Каково это – перенести трансплантацию пениса

Том Мэннинг — первый американец, которому провели трансплантацию пениса. Собственный орган 65-летний мужчина потерял после ампутации в связи с раковым заболеванием.

В МИНУТЫ СЛАБОСТИ ТОМ МЭННИНГ вспоминал молодую девушку двадцати лет с терминальной стадией рака мозга, которую он встретил в бостонской реабилитационной клинике, где провел почти месяц после ампутации пениса. Ее стойкость была звонкой пощечиной, напоминанием о том, что все могло быть намного хуже. Но порой этих воспоминаний было недостаточно, требовалось что-то эффективнее. Поэтому, как только в нем зарождались малейшие намеки на жалость к себе, Мэннинг смотрел в зеркало и бил себя по щекам достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. «Тупой дебил, – думал он. – Ну-ка брось!» И все же было почти невозможно не думать о том, как он дошел до такой жизни.

Холодным январским утром 2012 года Том, 60-летний банковский курьер, выгружал тяжелые коробки из грузовой тележки, стоявшей позади офиса. Внезапно Мэннинг поскользнулся, и загруженная документами тележка весом около 45 кг опрокинулась на него, катком проехавшись по гениталиям. Ощущения от удара были сильнейшими, но поначалу шок притупил боль. Доставщик воды, прибежавший на крик Мэннинга, помог ему подняться. Тот его поблагодарил, сказал, что с ним все в порядке, и поковылял в туалет, чтобы оценить ущерб, прихватив по пути чистую одежду из шкафчика.

Оказавшись за запертой дверью, Мэннинг осторожно стянул с себя испачканные штаны в военном стиле, кальсоны и белье. От удара пуговицы на ширинке штанов прищемили гениталии, и, когда шок прошел, его пах начал пульсировать в такт с ударами сердца. Откуда-то шла кровь, но откуда, Мэннинг понять не мог, потому что его пенис распух и увеличился вдвое. Дела были плохи.

Мэннинг слыл болтуном, но страдать предпочитал молча, поэтому в разговорах с коллегами он преуменьшил серьезность падения. Компания недавно сократила штат, а единственный работник, знакомый с рабочими маршрутами Мэннинга, был занят в другом месте. Том не хотел доставлять неприятности начальнику и оказаться под угрозой увольнения. Ко всему прочему, он надеялся, что все пройдет само по себе. Через полчаса Мэннинг закончил осмотр, надел чистую одежду и вернулся к работе.

Он любил свою работу. Вот уже десять лет Том обслуживал одну из крупнейших в мире корпораций по управлению активами, у которой в клиентах бывали компании рейтинга Fortune 500. Он отвечал за перевозку по Бостону самых ценных документов (их еще называли «потрохами»). До этого его карьерный путь представлял собой помесь из занятий, которые доставляли ему мало удовольствия: Мэннинг руководил командой уборщиков на бейсбольном стадионе «Фенуэй Парк», рыл могилы на еврейских кладбищах и имел собственный небольшой бизнес в сфере грузоперевозок. Какое-то время он посредничал в оптовой торговле рыбой – пока не вмешались чиновники и не заморозили все сделки. Но ему всегда удавалось как-то выживать – этому его научила мать, Флоренс; она жила и работала на полную ставку в Дорчестере, неблагополучном районе Бостона, и в одиночку воспитывала Тома и еще троих.

Следующие два месяца Мэннинг занимался самолечением: дезинфицировал рану перекисью водорода и глушил боль аспирином. Но его пенис оставался раздавленным, толстая кишка была смещена, а сильная ноющая боль раздробленных яичек мешала спать. Тем не менее он продолжал работать (хотя не был в отпуске 4,5 года), но прихрамывал и был вынужден иногда просить коллег помочь ему с самыми тяжелыми грузами.

В марте – через восемь недель после того, как его гениталии были смяты в лепешку, – Мэннинг наконец обратился за помощью в Центральную клиническую больницу штата Массачусетс, расположенную в центре Бостона и известную своим сотрудничеством с медицинским факультетом Гарварда. «Туда идут лечиться саудиты, – думал Мэннинг. – Лучше места не найти».

На протяжении двенадцати часов множество докторов с интересом осматривали и ощупывали пах Мэннинга и в итоге пришли к заключению, что потребуется операция. Врачи намеревались вернуть толстую кишку на законное место и восстановить часть гениталий. Хотя описание процедуры звучало жутко, Том, получив прогноз лечения после долгих недель беспокойства, получил надежду на возвращение к нормальной жизни.

Накануне операции Мэннинг встретился с Адамом Фельдманом, одним из лучших урологов в больнице. После тщательного осмотра Фельдман наморщил лоб. «Думаю, у вас на пенисе опухоль», – сообщил он.

Биопсия подтвердила опасения врача. У Мэннинга обнаружили рак полового члена – редкую и агрессивную болезнь, которую диагностируют примерно у двух тысяч американцев ежегодно. Раковые клетки уже поразили значительную часть тканей пениса, и была велика вероятность распространения опухоли на лимфоузлы и далее, после чего Мэннинга можно было бы считать покойником: в лучшем случае он продержался бы полгода. Доктор Фельдман сказал, что облучение не поможет – лучшим решением будет ампутация пениса.

Мэннинг был потрясен. Он что, будет похож на куклу Кена? Будет единственным мужиком в Бостоне, которому придется мочиться сидя? Испытает ли он вновь оргазм? В его голове появилась мысль: «Может, дать раку сделать свое дело? В конце концов, никто из нас не вечен».

Мэннинг вернулся в свою двухкомнатную квартиру на Бикон-Хилл, где жил уже 32 года, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Он привык самостоятельно разбираться с проблемами; ему не хотелось беспокоить ни мать, ни брата Чарльза, ни сестер Эдну и Дебру – у них были свои дела и заботы. Друзьям он тоже ничего говорить не хотел – наверняка засмеют. Пары у него не было, да и сам он не искал постоянных отношений; ему нравились, как говорила мать, «дрянные женщины» – модели, стриптизерши, была даже одна танцовщица из коллектива The Rockettes. Он понял, что не хочет умирать, и сообщил врачам, что готов пожертвовать пенисом, чтобы сохранить свою жизнь.

Весной 2012 года он вошел в Массачусетскую больницу. «В последний раз как полноценный мужчина», – думал он. Пока Мэннинг несколько часов лежал без сознания, Фельдман удалил его пенис, оставив лишь бугорок в пару сантиметров длиной, и подготовил отверстие для катетера, с помощью которого Мэннинг мог бы мочиться.

Когда Том очнулся, его затуманенный наркозом мозг начал лихорадочно работать. Врачи могли заново пришить руки или пересадить лицо. Он вспомнил новостной репортаж об ученых, вырастивших человеческое ухо на спине мыши. Почему бы не попробовать точно так же вырастить пенис и пришить его куда следует? Позже, тем же днем, когда Фельдман пришел проверить состояние пациента, Мэннинг сказал ему: «Эй, док, если ты и твои ребята возьмутся делать пересадку пениса, я ваш человек».

На тот момент хирургическая операция по удалению полового члена донора и его последующей пересадке реципиенту в США ни разу не проводилась. Было известно только о двух подобных опытах: в Китае в 2006 году и в ЮАР в 2014-м. О первом почти ничего не известно; самая распространенная версия истории – операция прошла успешно, и орган вроде бы прижился, но жена 44-летнего реципиента пришла в ужас от мысли, что теперь у ее мужа чей-то чужой пенис, – предположительно, пара решила его удалить. Южноафриканский опыт был и лучше описан, и успешнее проведен. Хирурги медицинского центра Тайгерберг в Кейптауне пересадили необходимый орган 21-летнему парню, который лишился пениса тремя годами ранее из-за гангрены, возникшей в результате неудачного обрезания.

Мэннинг после ампутации читал об обоих случаях, но ему и в голову не могло прийти, что в больнице, в которой он потерял свое мужское достоинство, изучали возможность первой в Америке пересадки пениса.

Проект зародился в конце 2012 года после доклада о пересадке рук Кертисом Л. Сетруло, специалистом по пластической и реконструктивной хирургии в главной больнице штата. Во время небольшой конференции после лекции он и его друг, коллега Дикен Ко, известный хирург-уролог, завязали беседу с одним из посетителей, который оказался бывшим хирургом-стипендиатом Массачусетской больницы. Он служил хирургом ВМС США и подробно рассказал о большом количестве минно-взрывных ранений нижней части тела у солдат в Ираке и Афганистане. Современные методы военно-полевой хирургии, так же как и бронежилеты из кевлара, позволяли солдатам пережить ранения, после которых они бы просто не выжили. По сути это означало, что все больше и больше бойцов поступали в военные госпитали с ранениями лица и конечностей, а также – из-за распространенности самодельных устройств, взрывная сила которых направлена вверх, – с серьезными повреждениями мочеполовой системы. Помимо этого, он отметил, что ранения паха особенно опасны, поскольку их нельзя вылечить и о них часто умалчивают.

Ко и Сетруло уже обсуждали возможность пересадки пениса. Они давно осознали, насколько важна такая операция для мужчин, потерявших этот орган. По словам Сетруло, это группа людей с высоким риском самоубийства: «Это отчаявшиеся пациенты, которые не видят для себя никакой надежды». Беседа с военным хирургом стала для Ко и Сетруло катализатором.

Лучшее, что медицина могла предложить мужчине, потерявшему пенис, – будь это пострадавший от взрыва пехотинец или раковый пациент – это, по словам Сетруло, грубая реконструкция. «Берете часть ткани – из бедра или предплечья – и заворачиваете в трубку из кожи так, чтобы было похоже на фаллос». Но это скорее «мясная сосиска», подверженная инфекциям. И хотя многие реципиенты на самом деле испытывают возвращение эротических ощущений, эрекция для них недостижима без протеза. Зачастую пациентам трудно мочиться стоя, и они редко способны на половые контакты.

Ко и Сетруло – не единственные, кто пришел к этому выводу. В 2015 году команда врачей больницы им. Джона Хопкинса объявила, что планирует пересадку пениса одному из почти 1400 солдат, пострадавших от серьезного ранения паха, – практически все они поступили из Ирака или Афганистана. Какое из учреждений – больница в Бостоне или госпиталь им. Джона Хопкинса – первым осуществит пересадку, зависело лишь от того, чьи врачи быстрее получат разрешение на операцию и найдут пациенту донора.

Техника уже была наработана во время операций по трансплантации лица и рук – такие части тела в трансплантологии носят название «васкуляризированные композитные аллотрансплантаты», или ВКА. Если почка или печень – это органы типа «подключил и работает», состоящие почти полностью из одного типа ткани и пересаживаемые лишь с незначительными дополнениями, то ВКА состоят из нескольких типов тканей – кожной, мышечной, нервной – и требуют соединения кровеносных сосудов. Пенис относится к ВКА.

Когда дело касается жизненно важных органов, плюсы пересадки перевешивают известные риски – скажем, без работающего сердца человек попросту умрет. Но без руки, пениса или с изуродованным лицом жить можно. Поэтому врачам нужно иметь в виду, что пациенту придется пройти через трудную операцию с существенным шансом на неудачный исход, которая даже в случае успеха потребует постоянного приема иммунодепрессантов. Более того, пересаженные органы не так долговечны, как оригиналы: они истощаются.

Несмотря на трудности, Сетруло и Ко верили, что рискнуть стоит. Они более трех лет работали над разработкой операционной инструкции, консультировались с коллегами и разбирались в этической стороне вопроса. Они собирали средства на исследования – в том числе на практику в морге Банка органов Новой Англии – и учили психологов разговаривать с семьями доноров, которым трудно было понять, зачем больнице понадобился пенис их близкого.

Наконец в декабре 2015 года начальство больницы в штате Массачусетс дало им зеленый свет и финансирование на две пересадки. Еще до того, как они начали поиски первого пациента, Адам Фельдман рассказал им о Томе Мэннинге.

К тому времени Мэннинг уже почти четыре года жил без пениса. За короткий период Том перенес пять операций (это время он помнил смутно): лечение толстой кишки и диафрагмы, ампутацию пениса, удаление тромба, из-за которого он не мочился два дня, и лечение гематомы, из-за которой его яички раздулись до размера мячей для софтбола. Временами он шутил, что будто бы попал в какое-то извращенное представление Граучо Маркса: сначала мужику оттяпали стручок, а потом его кругляши надулись, как воздушные шарики.

Пятая операция – проверка, не распространился ли рак – была особенно неприятной. Фельдман отделил кожу от мышц в паху и бедрах, чтобы провести биопсию его лимфоузлов. Операция была инвазивной и кровавой, после нее Мэннингу нужно было несколько недель оставаться на реабилитации. Его мучила не столько боль, сколько ожидание: результаты обрабатывались почти две недели. Он целыми днями лежал в кровати и думал – неужели он пожертвовал пенисом лишь для того, чтобы все равно умереть от рака?

Когда Мэннинг увидел на экране номер Фельдмана, он тотчас поднял трубку. «Все чисто», – подтвердил Фельдман. Мэннинг молчал почти целую минуту, прежде чем собраться с мыслями и поблагодарить.

Теперь он мог обратить внимание на новые обстоятельства своей жизни. Все, что осталось от его наружной репродуктивной системы, – яички и культя. Мочиться ему приходилось сидя. До оргазма его никто довести не мог, своими силами тоже. Мэннинг смирился с судьбой. А разве был выбор? И все-таки в его голове постоянно мелькала одна мысль: «Кто-нибудь, где-нибудь в США наверняка попытается провести пересадку пениса».

Мэннинг купил учебник по медицине и в свободное время выучил все, что мог, о внутренней структуре фаллоса. Вглядываясь в рисунки похожей на медовые соты ткани, состоящей из сосудов и нервов, он придумал собственный, грубый способ присоединения пересаженного органа с помощью крошечных трубок, чтобы обеспечить здоровое кровообращение. «Они даже меньше, чем соломинки в коктейлях», – думал он.

Том не работал, пока снова не смог свободно передвигаться. На время он съехал с квартиры и поселился у матери-пенсионерки, в 45 минутах езды от города.

Место ампутации затянулось быстро, но боль все не проходила. Яички Мэннинга пульсировали, как будто каждый день его раз за разом пинали в пах. Ненадолго спасало обезболивающее, которое он принимал трижды в день, но дозы не хватало даже на полноценный ночной сон. Врачи были бы рады выписать ему лекарства посильнее, но Мэннинг всю свою жизнь был трезвенником – даже не выкурил ни одной сигареты. Оксикодон из своей аптечки он принимал только в худшие дни. Все это время Том без умолку рассказывал любому, кто готов слушать, о своей надежде когда-нибудь получить пересадку.

Когда в феврале 2016 года на экране вновь высветился номер Фельдмана, Мэннинг подумал: что-то пошло не так. Наверное, рак вернулся, и ему осталось всего несколько месяцев. Он сделал глубокий вдох и ответил. «Вы еще заинтересованы в пересадке?» – спросил Фельдман. На этот раз Мэннинг не растерялся: «Давайте. Давайте сделаем это».

Сначала врачи долго за ним наблюдали: хотели убедиться, сможет ли Мэннинг пережить операцию – и с физической, и с психической точки зрения. Хирурги и психологи были осторожны; данных о долгосрочных наблюдениях или сколько-нибудь значимого корпуса литературы, из которого они могли бы почерпнуть сведения при оценке рисков для Мэннинга, не было. Они знали от Фельдмана, что пациент не склонен говорить о симптомах и осложнениях, – от этого мог зависеть исход операции: успех (новый и улучшенный пенис!) и провал (вообще никакого пениса). Далеко не все предыдущие пересадки ВКА шли по плану: новозеландец, которому в 1998 году впервые пересадили руку, через три года был вынужден просить ампутировать ее, потому что он «потерял с ней ментальную связь»; житель штата Вирджиния, которому в 2012 году сделали пересадку лица, через два года влил в себя столько виски, что потерял сознание.

Как только Ко и Сетруло убедились, что Мэннинг психически здоров, они прямо рассказали ему о рисках: операция может закончиться неудачей. Она может оказаться труднее, чем кажется. И даже в лучшем случае Мэннинг до конца жизни должен будет принимать лекарства против отторжения организмом чужеродного элемента. Наиболее вероятным неудачным сценарием была неэффективная операция, после которой он будет тем же, кем и до нее – мужчиной без пениса. Мэннинг был непоколебим. Он думал: «У тебя есть один шанс, и ты им воспользуешься. По крайней мере ты сможешь посмотреть в зеркало и сказать: «Я сделал все, что мог».

Хирурги наметили три цели для восстановления: внешний вид, способность проводить мочу и половая функция. Они не могли обещать, что хоть одна из них будет достигнута. Мэннинг понимал, что Ко и Сетруло обеспокоены тем, как он отреагирует на возможный провал операции. Он заверил их, что, если результат окажется печальным, он не будет держать зла.

Дикен Ко и Кертис Сетруло

Все четыре года Флоренс беспокоилась, что разговоры сына о пересадке приведут лишь к разочарованию. Когда новость дошла до нее, она обрадовалась, однако трезво взглянула на ситуацию: «Томми, будь оптимистом, но слишком на это не надейся». Мэннинг решил расписать по дням походы на разные медицинские осмотры, а это значило, что он будет вынужден брать отгулы, поэтому ему пришлось объяснить начальству, в чем же дело, – они удивились, что он четыре года жил и работал без пениса.

Трансплантация – дело долгое и требующее терпения. Нужный орган может найтись только спустя месяцы или даже годы; время ожидания зависит от смерти потенциального донора. Что немаловажно, подходящий орган должен соответствовать нескольким параметрам, в том числе оттенку кожи, группе крови, а также пройти кучу проверок на болезни. Вдобавок этот орган искали впервые. Даже глава Банка органов Новой Англии признался, что «это была очень необычная задача».

В мае 2016 года прошли переговоры с семьями двух потенциальных доноров. Впервые американский банк органов попросил родственников передать медикам пенис своего близкого. Ко всеобщему удивлению, обе семьи дали согласие. Один пенис не подошел, но другой, принадлежавший молодому мужчине, подключенному к аппарату жизнеобеспечения в штате Мэн, подходил идеально.

Обычно операции совершаются без заминок: донор с подходящим органом умирает, и врачи немедленно начинают действовать. Ко был на конференции по урологии на Западном побережье, когда до него дошли новости; он помчался в аэропорт на ближайший рейс до Бостона, но успел лишь к концу операции Мэннинга. Сетруло с командой хирургов съездили в штат Мэн, чтобы забрать пенис, а также сердце, легкие, печень, щитовидную железу, кишечник и почки. Органы этого молодого мужчины спасли шестерых человек и улучшили жизнь еще одному – Тому Мэннингу. Родители донора попросили, чтобы вся информация об их сыне осталась конфиденциальной, но позже сделали небольшое заявление, сказав, что донорство «помогло им в трудное время».

Тем временем в Массачусетской больнице команда врачей готовила Мэннинга к операции и вкатила его в операционную. Пятнадцатичасовую операцию проводили тринадцать хирургов, и еще один специалист скрупулезно сшивал кровеносные сосуды и нервы, проходящие через фаллос. Через уретру провели катетер, и рану зашили.

Мэннинг очнулся в реанимации в День матери и обнаружил, что его руки связаны, чтобы он рефлекторно не задел рану. Ее еще не перевязали: нужно было время, чтобы она подсохла на воздухе. От угрозы бактериальной инфекции новый пенис Тома отделяли лишь несколько слоев марли. Несколько дней он боялся смотреть вниз, а когда наконец решился, ему показалось, что пах разворотило в автомобильной аварии. Эта область была такой распухшей и бесцветной, что в ней невозможно было узнать мужские гениталии. Врачи говорили, что все выглядит замечательно, но они явно понимали под этим что-то свое. Мэннинг не смотрел на свой пах еще целую неделю; к тому времени припухлость спала, рана заживала. Стало лучше. Член, к его удовлетворению, был примерно того же размера, что и прежний.

Хирурги с самого начала были настроены оптимистично: кровообращение было нормальным, и ранние признаки отторжения не проявлялись. Следующая цель – мочеиспускание. Ко удалил катетер через три недели после операции, и Мэннинг смог без проблем помочиться, пусть сидя и в бутылку. Еще через пару недель пришло время реального испытания: Мэннинг должен был помочиться стоя, чего он не делал уже четыре года. Для этого ему надо было контролировать начало процесса, скорость мочеиспускания и направление струи. Ко установил над унитазом в туалете своего кабинета пластиковую мишень, велел Мэннингу по ней попасть и вышел.

Спустив штаны и приготовившись к выстрелу, Том подумал: «Я пришел, чтобы попасть в яблочко, и я попаду в это чертово яблочко». Моча полилась, и он ударил точно в цель мощной струей человека, который сдерживал желание на протяжении нескольких часов. «Все хорошо!» – закричал он, достаточно громко, чтобы доктор Ко и его коллеги снаружи расхохотались.

Оставалась – и остается до сих пор – еще одна цель лечения: половая функция. Будет ли у Мэннинга эрекция, зависит от нескольких сложных психологических факторов. Эрекция происходит, когда кровь приливает в крошечные сосуды пениса (кровообращение у Тома в норме), но сохраняется она за счет серии мышечных и тканевых взаимодействий, задерживающих отток крови от полового члена. Годы без эрекции могут лишить эти ткани гибкости, из-за чего достичь твердости и сохранить ее становится трудно. Это распространенная проблема среди мужчин, перенесших операцию на простате.

Вскоре после операции Мэннинг начал принимать сиалис, чтобы улучшить кровообращение, а также способствующие регенерации нервных окончаний иммунодепрессанты, чтобы вернуть чувствительность. «Мы это называем реабилитацией пениса», – говорит Фельдман. Пока что результаты хорошие: время от времени Мэннинг ощущает в пенисе покалывание, похожее на то, что появляется в затекшей ноге. Несколько раз он чувствовал, что его пенис увеличивается, хотя ничего не происходило. «Ощущения есть, – говорит Мэннинг, – но далеко не те, что были раньше».

Если сиалис не поможет достичь уверенной эрекции, есть и другие доступные методы – например, имплантаты или вакуумные помпы. «У них полно всякой всячины для меня», – говорит Мэннинг. Когда он лежал в реанимации, медсестры часто в шутку спрашивали, понимает ли он, сколько женщин захотят переспать с первым американцем, которому пересадили пенис. Он надеется однажды сказать им: «Дамы, на сегодняшний день я могу быть самым опасным мужчиной в Америке – 65-летний старик с молодым пенисом!»

Мэннинг честен и искренен, но он не склонен к глубокой рефлексии. Когда его просят объяснить, почему он не ощущал себя полноценным человеком без пениса, он парирует: «А представьте себе, как бы вы себя чувствовали». Том проводит параллель с женщинами, перенесшими ампутацию молочных желез: женщины восстанавливают грудь не потому, что она им необходима, а потому, что без нее чувствуют себя неполноценными.

Он принимает по сорок таблеток в день, чтобы защитить новый пенис от своего тела, а тело – от заражения. Из-за побочных эффектов и недостатка физической деятельности он набрал вес. Он все еще иногда просыпается посреди ночи от боли в некогда придавленных яичках. Ему трудно спускаться по лестницам. Мысли путаются. Память подводит. Раньше он каждый день читал газету The Boston Globe от начала до конца, но теперь рад, если концентрации внимания хватает на передовицу. Он хочет вернуться к работе, но понимает, что пока что это невозможно.

Однако больше всего он жалуется на дрожь в руках, которая у него возникла из-за иммунодепрессантов. Со временем количество таблеток можно будет уменьшить, но совсем отказаться от них не получится. Мэннинг придумал пару способов борьбы с дрожью: сжимать ладони или хвататься за ручки кресла. Но когда он вытягивает ладонь и пытается держать ее ровно, она выдает слабость. «Таблетки меня серьезно подкосили», – признается Мэннинг. Он берет ручку и медленно пишет свое имя. Получается нечто похожее на показания счетчика Гейгера.

Вскоре после Дня благодарения я навестил Тома в Галифаксе, недалеко от Плимут-Рок. Он живет со своей матерью Флоренс в двойном трейлере под тенью елей. Большую часть времени Мэннинг проводит в кресле-качалке, читает газеты и смотрит новости по кабельному ТВ. Как минимум раз в неделю он ездит в Массачусетскую больницу сдавать анализы крови и встречаться с постоянно растущим коллективом врачей: Ко, Сетруло, Фельдманом и Кори Танрикут, специалистом по репродуктивной системе, которую Мэннинг называет «мой пенисный врач».

Часть группы хирургов, проводивших операцию, после которой у Мэннинга появился новый пенис.

Флоренс 83 года, но выглядит она на десять лет моложе. Она делает все, чтобы снять стресс и тревогу старшего сына. Поскольку Тому строго-настрого запретили перенапрягаться, она совмещает роли домохозяйки, повара, шофера и сиделки. Ей хочется знать все о его лечении, какими бы деликатными ни были детали. Поначалу Тому было трудно напрямую говорить с ней о своем пенисе и связанных с ним проблемах, но теперь ни его, ни ее это не беспокоит. Он говорит: «Все высокомерие быстро пропадает».

Флоренс признается, что единственное, из-за чего они спорят, – еда, потому что Тому назначили строгую диету, чтобы ограничивать уровень калия, а он не всегда хочет ее соблюдать. Но он пытается. Пять дней в неделю Том ест на завтрак миску хлопьев, два – яичницу-болтунью. Ему можно есть рыбу, курицу и овощи, но только маленькими порциями, и совсем немного фруктов. Иногда Мэннингу позволяется съесть немного мороженого, но чаще всего на десерт у него желе без сахара. «Как будто я все еще в больнице», – сетует он.

Он с нетерпением ждал известий о том, когда будет новая операция, уже не на пах, а на сердце. Перед пересадкой пениса Мэннинг проходил набор тестов, один из них он провалил – тест на сердечную нагрузку, в ходе которого выявился кальциноз аортального клапана. Ему разрешили пересадку только в том случае, если сразу после нее он займется сердцем; врачи предупредили, что с ним в любой момент может случиться приступ. Еще до публикации этого материала врачи вскроют его грудь, чтобы заменить поврежденный клапан на новый – возможно, свиной или телячий. Операция на открытом сердце – тяжелая процедура для любого пациента, но для Мэннинга риск особенно велик. Ему придется перестать принимать некоторые таблетки от отторжения тканей, и весьма вероятно, что потребуется хотя бы краткосрочный диализ на время восстановления.

Для Мэннинга это все очередные мелочи. После операции он рассчитывает снова быть здоровым. Он сбросит набранный вес, продолжит активную жизнь и надеется вернуться к развозу банковских «потрохов» по Бостону.

Мэннинг знает, что он один из самых невезучих мужчин в Америке, но удача его все-таки любит. «Если бы на меня не упали коробки, у меня бы не обнаружили рак. Я отправляюсь на пересадку, и они узнают, что у меня проблема с сердцем, которую никак иначе обнаружить бы не удалось». Дважды его жизнь была спасена благодаря стечению обстоятельств. Он смеется: «Я не сомневаюсь, что мог бы умереть, но я не умираю. Вот кто-то там наверху расстроился!»

Мужчинам, у которых развивается рак пениса, часто приходится переносить ампутацию. Добавьте сюда раненых солдат и пострадавших от аварий на производстве, и выходит, что число мужчин без пениса на улицах Америки выше, чем вы могли бы себе представить. «Вы об этом просто не услышите, потому что это последнее, о чем мужчина захочет сообщить миру», – поясняет Ко.

Но Мэннинг считал иначе. Свои первые интервью он дал из больничной палаты через пять дней после операции. («Это поразило нас, – признается Ко. – Мы не рассчитывали на Тома».) Через четыре месяца он сел на поезд в Нью-Йорк, чтобы сняться в «Шоу доктора Оза», и по сей день не перестает рассказывать о своем опыте. Он любит шутить, что его новое имя – Томас Дж. Пенис.

«Я не хотел быть круче всех. Я хотел быть как все», – признается Том. Он осознает – возможно, слишком хорошо, – что над ним наверняка жестоко шутят, но принимает это как побочный эффект своей честности. «Когда я говорю с людьми о своем опыте, они отвечают: «О, круто, мои поздравления». Но про себя многие из них думают: «Вот так уродец». Он считает, что проблема в том, что большинство мужчин не могут себе представить, каково это – потерять пенис, не говоря уже о приобретении нового. «Но спросите любого мужика любой национальности, что его делает мужчиной, и готов поспорить, что на первом месте будет член».

На сегодняшний день Мэннинг обретает устойчивое амплуа человека, привлекающего внимание общества к пересадке пениса. Недавно его приглашали выступить на встрече бывших глав корпораций в ресторане на богатом Южном побережье Бостона. Хирурги сказали ему, что, как только к нему вернется «стопроцентная функциональность», они надеются съездить в госпиталь им. Уолтера Рида на встречу с ранеными ветеранами, которым может однажды помочь аналогичная процедура. Может, они даже будут лоббировать финансирование операций для военнослужащих в Конгрессе. Хотя Мэннинг планирует честно рассказывать ветеранам об отрицательных сторонах (трудная операция, болезненное восстановление, таблетки, побочные эффекты, скука), он хочет, чтобы эти мужчины знали, что потенциальные плюсы огромны. Может быть, молодой парень сможет снова позволить кому-то еще видеть себя голым. Может быть, он сможет писать стоя. И может – если все пройдет хорошо, – у него будет секс и даже дети, зачатые без медицинской помощи.

Южноафриканский хирург, проведший первую успешную пересадку, сказал журналистам на пресс-конференции: «Если у вас нет пениса, вы фактически мертвы. Вернув пенис, вы возвращаете человека к жизни». Мэннинг никогда не ощущал себя мертвым, но он думает, что все могло бы быть по-другому, случись с ним подобное в молодости. Ему повезло, что он так стар: у него было много лет на то, чтобы посеять свое семя, и ему не придется пить иммунодепрессанты так долго, как тридцатилетним. Молодому мужчине придется столкнуться из-за лекарств с большими трудностями и тяжелыми психологическими последствиями. И все же Мэннинг надеется, что мужчины, уже готовые сдаться, найдут в его истории поддержку.

Он старается не думать о сексе, потому что ему это пока недоступно. Это не значит, что Мэннинг смирился с жизнью без оргазмов; он надеется еще когда-нибудь завести отношения. Ему уже один раз предлагали, но он вежливо отказал, ответив: «В данный момент вы просто будете разочарованы». Если у него когда-нибудь и будет секс, он говорит, что сначала позвонит Ко и Сетруло, а потом побежит к ближайшему окну и закричит, как молодой Франкенштейн: «Оно живое!» Иногда Мэннинг задумывается, будет ли женщина, с которой он переспит, заниматься сексом в каком-то смысле с двумя мужчинами – с ним и с донором.

Он часто думает о том мужчине, чьего имени он никогда не узнает. Том не может с этим ничего поделать, особенно когда видит, что у него на лобке растут черные как смоль волосы, на несколько тонов темнее, чем его собственные.

Том Мэннинг никогда не сможет знать наверняка, навсегда ли с ним его новый пенис. Отторжение может наступить в любое время. Но ведь то же самое можно сказать и о смерти. Он хотя бы попытался. Том все время напоминает себе: «Ты никогда не будешь тем же, кем был раньше. Ты не забудешь, что с тобой случилось. Но ты не опустил руки, браток. Ты упал, и ты вновь поднялся».