2000 / Россия / режиссеры Михаил Агранович и Олег Янковский
Перед Новым годом окна огромного города светятся изнутри разноцветными елочными огнями. Кажется, что за каждым из этих окон осторожно хранят любимый праздник. Кажется, что за каждым из них ждут новогоднего исполнения желаний… К силуэту пожилой женщины за одним из окон старого московского дома соседи по двору наверняка привыкли как к чему-то неизменному. Софья Ивановна уже десять лет не встает со своего кресла, целыми днями смотрит в окно, клеит из бумаги трогательные фигурки и слушает Диккенса, которого читает ей вслух единственная дочь Таня. Единственная наследница, Таня, которая должна бы передать драгоценности своей дочери, похоже, смирилась с положением старой девы, и вся ее жизнь состоит только из забот о больной матери.
Отзывы: В этом смысл Нового года — получить ещё один шанс, шанс простить. Сделать лучше, сделать больше, дать больше, сильнее любить и не волноваться о том, что было бы, а воспринимать жизнь такой, как она есть. (Клэр Морган).
Приходи на меня посмотреть — это звучит с неизбывной тоской, неугасающей надеждой и хрипотцой голоса Елены Камбуровой. Приходи: к живой, к нежной, к верной. Любить и жалеть нужно не мертвых, а тех, кто ещё ходит по заснеженной планете и с робким ожиданием смотрит на переливающиеся огоньки разукрашенного города.
Татьяна — старая дева, уставшая женщина возраста уже-давно-за, с именем, ласкаемым воспоминаниями о Танечке Лариной. Она живёт с больной матерью, грузом проблем и собственным одиночеством. Мама, Софья Ивановна, женщина хоть и умирающая, но вполне сострадательная и мучающаяся дочкиной любовью — из-за неё мимо Тани прошли прогулки босиком по стеклу, плавания в омутах с головой и… Одним, простым словом, любовь. Прекрасное далёко на склоне лет замаячило перед двумя женщинами — и вот самоотверженная дочь уже и в омут, и резать стекло кухонным ножом, только всё это — строжайший секрет! — понарошку. Чувства не взаправду, да не в полсилы; ведь стоит только поставить прозрачный лабиринт из собственных фантазий для отвода глаз и украсить стеклянные стены счастьем в обшарпанных рамочках. Слёзы — в застывшие бусинки, чтобы взахлеб, в забытье разбросать их по полу и спотыкаться в самый неподходящий момент. Улыбки — к счастью, в ту же бронзу, на долгую память.
В доме, пропахшем замшелой интеллигенцией, и разворачиваются незаурядные житейские драмы. Существуют ли русские народные архетипы — наверное нет, вот только здесь прохаживается и бойкая торговка с румяными щеками и зычным голосом, и тургеневская стройная женская фигурка, и лермонтовский мизантропичный кавалер. Да и сама квартира — этакое национальное пространство, дом с мезонином посреди ходящего ходуном настоящего.
Рекомендуется к просмотру: