Нил Ушаков: «Латвии надо на три года забыть про “русский вопрос” и "оккупацию"»

На парламентских выборах в Латвии впервые одержала победу сила, которую поддерживает русскоязычное население, — социал-демократическое объединение «Центр согласия». Его лидер Нил Ушаков удивил всех еще два года назад, став мэром Риги. Теперь он может стать премьер-министром страны. В интервью «РР» Ушаков сполна подтвердил свой имидж европейского политика нового поколения и разрушил стереотипные представления о «Центре согласия» как исключительно «русской партии».

Мэр Риги ходит по улицам без охраны. И чтобы попасть в его кабинет на втором этаже рижской ратуши, проходить через КПП тоже не надо. Это не позерство: судя по всему, ему действительно нечего бояться в своем городе. В этом году во время рижского марафона Нил Ушаков упал в обморок и попал в реанимацию. Его друзья обратились к рижанам с просьбой о помощи, и те перечислили на лечение 360 тысяч евро.

Такая популярность — явление уникальное. В 29 лет Ушаков стал лидером «Центра согласия», в 30 — депутатом сейма, в 33 — главой рижского самоуправления. И вот сейчас он имеет реальные шансы стать премьер-министром.

Наверх его вынесла волна левых настроений избирателей — особенно сильно они проявились после экономического кризиса 2008 года. Левыми взглядами Ушаков, судя по всему, пропитался во время учебы в Дании. «У них самые правые левее наших левых», — пошутил он в разговоре с «РР». На родине эти взгляды оказались востребованы, как и некоторые черты характера Ушакова. Например, принципиальность: он откровенно говорит, что, даже если станет премьером, не изменит своей традиции возлагать 9 мая цветы к памятнику советским солдатам, хотя ни один глава правительства этого не делает.

Ближайшие соратники Ушакова — Янис Урбанович и Альфред Рубикс. Первый — бывший первый секретарь латвийского комсомола, второй — бывший член Политбюро ЦК КПСС, симпатизировавший ГКЧП и отсидевший в независимой Латвии шесть лет «за попытку свержения государственной власти». Ушакова это ничуть не смущает: «Общество разное, оно состоит из тех людей, которые были в комсомоле и компартии и которые не были, из молодых, старых, мужчин, женщин, и мы являемся срезом этого общества».

При этом те, кто называет «Центр согласия» «русской» партией, а самого Ушакова — «русским» мэром, слишком упрощают ситуацию, что и подтвердило наше интервью.

После нынешних выборов у вас появляется реальный шанс создать коалицию и стать премьер-министром. Но очевидно, что это вопрос компромисса. На какие компромиссы вы готовы пойти, а на какие — нет, чтобы сформировать правительство?

Мы задолго до выборов выступили с предложением ко всем партиям ввести на три года мораторий на любые законодательные инициативы, связанные с национальной проблематикой и историческими вопросами — по поводу темы оккупации и всего прочего. При этом мы готовы отложить в сторону дебаты о статусе русского языка или о негражданах. То есть ни в одну, ни в другую сторону — и три года занимаемся чистой экономикой. Что касается социальной проблематики, то там для нас было бы неприемлемо отказаться от индексации малых пенсий, которая сейчас катастрофически нужна.

Вы сами упомянули о теме оккупации. Известно, что ваши коллеги из правых партий не раз говорили: они готовы обсуждать с вами вопрос коалиции, только если вы признаете факт оккупации Латвии Советским Союзом. Это для вас вопрос компромисса или нет?

Мы считаем, что в 1940 году Латвия потеряла независимость насильственным путем. И, став против своей воли частью Советского Союза, оказалась жертвой сталинских преступлений, в том числе депортаций 41-го и 49-го годов. Цвет латвийского государства был депортирован, многие погибли потом там, в Сибири, о чем нельзя не говорить с будущими поколениями. И здесь ни у кого разногласий нет. Какой именно термин при этом использовать — это сейчас вопрос политический, а не исторический.

О плюсах и минусах жизни в Советском Союзе можно говорить и в Риге, и в Москве, и в Екатеринбурге, и в Ташкенте, и во Владивостоке — у каждого будет свое мнение. Но то, что делалось в Советском Союзе при Сталине… я надеюсь, что все здравые люди это осуждают.

В России многие воспринимают «Центр согласия» как исключительно «русскую» партию. Но по вашим действиям, в том числе на посту мэра, этого не скажешь.

С первого дня создания нашего блока мы работаем над тем, чтобы сформировать полноценное межэтническое объединение, чтобы не было фактора этнического голосования в нашем случае. Потому что в Латвии традиционно латышские избиратели голосуют в массе своей за латышские партии, а русские — за русские партии. Мы работаем над тем, чтобы люди голосовали за идеологию. Если человек выступает за левые идеи, то он может проголосовать за нас, если он выступает за правые, то он проголосует за других, но чтобы не было национального фактора в этом. Но при этом мы понимаем и всегда об этом говорим, что положение русскоязычного населения можно было бы улучшить, и это пошло бы в общей сумме на пользу развитию страны в целом и политики. Это касается возможности использования родного языка. Это касается проблемы людей без гражданства. Это касается недостаточного представительства в органах власти.

Вы в свое время предложили дать русскому языку статус официального, но не государственного. Что означает такая формулировка?

Мы всегда выступали за то, что в Латвии один государственный язык — латышский. Но статус официального, в нашем понимании, давал бы людям возможность на муниципальном уровне обращаться с жалобами на родном языке. По канализации, теплу, отоплению. Второе — это бóльшая свобода в определении языка преподавания в школах. Нынешняя пропорция учебной программы, когда 60% преподается на латышском, а 40% на русском, — она хорошая. Но мы хотим, чтобы в некоторых случаях школы могли варьировать эти проценты, чтобы это было 50 на 50 или 55 на 45.

Как только вас избрали, многие называли вас «русским» мэром, но вы тут же закрыли много русских школ…

Мы закрывали не только русские школы, но и латышские. Дело в том, что в первый месяц, как я стал мэром, правительство на 40% сократило нам дотации на зарплату учителям. И еще одна проблема: все меньше становится детей. И мы были вынуждены объединять школы. Так что правильнее было бы говорить не о закрытии школ, а об объединении. Я вам приведу пример. Я жил в квартире в одном из микрорайонов Риги, где из окна гостиной я видел две русские школы и из окна спальни — третью русскую школу. В советское время их строили, чтобы там учились около шести тысяч детей. Сейчас в них учатся в общей сумме, ну, не знаю, две тысячи триста — две тысячи четыреста. Да, такие школы мы стараемся объединять.

Зачем вы вообще в свое время, в 2005 году, решили взвалить на себя такие проблемы — уйти из журналистики в политику? Как вы на это решились, притом что успех не был гарантирован?

По образованию я все же экономист. Когда после учебы я вернулся из Дании в Латвию, работал в университете, вел семинары по экономике и хотел делать академическую карьеру… Но на дворе стоял конец 90-х, и зарплаты у преподавателей были, скажем так, не особенно конкурентоспособными. Поэтому ушел в журналистику.

А там я писал в основном про политику. А если ты регулярно освещаешь политические события, то у тебя рано или поздно появляется собственное представление о том, что в политическом процессе правильно, а что нет. В этой ситуации или ты на политику влияешь через редакционную позицию своего издания, или уходишь в политику сам. Я выбрал второй вариант.

В 2009 году вы стали едва ли не самым молодым мэром Риги. Как себя ощущает молодой человек, когда на него взваливаются такие солидные обязанности?

Я был к этому готов. У меня всегда так было: где бы я ни работал — возглавлял отдел в редакции газеты, политическое объединение, — я всегда был моложе своих подчиненных. То есть, когда я пришел в мэрию, я уже привык, что я моложе многих сотрудников, мне это не мешало. А самым молодым мэром Риги я не являюсь. Самый молодой мэр был сразу после восстановления независимости — Андрис Тейкманис, он сейчас госсекретарь МИДа. Его избрали, когда ему был 31 год. И на первой встрече после выборов, когда я стал мэром, он спросил: «Сколько тебе лет сейчас?» Я говорю: «Тридцать три». И Тейкманис пошутил: «Ну, хорошо, значит, меня ты не переплюнул».

Вас упрекают в том, что быстрый рост популярности «Центра согласия», в том числе и нынешний успех, — это в том числе результат социального популизма. То есть школы вы по необходимости закрываете, зато ввели бесплатный проезд на общественном транспорте для пенсионеров.

Да, вы правы, критиковали нас очень активно. Но это часть нашей социальной программы. Если мы не можем пенсионерам и другим нуждающимся помогать через пособия, то мы можем им хотя бы предоставить бесплатный проезд. Мы даем пенсионеру возможность не просто съездить бесплатно на кладбище или к внукам, а, извините, еще и туда, где он может купить продукты подешевле. И это значительная социальная поддержка, которая городу обходится в очень разумные деньги. Мы подсчитали, что из-за этой льготы город недополучил 3,5 миллиона латов в год. При бюджете Риги в 420 миллионов мы можем себе это позволить.

Меня удивил аргумент ваших противников с правого фланга, которые утверждали: если люди будут знать, что на пенсии они будут бесплатно ездить на трамвае, у них не будет стимула активно работать в молодости.

У человека сейчас вообще нет никаких стимулов к тому, чтобы платить налоги, потому что пенсии у нас часто ниже прожиточного минимума. А принимает ли человек в 35–40 лет во внимание возможность того, что через 20 лет он будет бесплатно ездить на общественном транспорте? Очень сомневаюсь.

Членство Латвии в ЕС и НАТО представляет ценность для вас и для «Центра согласия» или нет?

Да, безусловно, это две важнейшие ценности для современной Латвии, и здесь не может быть вопросов. Но в самом Европейском союзе мы должны быть активней. К сожалению, последнее правительство и министр иностранных дел не могли похвастаться здесь большими успехами. Естественно, Латвия — маленькая страна, возможности нашей активности ограничены. Но защищать свои интересы нужно настойчивее. Пример — поляки, которые до последнего всегда бились за квоты для крестьян. Если говорить о НАТО, то иногда, особенно во время финансового кризиса, нужно более гибко подходить к вопросам расходов на оборону. В отдельные годы тратить меньше, если тебе приходится выбирать между социальной поддержкой и военными расходами.

То есть вы без оговорок положительно относитесь к членству Латвии в НАТО?

В среднесрочной и тем более долгосрочной перспективе отношения между НАТО и Россией должны становиться лучше. С кем еще дружить? И поэтому в этой ситуации я не вижу никакого противоречия. Членство Латвии в НАТО не может мешать хорошим, здоровым отношениям между Латвией и Россией.

"Русский Репортер"