Неизвестная Олимпиада-80 в Таллине

«Не понимаю разницы между европейцем и русским. Если человек говнюк – неважно, откуда он». Вячеслав Самбур поговорил с героем Олимпиады-80 Александром Музыченко, который сейчас живет в Латвии, но ощущает себя русским.

Олимпиада-80 нагрянула не только в Москву, но и в другие союзные города. Минск, Киев и Ленинград принимали футболистов, а Таллин – полноценный парусный турнир. В столице Эстонии тогда прошли торжественные церемонии открытия и закрытия – прямо на побережье Балтийского моря, и даже был выпущен свой олимпийский талисман – тюлененок Вигри. На тех Играх советские/российские яхтсмены выиграли одно золото. Александр Музыченко в паре с легендарным (и, увы, покойным) Валентином Манкиным взял под свой контроль класс «Звездный». С тех пор, вот уже 35 лет, золота в парусном спорте у большой страны нет. Sports.ru нашел олимпийского героя в Риге и расспросил о другой, неизвестной Олимпиаде.

- Вы начали заниматься парусным спортом в Омске на Иртыше – разве такое возможно?

– Иртыш, конечно, сильно изменился. Там, где мы раньше ходили на яхтах, могли свободно ставить дистанцию, теперь остались только гребцы. Все заросло.

Хотя школа там сильная, держится на энтузиазме людей. Много хороших ребят оттуда вышло: я выиграл Олимпиаду, кто-то выиграл Европу, чемпионат СССР. Со мной в группе был Серега Щербаков – он вообще прошел вокруг света.

- Как шестилетнему парню попасть на яхту?

– У меня сестра занималась, старше меня на 10 лет. Куда меня девать? Брала с собой. Они тренируются, а я то с боцманом вожусь, то еще что-то делаю. Так постепенно прибился.

- Больше трех десятков лет вы живете в Латвии – с Омском все еще что-то связывает?

– Могилы – наверное, как и всех людей моего возраста. Стараюсь приезжать регулярно, раз в год-два – обязательно. Был в позапрошлом году, планирую выбраться осенью.

- На Олимпиаде-80 яхтсмены соревновались в Таллине – вы были довольны выбором места?

– Я к тому времени служил в Риге в Балтийском флоте, а на регату претендовали Таллин, Рига и Ленинград. Конечно, мне хотелось выступать в Риге – там открытое море, выходишь из Даугавы – и такая территория, классная акватория. Ленинград мы между собой называли маркизовой лужей. Все красиво, шикарно, но слишком закрыто – хотя, наверное, дистанции бы хватило.

А Таллин… Эстонцы оказались умнее наших партийных руководителей, поборолись и выиграли. Для многих с этим выбором решалась судьба кресла. Я знаю, что первый секретарь Латвии отказался: не дай Бог что-то не так – получим по голове. А эстонцы показали активность среди ленивых претендентов и вместе с регатой выиграли многое.

- Что именно?

– Да что угодно. Была всесоюзная стройка. Они отремонтировали весь город, построили телецентр, гостиницы, улицы, даже канализацию поменяли. «Пириту» сделали просто игрушкой, насыпали туда дорогу – раньше такое мелководье было. Все сделали по-европейски.

Это хорошее экономическое наследие – все объекты при деле, все работают. Эстонцы – люди с головой.

Олимпийская регата в Таллине

- Не напрягало, что, по сути, вы соревнуетесь вдалеке от «большой» Олимпиады?

– Я не чувствовал, что мы где-то на отшибе. России мне хватало в подготовке: зимой тренировались в Севастополе и Сочи, летом – Таллин, Клайпеда, Рига. Почти всегда парусный спорт на Играх проходит далеко от основного города. В Москве нельзя построить бассейн на две мили – парусники всегда обособлены.

- Олимпиада для вас была другой?

– Немножко. Даже хорошо, что было не так много народу – все очень по-домашнему, уютно. Своя церемония открытия: то же самое, что в «Лужниках», только на маленьком участке – на площади около «Пириты», там сейчас стоит чаша. Зажжение огня, поднятие флага, построение команд. Все один к одному как в Москве.

- Город сходил с ума по Играм?

– Как жил, так и жил, Олимпиада не была бумом. Конечно, было внимание, зрители на трибунах. Но мы почти не видели город: зарядка, метеорология, массаж. Мы были зомбированы этими стартами. Я видел, что принимались строгие меры безопасности: вход на территорию клуба по пропускам, закрытая зона. Как себя чувствовали зрители, не знаю. Наша регата проходила далеко в море, мы только до дистанции добирались час-полтора.

Получается так: мы гоняемся в пяти-семи милях от берега, где-то там болельщики смотрят на экраны, а на горизонте силуэты военных кораблей – нас охранял Балтийский флот. Старт давали выстрелом пушки главного военного корабля. Мне потом ребята-матросы скинули гильзу – до сих пор дома валяется, 70 мм.

- Москва пробовала пепси, жвачку, новую колбасу – Таллин этим было не удивить?

– Таллин вряд ли, меня – точно нет. На всех проходах стояли аппараты с колой – пей не хочу. В 60-м Никита Сергеевич сказал: вы будете жить при коммунизме. В 80-м он для нас наступил. На две недели. Все было организованно здорово, любой каприз выполнялся. Надо отдать должное Союзу: сказали и сделали.

- Культурная программа на Играх – это не про вас?

– В 80-м я не ходил по дискотекам, за год-два до этого – да, скучать не приходилось. Потом все отодвинул. У меня только массаж полтора-два часа длился – после него на дискотеку не захочется. Я к тому моменту был почти женат, будущая супруга находилась рядом – выпивали кофе, общались, мне хватало. После Игр 3 сентября мы расписались, 35 лет вместе. Двое детей, трое внуков, прекрасная семья.

- Как вы восприняли бойкот Игр?

– Это идеология, политика. Когда есть фронт – нужны бойцы. На войне это солдаты, в обычной жизни – спортсмены, бойцы идеологического фронта. Без лишних накачек было понятно, что от нас требуется.

Но ладно, кто-то к нам не поехал, у меня с этим нет проблем. Мы неплохо выступали год-два до Олимпиады, спокойно сидели в троечке, побеждали. Но когда четыре года спустя на Игры не поехали мы – это была беда.

8 мая нам сказали: вы никуда не едете, мы отказались. Возьмем мой вид спорта – здесь можно выступать до старости. Но легкая атлетика, гимнастика? В 24 года гимнастка уже не покажет того результата, который у нее был в 20. Получилось белое пятно в жизни спортсменов – это негуманно к ним, это неправильное решение советского правительства.

Да, спорт политизирован, но не настолько, чтобы ломать судьбы многих людей.

- Вы выиграли золото в классе «Звездный» – в двух словах что это такое?

– Два паруса – стаксель и грот. Когда на море пять баллов – очень трудноуправляемая яхта. Но скоростная. Внутри помещаются только наши ноги. Зцепляешь их за ремень, а сам висишь за бортом – примерно как на стуле, только спиной как будто пытаешься лечь на пол. И управляешь настройками с помощью веревок, в руках держишь шкот – притравил, подобрал. Постоянная работа.

Кажется, 18 Олимпиад была в программе, только недавно исключили.

– Мы изучали военные разработки, постоянно консультировались с гидрологами: обтекаемость бульбы, парусов, мачты, изгибов, лобовое сопротивление к воде, к воздуху. Нам читали много лекций и всегда для нас находили ведущего в Союзе по нужной теме. Это очень приятно: человек выделял время на меня чайника. Думаю, я что-то усвоил.

Александр Музыченко (слева) и Валентин Манкин – олимпийские герои

- К Играм-80 вы подошли в паре с Валентином Манкиным – уже тогда двукратным чемпионом, который еще и старше вас на 17 лет. Что он за человек?

– Человек-кремень, не боялся никого и ничего. Но перед Москвой-80 ему нужно было выбирать напарника. Зимой 76 года в Подольске он пригласил меня в номер: я хочу выиграть третью Олимпиаду. Одно условие: работаем только на это, отказываемся от всего.

Мне 21 год, я матрос Балтийского флота – у меня все равно нет ничего, от чего нужно отказываться. Пошел к нему в экипаж.

- Было что-то вроде трепета перед ним?

– Как будто Бога за бороду подержал. Раньше мы соревновались друг против друга. Если была возможность прихватить его – с удовольствием прихватывал. Правда, потом на берегу держался подальше.

- Отношения после Игр поддерживали?

– До самого конца, в прошлом году его похоронили. Он так и остался в Италии, отвечал там за подготовку детей. Он киевлянин, ему помогли туда уехать. Я бы никогда так не поступил – в Европе русский человек чужой.

- Как праздновали победу?

– Пожали руки, обнялись – после этого нас ничего не держало. Деловые отношения закончились, два мужика сделали свою работу. Никаких вечеринок не было.

Более-менее отметили только в сентябре. Гоняли чемпионат Союза, его тоже выиграли. А я давно пообещал выпить водки, если выиграю Олимпиаду. Друзья мне поставили: отвечай за слова. Выпил рюмку первый раз за много лет. Четыре года не знал, как она пахнет. До этого в Омске ходили в походы – что-то пробовали обязательно, но за годы забыл вкус.

- Что полагалось за золото Олимпиады?

– Установленное денежное вознаграждение – порядка 4 тысяч рублей. Машина стоила 6 тысяч. К тому моменту мне уже мало что требовалось: машина была, квартира была. Я к деньгам относился спокойно, а сейчас, после двадцати лет работы в банке, еще спокойнее. Деньги есть – это хорошо, это лучше, чем когда их нет.

- На церемонию закрытия поехали в Москву или остались в Таллине?

– В Таллине, там все замечательно провели. На той же площади возле «Пириты», шла трансляция, часа три все длилось. Эстонцы сделали большой праздник, но Мишки не было. Кстати, под местом для олимпийского факела установлена плита, там навечно остались фамилии всех чемпионов. Моя – самая нижняя.

Потом можно было делать что угодно, но я ни на минуту не остался – так был выжат. Даже в Москву на парад не полетел. Уехал в Ригу – там соответствующие встречи, митинги.

- Вы до сих пор гоняетесь, участвуете в соревнованиях – зачем вам это?

– Любимое дело. Кто-то собирает открытки, кто-то охотится. Я обожаю этот вид спорта и до сих пор не знаю, как правильно ходить на яхтах. Есть такие нюансы, ради которых ты продолжаешь и продолжаешь.

Представляете, чемпионат мира – 76 одинаковых яхт. Даже вес экипажей должен быть одинаковым – и надо проявлять себя в этом. Мы десятые в мировом рейтинге, боремся, гоняемся. Ну здорово!

- График плотный?

– В год около десяти международных стартов. От семи до десяти дней надо быть в городе, где проходит гонка. В этом году был в Ла-Рошеле, Каннах, Сан-Тропе, несколько дней назад в Санкт-Петербурге. 2 августа – чемпионат Европы в Швеции.

Остальное время – немножко в бизнесе, немножко в семье. Причем и в бизнесе, и в семье говорят, что я соревнуюсь слишком много. Ну это и прекрасно – в 60 лет выступать в хорошем экипаже, получать удовольствие.

На награждении в костюмах: Музыченко (справа) и Манкин (в центре)

- Питер сейчас – крутое место для парусного спорта?

– Почти все яхт-клубы в России стали стоянками, а в Питере ребята бьются уже лет шесть-восемь. Их увидели, «Газпром» у них спонсор, здесь строится парусная академия. У России дефицит тренеров и низкий уровень. Хорошо, если получится что-то развить.

В Крыму тоже неплохая база. Я с 76-го по 92-й тренировался там: хорошая акватория, роза ветров. Но питерский клуб сегодня – топовый в стране.

- За чей счет вы гоняетесь?

– Мы выступаем в классе «Дракон», до 72 года он был олимпийским. Его смотрят люди пожившие. Понимающие, что парус – это образ жизни. Я гоняюсь с Василием Сенаторовым, он меценат журнала Yacht Russia, два цикла был спонсором русского экипажа. Прикупил яхту, пригласил меня. Фактически я выступаю благодаря его желанию быть в парусе.

Из олимпийской программы выдавили такие классы, где могли гоняться люди в возрасте, с весом 100 кг. Все эти виды постепенно поумирали, а «Дракон» нет – значит, такая популярность. У немцев зарегистрировано 2 тысячи яхт, до 18 стран на старте.

- Какая нужна подготовка, чтобы в 60 лет этим заниматься?

– Бассейн, велосипед, зарядка. Важно поддерживать выносливость – гонки длятся до трех часов. Нужен крепкий пресс, руки, спина.

В моем возрасте нельзя не быть инвалидом. Колени – главная проблема, менисков ни у кого нет. Позвонок проваливается в штаны. Простатит… Много патологий – постоянно в холоде, со статическими нагрузками. Но в кокпите, в гонке другая жизнь, даже боли не замечаешь. А на берег возвращаешься – и опять больной человек.

Самое главное – все равно не тело, а голова. Манкин говорил: мы как летчики – постоянно крутишь головой, видишь все и реагируешь. Миша Таль – великий шахматист, был с нами в Сочи. Попросился на яхту. Потом сели в кафе – и он: ребята, у вас те же шахматы, только вы их раздвинули на две мили! Слова великого Таля.

- Чем занимаетесь, кроме яхт?

– Очень люблю охоту, мы создали большое хозяйство, поместье. У меня есть катамаран, крейсерская яхта. Это та жизнь и те дела, которые я отставлял под старость. Нельзя сидеть на лавочке, спать, смотреть на небо.

Читаю Веллера – «Конец подкрался незаметно». Не ожидал от Веллера, что так интересно будет.

- А банк?

– Банк у нас забрало правительство, но остались дела, активы.

- Что вас вообще связало с Латвией?

– Сначала меня отправили в учебный отряд Калининграда. Я был специалистом МЗА – малой зенитной артиллерии, плюс спортсмен-яхтсмен. Обо мне знали в ЦСКА ВМФ, присматривались. В учебном отряде не забрали в спортивное подразделение, но потом через два-три месяца нашли и откомандировали в Ригу.

– Распад Союза встречали там?

– Да, был в сборной – и все начало разваливаться, перестали покупать паруса, яхты. Начал думать о семье. Меня пригласили в банк – не знаю, кто и как меня вычислил. Не я пришел проситься, а именно позвали. Работал там 20 лет – я такой: люблю одну жену, люблю одну работу, не прыгаю с места на место.

- Что вспоминается из того тяжелого периода?

– Не хочу ничего вспоминать. Все мы не знали, что и как будет. Тем более я был не в России. В Латвии начали пробиваться всякие националистические дела. Сначала Латвия была для всех, потом стала Латвией для латышей. Как нигде сейчас, именно в Латвии это проявилось: есть граждане Латвии, а есть все остальные. С годами это затрется, забудется, но не сейчас. Любому тесту нужно пробурлиться и настояться. Мои дети прекрасно говорят на латышском, супруга, я. Все мы адаптировались.

Я скажу так: если человек с головой, руками и ногами, он сможет жить в любом месте. Я не бедствовал.

- У вас паспорт гражданина Евросоюза или России?

– Эту тему не хочу муссировать.

- Кем ощущаете себя?

– Я не могу понять разницу между европейцем и русским. Если человек коммуникабельный, честный, добрый – неважно, из какой страны. Если человек говнюк, то тоже неважно, откуда он. Есть вопрос культуры, наследия – в этом я русский. Я за Россию. Даже играет «Авангард» в Риге – я иду болеть за него.

- Вам не горько после Латвии оказываться в Омске?

– Омск пришел в упадок, хотя был индустриальным центром. Горько не горько… Наверное, я поэтому там и не остался – хочется оказаться в более цивильной среде. Но люди в Омске прекрасные. Я жду время, когда все везде будет идеальным.