Под знаком носорога

Я уже принадлежу к старшему поколению, но и мне не довелось испытывать того сочетания страха перед властью (понимания что она в любой момент может сделать с тобой все, что угодно) и одновременно страстной и искренней к ней любовью. О том мне рассказывали родители, о том же я читал в книгах, видел в фильмах. Вне сомнений это был стокгольмский синдром. И с ним человечество жило многие тысячелетия: власть тиранов, костры инквизиции и пр., пр. Много позже синдром этот отдаленным эхом вернулся с коммунизмом и фашизмом.

Но в моей сознательной жизни я его уже не застал. Однако нечто подобное многим из нас довелось испытать в детстве, когда в нашу компанию нагло затесывался блатной пацан немного постарше нас. Ситуация как ни странно напоминала классическую, много позже названную стокгольмским синдромом.

Глядя на бравирующего своей наглостью юного негодяя, каждый из нас испытывал сложное сочетание чувств. Это было одновременно детское благоговение перед наглецом, казавшимся нам тогда отчаянным храбрецом. И липкий, унизительный, пачкающий душу, страх. Страх этот был небезоснователен. Мы знали, что приблатнённый пацан, желая укрепить свой авторитет, может в любой момент придраться, и не просто отлупить, но и всячески унизить каждого из нас.

Конечно, эти неприятные эпизоды нашего детства мы поспешили забыть. Тем более что в дальнейшей нашей жизни подобного унижения нам уже не доводилось испытывать, и наш детский страх со временем полностью выветрился. Но где-то в глубине нашего я, на уровне подсознания, эта информация хранится.

И вот в городе появился лидер-носорог, который чем-то неуловимо напоминал предмет одновременного обожания и страха нашего детства. Многие на сознательном уровне почти ничего не почувствовали, но подсознание среагировало, наверное, у каждого. Какой-то лихой пацанский имморализм (в детстве мы еще не знали этого слова, но то, что пощады не жди, не пожалеет, если придется, никого) почувствовали в новом лидере все.

Когда начались атаки на местных несговорчивых предпринимателей, причем не элиты, а рядовых граждан, даже не привыкшие анализировать, если не поняли, то почувствовали, что это жертвы. Человеческие судьбы, порушенные крутым лидером (бывшим приблатнённым пацаненком) для повышения своего престижа (раньше мы называли это авторитетом).

Тогда же мы услышали приблатнённый говор нового лидера. Мы, мол, крутые: «Мужик сказал, мужик сделал». С этого момента началось народное обожание. А с чего, скажите, пожалуйста? Сталина по-настоящему полюбили, когда он пролил реки крови. А тут просто привычный с детства блатной говорок.

Но ключевые слова здесь: «привычный с детства». Наши предки не испытывали в детстве унижения от блатных (время было другое). Вот им и понадобились реки пролитой крови, чтобы испытать стокгольмский синдромом и, как его следствие, пароксизм любви к вождю. А нам достаточно вспомнить свое детство. Правда, у нас нынче все несколько по-другому.

Когда начали увольнять с муниципальной работы родственников оппозиционеров, особого страха не было, оппозиция была малочисленной, и большинство горожан эта беда не коснулась. А так как не было страха, то и не возникла и горячая любовь. Да и симпатии плешивый, похожий на грузчика лидер особенной не вызывал. А уважение, признание его несомненного безоговорочного лидерства, ровно, как в детстве, возникло и приобрело устойчивый характер.

Когда закрылся «Кренгольм», мы вновь услышали знакомые интонации. Спасать людей на фабрике не торопились. Престиж власти носорога оказался важней, чем люди. Их в городе много. Но главное даже не потеря многими нарвитянами работы. Главное – блатная интонация, которую в интервью, данном руководителем водного предприятия, услышали все. На вопрос корреспондента, что с фабрикой, следовал крутой по-пацански циничный ответ: «Будь Narva Vesi предприятием частным, а не городским, вопросов не было бы — "Кренгольм" отключили бы уже давно». Нечего, мол, сопли распускать, закрылась фабрика, так есть другие, а люди без работы – эка беда, людей в городе много.

Не знаю, как другие, но я именно с этого момента понял, что нас, жителей третьего по величине города, будут унижать, как в детстве нас унижали приблатнённые пацаны.

И не ошибся. Носорожье племя начало систематическое разграбление города. Разграбление откровенно наглое, бессовестное. Наверное, многим, если не всем, из этого племени, действительно важны именно деньги. Но, подозреваю, что для их истинного главаря деньги сами по себе второстепенны. Для него важнее собственная бандитская лихость. Важнее своей безнаказанностью, каким-то до извращения страстным желанием грабя город у всех на глазах, унижать его жителей.

Конечно, унижение испытывают не все, а только то, что еще не лишился чувства собственного достоинства. Но унижать рабов - не велика радость. Особенно приятно для блатного лидера пытаться унизить людей независимых. А это не всегда удается.

Но отвести душу иногда можно именно используя упрямство людей гордых своей независимостью. Один человек из 31-го в нарвском городском собрании не поддался власти носорога, во всех своих выступлениях говорил, что носорог-то – голый, а не босиком по самую шею! Так почему не получить изысканное удовольствие попытаться публично сломать упрямца деньгами и лишить его пособия. Тридцать носорожьих голосов бросили против одного независимого! Не сработало, и в результате вынуждены были опять вернуться к равному подходу ко всем депутатам.

При двух атаках на городскую школьную систему: закрыли Юхкентальскую школу по сомнительной схеме, а во второй – Йоальскую школу. Казалось бы, есть причины горожанам возмутиться. Но ничего, съели и это. А это тоже удовольствие для бывшего подзаборного пацаненка – сожрали люди обиды и не поперхнулись.

И особое удовольствие получает человек с криминальным менталитетом, когда нарушает законы. Казалось бы, в чем радость, когда любой закон в твоих силах как угодно изменить. Твоя команда чай не последняя в Рийгикогу! Так меняй, а потом действу в соответствии с новым законом. Так нет же, это уже будет не то удовольствие.

А случилось так, что захотелось носорогу наказать белого лебедя, посмевшего донести до общественности правду о махинациях с городским имуществом и заказами. Правда лебёдушка оказалась с характером, сломать её так и не получилось. Но отвести душу все же удалось. Не был безгрешен противник, и грехи его на поверхности лежали, и городской секретарь наготове был – дай только приказ. Но какое удовольствие наказать человека за то, в чем он повинен? Нет, это неинтересно крутому блатняку. Кайфа нет. И стали осуждать её в газетах за то, в чем она ну никак не повинна.

Но после первого раза просто нарушать действующие местные распорядки и законы оказалось слишком пресно. И во второй раз уволили её не просто с нарушением законов юридических, а с явным, бьющим в глаза нарушением законов арифметики.

Такой явной наглости, казалось бы, просвещенный город не должен был вытерпеть – арифметику знают все. Но ничего, вытерпели и это.

В июне 2012 года Нарвское горсобрание не поддержало общественную инициативу сделать почетным горожанином Юрия Мишина – действительно деятельного, и известного председателя Союза российских граждан, погибшего в автокатастрофе за полгода до этого. Зато практически тут же в противовес присвоило это почетное звание действующему депутату-носорогу к его юбилейному дню рождения. Чувствуете разницу! И эту наглость люди съели.

Но как дальше получать удовольствие? Все вроде испробовали. Но, то ли советчики нашлись, то ли сами додумались. Можно ведь и дальше сидеть на городской казне! Пусть полиция с прокуратурой наезжают с обвинениями в коррупции, плевать, что идёт судебный процесс, а мы снова будем баллотироваться в депутаты.

Но, хватит. Дальше терпеть издевательства невозможно. Если бы в прошлом году носорог добровольно отбыл бы тратить в Испании полученные деньги, люди, не то что ему простили, но не захотели бы с ним связываться. Нынче же ситуация изменилась. Наш приблатнённый местный правитель не просто надоел, он уже настолько осточертел нам, что неизвестно откуда появилось желание заставить его заплатить за все издевательства.

Не знаю, как другие, но я теперь желаю тщательного расследования всей деятельности нашего бывшего кумира и требую, что бы он получил полной мерой, причем с медицинской точностью, день в день, за все свои выявленные прегрешения.

И опять же. Прежде была надежда, что наш носорог, насосавшись до отказа из городской казны и вдоволь покуражившись, уйдет на покой переваривать сожранное.

Однако нынче обуревают меня сомнения. Что ему деньги? Кураж важнее. Для тех, кто не бывал на самом верху, достаточно нанять кучу слуг и куражься над ними сколь душе угодно. Но блатному извращенцу, который не только властвовал над городом, но откровенно издевался над его жителями, очень трудно лишить себя такого удовольствия.

Поэтому есть основания предполагать, что не уйдет этот упырь сам, пока мы, народ, не привлечем его осенью к ответу.