«Нельзя охранять то, чего не знаешь». Биолог Сергей Петров о повадках птиц, гражданской науке и эволюции беспозвоночных.

Почему белые медведи едят чаек, а вороны заклёвывают сов? Что категорически нельзя делать с птицами? Из-за чего хищные орланы становятся жертвами тех, за кем охотятся? В международный день птиц публикуем большое интервью с биологом и популяризатором орнитологии Сергеем Петровым о том, что такое гражданская экологическая наука, как правильно наблюдать за птицами и охранять исчезающие популяции, что изучают многомесячные арктические экспедиции и в чем особенности нервной системы беспозвоночных.

Орнитолог рассказывает, как таяние льдов и образ жизни моржей влияют на выживание птиц, кого можно найти на заброшенных среди вечной мерзлоты метеостанциях, с чего лучше начинать бёрдвотчинг и что делать, если вы нашли в лесу одинокого птенца. А также зачем дятел долбит деревья, как соловьи маркируют уровень благополучия экосистемы, какие существа живут дольше всех, сколько килограммов бактерий обитают в человеческом организме и больно ли червяку, когда рыбаки насаживают его на крючок.

Арктика: ледовые экспедиции, моржовые лежбища и медведи-птицееды

— Вы проводите замечательные орнитологические экскурсии, пару лет назад я был на одной из них. Скажите, а как вы вообще увлеклись этой темой?

В детстве я очень любил проводить каникулы на даче, вообще обожал находиться на природе, а в школьные годы серьезно увлекся биологией. И родители по совету коллег направили меня в отдел биологии Аничкова дворца: тогда это так называлось, а сейчас это отдельное подразделение, но тоже внутри дворца — эколого-биологический центр «Крестовский остров». Там были очень талантливые педагоги: Артур Рэмович Ляндзберг (он сейчас директор), Михаил Григорьевич Басс (к сожалению, его не стало несколько лет назад), — и вот там начались экспедиции, знакомство с полевой биологией, очень интересные лекции на уровне, я бы сказал, первых курсов университета.

Ученый-биолог и автор орнитологических экскурсий Сергей Петров / Фото: Всеволод Королёв

Как-то так меня в биологию и затянуло, и к птицам, собственно, я пришел именно тогда. Поступил на биофак, но там с птицами именно в научном плане поначалу не сложилось: меня заинтересовала клеточная биология, нейробиология, и я стал заниматься нервной системой беспозвоночных животных — меня интересовали простые нервные системы, как вообще нервная система эволюционирует, появляется, развивается, какие у нее есть возможности в эволюции. Диссертацию я так и не начал и не защитил пока что, но в Зоологическом институте работаю.

И тогда в плане орнитологии случился перерыв, то есть для себя я продолжал наблюдать за птицами, как и в студенческие годы, но ключевой момент настал в 2014 году, когда меня позвали в Арктическую экспедицию на ледоколе «Ямал», и я в эту экспедицию поехал как орнитолог и териолог.‌

— А что это была за экспедиция? Были научные цели, раз необходимым оказалось участие ученого?

Это была комплексная экспедиция «Кара-зима-2014», а потом следом «Кара-лето-2014». Их организовывали совместно компании «Роснефть» и ExxonMobile. ExxonMobile тогда еще дружил с «Роснефтью», это было начало 14-го года, и тогда еще не было санкций. Исследовательские работы попросили провести институт Арктики и Антарктики. Задача — провести комплексное обследование региона. Регион очень большой, поскольку лицензионные участки на добычу полезных ископаемых у «Роснефти» занимают значительный процент всей шельфовой зоны‌ российской Арктики (это Карское море, море Лаптевых, Восточно-Сибирское и Чукотское моря). И получается, что они ездили по этим всем местам: где-то устанавливали автономные метеостанции, чтобы следить за погодой, где-то бурили льды, чтобы выяснять ледовую обстановку‌: в общем, проводили комплексные исследования, в том числе и по млекопитающим и птицам.

Белый медведь подошел к борту ледокола / Фото: Сергей Петров

— Медведей-то там видели?

Да, медведей видел — там, где льды, почти каждый день. Один раз он подошел к борту судна, и я сделал фотографию.

​Полярный день… И там такие пейзажи — ледовые поля, между ними полыньи, и бродят медведи, медведицы с медвежатами. Хоть снег еще не растаял, но чистики‌ уже прилетели на места гнездования. Это Новосибирские острова, точнее острова Де Лонга — одно из самых недоступных удаленных мест.


— То есть два месяца вы там были?

Да, два месяца. «Ямал» — здоровенный ледокол: там реактор внутри, бассейн с морской водой, волейбольная площадка, несколько спортзалов, сауна, баня, вертолетная площадка — в общем, условия шикарные. У нас, биологов, какой-то одной конкретной задачи не было — нужно было, грубо говоря, просто посмотреть всё, что там есть по фауне. О тех, кто там живет, нужно было постараться найти новые сведения. Например, во второй экспедиции мы обнаружили крупное лежбище моржей на острове Де Лонга — до нас это лежбище там никто не видел.

Один из островов Де Лонга / Фото: Сергей Петров

— То есть лежбище — это такая постоянная история? Оно там, условно говоря, тысячелетиями?

Да. Насчет тысячелетий сложно сказать, потому что и ледовая обстановка может меняться, и кормовая база, но в целом оно годами, десятилетиями существует. Это их постоянное место тусовки, где они отдыхают, потому что если они не плавают, не кормятся, то приходят на берег и там лежат.

— И есть карта этих лежбищ?

Да. Специалисты, которые ими занимаются, составляют эти карты. Сейчас много разных методов. Они приезжают и, например, с дронов их облетают, ставят на берегу фотоловушки, которые снимают с определенной периодичностью, и можно отследить динамику, чтобы знать в зависимости от сезона, сколько там моржей.

Резвящиеся моржи / Фото: Сергей Петров

Но проблема изучения всех этих арктических видов в том, что это очень труднодоступные места. Хотя там есть, конечно, несколько полярных станций, есть военные базы. Базы в основном метеорологические: в советское время была большая сеть. Мы летали на вертолете, посещали эти станции. Многие из них в 90-е годы просто закрыли, они были брошены совершенно в незаконсервированном состоянии, и видно, что люди до последнего не знали, когда улетят. Сейчас там такой постапокалипсис — брошенная техника. Подходишь к библиотеке (большая отдельная пристройка), а там гнездятся краснокнижные редкие белые чайки, у них там гнездовая колония. Заходишь в столовую, а там останки белого медведя сдохшего…

Заброшенная полярная станция на острове Уединения в Карском море / Фото: Сергей Петров

Он, скорее всего, от голода умер. Остался на острове, а медведи — такие хищники, которые адаптированы к охоте со льда. Поэтому в летнее время, особенно в последние годы, когда льда стало мало, у медведей сложности с кормежкой — им сложно добыть корм не со льда. Если им повезет — какой-нибудь кит сдохнет и его выбросит на берег, — тогда они могут долго этой дохлятиной питаться. Если с моржом или с тюленем то же самое произойдет, им тоже хорошо, а вот добыть пищу на суше медведям бывает непросто.

На моржовых лежбищах некоторые медведи могут добывать детенышей. Взрослого моржа им, конечно, не добыть — у тех очень толстая шкура и бивни, а другие тюлени редко выходят на берег. В норме в Арктике льды остаются и летом в довольно большом количестве, но сейчас ледовая шапка сузилась и ближе к полюсу оттянулась. В зависимости, конечно, от сезона и места, но все равно льдов в целом в Арктике стало значительно меньше в летнее время.

— А тот медведь оказался на станции, потому что там были люди?

Нет, он, скорее всего, туда по льду пришел, например весной, когда еще льды были. Что-то его привлекло: может, охотился со льда где-то рядом с берегом, а потом, когда льды стали уходить, он не ушел вместе с ними и остался на этой суше. А остров там относительно небольшой, и ему просто нечего было есть.

Еще одна современная проблема Арктического региона в том, что медведи начинают разорять птичьи базары: многие птицы в Арктике, особенно чистиковые и чаячьи, гнездятся колониями, крупными поселениями, на скалах например, а иногда и на равнинных участках. И когда у медведей нет корма (а они вполне могут есть любой животный белок, который есть в достаточном количестве), они разоряют эти колонии. Ну и понятно, что один медведь, если уж пришел на колонию, может уничтожить ее почти целиком — представьте, сколько ему яиц надо, чтобы наесться!

Колония чаек на заброшенной станции / Фото: Сергей Петров

— Но это же, по идее, более-менее естественный процесс?

Весь вопрос в том, насколько он будет масштабным, потому что если на каждой птичьей колонии будут регулярно кормиться медведи, то в конце концов это сильно скажется на популяции птиц, и их станет меньше. В норме медведю эти яйца не так интересны, ему интереснее в ледовых полях плавать. Кстати, медведи могут вообще до 800 километров проплыть, и это по Северному Ледовитому океану.

— 800 километров? Без перерыва?

Без перерыва. На них иногда вешают спутниковые передатчики. Наверняка они плавают и больше, но это просто задокументированный случай максимальный. На медведицу повесили передатчик, она где-то ходила с медвежонком, а потом взяла и поплыла. Медвежонок, к сожалению, погиб во время этого путешествия — там явно не штиль в океане, волны, ветер…

— А зачем они плыли?

Я не помню стартовую точку, но в итоге они плыли к островам Канадской Арктики. Им же что нужно? Они могут, конечно, долгое время в воде находиться, но полноценно отдыхают на суше или на льду. Они от одного участка суши или льда плыли к другому, потому что, видимо, медведица поняла, что ей не прокормиться, и решила рвануть. Она на треть похудела за это время.

— А с этими птичьими базарами, я так понимаю, раньше тоже такого не было в таких масштабах?

Да. Ну к чему медведям мелочиться, эти яйца собирать, если рядом есть возможность поймать тюленя, нерпу например, которая весит под сотню килограммов, ну или несколько десятков, но это в любом случае много мяса. Дело в том, что, когда есть много льда, он сохраняется и летом.

Из-за потепления мерзлота уходит, и берега размывает штормами / Фото: Сергей Петров

Медведи охотятся со льда, а ледовые поля несплошные, между ними полыньи, но и они в морозы замерзают быстро. Тюленю, чтобы дышать, надо периодически выныривать, вот он и поддерживает продухи (дырки во льду для дыхания) там, где лед потоньше. И медведь знает, что если есть большое ледовое поле и рядом дырочка, то рано или поздно тюлень появится. Продухи эти выглядят, как лунки, которые рыбаки делают, и вот эти лунки тюлени постоянно поддерживают. У них для этого целая сложная система: они по очереди через разные лунки дышат, но при этом, особенно в морозы, понимают, что надо периодически там появляться — хотя бы чтоб этот лед разбить.

Медведь тоже это знает, и вот, распластавшись у лунки, лежит, караулит часами, пока не появится тюлень, и он тогда его хоп — и подцепит. Иногда медведи даже обеими лапами туда ныряют и вытаскивают этого тюленя. В норме они питаются тюленями, в основном это кольчатая нерпа, морской заяц иногда, эти виды не в Красной книге и довольно распространены. А из-за повышения температуры ледовых полей становится все меньше и, значит, меньше удобных мест для охоты медведей.

Экология: экоэкспертизы, опасные строительства и защита птиц-мигрантов

— Так вы попали в сферу экологических изысканий?

Да, сначала одна экспедиция на два месяца, потом через месяц другая, ну и понеслось. Теперь периодически приглашают: и на Камчатку, и в район Ямала — и на суше изыскания проводим, и на море. Когда строится какой-то крупный объект, необходимый этап — провести экологическое обследование, выяснить вообще, кто там живет, какая там флора и фауна, а главное — какие там краснокнижные виды. Если они там есть, то по закону строители должны предпринять меры по их сохранению.

— То есть экоэкспертиза — это экспертиза объектов?

У нас есть целый закон об экологической экспертизе, то есть довольно серьезное правовое и юридическое обоснование этих мероприятий. Экспертам предоставляется целый свод томов о проведенных изысканиях на месте будущего строительства и его план. И эксперты, каждый по своему отделу, оценивают объем выполненных работ, насколько тщательно компания изучила места, где планируется строительство, и прописаны ли в этих документах необходимые меры по сохранению биоразнообразия. Экспертиза бывает общественная и государственная. Первую часто заказывают в спорных случаях: например, я участвовал в общественной экспертизе в случае с Приморским портом. Там очень скандальный проект. А бывают объекты, которые и по масштабу меньше, и, следовательно, от них меньше вреда. Взять, например, буровые скважины в Охотском море. По сути, они там просто бурят, и если всё это в безаварийном режиме, то вред от них минимальный.

— Я правильно понимаю, что общественная экспертиза — что-то типа независимой судебной экспертизы?

Да, похоже. Когда у местных жителей есть вопросы к государственной экспертизе и они хотят как-то повлиять на реализацию проекта или получить ответы на свои вопросы, они могут заказать общественную. Понятно, что это большая работа, бесплатно это вряд ли кто-то будет делать, но если собраться и скинуться, то можно и общественную заказать.

— И что там с этим Приморским портом? Это недалеко от Питера?

Да-да. Суть в том, что это очень большой объект, который крайне сложно вписать в уже имеющуюся экосистему, сильно ее не нарушив. Там большой вопрос, что будет с заказником «Берёзовые острова» — это особо охраняемая природная территория, непосредственно примыкающая к планируемому порту. Она создавалась как место для сохранения птичьих миграционных стоянок, потому что через наш регион идет Беломоро-Балтийский пролетный путь. Очень много разных птиц мигрирует, и им критически важно где-то отдохнуть по пути, а удачных мест для остановки не так много. Мелководья Финского залива для этой цели прекрасно подходят. Их, кстати, тоже сейчас стало гораздо меньше — где-то намывают, где-то углубляют, и всё меняется. В районе Петербурга они частично уже утрачены. Но какие-то банки‌ сохранились как раз в районе Приморска, да и в целом эта акватория традиционно популярна у «мигрантов». Плюс гнездящиеся виды птиц там тоже встречаются. И, конечно, если такой большой порт построят, это отразится на птицах, которые там наблюдаются.

На берегу Финского залива недалеко от Приморска / Фото: Всеволод Королёв

— И экспертизу жители заказывали? И, наверно, в меньшей степени из-за птиц?

Да, конечно: птицы местных жителей волнуют, но, думаю, меньше, чем их собственное благополучие, потому что, конечно, соседство такого крупного объекта сильно изменит жизнь: там угольные терминалы планируются. Важно, что сильно возрастет трафик судов и железная дорога будет подходить: пойдут груженные углем составы. А уголь же возят в открытых вагонах, и всё это будет лететь, плюс шум и грязь…

Сейчас Приморск — спокойный, тихий провинциальный городок. Многие покупали там жилье, чтобы пожить на природе рядом с заливом, там масса природных и культурных достопримечательностей и в нем, и в окрестностях. Это такой локальный туристический центр. И как сочетать это с мощным промышленным центром и транспортным узлом, не совсем понятно. Кроме того, сам проект, видимо, сильно сверху продвигается, и [государственные] экологические изыскания были проведены, скажем так, не в полном объеме.

— И что в результате получилось?

Ну там большой коллектив работал над экспертизой, публикации на эту тему есть, [эколог] Александр Карпов давал прессе массу комментариев по этим поводам. Сам этот центр ЭКОМ называется, я там был только по одному разделу, связанному с орнитологией. Результат заключения экологической экспертизы отрицательный‌, а уж дальше как юридически всё это дело пойдет… По-хорошему, они должны устранять замечания, но это длинная серьезная работа, и во многом она, видимо, будет вестись в правовом поле, юристы будут что-то решать, как это всё менять и что со всем этим делать.

Орнитология: бёрдвотчинг, месть хищников и главные мифы о поведении птиц

— Давайте вернемся к птицам. Как пришла в голову идея орнитологических экскурсий?

Довольно случайно. Началось всё вообще с альпинизма. Я еще в студенчестве им увлекся, но в последние четыре-пять лет активно не занимаюсь, хотя связи поддерживаю и иногда тренируюсь. Как-то в июне мы с товарищами шли на скалы в районе Кузнечного, и я слышу, что дрозды поют, причем разные. И меня, конечно, никто про них не спрашивал, но я не смог сдержаться и начал рассказывать: «Народ, смотрите! Вот это певчий, это белобровик, они так-то отличаются, это черный». Тихон, мой друг, послушал всё это (а у него свое экскурсионное бюро было) и говорит: «Слушай, может, ты экскурсию проведешь для моих?» Я говорю: «Да, почему бы и нет?» Ну и набрали сначала пару бесплатных экскурсий, потом уже и за донейшены потянулись, а потом я уже свою группу создал. Как-то так закрутилось.

Главное — стало понятно, что людям это интересно, потому что для биологов это совершенно неочевидный факт, что кто-то будет ходить на такое. Ведь по сути — это элемент обучения на биофаке, кружковцы тоже эти экскурсии посещают, их педагоги проводят. И я, как выпускник своей лаборатории во дворце, тоже иногда проводил, а мне проводили выпускники, когда я был школьником, а потом я и сам подрастающему поколению это всё рассказывал. То есть, в принципе, у меня опыт уже был определенный. Так что в плане орнитологии я больше занимаюсь прикладными вещами. И экскурсии, и экспедиции — это все-таки больше прикладная сфера.

— А вообще если человек хочет начать заниматься бёрдвотчингом, что он может сделать, кроме того, чтобы прийти на экскурсию?

Для начала я бы просто посоветовал обращать больше внимания на птиц. Птицы на самом деле есть практически везде, их много где можно увидеть — в парках, по дороге на работу. Интересный случай: я как-то шел на работу в Зоологический институт и увидел пролетающего орлана-белохвоста. Над Невой, над Дворцовым мостом, средь бела дня — это наш крупнейший хищник, его гнала чайка.

— Его гнала чайка? А почему, если он такой хищник?

Это частая ситуация. Хищники часто нападают, используя эффект внезапности. Если его обнаружили, то он часто, наоборот, сам становится жертвой. Те же воро́ны очень агрессивно ведут себя по отношению к совам и другим хищникам, если их обнаруживают на своей территории: они буквально могут заклевать до смерти или заставить сову приводниться куда-то в водоем, чтобы намокло оперение и она там сгинула.

Бородатая неясыть / Фото: Сергей Петров

— А они знают, что совы не любят воду?

У них инстинкты такие — они знают, что в воде сове будет плохо. Особенно вороны не любят филинов, потому что филины иногда спящих ворон снимают с веток и едят. Вороны им мстят, и эта месть вообще распространяется на всех ночных и дневных хищников.

Так вот, вернемся к бёрдвотчингу. Для начала просто обращайте внимание на птиц, главное — на звуки. Когда идете через парк или где-нибудь за городом, больше слушайте, потому что часто мы птиц сначала слышим, а потом уже видим. Если вам этого станет мало, вы увлечетесь и захочется побольше разглядывать птиц, тут уже следует задуматься о бинокле (невооруженным взглядом их часто сложно разглядеть): либо бинокль, либо фотоаппарат с зумом или хорошим длиннофокусным объективом. Самое простое — компактный бинокль, восьми- или десятикратный. Если он будет под рукой во время прогулок, вы уже в него сможете птиц разглядывать, и потом у вас будут возникать вопросы: «А кто это?»

Дальше есть два основных пути: первый — классический. Я рекомендую все-таки познакомиться с литературой, у нас есть две замечательные книги про петербургских птиц, называются «Птицы Петербурга» и «Птицы Санкт-Петербурга». Можно просто посмотреть, какие виды у нас в принципе есть, интернет выдаст слишком много вариантов — птиц на земле около 11 тысяч видов. Даже если вы одну Россию возьмете, это больше 800 видов. Ну, а в Питере за всю историю наблюдений зафиксировано чуть больше 300, а массовых видов в пределах 100–150, так что в этом плане полезно ознакомиться с литературой. Есть замечательные определители по птицам Европейской части России, они вполне подойдут любителю птиц из Санкт-Петербурга: новая книга Владимира Михайловича Храброго, определитель Вадима Рябицева и фотоопределитель московских орнитологов.

Серая ворона / Фото: Алла Григорьева

Еще хорошее дело — приложения. В приложении Merlin, например, есть пошаговый алгоритм, как определить птицу. Надо установить регион, чтобы отсеять ненужные виды. Еще есть приложения Bird ID (Nord University), BirdNerd помогает определить птицу по голосу. У последнего как раз наш разработчик — из университета. Если вы хотите посмотреть, кто у нас живет, кого реально видят, можно заглянуть в базы данных, куда люди, просто гуляя в парке, заносят наблюдения.

Я и сам когда экскурсии вожу или с сыном гуляю и вижу какие-то виды не суперредкие, но и не совсем тривиальные, заношу на EBird. Например, чирка-свистунка летом видел в Сосновке, периодически во́роны летают. Тут чувствуешь какую-то пользу, что (если оптимистично) на века оставляешь эту информацию, потому что мы, например, не знаем, сколько этих птиц здесь было 200 или 100 лет [назад]. Наверно, больше, чем сейчас, но эту информацию приходится по крупицам собирать: это просто дневники, книги и обобщения немногочисленных орнитологов того времени. А сейчас есть возможность, не подходя к этому так глобально, занести птицу, — и она уже в общей копилке мировых знаний. А потом на основе этих данных можно делать обобщения.

Есть еще INaturalist — это вообще универсальная система для всего живого: сфоткал гриб, паука, цветочек, занес туда, загрузил, он выдает тебе какой-то вариант, ты можешь согласиться, можешь нет, а дальше эксперты смотрят, определяют. И по птицам там тоже разные конкурсы проводятся. С помощью этого приложения мы как члены Союза охраны птиц России изучаем зимнюю орнитофауну птиц Петербурга и Ленобласти, так что это такой интересный вариант того, что называется гражданской наукой.

Самец большого пестрого дятла / Фото: Александра Тальте

Есть еще одно интересное направление — фенологические наблюдения.‌ Особенно приятно и интересно наблюдать за весенними явлениями, когда птицы начинают петь. Уже большая синица регулярно поет. Черный дрозд, мне сообщали, в оттепели пел недавно, зеленушки, дятлы начинают дробить. Дробь дятла — это аналог песни воробьиных, это элемент брачного поведения.

— Я так понимаю, что он просто использует дерево, как барабан, находит какое-то самое большое дупло, самое сухое дерево?

Даже не дупло. Ему просто нужен сухой сук с хорошими акустическими свойствами, желательно полый внутри, чтобы он хорошо резонировал, и он в него часто-часто долбит. Он не добывает пищу, не строит дупло, он это делает исключительно ради звука, чтобы привлечь самку и обозначить свою территорию, что он занял этот гнездовой участок. Территориально у них лес разделен между собой на участки. У разных видов они, разумеется, пересекаются, а вот особи одного и того же вида обычно друг друга гоняют, если они гнезда пытаются расположить вплотную.

— Скажите, а чего категорически не нужно делать с птицами?

Иногда люди изымают из природы молодых птиц, слётков. Птенцы часто выглядят беспомощными — они все в пуху или слабооперенные, могут плохо летать. Это такая весенняя или раннелетняя история. И вот люди встречают беспомощную птицу: у них, естественно, рефлекс, особенно если люди сердобольные, мол, надо как-то помочь и ее спасти. Они ее берут, начинают кормить, при этом часто не понимая, что это за птица и, соответственно, что из еды ей нужно. Тут важно понимать, что у любой птицы есть такое естественное состояние, когда она не умеет летать, потому что сразу научиться летать довольно сложно.

Слёток совы / Фото: Сергей Петров

Если птенец один, то, возможно, родители просто улетели за кормом или не подлетают, потому что видят человека, а людям часто кажется, что птенец брошенный. Так вот, если птенцу ничего явно не угрожает, то есть за ним не охотится кошка, он не на проезжей части, то делать с ним ничего не надо. Принимать меры по спасению стоит, только если у птицы есть какие-то явные повреждения — кровь или крыло набок. То, что птица серьезно больна, даже неспециалисту видно. А если этого нет, то лучше просто оставить птенца в покое, потому что родители о нем позаботятся.

— А это правда, что если какого-то слётка взять голыми руками, а потом отпустить, то к нему потом родители уже не подойдут, потому что он будет пахнуть человеком?

Нет, в подавляющем большинстве случаев это совершенно неправда. Об обратном говорит опыт кольцевания многих птиц: орнитологи и в гнезда залезают, и, работая с птенцами на колониях, берут их голыми руками и вешают им колечки, и никаких у них нет проблем с родителями. Но этим, конечно, должен заниматься специалист: неспециалист может птицу и повредить, неправильно ее взяв.

— Просто один раз я сам этим занимался. В результате всё кончилось тем, что мы в Сосновку пошли с девушкой плести вороненку гнездо и потом с помощью каната прифигачили его на дерево. В икеевской сумке я этого вороненка поднимал, как раз чтобы в руки не брать. Это всё заняло где-то полдня, а потом — только я закурил, как он грохнулся обратно.

Ну да, все эти попытки сделать птенцу искусственное гнездо заведомо обречены на провал. Во-первых, далеко не все птицы способны занимать гнезда, которых сами не делали. Те же вороны еще свое старое гнездо иногда могут занять, но обычно просто делают новое. У птиц совершенно свои алгоритмы выбора места для гнездования, и не всегда они понятны людям. Они учитывают массу факторов. Человеку место может казаться идеальным — гнездись не хочу! — а вот они не хотят и всё! Это видно на примере искусственных гнездовий для птиц — платформ для хищников, например. Их устанавливают где-то, а они в каких-то селятся, а в каких-то не будут. Да и с теми же дуплянками‌, скворечниками и синичниками — какие-то из них заселяют, а какие-то нет.

В общем, это сложный вопрос, но успех в заселении птиц в искусственные гнездовья достигается тем, что птицам надо несколько вариантов предлагать, тогда какой-нибудь они выберут. В принципе, и сов можно загнездить — мой хороший знакомый, очень увлеченный фотограф, делает платформы для бородатой неясыти, гнезда для серой неясыти, для длиннохвостой — они разной формы, в разных биотопах‌, и совы у него гнездятся. Но это, конечно, очень большая работа.

Биология: беспозвоночные, эволюция нервных систем и микропластик внутри человека

— Насколько я понимаю, основное ваше занятие в институте — это нервные системы беспозвоночных. Я читал, что есть некая стандартная дихотомия «человек — животное», но более правильно было бы проводить границу по линии «позвоночные — беспозвоночные». Насколько это справедливо?

Тут мы затрагиваем фундаментальные зоологические вещи и отчасти мировоззренческие. Понятно, что обычный человек, не биолог, делит мир природы на человека и всё остальное. Он привык так мыслить еще с древних времен: эволюционно он весь окружающий мир использовал в своих целях и продолжает это делать. Поэтому такое эволюционно потребительское отношение часто и в мировоззренческом плане отражается, и мы привыкли считать, что, допустим, обезьяны и рыбы — это одно, а вот люди — это совсем другое, хотя с биологической точки зрения обезьяны и люди — это одна группа, а рыбы — это другая, логичнее вот так разделять.

Конечно, какую-то дихотомию всегда можно провести, но если говорить в целом о разделении всего живого, то это скорее огромный ветвящийся куст или дерево. Считается, что жизнь возникла в процессе эволюции один раз, то есть у нас у всех, у всего живого, когда-то, больше 3,5 миллиарда лет назад, возник общий предок — протоклетка, от которой уже пошли все разнообразные ветви живого. Не сразу, конечно. Отдельно археи‌, совсем не похожие на бактерий. В школьной программе их вообще практически не проходят, хотя, если говорить о глобальном делении, то это одна из трех глобальных ветвей. Но вообще об этом многотомные учебники написаны‌, поэтому тут долго и много на эту тему можно говорить.

— Есть же вирусы еще. Они живые? Откуда они вообще взялись?

Откуда, как и когда они появились, точно никто не знает, есть разные гипотезы. По сути это сравнительно небольшой набор молекул, который научился использовать живые организмы для своего размножения. Живые они или нет, вопрос терминологический. По классическим воззрениям, всё живое состоит из клеток. Но сейчас считается, что вирусы можно назвать неклеточной формой жизни. Но я все же немного другим занимаюсь.

— А чем?

Я конкретно занимаюсь одной из групп беспозвоночных животных, они в целом относятся к группе Lophotrochozoa, или спиральные, как и ряд других типов, моллюсков например, они называются немертины и в целом похожи на червей. Многие беспозвоночные имеют червеобразную форму, не будучи при этом родственниками. Просто эволюционно такая форма тела оказывается довольно выгодной и адаптивной — где-то ползать по грунту и в его толще, между камнями. Это видно на примере змей и червяков: понятно, что они не родственники, но привыкли всю жизнь ползать, а такая форма в наибольшей степени способствует удобству такого типа передвижения, и те, кто ее обрел, оказались наиболее приспособленными.

Немертина / Фото: Сергей Петров

Родственники немертин — это брахиоподы, из известных широкому кругу лиц животных — моллюски, отчасти полихеты (кольчатые черви). Немертины имеют личинку, которая плавает в толще воды, потом происходит довольно интересное преобразование — как в разных фильмах ужасов внутри них зарождается новое существо. У них есть так называемые имагинальные диски (грубо говоря, скопления клеток) — они растут, сливаются, обрастают кишку. Личинка в это время продолжает плавать, жить своей жизнью, а внутри нее уже растет будущий червяк. В какой-то момент эти группы клеток сливаются, развиваясь уже почти до полноценного червяка, и, когда он чувствует, что уже готов к самостоятельной жизни, он прорывает оболочку своей личинки и выходит наружу.

— А личинка?

Личинка при этом умирает.

— Но по сути личинка и червяк — это одно и то же?

Естественно, да.

— То есть внутри одной формы рождается другая и первая форма становится оболочкой?

Да-да-да. Ну вот как у бабочек есть гусеница. Через стадию куколки это происходит. Аналогия, конечно, не совсем правильная, но просто чтобы понять, что такое метаморфоз, как это бывает, что из одного организма появляется принципиально другой на основе тех же клеток. И это особенно интересно с точки зрения биологии развития и генетики: один набор генов, один набор питательных веществ — и совершенно разные организмы на этой базе появляются.

У взрослых немертин есть еще хобот — это одно из их основных отличий от других животных и их визитная карточка, то есть это такой червяк с хоботом. Хобот втягивается, как палец в перчатке (у них есть отверстие на переднем конце, и есть полость, куда этот хобот может втянуться). И как палец в перчатке, он выворачивается, выстреливает, когда, например, хватает добычу. Еще его используют как сенсорный орган: этим хоботом можно что-то пощупать — проверить, например, это что-то вкусное, на его взгляд, или невкусное. Дохлое животное, кусочек какой-нибудь органики — немертины могут питаться и погибшими животными.

— И они тоже в воде живут?

Это морские виды: я их собирал на Белом, Черном морях. Они есть практически во всех морях: на разных глубинах, но я собирал в основном в прибрежной зоне, на небольших глубинах в зоне литорали.‌

— На Белом море есть червяки, которых во время отлива рыбаки выкапывают, это не они?

Нет, это пескожилы, они относятся к полихетам. Они покрупнее, а немертины, которые под камнями живут на небольшой глубине, по размерам помельче даже, чем дождевой червяк, а некоторые совсем маленькие, буквально несколько миллиметров. То есть самая крупная из беломорских литоральных немертин будет где-то размером со среднего дождевого червя.

— И что вы с ними делаете?

Мы их там ловим, привозим живыми, а некоторых фиксируем на месте, помещаем в специальные растворы, а дальше занимаемся изучением их внутреннего строения, например нервной системы. Беспозвоночных животных очень много, и большинство из них изучено гораздо хуже, чем позвоночные. Если по нервной системе человека целые атласы есть, и уже достаточно полно описано, куда какой нерв идет, то беспозвоночным по понятным причинам меньше внимания уделялось.

Так что отчасти мы заполняем эти пробелы в фундаментальных знаниях, отчасти наш интерес связан с тем, что, набирая такой большой массив информации, мы в перспективе и уже отчасти на данном этапе сможем выявить закономерности эволюции нервной системы. Можно смотреть, как устроена нервная система у разных групп немертин. Есть среди них эндокомменсалы‌: на первый взгляд может показаться, что это паразиты. Есть такой двусторчатый моллюск — Arctica islandica — из ныне живущих животных самый большой долгожитель. Отчасти это связано с тем, что у них научились определять возраст, я боюсь соврать, но по нескольку сотен лет они живут. Понятно, что с растениями они не соревнуются, а вот среди животных они самые долгожители‌.

Рекордсменом-долгожителем среди живых существ, чей возраст может быть подсчитан, является моллюск вида Arctica Islandica по имени Мин (ок. 1499–2006), названный в честь китайской династии, во время правления которой появился на свет / Фото: Википедия

— По нескольку сотен лет?

Ну да. Они живут на дне моря, на большой глубине, где очень постоянные условия, все время одна и та же температура. Эти моллюски приспособились, в таких консервативных условиях им ничто не угрожает. Некоторые из этих моллюсков еще вполне могут помнить Средневековье. Может быть, над ними еще викинги плавали, сейчас ходят атомоходы, а они сидят себе и фильтруют пищу сотнями лет.

Некоторые немертины живут как раз в этих Arctica islandica, но они уже похожи скорее на маленьких пиявок с присосками — это одна из специализированных групп немертин. При этом присоска нужна только для прикрепления, больше ни для чего. Моллюск для них — это дом. Они на нем не паразитируют, не едят его и ткани никак не повреждают. Просто сидят внутри этой полости, куда моллюск закачивает воду, и питаются тем же, чем он. Он засасывает, к примеру, одноклеточные водоросли и их съедает, ну и немертина тем же питается. Конечно, он какой-то полезный объем забирает, но насколько существенно это вредит моллюску — вопрос. Есть даже предположения, что и сама немертина что-то может ему давать. Например, синтезировать вещества, которые сам моллюск не умеет синтезировать, и делиться с ним. Или просто в слизь свою выделять что-то, аминокислоты например, и моллюск это тоже как-то пускает в оборот. Но это сложный вопрос, его нужно отдельно изучать.

— То есть они не паразиты в том смысле, что не паразитируют в теле моллюска?

Не поедают его. Паразит приносит какой-то вред хозяину. Чаще всего он питается его тканями, таким образом его поедая.

— Получается, что-то вроде синантропных видов‌?

Не совсем. Можно представить, что у нас во рту живут какие-то бактерии. Вообще, у нас в организме около килограмма бактерий. Большинство, конечно, живут в кишечнике, но часть и во рту. Но бактерии скорее наши симбионты, то есть приносят нам пользу, а мы даем им хорошие условия. Мы говорим о симбиозе, когда есть взаимовыгодные отношения. В случае же с моллюсками и немертинами — это скорее эндокомменсал. Мы не знаем: может быть, какой-то есть плюсик для моллюска, а может его и нету. И в терминах биологии плюс на ноль означает комменсализм.

— Понятно. И есть еще какие-то другие немертины…

Да, свободноживущие, которые просто живут под камнями, в толще грунта. Какие-то из них хищники, которые охотятся на определенные виды ракообразных, какие-то могут питаться в основном падалью или ведут планктонный образ жизни (плавают, как и личинки, их называют пелагическими немертинами).

— Я вот сейчас задумался, что, даже когда насаживаешь на крючок червяка, ему явно неприятно, то есть у него есть какая-то нервная система. Но я даже не представляю, как она устроена — что у червяков, что у беспозвоночных.

Да, естественно. Ему больно. Нервная система есть у всех животных, начиная с кишечнополостных‌. Нервной системы нет у губок, а вот у коралловых полипов, гидр, медуз и у более продвинутых организмов она есть. У червей тоже, у разных видов она устроена несколько по-разному. В частности, в головной части немертин есть головная лопасть, где расположены глаза, рот, сенсорные органы…

— И хобот там же?

Да, хобот довольно длинный, он может две трети тела занимать. Входное и выходное отверстие хобота может сливаться с глоткой.

В общем, в головной лопасти расположен головной отдел центральной нервной системы, это головные ганглии‌. Могут быть одна или две пары. Важно понимать, что все черви и вообще многие животные двусторонне-симметричны. Если кишечнополостные радиально-симметричны, то для немертин характерна билатеральная симметрия. И действительно, если посмотришь на большинство животных, которых знает обычный человек, то там мы увидим двустороннюю симметрию.

Кемп П., Армс К. Введение в биологию. М.: Мир, 1988. С. 65.

От этих ганглиев уже дальше в сторону хвоста идут боковые нервные стволы. Если в двух словах о том, как они устроены, то в центре — переплетение отростков нервных клеток, а по периферии расположены как раз тела этих нервных клеток. И они по-разному идут: и со стороны кожи, и со стороны мускулатуры, и со стороны кишечника эти отростки заходят и приносят информацию в интегративные центры, где она уже обрабатывается.

— А можно ли говорить, что из разных видов немертин какие-то более продвинутые? Или они просто сформировались в разных условиях? И что дает исследователям сравнение их нервных систем?

Да, они сформировались в разных условиях, и их нервные системы, естественно, несколько отличаются друг от друга. Здесь интересно понять эволюционные возможности нервной системы внутри одной группы. Получается, что у тех немертин, которые живут внутри моллюсков, внешняя среда, понятно, довольно однообразная, более обедненная, жизнь у них в целом не очень разнообразная — они залезли в моллюск и живут себе…

— Зато комфортная!

Да, комфортная безусловно, потому что с хищниками они никак не взаимодействуют. Только если моллюска съедят, то съедят и их, но тут они, можно сказать, фатально относятся к хищникам и активно никак их не могут даже избегать.

Пищу они тоже не то чтобы очень активно добывают: что моллюск засосал, то они и едят. Поэтому в целом нервная система у них сравнительно просто устроена: и размеры ганглиев поменьше, вместо двух пар там одна (идут дискуссии, то ли это слившиеся две пары, то ли изначально одна была). Вполне закономерное наблюдение, что у немертин, которые уже довольно давно перешли к такому комфортному и несколько в сенсорном плане обедненному образу жизни, нервная система устроена попроще.

— А деятельность человека как-то влияет на немертин?

Есть общие вещи вроде изменения климата, которые влияют на всех. Чтобы сказать конкретно про немертин, нужно проводить исследования. В целом морские беспозвоночные более защищены, поскольку они хорошо приспосабливаются, имеют широкий ареал — если в какой-нибудь бухте построили порт, то они просто оттуда уйдут в соседнюю.

Но есть еще загрязнение. Если идет выброс вредных веществ — нефть, тяжелые металлы, очень много приходит со стоками рек, — он потом мгновенно никуда не исчезает. Эти загрязняющие вещества начинают свой путь в экосистеме — оседают на дно, растворяются или встраиваются в пищевые цепочки и путешествовать уже по ним.

Здесь можно вспомнить пример с микропластиком. Человек производит огромное количество пластикового мусора, который, попадая в воду, измельчается, превращается в труху, в осколки. Со временем размеры этих осколков становятся меньше, но масса его не сильно при этом меняется. И этот мусор начинают поглощать живые организмы — планктон, рачки и так далее. Они думают, что это еда, так как эволюционно с таким никогда не сталкивались. Если это совсем мелкие частицы, они могут всосаться в кровь и встроиться в ткани. Рыба, которая съест этого рачка, тоже будет с пластиком, а в результате этот микропластик недавно уже обнаружили в крови человека. Какие от этого будут последствия, сейчас никто точно не знает, но вряд ли очень хорошие.

— А с этим можно что-нибудь сделать?

Разве что стараться вести экологичный образ жизни, но полностью это в современном мире невозможно. Мы можем, допустим, сортировать мусор, и это стоит делать, но производственные цепочки многих товаров, которыми мы пользуемся, все равно не «зеленые». Эффект для окружающей среды от производства, например, современного телефона — всё равно загрязнение. Тут надо, чтобы крупные производства тоже как-то внедряли экологичные технологии.

Гражданская наука: Союз охраны птиц, сохранение мест обитания и защита пернатых от электрической смерти

— А как охраняют птиц?

Довольно давно существует Союз охраны птиц России, объединяющий любителей птиц. Любой желающий может присоединиться к акциям Союза, но там есть и довольно серьезные программы для более подготовленных людей. Например, «Птицы и энергетика». Допустим, где-то в степи (особенно это актуально в степных регионах, где много открытых пространств) идет электросеть (ЛЭП) — вышки, столбы, тянутся никак не изолированные провода. На опорах ЛЭП есть точки, куда любят садиться птицы. Так делают в основном хищники — это один из способов их охоты. Они любят выбрать на местности точку, с которой хороший обзор, и поджидают, когда кто-нибудь пролетит или проползет, а затем с этой точки уже пикируют. Птицы так могут сидеть часами, это их естественный, выработанный тысячелетиями поведенческий паттерн. Естественно, они только очень недавно стали сталкиваться с тем, что для них это может быть опасно — на дереве или на горе током не бьет.

Фрагмент постера, посвященного проблеме гибели птиц от электропоражений на ЛЭП в Татарстане / Автор: Ринур Бекмансуров

А тут получается, что на многих ЛЭП есть места, где птица может быть повреждена током. Она садится, а при взлете может задеть крылом оголенный провод. Ее бьет совершенно сумасшедшим разрядом. По-хорошему, надо ставить птицезащитные устройства (ПЗУ) на такие ЛЭП, что довольно дорого. Так что, к сожалению, далеко не все ЛЭП снабжены ими. Но с этим можно бороться: ходить, мониторить, находить этих птиц, фотографировать, сообщать кураторам — есть базы данных, куда такая информация вносится. Набирая статистику, мы можем потом аргументированно общаться с людьми, которые обязаны ставить ПЗУ.

Союз охраны птиц также организует много массовых акций по учету зимующих водоплавающих птиц. Зимой их посчитать относительно просто. В нашем регионе [Санкт-Петербург и Ленинградская область] в основном все водоемы зимою покрыты льдом. В норме водоплавающих у нас практически не было, но сейчас зимы стали теплее, плюс влияние города: под мостами быстрины образуются, где-то происходят сбросы теплых сточных вод, и там зимуют кряквы, другие утки и некоторые околоводные птицы. Так что если все любители птиц выйдут на полыньи, то буквально за пару дней можно их посчитать.

Есть еще акция по учету соловьев (весной). Соловьи — отчасти индикаторы благополучности экосистемы. Если где-то есть соловьи, значит, там довольно много кустов, не сильно облагороженный парк с подлеском, подростом‌, где есть прошлогодняя листва. Всё это создает благоприятные условия для размножения очень многих птиц, в том числе соловьев. Участники Союза отслеживают и прилеты птиц — когда кто прилетает; есть акция по учету осенней миграции… В общем, много всего интересного.

— То есть охрана — это прежде всего изучение?

Конечно, нельзя же охранять то, чего не знаешь. Мы на том этапе, когда нужно выяснить, где какие виды есть, в том числе редкие, насколько часто они встречаются в тех или иных местах. Когда эта информация будет у природоохранных структур, они могут ее использовать и принимать решения, например, о создании новых особо охраняемых природных территорий (ООПТ).

На данный момент наиболее действенный механизм, с помощью которого мы можем охранять птиц, — сохранение их мест обитания, создание заказников, национальных парков, заповедников. Понятно, что это процесс сложный, потому что нужно переводить земли в другую категорию, а на земли всегда очень много желающих, а это часто места очень красивые, живописные, рядом с водоемами. Так что это целая непростая борьба и битва. Но вот в Токсово усилиями местных жителей удалось создать несколько ООПТ, и это большой прогресс. Будем надеяться, что пригодных для птиц мест в Питере, да и вообще в мире, будет всё больше.

Источник