Экскурсия в цыганский табор. Фоторепортаж.

Пишет Павел Фёдоров: «Не балуйся, а то цыганке отдам!» — не раз слышал я, как мамы пугают так детей. Но кто такие цыгане, и почему их все так боятся? Действительно ли они гипнотизируют людей и выманивают деньги? Кто такой барон и как он живет? За ответами на эти вопросы я отправился в цыганский табор.

Однажды я выезжал из города и заметил по обочине странные картонные домики. Посмотрев дома на карту, я увидел, что это цыганский поселок. Я был очень удивлен — никогда бы не подумал, что такое бывает по-настоящему и в Челябинске. С тех пор мысль наведаться туда не покидала меня. И вот, волей случая мы уже едем.

Оба табора находятся на выездах из города, с противоположных сторон. Мы выбираем тот, в котором, как оказалось, у нашего водителя есть знакомый. По дороге все шутят, вспоминая цитаты из фильма «Большой куш», ожидая, как нам попытаются «впарить» фургон и «собаку в нагрузку»...

И вот мы на месте. Я вижу перед собой одноэтажные дома, сколоченные из фанерных досок. Домики серые и грязные, их всего около 25–30. Первой мы видим цыганку, которая гонит гусей в загон, я тороплюсь достать фотоаппарат, но не успеваю.

Наша машина останавливается и внезапно, изо всех щелей появляются дети, которые облепляют машину. Становится не по себе.

Мальчик в красной футболке только что вышел из «Приоры» и держит в руках ключи и сотовый телефон.

У цыган есть необычное умение — они неожиданно появляются из ниоткуда и так же неожиданно исчезают. К нам подходит мужчина и спрашивает, зачем мы к ним заехали. Объяснив, что мы хотим пофтогографировать быт, нам дают разрешение. Что интересно, это не особо важно, потому что, как выяснилось, разрешение каждый из них дает свое, не спрашивая остальных, а остальные могут быть и против.

Я начинаю фотографировать, а вокруг меня толпа детей. Все кричат «дядя, сфотографируй меня!» и лезут в кадр. Начинается просто какой-то ужас... Все бегут за мной, трогают за руки, пытаются снять очки. Девочка рядом садится в лужу и начинает ходить в туалет...

Наш водитель Серега был здесь несколько раз и говорит, что лучше сфотографировать их или сделать вид — все равно не отстанут. Я начинаю снимать детей, и с каждым кадром они не успокаиваются, а напротив, все громче кричат и просят фотографировать их еще. При этом они все толкаются и лезут в кадр первыми.

Поселок состоит из нескольких импровизированных улиц. Здесь живет около 30 семей.

Скоро появляется сын одного из авторитетных мужчин в таборе — Валера (в синей футболке слева) и сообщает нам, что в таборе траур и пока нам лучше не фотографировать здесь, а приезжать через неделю. Мы понимающе вешаем камеры на шею.

Но при этом он сам просит сфотографировать некоторых детей, которые не успокаиваются... Я окончательно запутываюсь и продолжаю снимать.

На улицу потихоньку стягиваются взрослые мужчины. Все сначала выглядят очень сурово и спрашивают о цели нашего визита и вроде бы запрещают снимать, но потом сами позируют и пытаются попасть в кадр.

А один цыган даже красиво сел и сам попросил его запечатлеть.

И самый активный мальчик, который вышел из «Приоры»

Я постепенно двигаюсь к машине, боясь за свои карманы, мои напарники тоже уже садятся. Немного успокоился я только тогда, когда сел на заднее сиденье за тонированными стеклами и закрыл дверь на кнопку. Теперь дети лезут в машину, не давая закрыть дверь, и кричат «дядя, дай копеечку!».

С борьбой мы закрываем дверь в машину и трогаемся. Я молюсь, чтобы машина не сломалась и мы побыстрее уехали. За нами еще бегут несколько цыганят...

Естественно, мы не удовлетворяемся таким результатом и принимаем решение отправиться во второй табор, который стоит в другом конце города. Прибыв на место, мы видим точно такие же домики. Но если в первом таборе у нас был хоть какой-то знакомый, то здесь мы вообще никого не знаем. Поэтому, приехав, мы еще несколько минут сидим в машине, предвкушая то, что сейчас начнется...

Но здесь все начинает развиваться несколько по другому сценарию. Первой нас замечает женщина, и уже за 30 секунд из одной она превращается в несколько с детьми. Дети, увидев камеру, сразу просят сфотографировать их, но не так нагло, как в первом таборе, а уже намного более цивилизованно. Женщина оттаскивает своего ребенка, не желая, чтобы он попал в кадр.

Но это ему (или ей) не особо мешает. Все уже смеются, включая маму.

В этом таборе все происходит намного спокойнее. Цыганки начинают рассказывать нам, что их поселок хотят отобрать, и все говорят фамилию Давыдов. Говорят, что к ним уже приезжали люди с камерами и что-то снимали. Общаются они спокойно и вежливо, даже на некоторое время становится интересно и приятно с ними разговаривать. Разница с первым поселком разительная.

За разрешением на съемку нас отправляют к барону, и мы начинаем искать его дом. По пути за нами отовсюду наблюдают и с интересом рассматривают. Но дети ведут себя прилично, не кричат и не бегут толпой.

Дом барона был найден не сразу, попробуй различи эти дома...

И уже около дома нас встречают несколько взрослых и крепких мужчин и начинают, что называется, задавать «неудобные вопросы». Здесь уже становится не по себе. Адекватно воспринимать реальность мозгу не дают стереотипы про цыган.

Кое-как объяснив им, зачем мы приехали, мы видим подъезжающую к дому машину. «А вот и барон из магазина приехал!».

Мне сразу представляется, что сейчас выйдет какой-то здоровый черноволосый мужик в золотых цепях и шубе на голое тело, но к нам подходит очень приятный и приветливый мужчина по имени Юра. По крайней мере, так он нам представился. Я рассказываю о наших съемках.

Он приглашает нас в дом. Мне становится жутко, со спины подходит около десятка мужчин и все настойчиво предлагают войти в дом и «выпить чаю». В конце концов мы соглашаемся и следуем внутрь. В голове крутятся самые жуткие картины.

Миновав маленькую прихожую, мы сразу попадаем в кухню. Садимся за стол и вдоль стен встают мужчины, барон садится с нами за стол. Все остальные стоят. Смотря на это все, возникает устойчивая ассоциация со сценой из фильма «Большой куш». С нами так же разговаривает один барон, но все остальные мужчины дополняют его ответы.

У плиты суетится женщина — жена барона. И уже скоро на столе появляется три стакана на блюдцах, в каждом из которых лежит слива. Мы с коллегами недоуменно переглядываемся. Но вскоре выясняется, что это традиционное приготовление чая. В эту же кружку кладется обыкновенный пакетик чая и заливается кипятком.

В верхней левой части кадра, вы можете увидеть, как вдоль стен стоят те самые цыгане.

Мы начинаем разговор с Юрием, и я объясняю, что моя цель — показать в своем репортаже цыган обыкновенными людьми. Показать, что цыгане такие же люди, как все, и что человеческое им не чуждо. Первые вопросы мы почему-то задаем о свадьбе.

— Традиционная свадьба, какая она?

— Детей мы женим в 12 лет...

Мы сначала думаем, что это шутка, но Юра улыбается и начинает объяснять.

— Когда мальчику уже 12 — его пора женить. Его отец разговаривает с отцом какой-нибудь девочки и они договариваются о женитьбе.

Мальчика, а девочку тем более, спрашивать никто не будет. За них уже все решено.

Почему детей женят так рано? Это нужно для того, чтобы мальчик, как будущий мужчина, с детства привыкал нести ответственность и понимал, что у него есть семья, которую нужно кормить и защищать. Свадьба длится три дня и мало чем отличается от нашей с вами традиционной свадьбы.

Пока идет эта беседа, на столе появляется кое-какая еда. Я уже, совершенно осмелев и забыв о том, «что меня пытаются отравить», уплетаю бутерброд. А мужчины, будто окончательно расслабившись, расходятся по делам, а один садится с нами за стол.

Как раз в день нашего приезда в таборе гостил цыган из Самары, приехавший в гости на несколько дней. Он тоже показался довольно приветливым и общительным. По дому ходит мальчик без штанов, жуя что-то, а рядом с ним «пёсик».

Я выбираю момент и задаю вопрос, который больше всего меня волнует: «Почему вы не живете в квартирах, а строите свои дома» и получив ответ, я нахожусь в шоке.

— Нельзя, чтобы женщины были над мужчиной. Это неправильно и недопустимо.

Оказывается, у цыган страшное преступление, если женщина находится на втором этаже, над головой мужчины.

«Она должна знать свое место и всегда быть ниже», — показывает нам рукой Юра.

Мы затрагиваем тему иерархии и выясняется, что это касается и еды. За одним столом с мужчинами женщины есть не могут — они едят после. Но если женщина уже старая и мудрая, то иногда её пускают за стол, выражая уважение. Более того, нижняя часть тела женщины считается изначально оскверненной. И одежда, которую носит женщина ниже пояса. Прикасаться к ней мужчина никогда не будет.

Традиционно, у женщины должна быть длинная юбка до пола. У мужчин традиционная одежда — папаха. Рассказав об этом, Юрий убегает в комнату искать в шкафу шапку. Для фотографии он одевает её.

— Она осталась мне еще от деда. Позор мужчине, когда у него нет такого головного убора, тем более, если ты барон, — рассказывает Юра. Но на сегодня традиции опускаются, ведь мы живем в современном мире, и папаха одевается уже только по праздникам.

Барон, кстати, выбирается всем табором. В его задачи входит контроль за порядком в таборе, решение споров, контроль денег и т.д. Барон — это такой локальный и 100% уважаемый «президент». Очень важно, чтобы в таборе был порядок. В первую очередь для того, чтобы другие цыгане, из других городов, никогда не могли сказать, что в нашем таборе что-то плохо.

Каждый вечер, цыгане собираются на «пятиминутку». Здесь табор обсуждает, как у кого дела, кто в чем провинился, как дела на работе и т.д. Работают, кстати, челябинские цыгане с металлом. Даже называют себя они «металлоломщики». Поэтому молодые мужчины-цыгане не фотографируются — боятся.

— А вот с русскими вы дружите? Бывает такое, что они приходят в табор? — спрашиваю я и понимаю, что задаю глупый вопрос. Сам ведь сижу, пью вкусный чай и угощаюсь нехитрой едой.

— Конечно, у нас часто гостят русские друзья, и мы общаемся с соседним поселком.

— А бывает брак между русскими и цыганами?

— Нет, ни в коем случае! Это недопустимо!

С Юрием общаться очень интересно. Он рассказывает нам про проблемы.

— Администрация города не хочет давать бумаги, подтверждающие право владения землей, поэтому мы не можем строить уже нормальные, хорошие дома. Вдруг нас выгонят? Сейчас у меня идут переговоры с Давыдовым, и я надеюсь, что скоро все у нас получится, и мы сможем законно жить на свей земле.

Оказывается, цыгане, которые сидят на улицах с грудными детьми, так же ненавистны настоящим цыганам, как и нам с вами. Зовутся они «люли». Люли — это позор цыганского рода. Кстати, они православные. Но бывают и мусульмане, они называются «харохане». К цыганкам, которые на вокзале раздевают людей, Юра относится тоже негативно. «Это ведь просто грабеж!», — говорит Юрий.

В доме становится душно и жарко от чая и мы выходим на улицу.

В прихожей кошка с котятами.

А с другой стороны — пёсик.

На улице женщины кипятят воду. Дети здесь, кстати, все грязные и чумазые. Но это выглядит даже смешно. Зато все сытые и довольные.

Пока мы ходим и фотографируем, в табор приезжает такси. Я сначала подумал, что у меня галлюцинации, а потом увидел, что это цыгане приехали домой.

Один дом здесь вообще выглядит прилично, и на нем есть даже спутниковая тарелка, которая не очень сочетается со всеобщим хаосом в поселке. К слову, в этом таборе тоже около 30 домов и 30–40 семей.

А другие дома, выглядят, например, так:

Мы разговариваем с Юрием и мимо нас идет женщина. «Повернись!» кричит она. Мы с недоумением смотрим на Юру и он улыбнувшись рассказывает:

— Если женщина идет по улице и видит стоящих мужчин, она должна сказать им отвернуться, чтобы они не смотрели на нее.

Если она этого не сделает, то вечером женщины спросят её, не стыдно ли ей, что другие мужчины смотрели на нее, а она не сказала отвернуться. Если она ответит, что не стыдно, то женщины побьют её. Нравится, да?

— Нравится, — отвечаю я и говорю, что даже завидую в чем-то таким традициям цыган.

Вернувшись в дом, я рассматриваю картины на кухне. Здесь же стоит маленький, кухонный телевизор.

А в комнате уже можно посмотреть фильм на широком экране.

В доме есть отопление, и зимой здесь жарко. Чего не скажешь, когда смотришь на эти дома снаружи.

И вот наше время подходит к концу, и нужно уезжать. Честно говоря, теперь уже и не хочется. От того страха, который был вначале, не осталось и следа. Никто нас не отравил и не закопал в таборе. И, более того, мы уехали, даже не купив фургон. И песика нам никто не «толкнул».

Оказывается, настоящие цыгане — гостеприимный, спокойный народ, уважающий свои традиции. Я искренне надеюсь, что свои проблемы с землей и администрацией города Юрий скоро решит, и наши друзья-цыгане смогут построить себе крепкие и уютные дома на своей земле.