Исландия, как еще один пример наплевательского отношения к Земле

Остров Пасхи, про который была статья здесь, это не единственный пример рукотворного Апокалипсиса, сотворенного человеком. Что забавнее, второй пример почитается нынче как пример скупой северной красоты, хотя ещё тысячу лет назад мог бы претендовать на статус «северного рая». Что это за пример?

Исландия до заселения первыми людьми была, на минуточку, на ТРЕТЬ занята лесом. Да, этот лес состоял из исландской березы, не лучшего дерева. Но он был, и первопоселенцам-скандинавам, прибывшим в самый разгар климатического оптимума, остров дюже понравился. Куча свободной земли, оптимум+Гольфстрим – на улице не слишком жарко, естественно, но не слишком-то и холодно. Леса, пресная вода...

Первыми пошли на дрова «лишние» леса– ведь овец нужно где-то пасти. Когда дрова были не нужны, лес просто сжигался. Потом вырубать начали уже ради древесины, так как лес-плавник не обеспечивал ей остров , а с континента везти бревна дорого-с.

В общем, уже в 1100е года, лес из обыденности превратился в редкость, участки с рощами и зарослями стали предметом личной роскоши, словно серебро или большие стада. Обычным поселенцам было скорее жаль, что древесина сама по себе стала элитным материалом. А потом медленно, но очень неотвратимо произошел конец.

Для начала пару извержений, добили леса. Попытки некоторых исландцев насадить искусственные рощи уткнулись в медленный и неохотный рост исландской березы, а так же свежий толстый слой вулканического пепла, придавшего и без того не особо плодородным почвам бодрую кислотность.

Кустарники альпийских лугов сожраны козами или пущены на хворост. Зарослей больше нет, и от эрозии больше не защищает ничего. Плодородный слой, очень неохотно наращивавшийся все время до прихода беспокойных скандинавов, смывается в реки под весенним половодьем и осадками. Остаток выдувается в долины долгими ветрами. В итоге получаем серые пустоши и опустынивание. Живущие там люди быстро, всего за сотню лет из зажиточных фермеров превращаются в нищих, измотанных постоянным риском голода (ведь лугов всё меньше и меньше, то есть меньше и сена).

Спустимся ниже с гор. Поваленный и пережженный лес, присыпанный пеплом, поднял почву. На этих новых холмах не растет ничего, так как своего слоя плодородной почвы ещё нет, старый скрыт глубоко под поверхностью, а новый… смотри выше. Тут пока ещё живут «бедно, но чисто», однако пройдет ещё сотня-другая лет, и местные жители догонят в хтоническом ужасе жителей предгорных районов. Спустимся к равнинам? Спойлер – там не лучше.

Леса, когда-то покрывающего обширные равнины между Сельфоссом, Рейкьявиком и предгорьями, больше нет, и климат резко ухудшился. Ещё ничего не понимающие поселенцы дубеют от пронизывающего ветра и судорожно утепляют дома блоками дёрна. Плодородная почва кусками сползает в реки, поскольку больше не растет чего-либо, способного удержать её на склонах. Основной слой дерна на равнинах пропитывается влагой от дождей и особенно снега, зимой всё это замерзает и создает ледяные линзы, весной образуются протаины-ямки.

На острове устанавливается «экономика неурожаев», бедный год с легким голодом – это нормально и прекрасно, ведь может быть и плохой год, когда нет сена, рыба плохо ловится, а скотина попала под выброс серных газов и передохла. Плохих годов становится всё больше. Климатический оптимум заканчивается, температура падает с тогдашних «+4 относительно средних показателей» до морозных «-4».

Недостаток ресурсов вызывает ожесточение и глухое раздражение. Кровная месть идет уже не из-за тяжелых оскорблений, а из-за лесочков, того что кто-то посмотрел косо, приглянувшегося пастбища и так далее. За увлекательной резней поселенцы не заметили, как резко поднялись из годи (неформальная должность, стоящая где-то посредине между авторитетом, вождем и судьей) «большие годи», плевавшие на сложившиеся традиции хрупкого баланса, и принявшиеся выяснять с удвоенной силой, кто же из них наибольший Годи на острове.

Король Норвегии Хокон IV, наблюдавший за этим с континента со средневековым аналогом попкорна и почитывавший произведения одного из больших годи, Снорри Стурлсона, решает поучаствовать в веселье и потихоньку подминает всех «больших годи» под себя. Попутно королевские убийцы в 1241 режут Снорри в его собственной бане (ибо слишком юлил, не желая попадать под короля прямо). Через каких-то двадцать с хвостиком лет больше не останется независимых правителей, и Исландия присоединится к Норвегии.

«-Ну эт ничего, главное что горы не особо-то плюются огнём, вон, Гекла ещё со времен лесов спит» - примерно так рассуждали исландцы, глядя на всё это со стороны и вспоминая 1100 год и извержение Геклы.

Каждые десять лет вулканы приправляли горькую жизнь поселенцев очередной дозой пепла и лавы. Но основное веселье было на подходе. Полученная кровью и пеплом примета гласит:

«Если Гекла долго не извергалась – быть концу.»

И вы не поверите, конец настал.

1300 год – Гекла извергается, и извержение сейчас оценивается четвертой ступенью (это как Эйяфьятлаёкудль в 2010). 30 тысяч квадратных километров покрывается 0.3 кубических километров пепла. Некоторые хутора исчезают с лица земли, плодородные долины превратились в серые пустоши. Скот не может пастись – пепел, даже чуть-чуть присыпавший луг, «отравляет» его, поедающая его скотина портит себе зубы и десны и не может нормально питаться. Сернистый газ задолго до Соммы устраивает газовые атаки, поднимаясь из трещин. Народ вскрывает «НЗ» - режет скотину, ест лишайник и водоросли, помолясь, выходит в открытое море ловить рыбу (для исландских лодок - лотерея а-ля Русское лото). Постепенно самые богатые экс-годи беднеют до уровня обычного крестьянина, прижатого норвежскими пошлинами.

Иронично, что именно в этот момент случилась лебединая песнь средневековой исландской культуры. Большинство саг, ходивших лишь устно, было записано именно в это время, и остается только догадываться, какие шедевры погибли вместе со сказителями.

Впрочем, природа и довольно беззастенчивая политика ограбления норвежцами своего же владения всё-таки взяла своё. Задавили последних национальных героев, обложили пошлинами сверху. Саги стали вытесняться «римами» - переложенными на местный лад рыцарскими балладами. Страницами манускриптов стали обивать столы, так как вся учёность осталась в стенах монастырей. Местные ремесла зачахли, так как иностранцы и норвежцы забили рынок (относительно) дешевой цеховой продукцией.

Больше никаких лесов. На половине острова нет не то чтобы деревьев – больше нет почвы, только серый гравий, пепел и песок. Юг опустошен очередным извержением 1389 года. Воды забиты иностранными, в основном, немецкими и английскими рыбаками, потому что «нормальных кораблей большинство исландцев не могли себе позволить. Где-то в этой эпохе последние известные гренландские поселенцы приплыли в Исландию, остальное население вымерло, и до сих пор толком неизвестно, как.

Остров медленно погружался в нищету и мрак, из которой вынырнул только в середине ХХ века. Всё остальное время слово "Исландия" было синонимом мрачной, нищей и беспросветной глуши.

Типичный ландшафт равнин в Исландии сегодня. Тонкий плодородный слой частично поврежден осадками, частично приподнят замерзшими грунтовыми водами и осадками. Да-да, тот самый пасторальный исландский пейзаж – такой же признак экологической катастрофы, как и условный «Рыжий лес», как бы нельзя было их сравнивать.

Свеженасаженный в ХХ веке лес

Источник