Археология приносит нам удивительные сюрпризы: о славянских предках латышей
Пишет Игорь Гусев, историк из Латвии: Почему так мало археологических свидетельств, подтверждающих многовековое славянское присутствие на латвийской земле? В своё время я любил играть со своей маленькой дочкой, которая пряталась в угол и закрывалась ладошками, а я её искал и, естественно, «не находил». Она ведь ладошками закрылась… Этот образ маленького ребёнка, который умело закрывается ладошками от реалий большого мира, неизменно встаёт передо мной, когда я пытаюсь анализировать позицию некоторых коллег, представляющих официальную латвийскую историческую науку.
Любой честный исследователь подтвердит, что корпус археологических источников пополняется непрерывно, и новые материалы могут как подтвердить, так и существенно изменить или даже опровергнуть сложившуюся ранее картину. Как отметил известный российский археолог Е.А.Шинаков, «отсутствие того или иного археологического признака не всегда адекватно отсутствию отражённого им элемента структуры или процесса — многое зависит от степени изученности территорий... Другими словами, наличие археологического признака — факт, его отсутствие — не обязательно факт»1.
Собственно археологические данные совершенно недостаточны для однозначного определения связей, соответствующих линии этногенеза, а их значимость куда более спорна, нежели письменных и лингвистических источников.
Но самое главное — где степень ответственности и научной смелости, позволяющей признать наличие археологического артефакта славянского происхождения, в то время как официальная научная традиция в Латвии покоится на железобетонном принципе «у нас нет, и не могло быть никакого автохтонного славянского населения»?
Археологические данные дают нам богатейший материал для анализа. Например, при раскопках в Кокнесе «преобладает гончарная керамика древнерусского облика (98%)»2.
Серьёзные исследователи понимают, что следует дифференцировать предметы, которые могут быть объектом торговли, и бытовые вещи, которые изготавливаются для использования внутри определённых коллективов и, скорее, могут отражать конкретную этнокультурную традицию.
И если интерпретация материалов погребального обряда ещё может вызывать активные дискуссии, то трактовка керамического материала бывает только однозначной. Примитивная кухонная посуда не являлась предметом торговли, из-за её непрочности она не могла перевозиться на дальние расстояния. Эта посуда лепилась непосредственно на месте людьми, имеющими навыки изготовления согласно определённой традиции, и если керамика «древнерусского облика», то делали её, безусловно, русские руки. Кстати, немецкий хронист Генрих прямо называет Кукенойс (Кокнесе) «русским замком» (Kukenoys castro Ruthenico)3.
Какой же вывод из всего этого следует? Весьма логичный. В латвийских учебниках истории укрепление Кокнесе традиционно трактуется как «древнелатгальское городище»4…
Профессор А.Г.Кузьмин отмечал:
«Один и тот же источник, один и тот же факт будет иметь совершенно разное значение в различных концепциях: несущественный в одной, он может стать основополагающим в другой. ...Археологические, антропологические, этнографические, лингвистические и прочие свидетельства лишь тогда заговорят в полный голос, когда они будут взяты во всей совокупности и им будет найдено место в многостороннем историческом процессе»5.
Каким же образом у нас нередко трактуются факты?
Американский историк литовского происхождения Мария Гимбутас в одной из своих книг упоминает некую историческую версию. Она пишет, что
«большинство учёных разделяют [это] мнение… — и тут же завершает мысль дивным образом, — хотя ни исторических, ни археологических данных, подтверждающих эту гипотезу, не обнаружено»6.
То есть факты, подтверждающие данный тезис, отсутствуют напрочь, однако большинство специалистов дружно его поддерживают!
В нашем случае ситуация обратная — существует множество прямых и косвенных данных, прямо вопиющих о славянском происхождении латвийских вендов, однако официальные латвийские историки упорно продолжают эти данные игнорировать, без устали отстаивая версию о «курземских ливах, проживавших в бассейне Венты и получивших имя от этого гидронима».
Некоторые исследователи предпочитают определять балтскую принадлежность тех или иных памятников без проверки их связи с достоверными памятниками балтов, а исходя лишь из того примитивного принципа, что на данной территории в более позднее время обитали именно балты, а значит, никаких славян там никогда не было и быть не может!
С глубочайшим почтением я отношусь к авторитетному латвийскому археологу Андрису Цауне, его вклад в историческую науку просто бесценен. Но и в его рассуждениях присутствует элемент лёгкого лукавства.
Например, он пишет о привозных украшениях с Руси, найденных при археологических раскопках ранних слоёв культурного слоя Риги. Это и 23 стеклянных браслета «служивших обычным украшением русских горожанок XII — начала XIII вв.», и витые браслеты славянского происхождения, и особые перстни7.
О чём это свидетельствует, кроме развитой торговли с Русью? Да ни о чём! А вот на основании случайной находки двух фрагментов шейных гривен и нескольких подковообразных фибул учёный делает глубокий вывод о том, что «среди первых обитателей Риги встречались и отдельные представители латгалов»8.
Получается парадокс: немногочисленные латгальские предметы трактуются как результат переселения, а более многочисленные русские элементы — как результат торговли.
Фрагменты русских стеклянных браслетов, XII — начало XIII вв. (музей истории Риги)
В трудах Андриса Цауне можно найти много интересного. Так, он отмечает, что в Риге в XII-XIV вв. присутствуют разнородные типы жилищ9, что свидетельствует о полиэтничности населения нашего города уже в самый ранний период его существования.
Он же пишет о том, что в Риге преобладают археологические древности, в основном, двух этнических групп. Это украшения, предпочитаемые «населением северной части Курземе — куршами или куронизированными ливами» и проживавшими в низовьях Даугавы ливами10.
Если признать, что за столетия совместного проживания славяне-венды частично переняли у ливов и куршей элементы их материальной культуры, в том числе и украшения, совсем не однозначным становится утверждение о том, что славянский этнос по факту отсутствовал на древней рижской земле.
Но чтобы высказать подобную скандальную мысль, требуется определённая научная смелость и готовность идти против утвердившихся догм, а на это, увы, готов не каждый.
Археология порой приносит нам удивительные сюрпризы. Так, например, немецкий археолог Й.Херрман в 1982 г., занимаясь раскопками в шведской Бирке, обнаружил в могилах IX века женские останки с украшениями в виде скандинавских фибул. Скрепляли эти фибулы остатки вышитых полотняных рубах и платьев «славянского покроя» — совершенно чуждый для Скандинавии вид одежды11.
Если бы не эти полуистлевшие одежды, то ни у кого не возникло бы и тени сомнения в том, что это типичнейшие скандинавские захоронения.
Женская одежда из Бирки (Швеция) — славянского покроя рубаха и платье, скрепляющееся скандинавскими фибулами (по материалам археологических раскопок)
При изучении полиэтничных культур дополнительные сложности возникают в результате миграций или взаимопроникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Такие археологические культуры выделяются среди прочих прежде всего разнохарактерностью погребального обряда, разнотипностью домостроительства и так далее.
Если моноэтничные археологические культуры формируются на основе одной или нескольких близкородственных культур, и некоторая неоднородность, наблюдаемая в начальной их стадии, быстро нивелируется, то полиэтничные культуры складываются в результате взаимодействия нескольких неродственных культур.
Таким образом, несмотря на то, что роль археологии в реконструкции исторических реалий прошлого значительна, возможности её не следует абсолютизировать. Для привлечения найденных предметов к решению этнических проблем эти предметы, должны быть прежде всего сами этнически чётко выверены и характерны.
В этой связи хочется особо подчеркнуть, что археология есть наука весьма хрупкая, ранимая. Многое здесь зависит не только от оценки находки, но и от добросовестности самого археолога, от его честности и совестливости. Ведь так просто в угоду существующему национальному мифу утаить или просто «не заметить» артефакт, противоречащий официально признанному взгляду на историю.
Ведь это трагедия, когда в угоду ложно понимаемым национальным интересам наука превращается в служанку политической конъюнктуры. В 20—30-е годы в нацистской Германии при раскопках бульдозерами буквально срывали археологические памятники, слишком наглядно свидетельствующие о славянском прошлом страны.
Хотелось бы верить, что у нас до подобного варварства никогда не дойдёт.
В настоящий момент история латвийских вендов — это уже не узконаучная проблема. К великому сожалению, стараниями национал-радикалов она превращена в политический вопрос. Сам факт признания латвийских вендов славянами, а значит, признание славян одним из автохтонных латвийских этносов, кажется многим кощунственно-недопустимым.
Мысль о том, что в основе латышского этноса стоят не только балты и финно-угры, но и славяне, вызывает у некоторых «патриотов» искреннее возмущение и агрессию. Эти люди с готовностью отрекаются от своих славянских предков, частица крови которых течёт в их жилах.
Фрагмент старинной карты северо-западной Европы с указанием расселения вендов на территории Прибалтики
Весной 2015 г. моя книга «История латвийских русских» (впервые изданная ещё в 2007 г.) и фильм «Латвийские русские: десять веков истории» (снятый в 2009 г.) подверглись гонениям со стороны латышских СМИ.
Особенно грустно, что книга и фильм не стали поводом для обсуждения «белых пятен» латвийской истории, а вызвали просто взрыв негодования. Главное недовольство относилось к тем фрагментам, где говорилось об общих родовых корнях русского и латышского народа, о нашем едином балто-славянском прошлом. Как язвительно заметил мой приятель: «Ну да, люди привыкли верить, что они произошли от богов, а ты уличил их в родстве со славянами…»
На просторах интернета развернулась настоящая виртуальная битва с моими «кощунственными» выводами. И что печально — среди сотен гневных комментариев, с которыми я ознакомился, не нашлось НИ ОДНОГО, в котором бы обнаружилась хоть какая-нибудь конструктивная критика.
Возмущённые оппоненты дружно поливали меня помоями, обзывали «шовинистом», «колорадом» и «ватником», но никаких достойных аргументов и фактов (кроме негативной оценки моей личности) при этом не использовали. Одни лишь грубые оскорбления. Книгу эти люди не читали, фильм не смотрели, но осуждали меня гневно и единодушно! Прямо как на партсобрании в советские годы.
Оказалось, что для многих наших носителей «благородной крови» само предположение о возможном родстве со славянами является оскорбительным, унижающем их высокое достоинство. Иначе как национальным расизмом я это считать не могу.
Примечания
1 Шинаков Е.А. Племена Восточной Европы накануне и в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации: генезис, функционирование, историческая динамика. — СПб., 2000. С. 307.
2 Финно-угры и балты в эпоху средневековья // Археология СССР. — М.: Наука, 1987. С. 357.
3 Генрих Латвийский. Хроника Ливонии / Введение, перевод и комментарии С.А.Аннинского. — М.; Л., 1938. X.3.
4 Кениньш И. История Латвии. — Рига, 1990. С. 31.; История Латвии / Под редакцией О.С.Костанды. — Рига, 1990. С. 22.; Курлович Г., Томашун А. История Латвии. — Рига, 1992. С. 16-17.; Бутулис И., Зунда А. История Латвии. — Рига, 2010. С. 18.
5 Кузьмин А.Г. Откуда есть пошла Русская земля. — М., 1986. Т. 2.. С. 27.
6 Гимбутас М. Славяне. Сыны Перуна. — М., 2005. С. 119-120.
7 Цауне А.В. Жилища Риги XII-XIV вв.: По данным археологических раскопок. — Рига, 1984. С. 27-28.
8 Там же. С. 33.
9 Там же. С. 31.
10 Там же. С. 32.
11 Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона // Славяне и скандинавы. — М., 1986. С. 29, 64 примеч. 39 на с. 368, примеч. 119 на с. 374.
Комментарии
Отправить комментарий