Отвращение правит миром

На дворе 2015 год. Двое известных психологов — пожилой мужчина и женщина с копной снежно-белых волос — заходят в ресторан в уютном уголке района Вест-Виллидж на Манхэттене. Это их первая встреча — точнее, первое свидание. Место выбрано удачно: в меню даже есть фуа-гра. На улице холодно, поэтому на мужчине теплый пуховик. Но он не знает, что наполнитель пуховика сбился в один большой комок на талии. Женщина сразу замечает эту выпуклость, и ей приходит в голову, что это может быть стомный мешок — емкость для сбора кишечных выделений, который используют при нарушениях выделительных функций.

Ученые садятся за стол. Но во время ужина, пока они болтают о своей жизни — бывших супругах, работе, интересах — женщина не может перестать думать о стомном мешке. Это действительно он или нет? Такие операции проводятся нечасто, но они оба уже в том возрасте, когда эту вероятность нельзя исключить. Затем мужчина уезжает на поезде к себе в Филадельфию, а женщина возвращается в свою квартиру в Верхнем Вест-Сайде. Несмотря на загадочную выпуклость, можно сказать, что свидание прошло успешно.

Лишь во время третьей встречи тайное стало явным: у мужчины не было никакого стомного мешка, все дело было в пуховике. Позже мужчина, профессор Пол Розин, будет в шутку утверждать, что это была проверка. Он просто хотел оценить степень толерантности своей спутницы Вирджинии Вэлиан. (На самом деле он и не подозревал, что с его пуховиком что-то не так.) По словам Вирджинии, он заставил ее слегка поволноваться.

Любопытно, что именно воображаемый стомный мешок сыграл такую важную роль в первой встрече этой пары. Пол Розин известен многим: он выдающийся психолог, 52 года преподавал в Пенсильванском университете, имеет множество наград и состоит во многих научных сообществах, опубликовал сотни авторитетных работ, является членом редколлегий различных научных изданий и даже возглавлял факультет психологии своего университета. Но главным образом он известен как мировой эксперт по отвращению. В начале 1980-х годов Розин заметил, что у нас на удивление мало данных об этой универсальной человеческой реакции. Его удивило, что ученые не обошли вниманием пять остальных так называемых «базовых эмоций» — гнев, удивление, страх, удовольствие и печаль, — и только отвращение практически не изучалось.

Как только вы задумаетесь об отвращении, вы начнете испытывать его постоянно. Во время утренней поездки на работу вы можете заметить на обочине дороги сбитое машиной животное или скривиться при виде крысы у мусорных баков. В офисе вы будете с подозрением смотреть на коллегу, который не моет руки после туалета. У себя дома вам приходится постоянно заниматься всякими неаппетитными делами: менять ребенку подгузники, чистить засоры в ванной, убирать за котом, выдавливать прыщики, выбрасывать испорченную еду из холодильника. Прожить хотя бы один день без отвращения может либо младенец, либо человек в коме.

Отвращение формирует наше поведение, наши технологии, наши отношения. Именно поэтому мы пользуемся дезодорантом, ходим в туалет в одиночку и едим вилкой, а не руками. Я чищу зубы зубной нитью, потому что однажды, когда я была еще подростком, мой стоматолог сказал мне: «Чистить зубы без зубной нити — это все равно что принимать душ в обуви». (Интересно, он придумал эту фразу сам, или стоматологов этому учат? В любом случае, четырнадцать слов сделали то, чего не добились мои родители за десять лет.) Во многих книгах по этикету вы найдете целую систему приемов, которые должны помочь вам справиться с отвращением. Правила, регулирующие эту эмоцию, существовали у всех народов во все времена. И хотя исходные стимулы, вызывающие отвращение, отличаются в разных культурах, реакция почти всегда одинаковая. Гримасу отвращения легко узнать: человек опускает челюсть вниз и при этом часто высовывает язык, иногда морщит нос и приподнимает верхнюю губу. (Посмотрите сериал «Сайнфелд»: главный герой Джерри делает это почти в каждой серии.) Эта эмоция часто сопровождается тошнотой, желанием отстраниться от объекта отвращения и вымыть руки.

Чем больше читаешь об истории отвращения, тем больше убеждаешься в том, что эта эмоция стоит за множеством явлений, которые на первый взгляд никак не связаны между собой — от бесконечных культурных войн и кошерной пищи до веб-форума Форчан и русалок. Отвращение — это физиологическая реакция, которая проникает в каждый уголок нашей социальной жизни. Это эволюционный механизм, который должен был защитить нас от отравления и болезней, но в итоге превратился в систему защиты от душевных ран.

Первым современным ученым, который бросил камешек в этот мутный пруд и задумался о природе отвращения, был Чарльз Дарвин. В своей работе «Выражение эмоций у человека и животных» он описывал случай, который произошел с ним на Огненной Земле. Когда он ел холодные мясные консервы у костра, к нему подошел «голый дикарь» и ткнул в них пальцем, демонстрируя «крайнее отвращение из-за его мягкости». Дарвину, в свою очередь, было неприятно, что его еду трогает руками незнакомец. В итоге он пришел к выводу, что туземцу показалась противной необычная текстура мяса, но собственная реакция Дарвина удивила. Руки «дикаря» не выглядели грязными. Что же заставило ученого потерять аппетит? Нагота мужчины? Или то, что он был чужаком? И почему, задавался вопросом Дарвин, вспоминая другой случай, вид мужчины, у которого борода испачкана супом, вызывает у нас такое отвращение? Ведь в самом супе нет ничего противного.

После Дарвина самый важный вклад в изучение отвращения внесли двое венгерских ученых — Аурел Колнаи и Андраш Ангьял. Я не нашла никаких доказательств того, что они знали друг друга, но вряд ли Ангьял, чья статья об отвращении вышла в 1941 году, ничего не знал о работе своего соотечественника, которая появилась в 1929 году. Однако в статье Ангьяла нет никаких ссылок к Колнаи. Может быть, он просто решил не включать его в список источников. Может, он действительно ничего не знал о предыдущем исследовании. Тогда возникает вопрос: насколько отвратительной была жизнь в Центральной Европе начала 20 века, что два незнакомых друг с другом европейца были вынуждены провести масштабное исследование на тему, которую никто не воспринимал всерьез?

Правда, может быть и так, что Ангьял начал читать работу Колнаи, разочаровался и бросил ее на половине. Колнаи был выдающимся ученым, но его текст набит цитатами и сложными многослойными пассажами. Однако он первым сделал ряд выводов, которые сегодня являются общепринятыми в этой области исследований. Например, он указал на парадоксальное явление, когда отвратительные вещи вызывают у людей интерес. Вспомните, как вы осматриваете ватную палочку, которой почистили уши. Или смотрите реалити-шоу о пластической хирургии и телеигру «Фактор страха». Колнаи назвал обоняние, вкус, зрение и осязание основными каналами отвращения и отметил, что слух не играет важной роли в формировании этой реакции. Он утверждал, что «нет ни одного звука, который может по силе воздействия сравниться с гнилостным запахом, прикосновением к дряблому телу или видом вспоротого живота».

Для Колнаи эталоном объекта отвращения был разлагающийся труп. Он доказывал, что отвращение возникает не от самого факта разложения, а от его процесса. Представьте труп и скелет. Оба они связаны со смертью, но именно труп вызывает отвращение, а скелет — в худшем случае ужас. (Вряд ли Гамлет взял бы в руки гниющую голову шута и стал разговаривать с ней.) Колнаи утверждал, что это различие связано с динамической природой разложения: мертвое тело меняет цвет и форму, издает множество запахов и другими способами свидетельствует о присутствии жизни в самой смерти.

Ангьял утверждал, что отвращение связано не только с органами чувств. Мы можем воспринимать цвета, звуки, вкусы и запахи как неприятные, но они никогда не могут быть отвратительными сами по себе. В качестве примера он рассказывал историю о том, как однажды шел по полю мимо хижины и почувствовал резкий запах, который принял за запах разлагающегося животного. Его первой реакцией было сильное отвращение. Но в следующее мгновение он обнаружил, что ошибся, и на самом деле это был запах клея. «Чувство отвращения тут же исчезло, и запах теперь казался мне вполне приятным», — писал Ангьял. — «Наверное, это произошло из-за того, что столярное дело вызывает довольно приятные ассоциации». В те времена, столярный клей чаще всего изготавливали из материалов животного происхождения, но запах перестал вызывать у ученого отвращение из-за смены мысленных образов.

По мнению Ангьяла, отвращение вызвано не просто неприятным запахом. Так проявляется наш глубинный страх быть испачканным или оскверненным этим запахом. И чем ближе контакт, тем сильнее реакция. В реалиях нашего времени особенно милым кажется предисловие к статье, где Ангьял объясняет, что собирал данные в ходе наблюдений и бесед, без каких-либо «формальных процедур», и что его методам — «если их вообще можно так назвать» — не хватает объективности и контроля. 80 лет спустя после выхода этой статьи наука испытывает серьезный кризис репликации из-за того, что многие научные исследования трудно повторить или воспроизвести. Поэтому скромность Ангьяла так подкупает читателя. Ученый как будто говорит нам: «Я просто заметил кое-что интересное. Посмотрим, что из этого получится».

С Полом Розином мы впервые встретились в середине лета во вьетнамском ресторане в Верхнем Вест-Сайде. Он пришел в ярко-оранжевой панамке и темно-синей полосатой рубашке. Мы сели за деревянный столик и заказали спринг-роллы с овощами. Потом Розин взял нам знаменитый тайский салат сом там из зеленой папайи и, накладывая мне порцию, объяснил, что «в наше время есть из одной миски — это одна из форм социального взаимодействия». Оказывается, они с коллегами провели целое исследование на эту тему. Одно из преимуществ общения с ученым-психологом заключается в том, что он может объяснять разные явления повседневной жизни. А ученый с мировым именем вроде Розина может еще и предлагать гипотезы для их объяснения. Например, наши спринг-роллы были размером с баскетбольный мяч. Ими можно было легко накормить шестерых, однако каждый из нас съел по порции. Для объяснения этого феномена Розин и его коллеги еще в 2006 году предложили термин «предвзятость единицы» (unit bias). Согласно их теории, люди обычно воспринимают то количество продукта, которое им предлагают, правильным и оптимальным для потребления. Именно поэтому попкорн в кино и шоколадные батончики «королевского размера» так коварны. И, возможно, именно поэтому французы, которые обычно едят маленькими порциями, остаются такой стройной нацией.

Полу Розину 85 лет. Он родился в бруклинском районе Флэтбуш в еврейской семье. Его родители не получили высшего образования, но были образованными и талантливыми людьми и очень обрадовались, когда обнаружили, что их сын — вундеркинд. Пол учился в государственной школе для одаренных детей, окончил ее экстерном и в 16 лет получил стипендию для поступления в Чикагский университет. Затем он защитил докторскую диссертацию по биологии и психологии в Гарварде, прошел обучение в постдокторантуре Гарвардской школы общественного здравоохранения и в 1963 году был принят на работу в Пенсильванский университет, где начал изучать поведение крыс и золотых рыбок. Он стремительно прошел путь от ассистента до доцента, стал профессором и решил, что пора переходить от животных к Homo sapiens.

В 1970 году он заинтересовался проблемой обучения детей чтению, которая существовала во многих американских городах. Розин отправился в начальную школу и заметил нечто странное: ко второму классу многие дети не умели читать, но свободно говорили по-английски. Они могли назвать тысячи предметов; могли показать пальцем на Розина и спросить: «Почему этот странный мужчина сидит в нашем классе?» Дети обладали большим словарным запасом, но не могли выучить алфавит из 26 букв. Это был настоящий кризис грамотности. Вместе с одним из коллег Розин разработал экспериментальную учебную программу, в рамках которой дети постепенно осваивали разные уровни языковой абстракции. Их знакомили с китайскими иероглифами, затем — с японским алфавитом, и только потом применяли эту же логику к английскому языку. По словам Розина, эта система работала великолепно, но школы ее не оценили.

«Система школьного образования слишком бюрократична и политизирована», — объясняет он. Внесение предложений, продвижение новых идей, лоббирование интересов — всё это создавало слишком много препятствий. Розин с коллегой подсчитали, что потребуются годы, чтобы убедить администрацию в необходимости учебной программы и подготовить учителей к ее реализации. Так что они опубликовали несколько статей с результатами экспериментов и свернули работу. Сейчас, почти полвека спустя, Розин по-прежнему считает свой способ обучения чтению правильным. Но дальше тех экспериментов дело не продвинулось. В свое время Розин думал о том, что его идеи могли бы пригодиться другим исследователям. Но сам он уже переключился на проблему, которая позднее принесла ему мировую известность.

По словам Розина, его интерес к отвращению начался с мяса. Сейчас он «почти» пескетарианец (который никак не может разлюбить бекон), но о мясе начал задумываться, еще когда был всеядным. Мясо — это один из самых популярных продуктов питания в мире, поскольку оно считается вкусным и полезным с точки зрения питательной ценности. Но во многих культурах оно также является самой табуированной пищей. Розина не интересовали последствия употребления мяса для здоровья, его экономическая значимость или экологический след. Эти вопросы уже были изучены. Он обратил внимание на негативные чувства по отношению к мясу. Если людям не нравится мясо, они испытывают по-настоящему сильные отрицательные эмоции. Тухлый кусок говядины вызывает совершенно иную реакцию, чем гнилое яблоко. Почему? Или, скорее, о чем это говорит? Если случайно откусить кусок подгнившего яблока и испорченного стейка — в чем будет разница? Гнилое яблоко может быть отвратительным на вкус. Тухлое мясо тоже вызывает отвращение, но отвращение совсем иного рода — смесь тошноты, ощущения нечистоты и скверны.

Именно статья Андраша Ангьяла натолкнула Пола Розина на новые мысли, и на ее основе он начал строить свою теорию, которая, без преувеличения, легла в основу всех последующих попыток ученых определить и понять природу отвращения. По мнению Розина, в основе этой эмоции лежат наши отношения с едой. Дело в том, что люди обладают невероятной пищевой гибкостью. В отличие от коал, которые не едят почти ничего, кроме листьев эвкалипта, люди вынуждены рассматривать огромное количество вариантов и каждый раз решать, что съесть. Для описания этого явления Розин придумал термин «дилемма всеядного» (который позже использовал в книге о современном питании Майкл Поллан). Получается, что отвращение возникло в процессе эволюции, чтобы помочь нам разобраться с тем, что съедобно, а что нет. Если человек не испытывает чувства отвращения, он, скорее всего, съест что-нибудь ужасное и умрет. С другой стороны, если отвращение возникает слишком легко, человек не будет получать достаточно калорий и тоже умрет. В вопросах питания лучше всего придерживаться золотой середины между неофобией (страхом перед всем новым) и неофилией (влечением ко всему новому). Розин утверждает, что отвращение во всех его проявлениях проистекает из нашего отвращения перед перспективой проглотить что-то, чего мы не должны есть — например, червей или фекалии.

Такое повышенное внимание к еде кажется вполне логичным. В конце концов отвращение проявляется в виде тошноты или рвоты. Тошнота — это сигнал организма о том, что нужно прекратить есть, а рвота — способ избавить организм от только что съеденного. Но если бы отвращение было исключительно физиологическим явлением, оно проявлялось бы одинаково во всех культурах, а это не так. И как тогда объяснить, почему мы испытываем отвращение, когда сталкиваемся с такими темами, как скотоложство или инцест, или чувствуем сильный запах пота, или представляем, что падаем в яму с тараканами? Всё это не имеет никакого отношения к еде. Следующей целью Розина было выяснить, что связывает все эти возбудители отвращения и почему они вызывают схожую реакцию.

В 1986 году Розин и двое его коллег опубликовали эпохальную научную работу под названием «Действие законов симпатической магии в формировании отвращения и других областях». В этой статье они утверждали, что отвращение является более сложным явлением, чем предполагали Чарльз Дарвин, венгерские ученые или даже сам Розин. В статье была описана серия простых, но весьма наглядных экспериментов. В одном из них участники садились за стол в чистой лаборатории. Экспериментатор распаковывал два новых одноразовых стаканчика и ставил их перед испытуемым. Затем он открывал запечатанную пачку сока и наливал немного. Испытуемого попросили сделать глоток из каждого стаканчика. На этом этапе проблем не возникало. Затем экспериментатор ставил на стол поднос со стерилизованным мертвым тараканом в пластиковом стаканчике и пояснял: «Этот стерилизованный мертвый таракан совершенно безопасен. Сейчас я возьму его и помещу в стакан с соком». Таракана опускали в один стакан пинцетом, перемешивали сок и затем вынимали насекомое. В другой стакан опускали кусок пластика. После этого испытуемых спрашивали, из какого стакана они предпочли бы пить сок. Результаты (как нетрудно догадаться) были однозначными: почти никто не захотел пить «тараканий» сок. Всему виной был кратковременный контакт с отвратительным, хотя и совершенно безвредным насекомым.

Участников другого эксперимента просили съесть шоколадную конфету, лежащую на бумажной тарелке. После этого им предлагали еще две конфеты: одну в форме диска или кексика, а другую — очень похожую на собачью какашку. Испытуемых просили откусить кусочек от той конфеты, которая им больше нравится. И снова практически никто не захотел испытывать на себе действие того, что психологи называют «аверсивным стимулом», то есть, проще говоря, есть мерзкую на вид конфету. Правда, были и те, кто сделал другой выбор. Но Пол Розин объясняет это тем, что некоторым просто нужно доказать свою крутость.

Результаты могут показаться очевидными, но эксперименты были тщательно продуманы, чтобы причиной для отказа было именно отвращение, а не вкус (еда выглядит или пахнет плохо: например, вам не понравится вкус брокколи, если вы не любите ее), опасность (еда может навредить: ядовитые грибы или нестерилизованные тараканы) или неприемлемость (это не еда: древесная кора или песок). Отвращение отличается от этих трех реакций характерной чертой: оно мотивируется непосредственно идейными факторами — тем, что человек знает или думает, что знает, о предмете перед собой. 

До этого момента «симпатическая магия» была термином, которым психологи описывали магические системы убеждений в традиционных культурах, например, у охотников-собирателей. Магии внушения присущи несколько железный правил. Первое — заражение: «Прикоснувшись однажды, ты навсегда заражен». Стерилизованный таракан подтвердил это правило; если положить «тараканий» сок в морозильную камеру и предложить участниками через год, они по-прежнему не будут его пить. Второе — это закон сходства: «Вещи, которые выглядят одинаково, одинаковы. Внешность равна реальности». Это относится к опыту с собачьими фекалиями. 

Розин продолжал придумывать разные сценарии, чтобы проверить теорию. Будут ли люди пить яблочный сок, если его подать в новой больничой утке? Сделают ли глоток любимого супа, если его перемешать использованной, но тщательно вымытой мухобойкой? Прикоснутся ли к новому тампону губами? Наденут ли настоящую винтажную нацистскую шапку со свастикой? 

Исследование 1986 года — это статуя, наскоро вырезанная из огромного куска мрамора, а все исследования после — это работа стамеской, которая в деталях раскрывает внутреннее строение. В работе, опубликованной в следующем году, Розин заметил, что в некоторых случаях наше отвращение — это адаптация. Она нужна, чтобы избежать патогенов. По такой логике человек, который обходит радиус поражения больного, с большей вероятностью сможет выжить и произвести потомство, которое тоже будет избегать радиус поражения.

Розин разработал и так называемую теорию напоминания о животной природе человека: в ней отвращение — способ настойчивого игнорирования бесчисленных доказательств того, что люди — тоже млекопитающие, которые едят, экскретируют, кровоточат, размножаются и умирают как все другие животные. Правила гигиены запрещают играть с фекалиями, как это делают собаки. Правила сексуального поведения требуют воздерживаться от секса с родственниками, как это делают кошки, и запрещают совокупляться с мертвыми, как некоторые змеи, или каннибализировать детей, как кролики. Соблюдение правил гигиены помогает забыть о том, что наш телесный храм — это всего лишь оболочка из мяса. Одна из самых интригующих теорий Розина заключается в том, что отвращение служит предзнаменованием собственной смерти. Каждый раз видя заплесневевшее мясо, мы понимаем, что в какой-то момент сами превратимся в него. 

[Картинка. Источник: Maisie Cousins for The New York Times]

Укол реальности вместе сэлементом отвращения создают комедию. Взгляните на монолог из эпизода «Сайнфелда» 1995 года: 

«На днях я думал о волосах — и что странно, люди трогают чужие волосы. Мы даже можем поцеловать человека прямо в голову. Но если один волосок упадет с головы и окажется сам по себе, то он превращается в самую мерзкую и отвратительную вещью в мире. Тот же волос. Люди сходят с ума. В моем салате волос!»

Аргумент Сайнфилда о волосе-изгое также применим к ногтям, перхоти и другим анатомическим остаткам, не важно, наши они (чем дольше они отделены от тела, тем хуже) или чьи-то еще (мерзко всегда). Безобидным считается, когда они на теле или внутри него: сопли, слюна, моча становятся отвратительными, как только выходят «на свободу». 

В 1994 году Розин и два соавтора составили 32-балльную шкалу отвращения, чтобы определить чувствительность человека к этой эмоции. Тогда он предлагал семь областей отвращения: еда, животные, продукты тела, сексуальные отклонения, «нарушение целостности оболочки тела» (например, кровотечение), плохая гигиена и смерть. Первая часть теста состояла из утверждений «верно-неверно», например: «Я бы попробовал мясо обезьян при определенных обстоятельствах» или «Ничего, если человек со стеклянным глазом вытащит его из глазницы». Во второй части просили оценить, насколько противен человеку тот или иной опыт, например: «Вы узнали, что ваш друг меняет нижнее белье только раз в неделю» или «Вы шли босиком по бетону и наступили на червя». 

Сам Розин набрал 7,5 баллов, что намного ниже среднего показателя в 17 баллов. Его оценка подтвердилась в ходе нашей беседы. Однажды за ужином Розин достал телефон и показал фотографии еды, которую приготовил его сын, начинающий повар: тарантул во фритюре, сверчки в соусе чили, мясные черви в оливковом масле. На десерт — тарелка шоколадных пирожных, имитирующих какашки. «Одно из них было закручено в спираль», — сказал он про пирожные и увеличил фото. «Вышло забавно». 

Тем же вечером мы затронули тему похорон. Розин сказал, что еще точно не знает, что сделать с собой после смерти. «В истории многие каннибалы ели своих предков», — заметил он. «Я имею в виду ели, когда те умирали; они не убивали их». Он понимает, что ритуальный каннибализм мало кому понравится, но думает, что основополагающая концепция по-своему красива. «Когда моя бывшая жена погибла, ее кремировали. Мы закапывали пепел под деревом на заднем дворе», — рассказал он. «И вдруг мне захотелось съесть его». 

«Зачем?» — спросил я, пока Розин намазывал масло на багет.

«Чтобы слиться с человеком, которого я очень любил», — ответил он словно это было очевидно. «Кстати, хороший хлеб». 

Есть утверждение, которое не изменилось в дискурсе об отвращении за последние два столетия. Людям нравится утверждать, что их время — самое отвратительное из всех периодов, какие только были. Разумеется, это не может быть правдой. Немыслимо, чтобы любая эра после появления современной санитарии могла быть более отвратительна, чем тысяча лет до нее. Да, сегодня запросто можно купить в супермаркете бобы с запахом рвоты и посмотреть видео с обезглавливанием людей. Но это выборочные занятия. То, что вызывает наибольшее отвращение, чаще всего происходит в специальных местах — например, уход за больными в основном происходят в больницах, а не дома. Мусор выбрасывают в пакетах, устойчивых к запаху. Естественные отходы исчезают спустя пару секунд после их появления — невидимая сеть труб уносит их в резервуары и очистительные сооружения. 

«Отчасти отвращение — это само его осознание», — писал профессор Уильям Ян Миллер в 1997 году. «Отвращение всегда сопровождается определенными мыслями, чаще очень навязчивыми, о неприязни к объекту». Другими словами, вам не может быть мерзко без осознания того, что вам мерзко. К слову об этом, нет явных доказательств, что животные испытывают отвращение. Неприязнь — да. Антипатию — да. Но способность к отвращению, как указывает Миллер, «человеческая и очеловеченная». А те, кто обладает ультравысоким порогом к отвращению, по нашему мнению, «принадлежат к отдельным категориям: дети, сумасшедшие или святые». В 14 веке Екатерина Сиенская была известна тем, что выпила гной из открытой раны женщины в качестве акта святого самоунижения. 

Теоретик Сиэнн Нгай писала об отвращении как о социальном чувстве. Человек, находясь в гуще событий, обычно хочет, чтобы его опыт подтвердили другие. (Что-то вроде: «О боги, этот сыр отвратительно пахнет. На, понюхай».) Недавно исследователи установили, что отвращение хорошо определяет политическую ориентацию: консерваторы проявляют бóльшую степень отвращения, чем либералы. В исследовании 2014 года участникам показывали изображения — некоторые мерзкие, некоторые нет и следили за реакциями мозга. На основе анализа МРТ данных можно было с большим успехом угадать политическую ориентацию человека. 

Знаменитый ученик Розина Джонатан Хайдт, социальный психолог и соавтор «Бездействия американского разума» получил докторскую степень в Университете Пенсильвании и работал с Розином над рядом исследований. «Я пришел к нему, потому что изучал психологию морали, но почти никогда не задумывался об отвращении», — сказал мне Хайдт. «Но начав изучать этнографию, я заметил, что почти во всех народах были нормы чистоты и грязи. Тысячи правил о менструации, о том, что делать с трупом, сексуальные запреты, запреты о еде». Западные сообщества, заметил он, были мировым исключением в своей слабой регуляции действий, связанных с отвращением. Но позже Хайдт обнаружил, что всё оказалось не совсем так; в США многие группы приняли законы о телесных практиках, связанных с отвращением: это ортодоксальные евреи и католики, в меньшей степени – социальные консерваторы. Лишь у западных светских прогрессивистов отвращение было чем-то беззаконным. 

Хайдт по-прежнему не мог найти политическое применение этому слову, но заметил, что американцы часто включали в список «отвратительных» такие слова, как расизм, жестокость, лицемерие. «Либералы считают отвратительными консерваторов. Консерваторы считают отвратительными мошенников в сфере социального обеспечения», — писал он в исследовании 1997 года, которое делал вместе с Розиным и двумя другими исследователями. Так что всё это значит? Слово «отвращение» применяется к такому широкому спектру деятельности, как метафорическая прихоть английского языка? А эксперты, которые целыми днями выражают отвращение по телевизору, ставят себе под стол ведерко для рвоты или они просто лингвистически неточно выражаются? 

На самом деле ни то, ни другое. Когда Хайдт и Розин стали рассматривать другие языки, то обнаружили, что во многих есть многозначные слова , одно из значений которых — это «отвращение». Некоторые из них могли применяться как к законодательству, так и к диарее. В немецком есть слово ekel. В японском — ken’o. В бенгальском ghenna. В иврите go-al. Когда у жительницы Израиля спросили, в каких ситуациях она чувствует go-al, она перечислила: «ужасный инцидент, после которого вы видите разбросанные части тела», и человек, «который начал есть после того, как ковырял в носу». Но она также сказала, что «если вам неприятен политик, вы можете использовать слово go-al».

Если первоначально отвращение было чем-то вроде защитной ленты, обмотанной вокруг рта, то со временем эта лента закрыла другие отверстия (чтобы регулировать сексуальную активность) и даже разум (чтобы регулировать моральную активность). Могущество этой эмоции таково, что неудачный анекдот может запятнать целую президентскую кампанию. Вспомним историю 2019 года, когда сенатор Эми Кло́бушар ела салат расческой. Согласно статье, помощница купила Клобушар салат в аэропорту. Позже, когда сенатор хотела поесть салат в самолете, то обнаружила, что к нему не прилагалось приборов. Она отругала помощницу, достала из сумочки расческу и (как-то) съела салат. После чего отдала расческу с приказом помыть. 

История с расческой переросла в другой сюжет о том, как сенатор обращается с подчиненными, который Клобушар мужественно пыталась превратить в доказательство своей требовательности. Оправдание сенатора оказалось бесполезным. Вряд ли кто-то решил, что дело было в завышенных ожиданиях. Ее ошибка была в том, что она сделала нечто мерзкое при большом числе свидетелей, создав тем самым неизгладимое впечатление. Нельзя прочесть историю и не представить себе расческу и застрявшие в зубах волосы, которые погружаются в жирный салат. Как все отвратительные истории, она имела поражающий эффект. Теперь этот анекдот в тебе, избиратель. Вкус расчески на твоем языке. Ничего не остается, кроме как винить за это Клобушар. 

Эта история появилась в списке отвратительных политических скандалов, там же фигурирует история про лобковые волосы на банке колы и пятно на голубом платье. На прошлых выходных в Куинсе я видел грузовик, на бампере которого красовался стикер «За поджог или оскорбление американского флага водитель грузовика выбьет из тебя всю [цензура] дурь». Отличный пример лакмусовой бумажки Хайдта. Либерал пройдет мимо грузовика и подумает что-то вроде: «У этого мужика — а это именно мужик — явные проблемы с агрессией». Консерватор пройдет мимо грузовика и подумает: «Этот мужик — а это именно мужик — действительно любит свою страну». Как сказал Хайдт: «Есть люди, для которых флаг — это просто кусок ткани, но для большинства флаг несет в себе священный смысл». Если для человека американский флаг — прямоугольный кусок ткани, то для него непостижимо считать это осквернением и испытывать по этому поводу отвращение. Если же для человека флаг — священный символ, невозможно не расценивать это иначе. 

Два типа людей, которые в широком смысле попадают под категории «либерал» и «консерватор» —  другими словами, «относительно равнодушные» и «относительно чувствительные» — живут в разных моральных матрицах. Если вам кажется странным, что отвращение и политика так тесно связаны, нужно вспомнить, что отвращение измеряет наше отношение к чистоте и загрязнению. А это, в свою очередь, формирует наши моральные системы, а моральные системы — политическую ориентацию. 

Чтобы отогнать отвращение, мы совершаем обряды очищения: смываем грязь с салата или отписываемся от публичной фигуры, которая в подростковом возрасте писала расистские твиты. Мы следим за границами языка, тела и нации. В книге «Моя борьба» Адольф Гитлер описывал евреев как «червей в гниющем теле» и «вредоносную бациллу». Другая категория людей, которая считается отвратительной — это женщины; возьмем один из нескольких триллионов примеров: согласно историку моды Энн Холландер, длиные юбки были в моде в Западной Европе на протяжении тысячелетий, потому что скрывали половые органы. Холландер утверждает, что русалки — не просто персонаж фольклора, а выражение отвращения по отношению к женской анатомии, которая считалась амфибийно-влажной и чудовищной. 

Но обряды очищения могут быть и полезны (мытье рук) или ритуально значимы (баптизм). Мы никогда не избавимся от инстинкта очищения, хоть мы и придумываем для него разные причины: справедливость, патриотизм, прогресс, традиция, свобода, общественное здоровье, Бог, наука. Под всем этим будет скрываться растерянная всеядная девушка, наткнувшаяся в лесу на росистый гриб и не имеющая ни малейшего представления о том, что произойдет, если она его съест.

Одно из лучших открытий Розина — это «мазохизм», который описывает удовольствие от получения опыта не вопреки тому, что он неприятен, а из-за того, что он неприятен. В этот список входят фильмы ужасов, американские горки, спортивный массаж, прыжок с тарзанкой, перец чили, холодный душ и трагичные романы. Я могу привести еще несколько экстремальных примеров, например, акупунктура или трансгрессивное кино. За ужином Розин указал на то, что «многим нравится смотреть на свои фекалии после того, как они сходят в туалет. Ведь оно по-своему очаровательно. Шучу. Возможно, это тоже в какой-то степени мазохизм». 

Эти занятия приносят восторг, при котором можно испытывать страх, боль или отвращение, но без реальной угрозы для жизни. Наша способность выстоять «безопасную» угрозу дарит приятное чувство превосходства. Это метаопыт: когда вы едите острый соус или внимательно смотрите «Экзорциста», вы получаете удовольствие, ведь что-то плохое, благодаря вашей воле, вдруг становится чем-то веселым. 

Подобно отвращению, приятный мазохизм — исключительно человеческий опыт. Нет доказательств, что дельфины, койоты или слоны ему предаются. Мне потребовалось несколько дней, чтобы понять исследование Розина и его команды, и это хороший пример того, о чем мы говорим: огромное раздражение с абстрактной и труднодостижимой наградой. Перец чили заставляет вас потеть, трагедии — плакать. Академические работы бальзамируют в формальдегид из слов, чтобы после оставить вам прекрасное заключение до конца жизни. 

Мой собственный кладезь чистого мазохизма — это «Руководство по уровням пищевых дефектов», которое составлено для производителей продуктов, но доступно всем. Я частенько его просматриваю. В нем указаны многие отвратительные проблемы по вопросам питания, которые требуют мер — разумеется, чем меньше, тем лучше. Произведенная на коммерческой основе арахисовая паста, как сказано на сайте, может содержать до 30 фрагментов насекомых и волос грызуна на каждые 100 г продукта. В банке грибов может быть до 30 червей. Около четверти соленых оливок в упаковке могут быть с плесенью. Умный предприниматель разработал бы программу по снижению веса, предупреждая людей о личинках, сухой гнили и яйцах жуков, которые очерняют их любимые продукты. Но кто захочет так жить? Ведь лучшая защита от отвращения и единственная защита от несовершенства нашего мира — это, в конечном итоге, отрицание. 

По материалам The New York Times Magazine
Автор: Молли Янг
Фото: Maisie Cousins

Переводили: Анастасия Ананьина, Эвелина Пак

Источник