять? Наверное, можно - если этого захотят миллионы. Так давайте же этого не хотеть. Ведь многое зависит от нас самих. Не все, конечно, но многое.

Смыслы памяти Победы над фашизмом. Небесное выше земного.

«И у мертвых безгласных, есть отрада одна, мы за Родину пали, но она спасена. Что недаром боролись, мы за Родину-мать, пусть не слышен наш голос, вы должны его знать!».
 
Эти строки из стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом» напоминают каждому, считающему себя русским по духу, о главном, что ни в коем случае нельзя потерять — память Победы над фашизмом. Сохранить эту память — значит, сохранить самих себя, как субъектов русской культуры. Потому что Победа над фашизмом, это не только и не столько военное достижение, это подвиг единства русского духа, который сотворил невозможное в годы Великой Отечественной войны.
 
Вопрос о сохранении памяти о Победе с каждым годом становится все более актуальным. И даже не потому, что власти пытаются всеми силами навязать нам, нашим детям и внукам свое понимание истории Второй мировой войны, в которой, по их мнению победителей не было. Дело в нас самих, потому что многие из нас забыли о том, что память хранится не в граните памятников и не в книгах, а в сердце.

Потому что память — это чувственная доминанта, придающая человеку силу творить подвиг. 

В блокадном Ленинграде физиологи из школы академика А.А. Ухтомского изучали энергетический баланс рабочих на оборонных заводах. Тот объем работы, которую они выполняли у станка, требовал намного больше энергии, чем содержалось в их рационе. В отчетах ученые писали, что эти рабочие «как будто получали энергию от какого-то источника в пространстве». Энергия духа позволяла им делать то, что позже будет названо подвигом тружеников тыла. Но откуда взялся этот дух?
 
Каждый год на День Победы и не только, мы приходим к памятным местам Великой Отечественной войны, будь то памятники освободителям городов от фашизма или памятные стелы и камни на братских кладбищах. Приходим вместе с детьми, близкими. Возлагаем цветы, вспоминаем членов своей семьи — участников и ветеранов войны. Все это хорошо и правильно, и в определенной степени оказывает влияние на сохранение памяти о Победе. Но вот недавно один знакомый с грустью поведал историю о том, что его ребенок ходит на 9 мая к памятнику только из уважения к родителям.
 
Для него, молодого человека, вступающего в жизнь, День Победы не актуален. Юноша понимает, что победа в тяжелейшей войне XX века — великое событие, но событие, которое уже стало историей и к его обыденной жизни, как он считает, не имеет прямого отношения. И знакомый добавил со слов своего сына, что если бы не он, то его сын и не пошел бы на праздник к памятнику. Мол, есть дела и поважнее. И таких рассказов за последнее время приходится слушать все больше и больше.

О чем это говорит? Это говорит о том, что новые поколения теряют то, что называется духовным единством нации.

У новых поколений не воспитаны смыслы русского духа, нет осознания того, эти смыслы и есть стержень личности, без которого образование не имеет принципиального значения для успешности в жизни. 

Потому что главное в жизни не кто ты и не где ты, а какой ты. И это — какой ты, вытекает из духовных смыслов, которые передаются вместе с памятью и определяют ее.
 
Итак, мы желаем сохранить память о Победе над фашизмом у наших детей и внуков. Как мы это делаем? Ежегодным, чаще всего одноразовым посещением памятных мест на День Победы. Соблюдаем праздничный обряд. Но любой обряд — это форма, которая может до определенного времени быть частью поведения человека. Но без чувственной доминанты, рождаемой смыслами, форма быстро утрачивается. Память хранит в себе то содержание, которое актуально в повседневной или в периодической деятельности человека. И одноразовый в году праздничный обряд, пускай даже и связанный с величайшим историческим событием, не является чувственной доминантой памяти, потому что не имеет поведенческой актуальности.
 
Здесь все как в религии, можно годами и десятилетиями ходить в церковь, класть земные поклоны, ставить свечи, молиться, исповедаться, причащаться, но так и остаться на том уровне, на котором был изначально. Не обряд дает веру в Бога, и не принуждение родителей его соблюдать, а духовная жизнь, которую человек осознанно и добровольно выбирает.  Только осознанное духовное возрастание по заповедям дает и укрепляет веру и приближает нас к Богу, обряд лишь помогает нам на этом пути, но не формирует веру и уж тем более не заменяет ее. Нет духовной жизни, не будет и веры в Бога, потому что нельзя без духовной жизни познать Божественные энергии и почувствовать Божию помощь. Выбор пути духовной жизни — это добровольный выбор человека, но начинается он тогда, когда загорается чувственная доминанта в сознании. И зажечь такую доминанту обряд не может, это может сделать лишь осознание своей греховности и необходимости духовного возрастания.
 
И необходимость сохранения памяти Победы держится не на обряде ежегодного участия в празднике. Дух Победы формирует эту необходимость у тех, кто сам прошел тяжелыми и кровавыми дорогами войны или живет смыслами, благодаря которым Победа стала возможной. 

И эти смыслы веками формировались в сознании русского народа, как православные духовные ценности: служение, как долг перед Родиной, самопожертвование, за ближнего своего, как высшая христианская добродетель, соборность, как единство в духе принимаемых решений, совесть, как понимание — если не я то кто вместо меня, терпение, как необходимость выдерживать самые тяжелейшие испытания ради успеха общего дела.
 
Эти духовные ценности и стали фундаментом Победы над фашизмом. Они и есть то главное, которое определяет, какой я. Именно в этих ценностях и заключаются смыслы нашей Победы, которые вытекают из христианского закона любви к ближнему. Может ли эгоист быть смелым, мужественным, стойким? Безусловно, но эгоист никогда не отдаст жизнь свою за други своя, потому что нет в нем любви к ближнему. А у большинства советских людей предвоенной эпохи любовь к ближнему была воспитана и семьей, и школой, и обществом.  
 
Достаточно напомнить, что в 30-е годы прошлого века государственные книжные издательства распространяли массовыми тиражами произведения, посвященные Ледовому побоищу и Александру Невскому, Куликовской битве и Дмитрию Донскому, освободительной борьбе 1612 года, Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, Полтавской битве и Петру Первому, Александру Суворову и его походам, Федору Ушакову и выигранным им морским сражениям, Бородинской битве и Михаилу Кутузову, обороне Севастополя и Павлу Нахимову, Брусиловскому прорыву. Вся страна восхищенно воспринимала апофеозные кинофильмы «Петр Первый» (1937), «Александр Невский» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), «Суворов» (1940).
 
Произведения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Толстого, Гончарова, Салтыкова-Щедрина, Тургенева, Чехова и других выдающихся писателей России издавались тиражами, невиданными до 1917 года. Пьесы Островского и других дореволюционных драматургов ставились на сценах многочисленных советских театров и транслировались по радио. Многие из них экранизировались. По радио постоянно звучали произведения Глинки, Мусоргского, Римского-Корсакова, Даргомыжского, Рахманинова, Чайковского и других русских композиторов, творивших до революции.

Шла массированная кампания формирования русского духа, потому что культура есть воплощение смыслов культа.
 
 И духовно-патриотическое воспитание дало свои плоды. В народное ополчение в первые месяцы войны было подано более четырех миллионов заявлений. Никого из потенциальных бойцов народного ополчения ни один военкомат официально мобилизовать не мог — это был не приписной контингент. Тем не менее только в рядах ополчения было почти три миллиона человек. Вспомним примеры массового героизма советских людей на фронте. Сотни закрывали амбразуры своими телами, тысячи вызывали огонь на себя, десятки и сотни тысяч сами погибали, но товарищей выручали.
 
Всего за годы войны в Фонд обороны поступило наличными свыше 17 миллиардов рублей, 13 кг платины, 31 кг золота, 9519 кг серебра, на 1,7 миллиарда рублей драгоценностей, свыше 4,5 миллиарда в облигациях государственных займов, свыше полумиллиарда вкладов в сберегательные кассы. На эти средства было построено свыше 2,5 тысячи боевых самолетов, несколько тысяч танков, 8 подводных лодок, 16 боевых кораблей. Многие советские люди отдавали в Фонд обороны последнее. В Евангелии приводятся слова Христа, который, отвечая на вопрос, кто больше пожертвовал в храме, сказал, что больше других пожертвовала женщина, которая дала меньше всех, но она отдала последнее. Когда человек добровольно отдает последнее для защиты Родины, это и есть высшее проявление патриотического духа.
 
И.А. Ильин писал: «То, что любит настоящий патриот, есть не просто самый «народ», но именно народ, ведущий духовную жизнь... Истинному патриоту драгоценна не просто самая «жизнь народа» и не просто «жизнь его в довольстве», но именно жизнь подлинно духовная и духовно-творческая; и поэтому, если он когда-нибудь увидит, что народ его утоп в сытости, погряз в служении мамоне и от земного обилия утратил вкус к духу, волю и способность к нему, то он со скорбью и негодованием будет помышлять о том, как вызвать духовный голод в этих сытых толпах павших людей. Вот почему и все условия национальной жизни важны и драгоценны истинному патриоту не сами по себе, но как данные для духа, созданные духом и существующие ради духа... Вот в чем состоит это священное сокровище — родина, за которое стоит бороться и ради которого можно и должно идти и на смерть».
 
А что знают наши дети и внуки о духе советского народа в годы войны? А есть ли у наших детей и внуков духовный голод, о котором пишет Ильин? Ведь без этого духовного голода не будет той чувственной доминанты, которая и является гарантом сохранения памяти о Победе. Мы верим в то, что наши дети и внуки станут уважаемыми людьми, носителями наших ценностей, наследниками наших традиций. Но вера без дел мертва. А дела, которые делают наших детей и внуков наследниками русского духа должны делать школы, потому что для большинства семей это не по силам. И что мы знаем об этих делах? И чем мы помогаем школам, чтобы эти дела делались успешно? Ведь Сатверсме гарантирует нам право на сохранение собственной национальной культуры, составной и важнейшей частью которой является память о Победе над фашизмом. И никакие русофобские вопли об ограничении праздника Победы или запрете исторических книг о войне не могут быть выше этого права.  
 
Хотелось бы, чтобы пристегивая 9 мая Георгиевскую ленту на грудь, каждый из нас помнил, что она — символ нашего личного участия на поле боя, покрытое огнем и дымом. Сегодня это поле боя за историческую правду, за русский язык, за русские школы, за сохранение памяти Победы над фашизмом, которые ждут наших дел. От них сегодня зависит станут ли наши дети и внуки русскими по духу. Исчезнет дух победителей фашизма — исчезнет и праздничный обряд. Да и мы сами перестанем быть русскими.

Потому что русскость — это православный дух, который определяет небесное выше земного. И в этом небесном и заключаются смыслы русского героизма и памяти Победы.

Валерий Бухвалов, Доктор педагогики