«Наша сгущенка — валюта в Антарктиде»: белорусский полярник о работе на Южном континенте
В прошлом году Юрий Гигиняк отметил сразу два юбилея: 50 лет своей первой экспедиции в Антарктиду и 75 лет со дня рождения. С лица полярника еще не полностью сошел загар, а он уже думает об очередной командировке на Южный континент. Если все сложится как надо, поездка станет шестой для Юрия Григорьевича. Пока ветеран экспедиций вновь не отправился в Антарктиду, журнал "Onliner" поговорил с ним о работе полярника: чем занимаются ученые посреди вечной мерзлоты, как подружиться с пингвинами и почему после первой же экспедиции отсеивается половина специалистов.
«Белорусы в Антарктиде с 1956 года»
— Людей вашей профессии называют полярниками. Это корректный термин?
— Мы считаем настоящими полярниками не тех, кто поработал в Арктике или Антарктике пару-тройку месяцев. По нашим неписанным правилам, полярник — это тот, кто перезимовал там. Существует сезон, когда мы едем на три-четыре месяца. Это антарктическая весна-лето. Вот сейчас, когда у нас разгар зимы, в Антарктиде лето, солнышко, можно позагорать и много-много поработать.
А когда ты на станции полтора года — это уже зимовка. Среди белорусов есть и рекордсмены по числу зимовок: аэролог Юрий Кравцов провел в Антарктиде шесть зим.
В России вообще есть люди, у которых 15 зимовок в Антарктиде, то есть они провели там около 20 лет жизни. Это люди со своим складом ума, конечно, своим отношением к жизни.
В целом в списке белорусов — участников антарктических экспедиций более 130 человек. Мы в Антарктиде с 1956 года. Наши десять полярников помогали строить первую российскую станцию Мирный в Антарктиде в 1956-м. В первые годы это были строители, механики, связисты, но уже начиная с 11-й экспедиции в Антарктиде стали работать научные сотрудники.
В России, к слову, есть звание почетного полярника, а у нас такого нет. Подождем.
— Почему нет?
— Мы начали активное самостоятельное (как государство) освоение Антарктики недавно, уже при нынешней Беларуси: 1-я Белорусская антарктическая экспедиция была проведена в 2007—2008 годах. Сейчас там, на ледовом континенте, работает наша 13-я экспедиция, десять человек.
Что касается лично меня, то моя первая зимовка была в 16-ю экспедицию — с 1970 по 1972 год. Этим летом я вернулся из 12-й белорусской — 65-й российской экспедиции. Она была для меня пятой.
«Рано или поздно наступит дележ природных ресурсов»
— Что конкретно вы там делаете? Почему изучение Антарктиды важно для мира?
— Начнем с того, зачем мы, люди, вообще полезли в Антарктиду. Сейчас добывать там ничего нельзя. В 1991 году был подписан Протокол по охране окружающей среды к Договору об Антарктике, положения которого запрещают промышленную добычу и разведку полезных ископаемых. Но мы должны думать о перспективе, о том, что такие документы не могут иметь бессрочный статус.
Мы обосновывали наши исследования в Антарктике и строительство белорусской станции так: рано или поздно участники договора начнут осваивать недра этого континента. И тогда члены Договора об Антарктике, а это 54 государства, будут исходить из того, кто и сколько времени проводил здесь исследования. Около 40 государств уже имеют там по пять-шесть своих станций. Как результат, наступит дележ квот на эти природные богатства.
В одной только прибрежной части Антарктиды запасы нефти и угля больше, чем во всех странах Европы вместе взятых. А что тут удивительного? Сорок миллионов лет назад это был теплый континент, где бегали динозавры, ползали крокодилы, росли деревья.
Конечно, основной задачей для всех станций является проведение научных исследований. Вот мы выполняем уже третью пятилетнюю государственную программу по изучению этого континента: проводим исследования по биологии, экологии, физике, геологии. Полученные результаты будут использоваться в нашем народном хозяйстве, при разработке новых технологий, для получения результатов фундаментального значения в науке.
— То есть это работа на перспективу?
— Да. Некоторые страны уже предъявляют претензии на определенную часть Антарктиды. Это, например, Чили, Австралия и другие. Там заявляют: «Это наша территория, потому что когда-то давно она была частью нынешней Антарктиды». Хорошо, что есть трезвые голоса. В Договоре об Антарктике наибольший вес имеют США и Россия. Они, как и большинство стран, категорически против разделения континента на секторы.
Если добывать полезные ископаемые на самом континенте нельзя, то в Южном океане, в морях, окружающих Антарктиду, — можно. Но не все. Отдельным государствам выдается лишь определенная квота на добычу, например, криля и рыбы. Но введен запрет на добычу китов. А Япония не подписала этот договор на запрет и добывает китов в Антарктике. То же самое может быть и с Договором об Антарктике. Вдруг завтра та же Япония скажет: «Нам не хватает угля, мы выходим из договора и начинаем добывать ресурсы в Антарктиде». А ведь и другие страны могут так сделать. Поэтому мы, как независимое государство, понимаем, что наши интересы в Антарктиде — это, как говорил полярный исследователь Владимир Лукин, обеспечение национальной безопасности, достижение экономического процветания и обеспечение международного престижа.
«Надевай акваланг, будешь погружаться»
— Как вы в первый раз решились поехать сразу на два года? Здесь же все друзья, близкие, родные, а там человек полностью оторван от окружения.
— Начитавшись книг про Антарктиду, про полярников, арктических летчиков, я начал писать письма в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт в Ленинград. Шел 1965 год. Пишу год, пишу два — нет ответа.
Пишу, обманывая, что я под два метра ростом, хорошо ныряю, сильный и могучий, занимаюсь моржеванием. Ну, хотя я штангой занимался, мог поднимать 110 килограммов. Я просился туда как биолог, это как раз по моему образованию.
А тут приезжает ко мне такой чернявый коренастый человек из Ленинградского зоологического института и говорит: «Ну что, поедешь?» Я, конечно, согласился. Думал, все займет два-три месяца. Но мне говорят, что поездка почти на два года, если с дорогой считать. Посоветовался с мамой. Она и отец — военные люди, про Антарктиду не особо знали. Ну, я им начал немного «заливать», что буду сидеть с биноклем и птичек считать: сколько прилетело, сколько улетело, — и все. А о том, что буду нырять под лед, что тонул, они еще лет пять не будут знать после моего возвращения. (Смеется. — Прим. Onliner.) Лишь в самой экспедиции я узнал, что ко мне тогда приехал легендарный исследователь подводного мира — Евгений Грузов. Так он стал моим первым антарктическим учителем.
Я гидробиолог, моя работа всегда связана с водой. И так получилось, что плавать я практически не умел. Но в ластах я просто ихтиандр, даже подводной охотой занимался. Дыхание мог на три минуты задерживать.
Когда приехали в Антарктику, мой начальник Грузов говорит: «Надевай акваланг, будешь погружаться». Я этот аппарат видел, конечно. Но чтобы в нем погружаться? Деваться особо было некуда — пришлось пробовать.
И знаете, как надел акваланг, погрузился под лед — будто в космосе оказался. Прозрачность воды — около 50 метров. Звезды, голотурии, актинии, медузы — я понял, что родился в акваланге. Нырял я так полтора года — и в полярный день, и в полярную ночь.
— Костюм спасает от ледяной воды?
— Вода в морях, окружающих Антарктиду, — минус 2 градуса, и в ней 34 грамма соли на литр. Дело в том, что Антарктиду омывает циркумполярное течение, и оно не пропускает теплые воды извне. Поэтому там миллионы лет вода такая минусовая. Казалось бы, слишком холодно, чтобы кто-то водился в этой воде, да? А там на 1 квадратном метре дна может до 4 килограммов живности сидеть. Одних ежиков сотни.
Работа звена аквалангистов всегда была трудной, особенно это чувствуется при проведении погружений в морозы, да еще в Антарктиде. Тяжело, когда ты страхуешь аквалангиста, стоя на льду и на ветру. Допустим, вы погружаетесь, а я стою наверху, держу страховочный конец. Вы ушли в сторону, под лед, на 20—60 метров — и все, я вас не вижу. А ведь мне нужно все время чувствовать натяжение этой веревки, «видеть» того, кто там, в ледяной воде, за десятки метров от меня. А в перчатках делать это неудобно. Я снимал их и держал страховочный конец голыми ладонями. Все руки обморозил.
Мы погружались в старых советских сухих костюмах «Садко». Максимальные для нас глубины были 50—60 метров. Так в воде при минус 2 можно было продержаться около получаса, иногда чуть больше.
Была одна причина, по которой мы иногда досрочно возвращались на поверхность, — прокол перчатки. Дело в том, что мы, как биологи, собирали разную живность на дне для исследований. А среди морских звезд, голотурий, моллюсков было много морских ежей. При небрежном отношении к ним ежи прокалывали нам нашу «одежку», и вода потихоньку просачивалась внутрь костюма.
Окаменевшая древесина. Этим образцам около 20 млн лет
«Не выдерживают нервы — после экспедиций происходит отсев»
— Расскажите, как у полярника проходит день.
— У каждой экспедиции есть начальник. В его подчинении — электрик, техник, механик и три-четыре научных работника. Сейчас еще обязательно берут повара и врача. У научных работников свой план. Например, я, как руководитель биологического направления, отправляю биолога с заданием: собрать образцы мхов, лишайников, наловить рыбу, понаблюдать за птицами и китами. Физик будет измерять уровень озона и ультрафиолетового излучения, регистрировать восходы и заходы солнца. И так на протяжении всей экспедиции. Кстати, об уровне наших биологических исследований можно судить даже по составу отправляемых в Антарктиду биологов: все кандидаты наук. Сам я защитил кандидатскую диссертацию по Антарктиде еще в 1975 году.
Научные задания большие, и их трудно выполнить, потому что есть много другой работы, связанной со строительством, обустройством станции. Еще бывают авралы: приехали — а станцию замело, не проехать. У начальника экспедиции всегда очень сильное напряжение: людей нужно вернуть живыми, потому что… Слава богу, за 13 экспедиций у нас все обходилось. И все эти 13 экспедиций возглавлял наш опытнейший полярник Алексей Гайдашов. Честное слово, не позавидуешь такой должности.
Конечно, не всем по душе железная дисциплина. У некоторых не выдерживают нервы — после таких экспедиций происходит отсев. Это естественный отбор тех, кто не смог понять, может, порой и несправедливые команды начальника.
Я вот уже пять экспедиций в Антарктике. Справил там, в Антарктиде, свои 75 лет и снова, потиху от родных, пакую свой рюкзак. Наверное, «больной» полярник, скажут многие. А я и не спорю.
Хорошо хоть в январе и феврале все 24 часа солнышко. И после отбоя в семь-восемь вечера идешь доделывать то, что не успел за день. Потом весь собранный материал мы привозим и отдаем специалистам: рыбок — ихтиологам, птичек — орнитологам, женам — камешки, пингвиньи перышки и себя.
«Белорусская сгущенка — лучший подарок российским полярникам»
— А для еды рыбу ловить можно?
— Да, это само собой. В рацион она входит. На станции питание нормальное. Так уж получалось, что я чаще работал на российских станциях, обычно на них 40—50 человек. Конечно, есть повар, но все равно помогаешь ему на дежурствах. На кораблях, кстати, то же самое: несешь вахту, чистишь картошку. На нашей станции всегда есть не только полный перечень обязательной «еды», но и набор витаминов.
— С каким запасом питания экспедиция прибывает на станцию?
— Мы стараемся брать в экспедицию, кроме основного запаса, еще и неприкосновенный. Однако оставлять после отъезда членов экспедиции на станции можно только сухие продукты и… белорусскую сгущенку. Это в Антарктиде валюта! Причем она ходит на любой станции любого государства, и это лучший подарок российским полярникам.
Муку оставлять нельзя: отсыревает. Разные соления после их промораживания при минус 40—50 градусах в пищу уже непригодны.
На континенте, где станция Восток, температура доходила до минус 89 градусов. Ее в 1983 году зафиксировал наш земляк Владимир Карпюк. Это самая низкая на планете температура воздуха.
И люди зимуют в таких условиях. Толщина льда, на которой стоит Восток, — 3700 метров. Еще и воздух разреженный, дышать трудно. Там очень тяжело не только физически, но и психологически. На этой станции даже едят не спеша, чтобы реже выходить «в космос», на минуса.
Готовят везде хорошо. Полярника лучше не злить подгоревшей кашей: чревато для повара. На больших станциях их всегда двое.
— Как полярники заготавливают питьевую воду?
— Можно делать это разными способами. Пресный лед будет только в айсберге — нужно еще дойти до него и попытаться отколоть, но они не стоят возле берега. А морской лед солоноватый. Пресную воду добывают по-разному: на антарктической станции Мирный просто в толщу снега вставляют тэн и насосом откачивают растаявшую воду. На других станциях берут из озер: делают лунку. На внутриконтинентальной станции Восток, где полюс холода, вырезают кубы снега — полярники называют это «заготовка снега на зиму».
«Конфликты случаются, только убежать некуда»
— Как решаются конфликты? Коллектив замкнутый, тяжелая психологическая обстановка.
— Есть люди, которым очень тяжело приспособиться, ужиться в таких маленьких коллективах, да еще в непривычных условиях. Разные характеры, плохая связь с родными: мобильники можно положить на полку на долгое время.
Уже через два-три месяца работы начинаются срывы: «Да не хочу я ничего делать, чего вы пристали, хочу рыбачить и за птичками наблюдать». Особенно когда жесткая дисциплина — по мозгам это тоже сильно бьет. После первой экспедиции отсеивается 50% участников.
Меня в экспедициях теперь это касается меньше: я уже опытный полярник и знаю, как нужно себя вести. А в моей первой экспедиции мы жили на небольшом островке сто на сто метров в фанерных домиках. Воды нет, озера нет, лед солоноватый. Снег вокруг — на нем тысяча пингвинов живут и, так сказать, все свои физиологические надобности делают на нем же. Напротив нашего острова было антарктическое кладбище, там 40 полярников покоятся. Каждый день просыпаешься и видишь свою далекую перспективу. Нервы надо иметь.
И на таком острове нас жило пять человек полтора года. Гулять никуда не пойдешь. Естественно, психологическое напряжение очень сильное. Я нашел способ разрядки. Выходил к айсбергу и все ему высказывал: какой, значит, Дима или Вася «хороший». Пару раз так делал. А потом выяснилось, что все эти звуки эхом доносятся до наших домиков. И другой участник экспедиции спрашивал: «Я что, правда такой вот плохой?» (Смеется. — Прим. Onliner.) Надо понимать: конфликты случаются, только убежать там некуда.
Сейчас немного легче, есть ноутбуки с кучей фильмов — было бы только время их смотреть.
— Алкоголь на станциях есть?
— В Антарктиде сухой закон. Но, конечно, в праздники по рюмочке шампанского или чего покрепче выпить можно. Хотя это как исключение: техника безопасности очень серьезная.
— Загореть на Антарктиде реально?
— Солнцезащитные кремы и очки обязательно нужны. Я за время экспедиции буквально черным становлюсь, и, наверное, Антарктида меня полюбила: могу там без очков ходить, причем кожа не обгорает. А остальным это необходимо.
Иногда сильно обгорают нижняя часть подбородка и нос: солнечные лучи отражаются от чистейшего снега прямо на эти незащищенные места.
«Вакансия „переворачивателя пингвинов“ — полная чушь»
— На случай встречи с какими-нибудь агрессивными животными на станции есть оружие?
— Антарктида — демилитаризованная зона. Оружие привозить не разрешается. Только в мою первую экспедицию мы выпросили разрешение на карабин. Обосновали это тем, что, когда ныряем, приплывают киты-касатки — а это очень опасный хищник. Наверное, тот карабин был еще со времен Петра I. Решили хоть раз попробовать его в деле. Поставили бочку из-под солярки, зарядили — ба-бах! — и стрелок весь черный, в пороховой пыли. Посмеялись, спрятали карабин и сдали потом. Поэтому оружия нет — только ножи, лопаты, ломы, вилки.
— Как вести себя при встрече с хищником?
— Если киты на море, лучше просто не подходить на лодке. Они на тебя внимания не обратят, но могут хвостом перевернуть лодку. А на самой суше в Антарктиде хищников нет. Только так называемые санитары — птицы-поморники, которые воруют птенцов у других птиц, подбирают падаль. Белые медведи в Антарктиду еще не добрались: визу не дают. (Смеется. — Прим. Onliner.)
— В интернете ходит байка: якобы есть вакансия «переворачивателя пингвинов», потому что они засматриваются на вертолеты и самолеты, падают и не могут сами подняться. Это правда?
— Полная чушь. Пингвины очень проворные. Положил его на землю — он тут же перевернется, поднимется, за тобой побежит и еще ластами отлупит. Помню, играем в футбол — сразу пингвины появляются. И за нами гоняются: думают, что драка, суета какая-то. И бьют нас ластами.
Мы придумали надевать пингвинам на головы рукавицы — тогда они стоят спокойно и не мешают. Потом снимаешь — они, злые, бросаются на тебя.
Я заходил в середину колонии императорских пингвинов — они примерно по локоть взрослому человеку. Если двигаться спокойно, принимают тебя за своего. Мы брали птенцов и ставили их на унты (меховые сапоги. — Прим. Onliner), как родители держат их на своих лапах. И птенцы привыкали так, что не хотели потом отпускать тебя: мол, «батяня».
Это, конечно, веселые рассказы и воспоминания, но нужно помнить, что в Антарктиде надо всегда вести себя достойно и с большим уважением к ней.
«Зимой рассчитываете только сами на себя»
— Просто вызвать корабль, чтобы вернуться на Большую землю, нельзя?
— Зависит от сезона. Сейчас (декабрь — февраль — антарктическое лето) корабли посещают станции, расположенные в разных частях Антарктиды. Есть и полярная авиация. Вертолеты нужны, когда корабль не может пробиться до берега. В таких случаях на вертолетах доставляют на берег провизию, технику и полярников. Но все это возможно только в полярную весну, лето и начало осени.
Когда наступает полярная зима, лед становится — и все, никаких кораблей. Можете рассчитывать только сами на себя.
Однажды на станции Восток, где полюс холода, сгорела электростанция. Люди остались без света и тепла. Зимовщики жили без электричества и, соответственно, тепла при минус 80 градусах. Хорошо, что умельцы сумели сделать «буржуйку-капельницу» и жгли солярку, пока не пришла весна.
— Сколько это длилось?
— Около пяти месяцев. Они молодцы, выжили. Благо еда была. Главное, нашли способ, как обогреваться. Повезло. Но это нам, полярникам, всем урок.
— А попроситься на соседнюю станцию нельзя?
— Можно, но до нее обычно тысячи километров. При такой температуре не дойдешь. Хотя некоторые станции в Антарктиде расположены в прямой видимости. Но это не значит, что ты можешь запросто пойти в гости на баночку пива. Здесь свои законы и свои начальники, свои «государства».
— Как быть, если нужна срочная медпомощь?
— На станциях обязательно имеется два врача: хирург и анестезиолог. Был известный случай, когда хирург сам себе удалял аппендикс, но это очень редко.
К счастью, я поехал в экспедицию с уже удаленным аппендиксом. И знаете, это было психологически очень комфортно, если учесть, что тогда у нас не было ни врача, ни повара.
Советую перед тем, как отправиться в длительную зимовку, подумать об этом. Если не жалко, конечно: все-таки свое, родное.
«Свободного времени почти нет»
— Какие у полярников развлечения?
— Сейчас у всех ноутбуки — что на станциях, что на кораблях. Смотрят фильмы, кто-то играет в игры на тех же гаджетах. На некоторых станциях интернет есть — скоро и у нас, на белорусской станции, должен появиться. Поговорить с родными можно по спутниковому телефону.
Ну а биологу развлекаться некогда. Фотография, с утра — изучение растительности, днем — осмотр птичьих колоний и гнезд, под вечер — рыбалка, а совсем вечером — разбор материала. И так каждый экспедиционный день.
— Какие фильмы лучше всего смотреть в Антарктиде?
— Я их практически не смотрю, но, если удается найти время, то научные, о природе. Я, как ученый, в экспедиции настолько загружен, что времени почти нет: то исследования, то статьи пишешь. Вот сейчас, когда возвращался из экспедиции, я шел на корабле до Питера три месяца. И не посмотрел ни одного фильма. Выйдешь на палубу, на звезды смотришь — красота. Птицы летают, китов разглядеть можно — очень это все интересно. А есть ребята, которые как зашли в каюту, так только сидят за ноутбуками и едят четыре раза в день (впрочем, как и я). Возвращаются вот с такими лицами. Поэтому обязательно нужно физкультурой заниматься, ходить и бегать по вертолетной палубе.
— Как начисляют зарплату? После возвращения выплачивают всю сумму разом?
— Нет, просто оставляешь дома карточку жене или еще кому — у кого как. И тебе каждый месяц, как и у всех, платят зарплату. Ну, можешь никому карточку не оставлять и взять с собой — тогда, конечно, сумма накопится хорошая.
— Сейчас много говорят о таянии льдов и ухудшении экологии. По Антарктиде это видно?
— Наполовину — это правда. Белорусский ученый-климатолог, академик Владимир Федорович Логинов (возглавляет государственную программу по Антарктике) сделал вывод, что все циклично. Да, если растают льды, уровень океана действительно сильно поднимется, и тогда можно будет говорить о катастрофе.
Изменения климата чувствуются, стало больше открытой воды вокруг Антарктиды. Большинство ученых приходит к выводу, что все-таки есть тенденция к потеплению. Я в этом не специалист.
«Почитайте сначала хоть что-нибудь об Антарктиде»
— Ваша работа, наверное, ближе всего к работе космонавта. Но в детстве все хотели стать космонавтами, не полярниками. Почему?
— А как нам было не хотеть стать космонавтами, если на экранах телевизоров, в динамиках радио, на плакатах — везде только и было, что об этих героях. Вот вы посмотрите: как часто мы осведомляемся о наших успехах и достижениях в Антарктиде? Повезет, если успеешь увидеть по телевизору бегущую строку, что белорусские полярники отбыли в Антарктиду. И все, больше ничего не показываем. Да, в газетах и журналах о нас иногда пишут.
К нам не идет молодежь. Потому что ребята сейчас не читают ничего про полярников и не знают о тех открытиях, о реальных, а не придуманных подвигах наших предшественников как в Арктике, так и в Антарктике. Прочитайте Василия Пескова, Юхана Смуула.
А то приходит к нам парень: «Хочу в Антарктику». — «Ну, хорошо, а что ты знаешь о ней?» — «Ничего не знаю. Медведи там белые». (Белые медведи обитают только в Арктике. — Прим. Onliner.)
Иногда уже и сам можешь шутливо ответить, что самая большая трудность в Антарктиде — это ходить вниз головой: шапки сваливаются. Уже советовали, что привязывать крепче надо. Поэтому давайте договоримся: почитайте сначала хоть что-нибудь, а потом приходите — обязательно все расскажем.
— Каковы планы по изучению Антарктиды на 2021 год?
— Мы должны закончить строительство нашей станции. За этот год поставим практически все модули (станция собирается из отдельных конструкций). Если наладим спутниковую связь и интернет, то уже через год-два будем не только сезонные работы проводить, а пойдем и на зимовку. Сейчас у нас новая пятилетняя научная программа на 2021—2025 годы. Предусмотрены исследования по самым разным направлениям — от биологии и физики до космических исследований. Не хвалясь, можно констатировать, что таких комплексных исследований не проводит практически ни одна станция в Антарктике. Наше государство финансирует как строительство белорусской станции, так и научные исследования, проводимые здесь нами. Мы будем и можем работать и на других станциях, изучать Антарктику в ее различных частях, ее природу.
Ну а я хочу снова вернуться в мою Антарктиду. Руки-ноги есть, голова тоже — так почему нет? А в прошлом году и внук Ромка родился — надо как-то готовить его… Меховые унты ему уже припас!
Редакция "Onliner" благодарит Национальную академию наук Беларуси за помощь в подготовке материала.
Комментарии
Отправить комментарий