Валерий Харламов. История семьи великого хоккеиста.
Валерий Харламов великий советский хоккеист, двукратный олимпийский чемпион и многократный чемпион мира. Человек, который своим трудом вписал себя в мировую историю хоккея и спорта.
О нем написано много книг, снято несколько художественных и документальных фильмов, в которых обычно как-то вскользь упоминается о его родителях, сестре. Все сводиться к простому представлению публике, отец русский, мать испанка, ну и есть сестра. Вроде как бы и хватит на этом. А ведь это именно те люди, которые не только видели своими глазами становление Харламова, но и внесшие значительный вклад в будущее величие одного из лучших советских хоккеистов.
Для того чтобы начать повествование надо вернуться далеко в прошлое. В 1936 оду в Испании начинается гражданская война между Второй Испанской Республикой в лице правительства испанского Народного фронта и оппозиционной ей испанской военно-националистической диктатурой под предводительством генерала Франсиско Франко. Сразу после начала боевых действий из Испании начинают эвакуировать детей.
Всего за два года — с 1937 по 1939 годы — из Испании было вывезено более 34000 детей в возрасте от 3 до 15 лет.
В СССР с 1937 по 1938 года, по данным Международного Красного Креста, отправили 2895 детей и подростков в возрасте от 3 до 14 лет — 1676 мальчиков и 1197 девочек.
Среди них была двенадцатилетняя Бегония Хермана Орибе Абад Бараона Арранс или как ее называли дома, Бегоня.
Сперва она с другими испанскими детьми жила в санатории “Ласточкино гнездо” в Крыму, затем их перевезли в Одессу.
Бегоня (справа) в Одесском детском доме
Там она провела несколько лет. Когда началась война, их в сорок первом эвакуировали в Саратов, а через какое-то время – в Тбилиси. В Саратове испанцы уже трудились на производстве, но там были жестокие холода – теплолюбивые и неокрепшие организмы юных испанцев не выдерживали этого, даже умерло несколько человек.
Из воспоминаний Бегони
По Волге нас везли на теплоходе. Нос корабля рассекал воду – это была река крови! Впереди нас два теплохода с детьми попали под бомбежку фашистов.
Голодали страшно, крошки хлеба не видели. Иногда причаливали у берега, чтобы загрузить арбузы. Мы набрасывались на них, а потом мучились желудком. Наши сверстники не выдерживали. Умирали. Мы собирались вокруг них и причитали:
-Вот вы счастливые – отмучились наконец
Бегоня в годы войны работала токарем на авиационном заводе в Тбилиси. «Там была целая группа, состоящая из токарей-испанцев. И лишь в 1945 году, после войны ее отправили в Москву. Бегония устроилась сначала в токарный цех, а затем стала работать лаборантом в химической лаборатории на машиностроительном заводе “Коммунар”.
На этом же заводе с 1943 года работал Борис Сергеевич Харламов.
А еще играл в заводской футбольной команде и был ее капитаном (крайний справа)
И в заводской команде по хоккею с мячом он тоже играл, где также был капитаном (пятый слева)
А также участвовал в соревнованиях по мотокроссу.
Но снова вернемся назад.
Дед Валерия, Сергей Гаврилович Харламов, трудился на машиностроительном заводе в редкой и, как бы сказали, штучной профессии краснодеревщика. Дед Сергей прошел и Первую мировую, и Гражданскую, и Финскую, и Великую Отечественную войны, но мало об этом рассказывал. В одном его легком еще со времен Гражданской оставался осколок от ранения: оперировать было нельзя.
Сергей Гаврилович Харламов
В столице Сергей Харламов познакомился со скромной и милой девушкой Натальей, ставшей его женой. Наталья Степановна родила ему пятерых детей: сыновей Николая, прошедшего всю войну и вернувшегося домой с ранениями и боевыми наградами, Бориса и Валерия и дочерей Ирину и Валентину. Бабушка Харламова родилась в Смоленске. В конце 1919 года, спасаясь от голода, она пешком пришла в Москву. Первой в семье, в 1920 году, родилась Ирина. Борис Харламов появился на свет в 1927 году.
Наталья Степановна Харламова и Валерий Харламов
Семья была уважаема соседями за доброту, скромность и трудолюбие. За те самые качества, которые от деда и от отца перенял впоследствии и сам Валера. Слух о золотых руках Сергея Гавриловича вышел за пределы Коломны. В 1930-е годы для стяжки книжных шкафов его приглашали легендарные советские маршалы Буденный и Ворошилов. Основам работы с деревом он обучил всех своих сыновей. Они пилили лесоматериалы, сушили доски, обрабатывали их при минимуме лаков и какой-либо «химии». «Харламовские» шкафы ценили за то, что были они натуральными и, как говорят мастера, «дышали».
Позже за тем, как умело дед обращается с деревом, наблюдал и маленький Валера, часто гостивший у бабушки и дедушки. Сергей Гаврилович внушал внуку, что труд и терпение осилят все преграды и, как говорится, всё перетрут.
Сергей Гаврилович отлично катался на коньках. Ну а когда, еще до революции, в России появилось новое увлечение — футбол, Сергей Гаврилович одним из первых в Коломне начал осваивать эту игру. При этом сразу получил твердое место в основном составе местной городской команды. Бабушка же Валерия, Наталья Степановна, когда к ней приезжали внуки, непременно потчевала их своими любимыми блюдами. В такой атмосфере неподдельной семейной доброты и уюта провел свои детские годы Валерий Харламов.
С испанскими мальчишками Борис Харламов познакомился как только их привезли в Москву. Случилось это на Соломенной Сторожке, где жили его родители. Испанских детей разместили на старинной даче. С мальчишками Борис Харламов запускал в небо голубей, это было любимое занятие ребят до войны. Вместе они играли в любимый испанцами футбол. Борис даже выучил с десяток слов на испанском языке.
Перед самой войной Борис поступил в ремесленное училище, а в 1943 году в возрасте шестнадцати лет, стал работать на заводе "Коммунар".
Уже после войны, однажды Борис Харламов пришел в заводской клуб, который располагался недалеко от Белорусского вокзала. В клубе перед традиционным просмотром кино проводились танцы. В тот вечер рядом с его приятелем-испанцем Моноло, с которым он познакомился еще до войны, стояла группа темноволосых девушек. Все ждали, когда заиграют самое популярное танго тех лет: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»
Борис решил, что пригласит на танец невысокую, стройную девушку, стоявшую чуть поодаль от подружек. Когда в динамике раздались знакомые слова тысячу раз прокрученной пластинки со знаменитым танго, он подошел к испанке:
— Буэнос ночес (Добрый вечер)! Разрешите пригласить вас на танец?
Девушка, немного смущаясь, кивнула головой. Потом Борис проводил Бегоню до общежития. Так начался их роман…
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Они познакомились в заводском клубе. Мама его увидала – кудрявого, в хромовых сапогах – и спросила у девчонок:
– А кто это такой?
– С механического цеха парень. Харламов, что ли.
– Ну, этот будет моим!
В тот вечер они и познакомились.
Удивительно то что Борис и Бегоня обладали абсолютно разными характерами. Борис спокойный, молчаливый. А Бегоня импульсивная, со взрывным характером. Главное было в том, что они сильно любили друг друга: он — сын русского мастера-краснодеревщика и она — дочка простого испанского шофера, о судьбе которого она по-прежнему ничего не знала.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Встречались тогда, когда у нее и у меня заканчивалась смена. Посидим, чайку попьем и идем гулять по московским улицам. Я приходил домой только к полуночи. Все свободное время проводил с ней. У нее был очень приятный голос, она любила петь на родном языке песни.
Так и гуляли несколько месяцев, а потом решили пожениться.
Супруги Харламовы на Первомайской демонстрации
До свадьбы, жених и невеста «оставались при своих»: Борис Харламов жил с родителями на Соломенной Сторожке, Бегоня — в заводском общежитии на Тверской-Ямской улице.
Борис и Бегоня хотели расписаться еще в 1947 году, но им не давали этого сделать поскольку у Бегони был только вид на жительство, она считалась «лицом без гражданства». И это при том, что она уже находилась в положении.
Схватки у Бегони начались в ночь с 13 на 14 января 1948 года после того, как они с супругом в компании друзей в заводском клубе накануне вечером отпраздновали Старый Новый год. Бегоня даже пыталась танцевать. Подпевала подружкам.
Пришли домой, и супруга, схватившись за живот, поняла, что вот-вот родит.
Борис боялся, что они не успеют в роддом. К счастью, выручили друзья. Увезла в роддом Бегоню не «скорая помощь», а испанец по имени Монхе, который работал шофером на заводской служебной машине.
Друг семьи Монхе и маленький Валера Харламов
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Я вышел на улицу. “Скорая” уже уехала. Помню, что на улице было очень холодно. Метро не ходило еще. Я взял ее вещи, небольшой сверток, закрутил в узелок. Меня вскоре задержала милиция. Я был в отцовской шинели без погон, больше похож на дезертира. Спрашивают документы. “Какие документы?” — отвечаю им. “Тогда пошли в участок”, — говорят милиционеры. Слава богу, думаю про себя, сейчас хоть согреюсь, а когда метро откроется, я и уйду. Пришли в участок, милиционеры спросили: “Что у тебя там внутри свертка?” Я говорю им: “Посмотрите сами, там вещи жены, она сейчас рожает в больнице”. Достал документы, которые, конечно, были у меня, показал их милиционерам. “А чего же раньше не сказал?” — возмущаются они. Я улыбнулся и ответил: “Метро-то в шесть утра открывается, погреться у вас хотел”. Они посмеялись, спросили, родился ли у меня кто-нибудь. Я им ответил: “Жду, пока еще нет”. — “Тогда желаем вам мальчика”, — сказали милиционеры, напутствуя меня.
О том, что он стал отцом, Борис узнал в десять часов утра, когда позвонил в роддом. Дежурная отрапортовала, что Бегоня родила мальчика. Имя придумывать было не нужно. Супруги заранее решили, что если родится мальчик, то его назовут Валерием — в честь брата Бориса и легендарного летчика Чкалова.
Маленький Валера Харламов
Брак Бориса и Бегони зарегистрировали только после рождения Валеры. В начале февраля.
Для Бегони однако, ничего не изменилось по части документов, она все также являлась лицом без гражданства.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Хорошо помню, как мы с братом и мамой ходили каждые три месяца отмечаться на Колпачный переулок. Очереди выстаивали. Для нас с Валеркой это мукой было – на одном месте подолгу оставаться. А паспорт матери дали только в шестьдесят первом.
В первые годы маленький Валерик, как его называли в семье, рос хиленьким и слабым. Те самые испытания, через которые он будет проходить всю жизнь, начались у него в самом раннем детстве. Болел он действительно много. «Цеплялись» к нему и корь, и скарлатина, не говоря уже о многочисленных простудах.
В 1949 году появилась на свет сестра Валерия, Татьяна.
Валера и Таня Харламовы
Мы вообще были с ним очень дружны с юных лет. Как иголка с ниткой, так и мы были с ним. Всюду, всегда вместе. Несмотря на то, что я его младше, в детстве я была его физически здоровее. И выше его, и помощнее. Ему попадало от родителей за меня. Мне никогда не попадало. Мы жили в коммунальной квартире, у нас был стол посередине комнаты. А попадать могло только от мамы. Она была темпераментная женщина, и чуть что (это, наверное, у всех испанцев) она быстренько снимала тапок и с тапком гонялась за ним вокруг стола. Этим бегством мы всегда спасались. Много такого веселого было у нас.
Однажды, вернувшись из школы, Валера подставил под дверь швабру. Думал, что мне ударит по лбу, когда я войду. На его беду, вошла мама. Ох и долго же он бегал от нее по квартире.
Борис Сергеевич поставил Валеру на коньки в пять лет, регулярно точил их для сына, у него для этого был специальный станок. Юркого, быстрого Валерку, который, несмотря на свой маленький рост, хорошо стоял на коньках, быстро приняли в свою компанию мальчишки на дворовой площадке. С ними он проводил свободное время, когда немного подрос и взял в руки клюшку.
Первую клюшку Валере сделал папа. Пожертвовал для сына старой доброй клюшкой, которой сам играл в хоккей с мячом. Пришлось подрезать ее, подстругать, а затем предстояло самое сложное — выгнуть крюк. Этим «инструментом» Валера забьет во дворе много «шайб», которыми первое время служили консервные банки. А воротами — два ранца, школьные сумки.
Из воспоминаний Валерия Харламова.
Моим первым тренером был отец, Борис Сергеевич, слесарь-испытатель одного из московских заводов. Он возил меня, пятилетнего, с собой на соревнования заводских команд, давал мне, чтобы я не замерз, коньки. Ботинки были настолько велики, что я надевал их прямо на валенки. Отец не опекал меня, когда я вставал на коньки: на льду я чувствовал себя уверенно.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Сам я играл в русский хоккей и Валерика всегда брал с собой в выходные дни, когда матчи городского первенства проводились. Я, значит, в поле гоняю, а он за воротами катается себе в удовольствие. И во дворе он катался охотно и помногу.
Тем временем Бегоня на долгое время потеряла связь с родными: она знала лишь то, что ее отец-республиканец подвергался гонениям франкистов, а мама даже сидела в тюрьме. В 1956 году у испанцев, которые были перевезены в СССР до войны, появилась возможность вернуться на родину. Этим занимался Красный Крест. Желание уехать изъявили многие. Причем мужчин-испанцев отпускали домой с русскими женами. А испанских женщин, которые вышли замуж за русских, — без мужей. Уезжала насовсем и близкая подруга Бегони — Мария.
Решение поехать на побывку на родину предков пришло сразу после того, как Бегоня получила весточку из Испании. Тут надо сделать небольшое отступление: во время эвакуации один из автобусов из Бильбао с детьми-испанцами разбомбили. Родителям Бегони сказали об этом. Они оплакивали своего единственного ребенка и для себя «похоронили» дочь. Однако от испанцев, которые первыми вернулись на родину по линии Красного Креста, спустя многие годы они узнали о том, что дочь жива. И сразу связались с ней по телефону.
Однажды вечером Бегоня со слезами на глазах рассказывала мужу о том, как соскучилась по родному Бильбао. О том, что помнила родителей только двенадцатилетней девочкой. Наконец выдержала паузу и сказала, что хочет поехать в Испанию и показать родные места детям. Валере только что исполнилось восемь лет, Тане семь. Наступила гнетущая тишина… И этот вопрос, которого они избегали — а сможет ли Борис поехать в Испанию навсегда, Бегоня все-таки задаст мужу поздним вечером. А отец будущей звезды мирового хоккея лишь улыбнется в ответ: «Какой из меня испанец…» Договорились об условном «сигнале»: Бегоня даст весточку с условной фразой, и Борис обратится с просьбой в Красный Крест о возвращении детей на родину. Только в этом случае семья смогла бы воссоединиться вновь.
Семья Харламовых перед отъездом мамы с детьми в Испанию. Сентябрь 1956 года.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Это наше прощальное фото. Сентябрь пятьдесят шестого. Накануне отъезда моих в Испанию. В тот момент мы с женой понимали – семья наша может разъединиться навсегда.
Попробую объяснить, что же с нами происходило. После смерти Сталина в отношении испанцев, эмигрировавших в Советский Союз в 1936 году – во время гражданской войны в Испании, – было установлено правило: захочет человек вернуться на свою родину, чинить препятствия не будут, но если в течение двух лет в Союз он обратно не приезжает, то дорога сюда ему закрыта навсегда. Отчего раньше-то шлагбаум не поднимали? Вроде как слышал я: мол, после окончания войны в сорок пятом правительство Сталина заявило: «Мы принимали детей у республиканцев, вот им и вернем». А генерал Франко-то оставался у власти.
Я видел, я чувствовал, что Бегоня очень рвалась повидать родителей, в особенности отца, к которому была привязана с детства. А тут молва прошла – испанцы могут вернуться к себе. Ну как я мог этому воспрепятствовать?!
Так мы с Бегоней и порешили: она с детьми едет на родину, а дальше видно будет.
Все оформление отъезда велось по линии общества Красного Креста. В первый раз после войны испанским детям разрешили поехать в родную страну. Нервы нам не трепали, волокиты с документами что-то и не припомню. Никаких «хождений по мукам» у нас с Бегоней не было.
А вот проводы помню.
Я ведь поехал на поезде до Одессы, откуда мои на корабле «Крым» отплывали до берега испанского. Ходил по всем вагонам и прощался с испанцами – друзьями, знакомыми и незнакомыми. Душевно было. Весело и грустно разом. В том поезде были пограничники, которые до кучи осмотрели мой нехитрый багаж. Увидели букварь, учебники, которые хотел передать детишкам. А там везде Ленин да Сталин. Пограничник предупредил, чтобы я этого не делал. Ну да ладно, поглядим, как, что.
Всю ночь шла посадка-погрузка на пароход «Крым». Огромный. Белоснежный. Я таких и не видывал. А там как было: ступил на палубу – и ты уже за границей! Целый пароход испанцев был. Я попросил позвать жену, а детей велел не будить. Бегоня вышла ко мне, спустилась по трапу. Обнялись. Поцеловались трижды. По русскому обычаю. Какие-то слова.
Ну я тут под это дело и обращаюсь к пограничникам: вот, дескать, детишкам учебники хочу передать – дозволяете? А они: да пожалуйста, батя. Я их в авоську положил и передал супруге.
На душе было у меня как-то путано, не верилось, что расстаемся навсегда. Не хотелось мне в это верить.
Корабль исчез в морской дымке. Я постоял-постоял и поплелся в город. На выходе из порта разговорился с незнакомым пожилым испанцем, жителем Одессы: «Я тут уж который день провожаю пароходы. Как на работу в порт хожу».
Еще помню, провожал я позже Гомеса – футболиста московского «Торпедо».
А тогда покатил я на поезде обратно в Москву. Вагоны были почему-то пустыми.
За окном мелькали наши просторы. Не представлял себе, что больше не увижу самых близких мне людей. Но как-то готовился и к худшему.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Жили мы в Бильбао – главном городе испанских басков. Приехали в сентябре. А всего пробыли там восемь месяцев.
Языкового барьера у нас с братом вообще не было. Мы же с детства жили в общежитии испанцев, а потом в большой коммуналке, где среди соседей тоже были испанцы: с русского мигом переходили на испанский, а затем так же легко в обратную сторону. Но в целом у Валеры разговорный был получше, чем у меня. Щебетал только так!
Поселились, ясное дело, у дедушки Бенито с бабушкой Антонией – у маминых родителей.
Очень даже обеспеченными людьми они были. И наследство кое-какое им досталось, и сам дед работал, и на него работали. Какой-то бизнес имел, что-то с электричеством связанное.
Жили мы не в квартире – в хоромах барских! После московской-то коммуналки это означало, считай, попасть в графский замок… Хотя и в той нашей огромной комнате с видом на автодорожный институт нам с братом вольготно жилось.
Там, в Бильбао, на первых этажах зданий располагались магазинчики, бары, гаражи, склады. А люди жили выше. Наша квартира была на втором этаже с выходом в патио – внутренний тенистый дворик. Всего было семь комнат. Больше, чем вся наша коммуналка в Москве! Мы с братом в первые дни с широко открытыми глазами перемещались по дедовским владениям, но к хорошему, как известно, быстро привыкаешь. Одна комната – специально для хранения продуктов: овощи и фрукты в красивых плетеных корзинах, на деревянной перекладине на крючьях висят аппетитные окорока – бабушка заходит туда и срезает нам с Валерой огромные тонкие ломти для бутербродов, фирменное изделие испанской гастрономии – хамон называется. В той же кладовой были корма для собак – дедушка же на охоту ходил и держал двух красавцев-сеттеров. Мама – в одной комнате, Валера – в другой, я – в третьей, спальня маминых родителей, столовая, кухня.
1957 год. Бильбао (Испания). Бегоня Харламова с детьми и своими родителями
Адаптировались мы в школе легко. Но я легче, чем брат. Там как заведено было: зашел в здание, классы для девочек налево, для мальчиков направо, а двор для прогулок – общий; пришел в школу – надо помолиться, на большой перемене – тоже изволь молиться, после занятий – снова молиться. Ну а что поделать, католическая же страна.
Валера ходил во второй класс. Успеваемость нормальная была, а вот молиться ни в какую не желал. Да и не знал толком, как там что принято по католическому обряду. Всем только мешал. Ну, его классный руководитель раз огрел линейкой по рукам, другой, третий. В Испании это считалось в порядке вещей, дозволялось так наказывать школьников за непослушание. А Валерка-то ничего дома не рассказывал, терпел и терпел, но как-то за ужином мама заметила следы на руках от этой линейки. Назавтра, еле сдерживая праведный гнев, помчалась в школу. Разобралась скоренько. Больше Валеру Харламова из Советского Союза не трогали и молиться не заставляли.
Отдыхали мы в Бильбао просто замечательно! То с мамой куда-нибудь выбирались – живописные окрестности, холмистый рельеф, да и по самому городу, уютному и чистенькому, приятно было прогуляться, то сами находили себе развлечения. Брат в футбол гонял до одури, друг его закадычный спустя годы дорос до основного вратаря «Атлетика» из Бильбао! А я все прыгала через скакалку. Там-то все иначе – обязательно… поют при этом. Вместе с Валеркой на роликовых коньках учились кататься, в диковинку же было, ведь в Союзе о них и слыхом не слыхивали, появились они, кажется, только в горбачевскую перестройку. Еще любили мы гулять в районе заброшенных шахт: заросли ежевики, помню, там были; полудикая природа. Вольницей для нас, москвичей, это было.
Бенито с Антонией душой прикипели к нам – к внукам. Других же родных судьба раскидала по белу свету, а тут единственная дочь с детьми приехала из далекого и непонятного Советского Союза, приехала насовсем, приехала жить и воспитывать своих сына и дочь. Я всегда сопровождала бабушку в церковь и молилась там как положено. А Валерка повсюду с дедом мотался – и по служебным делам, и просто так на машине покататься. Дед даже поворотники при поворотах не включал, потому что внучек высовывал ладошку из открытого окна и показывал водителям, куда Бенито собирается совершить маневр. И ничего – все четко проходило, никаких дорожных происшествий не было. В городе Бильбао так девятилетнего Валеру Харламова и прозвали – русито. Сидели в уличных тавернах и с улыбками показывали рукой на дедовский «лимузин»: «Вон, смотрите, Бенито снова со своим русито разъезжает!» Дед очень хорошо играл на гитаре и пел замечательно. Горожане часто собирались в таверне только для того, чтобы услышать деда. А еще русито танцевал и показывал фокусы. Фокусы какие – с картишками в основном. Газету рвал на части и враз собирал ее вместе. На Новый год – именно в этот праздник баски гуляют на улицах и в тавернах, а Рождество непременно встречают дома – братишка заработал большущий поднос пирожных и даже денежек принес. Уж и наелась я до отвала.
Однако маме нашей было как-то не по себе. Не сразу это она ощутила, наверное, месяца три-четыре минуло. Ее душевное состояние все ухудшалось. За нами откровенно, даже не пытаясь это скрывать, следили, контролировали буквально каждый шаг, вплоть до того, какие радиостанции слушаем по вечерам. Кто-то из вернувшихся из Союза терпел, привыкая к такому безропотно, а кто-то мучился, его организм отторгал такую жизнь – будто в клетке. Почти все мужчины из числа тех, кто прибыл в Испанию на пароходе «Крым», оказались потом в тюрьме.
Мама еще со времен своего детства до эмиграции в СССР привыкла резать правду-матку, невзирая на лица; могла, особенно если что-то больно заденет ее, идти до конца, борясь за справедливость.
Это недовольство наряду с душевным дискомфортом накапливались, накапливались – и, наконец, уже по весне мама не выдержала и написала папе весточку: «Прошу тебя, Боренька, забери нас отсюда! И – поскорей, ради бога».
Отец быстренько оформил необходимые документы по линии Красного Креста с требованием вернуть детей.
А нам, детям малым, мама, плотно закрыв дверь своей спальни, сказала просто и решительно, тоном, исключавшим возражения: «Дети, мы едем к нашему папе. Домой возвращаемся. В Москву».
Возвращались мы долго. Ехали на поездах. Сначала отправились во Францию. Из-за того, что в те годы в Испании не было советского посольства. В Париже месяц жили у маминой тетушки. Ничего в памяти от тех дней не отложилось.
Мы с Валерой жили ожиданием встречи с Москвой. Помню только, как медленно и нестерпимо тягуче поезд катит вдоль перрона Киевского вокзала.
Мы с братом визжали от радости, завидев в окошко отца, – выбежали к нему, он стиснул в объятиях сына, опустил его на землю и, глядя мимо меня, спросил: «А где ж Таня-то?!» Не узнал меня. Ладно, повзрослела – уезжала с челочкой, а вернулась – и все на пробор.
Из воспоминаний Бориса Харламова
Я как телеграмму получил – поезд такой-то, вагон такой-то, – прямиком на завод побежал отгул брать. Ясное дело, мои мать с отцом прознали о таком событии. А было это под Пасху, точно помню, что под Пасху.
Отец-то мой отродясь на такси не катался, а тут аж ЗИМ заказал! Как-никак, внук с внучкой на родину возвращаются, они ведь тоже не ведали, доведется свидеться с ними когда-нибудь али нет. Ну, дед Валеркин, правда, так разволновался, что перепутал и прикатил сначала на Курский вокзал. Но с запасом прикатил и потому успел вовремя на Киевский.
Я по перрону шел – ноги меня то сами несут, а то подкашиваются. Волновался жуть как. Встретились. Они как из вагона-то вышли, меня счастье переполнило. Обнялись. Поцеловались.
Домой на Ленинградский проспект на ЗИМе подруливаем. Поднимаемся к себе. Батюшки-светы – а стол-то наш огромный накрыт скатертью-самобранкой! Оказалось, что матушка моя все, что состряпала к Пасхе, сюда и притащила. Ключи же у нее от нашей комнаты были, само собой. Я еще, помню, сбегал в ближайший магазин и купил маленькие такие бутылочки шампанского. Для женщин, сами понимаете.После возвращения Бегони с детьми из Испании, семья вновь зажила по прежнему. Казалось что ничего не поменялось, в том числе и постоянные болезни Валеры.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Валерка очень часто болел ангиной. Одна за одной, одна за одной. И вот был один такой случай. Только переболев очередной раз ангиной, пошел в ванную мыться. Это в коммуналке нашей было. Хотел свет включить правой рукой, а она как плеть повисла. Брат упал. Хорошо еще, дома все были, мама тоже была. Его сразу подхватили и уложили в кровать. Вызвали скорую.
Мама то и дело сидела с ним дома, брала больничный лист. С его-то болезнями и выхода другого не оставалось. Ее даже уволили с работы. Но мама не отступила и не сдалась, подала в суд, там разобрались и распорядились восстановить ее на работе. Вернулась на завод.
Бегоня Харламова (по центру ) с сотрудниками заводской химической лаборатории
Из воспоминаний Бориса Харламова.
После того случая, когда он в ванной упал, отнималась у Валерика правая рука и левая нога. «Детский паралич» – диагноз врачи поставили. И объяснили, что это все – последствия многочисленных ангин. Врачи предупредили: «Следите, чтобы не простужался. Аккуратней с мороженым. Ноги в тепле держать. Горло шарфом укрывать. Чтоб не на ветру был».
Мало того, прошло какое-то время – и порок сердца обнаружили у него. Только в этом возрасте. В 13 лет.
Врачи все приходили, приходили, пока Бегоня через Красный Крест не добилась, чтобы его положили в 7-ю, кажется, больницу.
Это в апреле было. В шестьдесят первом. 12 апреля. Когда Гагарин полетел. Маму нашу направили от завода его встречать. Ну, она, конечно, рванула к Валерику. А из больницы его потом на «скорой» перевезли в санаторий в Красную Пахру.
Лето 1961-го – в детском санатории для сердечников в подмосковной Красной Пахре
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Строго-настрого запретили активное движение. Прыгать? Бегать? Какое там! Только шахматы и шашки. И чтобы тишина была дома полнейшая. Что в коммуналке с пятью семьями не очень просто обеспечить. Любой активный нагрузочный спорт исключили категорически. Только пинг-понг в санатории разрешили. И то сказали, чтобы недолго играл. Потом еще под Звенигородом в заводском пионерлагере брат побыл, ходил там как неприкаянный. Порок сердца у мальчика. Что тут поделаешь?
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Его выписали из санатория для сердечников в августе, а в сентябре, как обычно, запись в секцию хоккея в ЦСКА проходит. Набор после просмотра. И он тихо-тихо пошел с друзьями туда записываться и даже слова не сказал.
Ситуация в тот судьбоносный для него день, по словам самого Валерия Харламова, развивалась следующим образом. В ЦСКА он попал благодаря своим дворовым друзьям. В 1962 году, когда ему исполнилось уже 14 лет, один из друзей, что был на год младше, предложил ему на следующий день пойти на просмотр в хоккейную школу ЦСКА. Она находилась почти рядом с их домом на Ленинградском проспекте.
—«Да зачем, стоит ли?» — спросил Харламов.
«Ты что, Валер, там форму настоящую дают. Правда, не всем, надо еще тренерам понравиться».
— «Как это понравиться?»
— «Ну, покататься там с шайбой по льду. Короче, надо произвести впечатление».
— «Ладно, — ответил Валера. — Уговорил. Завтра пойдем».
Вернувшись с прогулки во дворе домой, он не рассказал о предстоящем просмотре отцу.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Папа, как обычно, наточил Валерке коньки в этот день, но не знал о том, что тот идет на просмотр. Узнал только через два дня, когда Валера привел домой и, хитро улыбнувшись, сказал: “Папа, там тебя майор вызывает”. Папа развел руками: “Опять в милицию? Опять окно разбил?” Тогда Валера ответил: “Да нет. Тренер-майор. Я в хоккейной школе ЦСКА занимаюсь, в секции.
Отец узнав о занятии сына, противится не стал. Вот только матери первое время было решено ничего не говорить.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Рисковал ли я, зная про все его болезни тяжелые? Боялся ли я взять на себя ответственность? Нет, не боялся. И не было такого настроения, что вот очень рискую здоровьем сына, что я похож, как там говорят про японцев, на камикадзе. Сам я играл в русский хоккей и Валерика всегда брал с собой в выходные дни, когда матчи городского первенства проводились. Я, значит, в поле гоняю, а он за воротами катается себе в удовольствие. И во дворе он катался охотно и помногу.
Я как рассуждал: уж лучше тренироваться в ЦСКА под контролем врачей, чем снег жевать и гонять во дворе, где не дозовешься, если что не так. В тринадцать лет таких, как сейчас, нагрузок не было у ребят, да и занимались на воздухе, а не в духоте дворцовой. Повезло нам, чего уж там.
В ЦСКА при приеме не спросили медсправку! Нам-то, если б потребовали, никто ни за какие коврижки ее не выдал бы. С пороком-то сердца! Тогда как отбор производили: понравился ты, приглянулся тренеру – брали в секцию и играй себе. Никаких диспансеризаций. Хотя отбор еще надо было пройти. Желающих было хоть отбавляй. Валерик приглянулся чем? Думаю так, что катанием и смекалкой игровой.
Через непродолжительное время болезненность Валеры стала отступать.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Я же чувствовал, что у Валеры нет никакой одышки. Та же картина была летом, когда на футбол переходили. И не болел, не простужался сын, даже не чихал. Но каждый месяц в Морозовской больнице врач делал ему укол со специальными лекарствами. Это мы не пропускали. Ни в коем разе. Не припомню уж, сколько времени прошло, с полгода пожалуй, и тот же самый врач обратился ко мне: «Больше вашему мальчику не надо сюда приходить. Но в движении ограничивайте его, покой прежде всего».
Валерик уже в ЦСКА занимался. Мы приехали в Морозовскую больницу где-то через год, чтобы провериться: он там на учете состоял. Сделали ЭКГ.
– Все хорошо, все нормально. Сами удивлены. Как это вам удалось? Строго нашим рекомендациям следовали, наверное?
– Да он уже год как хоккеем в ЦСКА занимается.
– Не может быть!
А тогда утром в день просмотра ватага пацанов, направилась в армейский Дворец спорта.
Из воспоминаний Валерия Харламова.
Там в тот день играли юнцы чуть постарше нас, а после игры был выделен час времени для набора. Часа хватило: ажиотажа такого, как сейчас, не было. Не спрашивали с такой строгостью, как ныне, и метрики или справку о здоровье.
Просматривал дворовых хоккеистов в этот день Борис Павлович Кулагин, будущий ангел-хранитель Харламова.
Борис Павлович Кулагин
Стеснялись и волновались «дворовые» страшно. Наконец настала их очередь выходить на лед, и ребята с Ленинградки прокатились по полтора круга каждый. Харламов выходил на лед последним, когда свои «сольные номера» с клюшкой уже откатали его товарищи по двору.
Из воспоминаний Валерия Харламова.
Вышел на лед, смотрю, стоит Кулагин, хмурый такой, сосредоточенный. Уже потом я узнал, что долго никого отобрать в тот раз не мог. Оттого, наверное, и был хмурый. Ну, подошла моя очередь, я поехал. Тут я уж точно ни о чем не думал, кроме того, чтобы и скорость показать, и владение коньками. Прокатился круг, смотрю на Бориса Павловича, а он — на меня.
Неожиданно Кулагин подъехал от центра площадки, где находился все это время, к бортику. Приблизившись к Валере, спросил у того фамилию, а затем год рождения.
«Неужели возьмут?»
— промелькнуло в голове у будущей мировой знаменитости.
И тогда Валера, нарушив отцовский завет — никогда не врать, сказал Кулагину, что ему всего 13 лет, а не 14, как было на самом деле.
«Хорошо, что хватило ума не сказать, что мне 10 лет»
С юмором вспоминал потом Валерий Харламов.
А дальше произошло чудо. Самого невысокого из мальчишек, щупловатого Валерку, единственного из гурьбы пацанов с Ленинградки, взяли в армейскую детско-юношескую хоккейную школу. Позже он сам неоднократно признавался журналистам, что пошел со своими товарищами на просмотр, что называется, за компанию. Потому особо не волновался. Не возьмут, так не возьмут, чего убиваться и тратить нервы, как его приятели, по дороге то и дело щебетавшие о «требовательности и придирчивости» тренеров. Тем более уже на месте выяснилось, что отбор проводится для мальчишек не 1948-го, как у Харламова, а 1949 года рождения. И для того, чтобы быть зачисленным в армейскую школу, ему не просто нужно было откататься на «отлично». Но и соврать, что ему не 14 лет.
Кстати, как признавался известный отечественный тренер Владимир Юрзинов, Борис Кулагин до конца своих дней гордился тем, что именно он открыл Харламова. «Харламов — игрок кулагинский, а не Тарасова.
Именно Борис Кулагин увидел в Валере те самые задатки, ростки таланта, которые сделают его мастером. Кулагин привил Харламову, что главное в хоккее — это неустанный труд, научил его трудолюбию и умению переносить нагрузки. Как отмечал сам Харламов, Борис Павлович умел подойти к каждому игроку индивидуально, тонко учитывал особенности характера спортсмена.
Из воспоминаний Валерия Харламова.
Борис Павлович не раз напоминал мне, что хоккей — это не только сбор урожая, что, конечно, само по себе тоже требует немало сил, но и посадка, уход за будущим урожаем. Он объяснил мне постепенно, что любовь к хоккею — главное условие будущих успехов, но вместе с тем нужны и другие качества — прежде всего трудолюбие. Вдохновение закреплено соленым потом, максимальной самоотдачей хоккеиста. Нужно научиться во многом себе отказывать, не поддаваться слабостям, искушениям, согласиться на добровольное самоограничение — большой спорт снисхождения не знает и поблажек не дает никому. Сегодня у твоего школьного друга день рождения, отказаться прийти нельзя — не в том дело, что неприлично, а в том, что тебе и самому хочется увидеть друзей, тебя, ты знаешь, ждут. Дружба и спорт не должны исключать друг друга, но если ты пришел в гости, то заставь себя отказаться от второй рюмки, от лишнего часа пребывания в приятной и интересной тебе компании. Не потому, что ты боишься тренера — Тарасова или меня, а потому, что завтра трудная тренировка и ты почувствуешь сам все излишества проведенного накануне вечера.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Первый, кто поверил в сына, серьезно поверил, – это Кулагин Борис Павлович. И сказал мне об этом в тот день, когда Валерику в ЦСКА выдали хоккейную форму, полный комплект, – в первый раз. Шли годы – и все сбывалось. Так что Кулагин для семьи Харламовых – человек особый. Благодетель. Ну как еще сказать?..
Сам я понял, что из сына будет толк, еще до ЦСКА. Во дворе, на каточке на Соломенной сторожке – видел, что игровик он. Я чувствовал это, ведь сам в русский хоккей и в футбол играл.До 1961 года в структуре хоккейного клуба ЦСКА было три команды — взрослая, юноши и младшие юноши. И вот в 1961-м Анатолий Тарасов принял решение создать первую детскую спортивную школу и набрать к этим трем командам дополнительно еще четыре подготовительные команды младших возрастов. Как раз в одну из них, «группу тренера Ерфилова», и зачислили Валеру Харламова.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Валерка потому еще не котировался, что очень маленький был. В физическом плане уступал, не выделялся, мягко говоря. Но без него команде не игралось.
И не выигрывалось, между прочим. И тогда он обводил, пасовал, забивал. Ребята к нему тянулись, тот же Володя Богомолов – капитан команды и комсорг – поддерживал брата.
Несколько лет тренером у брата в школе ЦСКА был Ерфилов Виталий Георгиевич.
Ерфилов Виталий Георгиевич
Из воспоминаний Ерфилова Виталия Георгиевича
Когда он пришел в секцию, у меня было ощущение, что его надо обучать. Но когда он немного подрос, я пришел к такому мнению, что его обучать-то особенно и нечему. Потому что все умение в нем было настолько глубоко, генетически интуитивно заложено, что ему говорить, куда двигаться, как пасовать, что делать — лучше бы и не стоило. И когда он подрос немного, когда стал более-менее знаменитым, меня спросили: “Как на примере Валеры Харламова вырастить выдающегося игрока?” Я ответил:
“Надо найти талантливого парнишку и не мешать ему развиваться.
Валера Харламов нашел свое призвание в жизни, а жизнь тем временем шла своим чередом.
Ученик 6-го «Б» 642-й школы Харламов Валера – пятый ряд, второй справа
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
В школьные годы мы с братом не доставляли неприятностей родителям. Они хлопот с нами не знали. Какой подарок делали маме с папой к Новому году? Хорошие и отличные отметки в школе. Валерка успевал по всем предметам прилично, арифметику на лету схватывал, этого было у него не отнять, только почему-то французским пренебрегал, хотя по-испански стрекотал только так. Домашние задания по французскому я ему делала. Мы действительно хорошо учились. И вели себя нормально.
На родительские собрания мама иногда ходила, худого слова в наш адрес не слышала там. Раз только вызвали ее в школу. Валерка соседского мальчишку излупил…
А было как? Я в 6-м «А» училась, а Валерка – в 7-м «Б». В нашем классе ученик один был хуже некуда: плохой был по нутру своему, учился плохо, вел себя плохо. Встал вопрос о том, чтобы перевести его в пионеры – принять в пионерскую дружину.
А я-то была председателем совета дружины и не дала на это разрешения. Этот хмырь подловил меня в закутке каком-то и ударил пару раз. Брат, как прознал об этом, отлупил моего обидчика за милу душу. Хотя тот и повыше Валерки был.
Ну, его родители пожаловались в школу. Пошло разбирательство, как водится…
А жила их семья на одной с нами лестничной площадке. Мать его как-то потом уже позвонила к нам, видать, мириться пришла, а наша мама открыла дверь:«А-а-а, это вы» – и захлопнула с треском дверь перед ее носом.
Больше родителей в школу не вызывали. На собрания ходили. Не всегда. А что ж ходить, если только хвалили нас.
Татьяна Харламова
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Когда Валера закончил 8-й класс, в нашей семье возникла проблема: как ему дальше поступать – учиться в старой школе или перевестись в новую, где нагрузка поменьше будет? Или идти в вечернюю школу и устраиваться на работу? Вечером дома собрали семейный совет и порешили: я иду на завод, где родители трудятся, и начинаю приносить копейку в дом, а Валера спокойно учится и заканчивает 10 классов. Так и поступили. Он тогда сказал нам: «Что из меня в хоккее получится, никто не знает. Буду стараться на полную катушку. Но если не выйдет в мастера пробиться, все равно буду поступать в инфизкульт».
Брат и сестра Харламовы
Устроилась электромонтажницей на завод, где работали мама и папа. На сдельщине была. Узлы делала, а испытывал их отец. Рабочим был высокого разряда. А мама – лаборанткой. Как-то быстренько я освоилась, работала практически без брака – и выходило в месяц 150 рублей с хвостиком. Очень даже существенная поддержка была для семейного бюджета. Отдавала я ровнехонько полтораста рубликов, а обычно где-то червончик-другой оставляла нам с братом. Этот «лишок» делили пополам. Оба жуть какие довольные ходили. То, что я пошла на завод фактически ради него, Валера ценил и помнил всю жизнь. Хотя никогда вслух красивых фраз по этому поводу не произносил
Не все поверят наверняка, но Харламов, став звездой и зарабатывая по тем меркам немалые деньги, как ведущий игрок ЦСКА и сборной СССР, еще не будучи женатым, всю зарплату и все премиальные приносил домой и клал в общий котел. Брал оттуда по необходимости, не спрашивая разрешения у главбуха в лице мамы. В доме все было построено на доверии.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Копилок по углам в доме никто не держал. Все деньги в одном месте находились. У меня под 300 рублей выходило, у Бегони – 80; как-то справлялись, пока дети малые были, хотя частенько одалживали у друзей, чтобы перекантоваться.
Ну а когда Татьяна на заводе стала работать, попроще нам стало, намного проще.
В день получки мы заводской компанией заваливались в «Якорь» – рыбный ресторан в начале улицы Горького, от нашего завода десять минут ходу. Засылали загодя туда своего человека, чтобы все организовал и чтобы мы без проблем вечером, после смены, могли туда попасть. Ресторан-то котировался высоко. Жена, если обнаруживала прореху в бюджете, говорила то ли в шутку, то ли всерьез:«Борь, ты денег бери столько, сколько тебе надо. Только учти – в конце месяца сам будешь кормить-поить семью»
Бегоня
А между тем по достижению призывного возраста Валерий Харламов, как и другие игроки ЦСКА проходили обязательные армейские сборы.
После выпуска из юношеской школы Валерий Харламов остался в системе ЦСКА, но места в основном составе команды мастеров ЦСКА ему не нашлось.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Сына оставили в команде мастеров. Уже выше крыши! Но в основе его не видели. Поди пробейся в ЦСКА, когда почти каждый год чемпионы Союза, когда добрая половина сборной из армейцев состоит. А играть-то надо – ну как будешь расти без практики? Локтев, если честно, Харламова перспективным не считал. Тарасов тоже зеленый свет перед парнем не включил, но Анатолий Владимирович погибче Константина Борисовича, помудрее в данном случае оказался. По осени дело было. В шестьдесят седьмом. Приехал в Москву Альфер Владимир Филиппович. Подполковником, кажется, был. Тренировал армейскую команду в Чебаркуле, это закрытый город в Челябинской области. Они с Тарасовым в дружеских отношениях были. Альфер в те дни просматривал игроков для своей «Звезды», благо в Москве их было пруд пруди. Валерка ему очень приглянулся. Владимир Филиппович привез Тарасову камень уральский – малахит, бутылочку какую-то особенную и стал упрашивать, чтоб Валерку к нему в команду отпустил. А Тарасов далеко видел, Харламова совсем со счетов не сбрасывал – простого игрока отправил бы в другой клуб и забыл о нем. Так вот, решил командировать в Чебаркуль по армейской линии двух игроков – Харламова, чтобы практику имел, и Гусева, чтобы остепенился, наконец, дисциплину подтянул.
Тарасов дал указание Альферу: «Харламов должен 70 процентов времени проводить на льду. Должен смело идти в обводку. Должен три раза в день тренироваться». Владимир Филиппович все эти требования выполнял неукоснительно.
Мы с ним сдружились потом накрепко. Толковый человек. Требовательный. Сердечный.
Я поехал в аэропорт проводить сына. В первый раз он уезжал далеко и надолго. Владимира Филипповича, ясно, я ни о чем не просил. Не в моих правилах такое было.Как уехал сын на Урал, так никаких прямых контактов с ним не было. Почему? Город-то Чебаркуль был закрытый. По тем временам письма не приветствовались. И телефона там не было – какой телефон в воинской части… Разлука вышла тяжелой и для Валеры, и для нас. Я только по газетам старался хоть что-нибудь разузнать. Ну, я первым делом разыскивал «Звезду» (Чебаркуль), подчеркивал красным карандашом и докладывал жене и сестре о хоккейных делах сына. Команда частенько выигрывала, порой и с крупным счетом, а Харламов забрасывал едва ли не в каждом матче.
Кстати, Бегоня совсем далеко находилась почти весь этот период – в Испании гостила у родных.
Но самым главным было улучить момент и подойти к Кулагину, чтобы расспросить про сына. Борис Павлович держал все на контроле. Он был для Валеры в хоккее главным авторитетом, верил в него еще с давних пор, когда мало кто считал его перспективным. Частить было неудобно, так, раз в неделю или в две он рассказывал мне о сыне. И, скажу, с каждым разом все легче у меня становилось на душе.
В феврале, кажется, сказал мне: «Валера от игры к игре прибавляет. Во всех компонентах. Забивает много, очень много. Готов уже на 100 процентов за мастеров играть. Будем по весне возвращать его в ЦСКА».
По календарю высмотрел, что «Звезда» будет играть в Калинине (это сейчас Тверь). Ну как не подъехать?! Недалеко же. Мои, ясно, одобрили это. Экипировался я по люксу. Зима ж стояла, а играли на открытом льду. В унтах и куртке – как летчик вырядился! Нам на заводские испытания выдавали все это.
А в СКА (Калинин) составчик был неслабый. Эдик Иванов доигрывал, Сенюшкин, Деконский, половина тех, кто за ЦСКА в лучшие годы выступал. Тренером был Пантюхов Юрий, тоже человек уважаемый.
Доехал я на электричке. Купил четвертиночку для сугреву. Взял билет и стою себе на трибуне сбоку, специально спрятался, чтоб меня никто не увидел. Морозец знатный был. Игроков на скамейке одеялом укрывали. Ну, я глаз с Валерки не свожу. Подходяще выглядит, прибавил, да еще как прибавил. По ходу матча Гусь, они же вместе с Сашкой Гусевым были отправлены в Чебаркуль, меня-то и заприметил. Уж не знаю как! Вижу, он Валерке что-то говорит и рукой тычет в мою сторону – у сына глаза-то на лоб полезли.
Чебаркуль выиграл 7:2, что ли. Сенсация была!
А во втором матче, тогда спаренные играли два дня подряд, моего уже прихватили. Разок приняли жестко, с ног сбили. Второй раз подловили. Ну, я не выдержал и крикнул с трибуны:«Что, Валер, коньки не наточенные?!»
Подковырнул, чтоб не расслаблялся.
После игры тренер Альфер отпустил его на побывку домой.
Мы на электричке в Москву вместе с цеэсковскими ветеранами поехали. Они хорошо приняли сына, тепло отнеслись, хотя и не показывали виду. Выпили немножко. За полночь домой вернулись. Бегоня и Татьяна не спали, конечно. Праздник у нас вышел семейный.
Но и по возвращению из Чебаркуля, Валерию Харламову пришлось биться за место в составе.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Валера уже вернулся из Чебаркуля, уже тренировался с основой, уже дело шло к тому, что вот-вот заиграет за родной клуб по мастерам. Вовсю вкалывал. Не ходил – летал. Такое настроение замечательное было.
Команда собиралась в турне по Японии. Сын дома сообщил об этом, сказал, что включен в состав. Ну, мы, ясно, приободрились, а Бегоня прямо счастливая ходила, собирая сыну вещички для заграничного выезда.
Валера поехал в аэропорт и вскоре вернулся оттуда со своими пожитками. Как так? Что там случилось?! Прямо на пороге он сказал – как отрезал:
«Подождите чуток. Я еще им всем докажу!»
Харламова в последний момент не взяли, а взяли Смолина.
Ну, если вспомнить, какой расклад получался, то и особо удивляться не приходилось. Смолин гремел на всю округу. Смолин по Москве котировался. Здоровенный. С обводкой. С катанием. Ну все при нем было. Тренеры ЦСКА, тот же Локтев Константин Борисович, на него уже конкретно делали ставку.Обидно-то было из-за того, что нормально, по-человечески не предупредили: парня в аэропорту развернули на 180 градусов.
Борис Харламов
И Валерий доказал. В сезоне 1968/69 годов чемпионата СССР Валерий Харламов играет в основном составе. А в 1969 году в составе сборной СССР становиться чемпионом мира.
Кафе «Погребок» в Алуште. Июнь 1969 года. После золотого дебюта на чемпионате мира, где в одном из матчей Валерию выбили зуб
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Со спортивным режимом у сына проблем не было. Мне ли этого не знать? Он понимал, что такое ответственность. За себя. За свое имя. За нас, близких.
Не пил. Ни в какую. Если не положено было здесь и сейчас.
Тарасов, молодец, все эти вопросы под четким контролем держал. Они с чемпионата мира приезжают – и он ребятам говорит:«Два дня даю разгрузочных!»
Шутили тогда – мол, город отдается им на разграбление… А почему бы и нет после такого напряжения сил?
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Что Валерка, что Борис(Михайлов), что Володька Лутченко – 100 граммов выпивали, и все, им хватало… Ну, может, я преуменьшаю дозы, однако факт, что больше витало досужих вымыслов об их пьянках-гулянках, чем в действительности выпивалось. Это я ответственно говорю.
Шло время Валерий Харламов прочно закрепился в основном составе ЦСКА и сборной СССР.
Интересный момент, своей маме, он запретил посещать матчи. И все из-за крайне взрывного характера. Очень уж переживала, нервничала, с эмоциями не в силах была совладать. Однажды до милиции дело дошло.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
В ЦСКА это случилось. В родном дворце. Играли наши как-то не очень, проигрывали два периода, да и, как назло, у Валеры что-то не ладилось. Мама кричала, ругалась, возмущалась. А оказалась случайно в стане врагов – в секторе, где кучковались не наши болельщики. В общем, ее приняли за цыганку и пожаловались милиционерам. В отделении быстро разобрались, что к чему. Посмеялись. Посочувствовали. Проводили. Сын, как узнал про это, на следующий день купил огромный телевизор, наверное, под 75 килограммов – кажется, первая модель «Темпа», – сам занес на пятый этаж:
«Вот, мама, смотри хоккей дома, пожалуйста. Очень тебя прошу – во дворец не ходи»
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны.
Брат не ругался матом. Так, ради смачного словца, вообще не употреблял крепких выражений. Если уж довести его, разозлить вконец. А так он был в отца. Отец совсем не матерщинник был. А мама наоборот: как разойдется – хоть уши затыкай, хоть и по-испански…
Отец попробует маму урезонить:
– Бегоня, дорогая, что я от тебя слышу? Ну не надо так. Ее подруги шикают на него:
– Да не трогай ты ее. Оставь в покое.
– Девочки, вы такие красивые и так ругаетесь?! Уши вянут…
За успехами Валерия Харламова также следил его дедушка, Сергей Гаврилович Харламов.
Сергей Гаврилович Харламов
Из воспоминаний Вячеслава Фетисова
Во дворе нашего дома на Коровинском шоссе была ледовая коробка, которая была построена энтузиастами. Мы там пропадали с утра до вечера. В соседнем подъезде жил Сергей Гаврилович, дедушка Валерия Харламова. И он приходил все время, смотрел, как мы играем на площадке. В хоккее он хорошо разбирался. У меня была маленькая майка ЦСКА, которая не подходила по размеру. Как-то ко мне подошел дед Сережа и спросил: “Ты играешь в ЦСКА?” Я ответил: “Да”. — “Молодец!” — сказал он, добавив, что у него там играет внук. Я поинтересовался, кто именно. “Валера Харламов”, — ответил он. “Да ладно, дед, перестань, какой Харламов”. Он улыбнулся и говорит: “Ну, ладно, посмотрим”. А когда мне было лет 12-13, он сказал, что после одного из крупных турниров к нему в гости обещал приехать его внук, легендарный Валерий Харламов. “Я тебя с ним познакомлю”, — сказал дед Сергей».
И вот однажды во двор дома на Коровинском шоссе заехала ослепительно-белая «Волга» с номерами 00-17 ММБ.
«В то время машин у нас во дворе вообще ни у кого не было. Так, пара инвалидок была всего в том месте, где я рос. Сама такая машина — это уже круто было, а то, что Харламов из нее вышел, это было вообще как из сказки. Потом, когда они уже пообщались, из подъезда, поддерживаемый Валерием Борисовичем, вышел дед Сергей и сказал нам, пацанам: “Ну что, съели?” Он был горд, что у него такой замечательный внук. Он подозвал меня и сказал внуку: “Валерка, вот этот мальчишка играет в ЦСКА”. Что меня потрясло, Харламов в то время уже был суперзвезда хоккея, но поздоровался он со мной по-простому, за руку, по-дружески потрепал меня по волосам и сказал: “Надеюсь, что мы с тобой вместе еще поиграем”. Улыбнулся своей знаменитой улыбкой, глаза засверкали, сел в свою машину и уехал. Для меня это был бог, небожитель. Как игрок и человек он был такой простой и великий одновременно. И улыбчивый, и харизматичный. Прикосновение это его какую-то энергетику мне передало».В 1976 году Фетисов начал полноценную подготовку к сезону с командой мастеров ЦСКА. Его сразу поставили в пятерку к Михайлову, Петрову и Харламову. Он набрался смелости и сказал:
«Валерий Борисович! А вы не помните такого пацана с Коровинского шоссе?»
Харламов улыбнулся и спросил у молодого защитника:
«Это ты, что ли, был? Ну, елки-палки, что же ты молчал раньше?»
Фетисов признался, что ему неудобно было напоминать.
«Да ладно, — ответил Харламов. — Дед Серега о тебе постоянно говорил. Мол, пацан всё растет и растет. Хороший хоккеист будет»
В семье Харламовых наступили перемены и это было связанно не только с началом взрослой хоккейной карьеры Валерия Харламова. С конца шестидесятых Бегоня может спокойно посещать Испанию.
Например почти весь период проведенный Валерием в Чебаркуле Бегоня находилась в Испании.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Я, уже будучи взрослой, несколько раз вместе с мамой гостила у родни в Испании. Это были 70-е годы. И уже тогда буквально в воздухе этой прекрасной страны ощущалась напряженность, которая возникала из-за яростного стремления басков отделиться от Испании. Дважды я это на себе испытала. На автостраде нашу машину остановили – проверка документов. А я, как назло, при себе ничего не имела. Полицейские поначалу решили, что я на баскском выражаюсь, и сразу насторожились. А когда услышали, что мы с мамой из СССР, то облегченно вздохнули и пожелали доброго пути. В другой раз я так легко не отделалась, хотя загранпаспорт был при мне: не поленились и отвезли меня в ближайшее отделение полиции для выяснения моей подозрительной личности.
Татьяна Харламова
Таня и Валера были как говорят не "разлей вода". Таня всегда знала, что ее всегда будет защищать ее маленький, старший брат.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Я всю жизнь чувствовала, что брат в любой момент подставит мне плечо. С самого детства был у меня заступник, и потому я никого никогда не боялась.
Мама нас, маленьких еще, поучала:
«Сами никого не обижайте, но за себя умейте постоять».
Валерка это накрепко усвоил, приняв на себя и мои печали. Первым не полезет никогда, задираться просто так не станет. Даже иногда казалось, что и не видит меня, не в курсе того, что стряслось с младшей сестрой.
Во дворе мальчишка толкнул меня раз, другой, ударил даже. Откуда ни возьмись, налетел брат и так разобрался с моим обидчиком... Это было Валере всего-то шесть лет! Еще до нашей поездки в Испанию.
Поэтому я по жизни смело шагала, не оборачиваясь пугливо по сторонам.В молодости я не воспринимала его друзей как своих ухажеров, так же и он с моими подругами не связывал каких-либо романтических помыслов. Бывало, родители его товарищей спрашивали:
«А Татьяна Харламова будет на вашей встрече?»
И если узнавали, что буду, успокаивались:
«Ну, значит, все будет в порядке».
Однажды заехали с братом проведать мою подружку Ольгу Быковскую, сидевшую с маленьким ребенком. Разговорились меж собой, а Валера взял дитя на руки. И получил – обмочил его младенец по полной программе. Другой бы мужик разозлился, раздосадовался, а братец мой только захохотал от души. К детям его очень тянуло, млел, когда видел их.
Душевный контакт с ним сохранялся и после моего замужества, еще крепче он стал на фоне тех проблем, которые начали у меня постепенно возникать. Избранник мой, Григорий Грибов, работал на том же заводе «Коммунар», что и родители, и я. Поначалу все складывалось, все было у нас хорошо. Так получилось, что нам дали квартиру: Гриша был прописан в деревянном доме, а тот сгорел… В Бирюлеве самостоятельно зажили. До Каширки ехать надо было на метро, а потом на автобусе минут двадцать. Быт налаживался, мы не могли нарадоваться крыше над головой. Валерка очень помог обставить квартиру, которая была по тем временам как манна небесная.
Ребенок у нас появился. Валера назвали, само собой. Я все внимание уделяла ребенку.
Валерий Харламов с племянником Валерой
А Гриша вроде как сам по себе. Может, и мой недогляд в том был, моя вина, может… Начались ссоры, скандалы. Пятое-десятое. Выпивать стал муж. Все покатилось кувырком под гору.
Тот день я запомнила. 19 декабря 1971-го. Явился – не запылился. Пьяным пришел. Начал шуметь, скандалить. Вплоть до того, что заявил:
«Иди отсюда! Катись на все четыре стороны!»
Потом как-то успокоилось. Показалось, что утрясется все. Нет, вскоре снова история повторилась.
Как-то Валера приехал в Бирюлево навестить меня да на ребеночка поглядеть. Ждал, ждал, ждал Гришу, когда он из магазина с хлебом явится. И не дождался.
И тут я услышала, что брат выругался матом. В первый раз за столько лет. Повернулся ко мне:«Ничего – вырастим твоего сына. Ни в чем нужды знать не будет! Давай, сестренка, собирай вещи».
Валера погрузил в свою «Волгу» все пожитки, и больше я там не появлялась.
Сыну было тогда три месяца. Крошечка совсем.
Татьяна с сыном Валерой
Ну и брат взял на себя воспитание племянника-тезки. Очень много занимался ребенком. Полностью свободное время отдавал ему. Даже в разгар сезона хлопотал. И во дворе с коляской погуляет, и в детский сад отведет, и на футбол сходит с ним. Как отец ему был! Без преувеличения. Сын так его и воспринимал. Если шалить начинал, я только скажу:
«Вот дядя твой приедет, узнает про все»
И ребенок мигом ручным становился. Валера одевал племянника с ног до головы. Из-за границы вернется, себе везет куртку – такую же и тезке своему, себе везет спортивный костюм – такой же и племяшу, себе покупает мокасины – похожую обувку и сыну моему. Тот любил повторять: «Мы с дядей Валерой – хипаки». Брат собирается его в школу отвести: «Ну что, хипачок, пошли учиться». А потом еще, если вырвется домой или выходной день в команде объявят, заберет из школы и уроки станет вместе с ним делать.
А наши пути с Гришей после того, как брат забрал меня из Бирюлева, не пересекались. Только в суде – на разводе.
Но брат поддерживал нас с сыном как самый близкий человек. В общем, сдержал свое обещание, которое дал тогда, 19 декабря 1971-го, в Бирюлеве.
Сына своего я назвала Валерой. Ну а как иначе могло быть? Когда была беременной, так и порешила: если мальчик – Валера, если девочка – Лера.
Брат души в племяннике не чаял. Заботился как о сыне. Тогда он еще не обзавелся семьей. Слово, которое дал мне, когда я рассталась с мужем, сдержал на триста процентов. Обещал в трудную минуту жизни:
«Ничего, Танюх, не переживай. Воспитаем. Поднимем. Ни в чем нуждаться не будет».
В ясли мы не ходили, дома сидели, потом мне уже надо было на работу выходить, и пристроили Валерку-младшего в детский сад. Так Валерка-старший водил его туда и обратно, как только возможность была. Сынок в школу пошел. Так дядя и в школу его проводит, и уроки с ним сделает, и спортом позанимается.
Сначала племянника на коньки поставил. В три года. И сам же сказал нашей маме:
В хоккей пускай для удовольствия играет. Хватит с вас моих травм. Лучше футболом пусть займется, все меньше боли...
У Валерия Харламова, как и у любого спортсмена случались спортивные травмы. Среди прочих были выбитый зуб, который был потерян на чемпионате мира 1969 года. На первом чемпионском чемпионате мира.
Травмы и прочие неурядицы всегда эмоционально легче проходят при поддержке родных и близких. В случае же с отцом, поддержка была не только на бытовом уровне, но и на профессиональном. Борис Харламов, человек мастеровой, всю жизнь проработавший на заводе, с самого Валериного детства затачивал его коньки.
Есть интересная открытка, где уже профессиональный хоккеист Валерий Харламов просит папу подготовить коньки.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Насчет коньков звучит, конечно, странновато. Объясняю. Отец ему всегда готовил коньки. И в звездную его пору тоже. До последнего ювелирную обточку делал для сына.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Я даже Женьке Мишакову, уж на что тот мастером по конечкам, по экипировке считался, точил. Потому как он сам обращался:
«Дядя Боря, подсоби – лучше тебя никто не сделает!
Борис Харламов в кепке
В 1972 году Валерий Харламов в составе сборной СССР завоевывает олимпийское золото. Также в этом году проходит первая Суперсерия СССР — Канада.
Подробно останавливаться на Суперсерии 72 не имеет ни какого смысла, поскольку очень много сказано, написано, снято.
Озвучу лишь один интересный момент.
На первой игре суперсерии присутствовало правительство Канады во главе с премьер-министром П. Трюдо. Зрители тепло приветствовали игроков сборной СССР и бурей оваций встречали объявление имён игроков сборной Канады. Для советских игроков это было необычно и оказало немного подавляющее психологическое воздействие.
Торжественная часть продлилась почти 30 минут и завершилась символическим вбрасыванием шайбы П. Трюдо.
Через 30 секунд после начала встречи Фил Эспозито с лёта посылает отбитую Третьяком шайбу в ворота. В начале 7-й минуты матча Бобби Кларк выиграл вбрасывание. Шайба попала к Рону Эллису, который передал её Полу Хендерсону. Последовал бросок, и шайба оказалась в воротах. Счет 2:0 в пользу канадцев игра продолжается и тут раздается похоронный марш, обозначающий, что сборной СССР конец.
В фильме "Легенда №17" это отображено, но если захотите найти этот момент в реальной записи игры, у вас это навряд ли получится, поскольку совершенно случайно именно на этом моменте приключились проблемы со звуком.
Стоит также отметить, что первый матч закончился победой сборной СССР, со счетом 7:3.
На 28:12 слышно начала мелодии
После Суперсерии 72, о Харламове заговорили за океаном и ему даже поступало предложение поиграть в НХЛ.
В большинстве источников указывается патриотическая версия отказа Валерия.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Это уже давно не секрет. После той первой серии с канадцами в семьдесят втором нашим ребятам предложения поступили от тамошних клубов. Ведущих в НХЛ. Саше Якушеву, Владику Третьяку, всей армейской тройке, еще, может, кому-то. Суммы там назывались заоблачные! Ну, ясно, никто и помыслить не смел о таком. Потому как никто никому не разрешил бы, а бежать из Союза – этого тогда и привидеться ребятам не могло.
Как-то вечером сидим дома. Валера заскакивает нас проведать. А мы чай пьем. И невзначай вырвалось у меня:
– Валера, а может, все-таки подумаешь насчет Канады? Поиграешь, денег заработаешь, мир посмотришь.
Тут и Бегоня поддержала:
– А вправду, сынок, – почему не попробовать?.. Валера прервал нас на полуслове:
– Да я бы с огромным удовольствием там поиграл. Только поймите, если рвану туда, вам здесь житья не будет. Сгноят вас, закопают.Но была еще одна преграда, поскольку Валерий Харламов играл в ЦСКА(Центральный спортивный клуб Армии), то у него было воинское звание и просто так поехать за границу он не мог.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Все эти военные звания, все эти привилегии советского времени брат не воспринимал как задел на будущее, как гарантию безбедной жизни после окончания спортивной карьеры и возможность обеспечивать семью. Карьеризмом не страдал. Абсолютно! Да и молодой еще был, не задумывался всерьез над всеми этими житейскими проблемами.
Скажу больше. Само офицерское звание – то, что являлся кадровым военным, – нещадно и с каждым годом все болезненнее тяготило его. Тяготило из-за того, что не мог съездить в Испанию. Вообще по тем порядкам не имел права выехать за пределы Советского Союза как обычный гражданин. А вот защищать спортивную честь родины, не щадя живота своего, – это разрешалось.Но интересный факт, хоккейный тренер Борис Павлович Кулагин, которого семья Харламовых считала крестным отцом Валерия в хоккее. После неудачи на посту главного тренера СССР, в 1977 отправился в Данию, где тренировал клуб «Рёдовре» и выиграл с ним чемпионат Дании.
В 1979 году вернулся в СССР и возглавил «Спартак», под его руководством команда четыре раза становилась серебряным призёром чемпионата и один раз бронзовым.
Раз уж был упомянут фильм "Легенда №17", то стоит также озвучить интересный факт, касаемый номера Валерия.
Свой первый чемпионат мира он выиграл с № 12, потому что № 17 был у Евгения Зимина. А на одной из знаменитых фотографий Харламов, сделан с №14 на плече. Под этим номером он играл Суперсерию 77.
О личной жизни Валерия также немного известно, женат есть дети. Но вот о том что у Валерия был долгий роман, закончившийся расставанием мало кто знает.
Далее когда речь заходит о жене Валерия, Ирине, сестра не скрывает свою к ней неприязнь. Воспринимать всерьез ее высказывания или нет, пусть каждый решает сам.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Женщинам мой брат нравился. Все, как говорится, было при нем. Красота настоящего мужчины, манера держаться, душевная широта, чувство юмора. Он знал, что имеет успех у прекрасной половины человечества, но голова оттого не кружилась. Он знал, что у него есть Маринка Баженова. Это было серьезно и основательно, долго очень было. А так, мимоходом, мог и познакомиться с девушкой, и пригласить на свидание, однако все это не особо серьезно сам и воспринимал. Валерий не «болел», не переживал из-за девчонок. Сколько раз бывало в те годы, когда он жил в однокомнатной квартире в Тушине: мама звякнет сыну и сразу учует там развеселую компанию, мне строго наказывает – мол, Тань, съезди туда, проведай, как там что. Ну, я выдвигаюсь в ту сторону. А Валера только увидит меня на пороге, так мигом всю честную компанию распускает на все четыре стороны. Оставался только Миша Туманов, друг закадычный, он еще всегда следил за тем, чтобы ничего из квартиры не вынесли, чтобы все награды харламовские в целости и сохранности находились.
Они с Мариной так и не расставались. До последнего. Завтра свадьба, а его дома нет! Где он – у Маринки!
Уж и не припомню, когда именно, но наверняка в те дни, перед Валериной женитьбой, спросила ее:
– Ну почему ж ты замуж за Валеру не идешь?!
– Ну, раз эта Ира «поймала» его ребенком… Сумела охомутать мужика… Так тому и быть. А я в сторону отойду.
Я абсолютно точно знаю: если Маришка сказала бы «да», этой свадьбы с Ириной не случилось бы… Марина долго не выходила замуж. Потом встретила кого-то. Родила сыночка. Вот оно как сложилось, значит.
Ох, какая ж хорошая девушка была! Работала переводчиком с французского где-то в системе Минатоммаша. Жила в Бескудникове. Как же она мне нравилась! Маришка встречала любимого и провожала при любых разлуках, а на хоккей не ходила никогда. Роман длился лет пять. Познакомились – 21 год брату исполнилось, расстались – 26 лет.
С Мариной Баженовой на отдыхе
Свадьба Валерия и Ирины
14 мая 1976 года 28-летний Харламов женился на 19-летней Ирине Смирновой, с которой познакомился ранее в ресторане «Россия». У молодой пары ещё в сентябре 1975 года родился первенец — сын Александр. Чуть позже у них родилась и дочь — Бегонита.
1976 год был трудным и тяжелым для семьи Харламовых. Радостное событие Валерий Харламов в составе сборной выиграл олимпийское золото, омрачили смерть дедушки Сергея Гавриловича Харламова и авария в которой пострадали Валерий и Ирина.
Из воспоминаний Бориса Харламова
Дедушка Валерин, Сергей Гаврилович, умер в семьдесят шестом. Ну, сыну сообщили, и он сразу туда, на Соломенную сторожку, рванул. С бабушкой побыть.
Отец мой умер от инфаркта. У него же еще ранение было и осколок в легких сидел. В 79 лет. Матушка моя, Наталья Степановна, умерла в семьдесят девятом – и тоже в 79 лет.
Родня десятилетнего Валеры Харламова по папиной линии на прогулке. Это примерно посередине пути между коммунальной квартирой на Ленинградском проспекте, где жил будущий хоккеист, и комнатами в двухэтажном деревянном доме на Соломенной сторожке, где жили дедушка с бабушкой. Слева направо: дедушка Сергей, дочь Клима (брата дедушки) с мужем, сестра отца Ирина, Валера с бабушкой, отец, брат дедушки Клим.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны о первой аварии
Та авария. В семьдесят шестом. Первая. Опять-таки, не хочу наговаривать, не желаю измышлениями заниматься, но знаю точно, что наполовину в аварии была виновата Ирина.
Уже к тому времени лично мне стало ясно, что ей не нравится Валерино окружение. Закадычные друзья детства и юности, хоккеисты тоже не импонировали.
После того как брат, узнав о появлении на свет своего ребенка, с маминого дозволения решил жениться, они с Ирой жили в его квартире в Тушине. Это был май – в те годы пора для хоккеиста вольготная.
И день, будь он неладен, запомнила – 26 мая.
Миша Туманов, Борис и Таня Михайловы подъехали навестить моего брата в Тушино. А там уже была компания – Валера с женой и волейболисты ЦСКА. И вместо того чтобы оказать радушный прием близким Валериным друзьям, Ира предложила всем поехать в ресторан «Союз», что на берегу канала. Ехать там всего ничего. Конечно, Борис, Михаил и Татьяна отказались, ведь они ожидали другого приема – ребенка хотели повидать. Ушли несолоно хлебавши.А Ирина уехала, оставив девятимесячного Сашу с соседской девочкой. Когда мы потом, после аварии, приехали туда с Татьяной Михайловой, Саша был один в квартире. Спал в кроватке.
…В «Союз» отправились обычным и недлинным путем. Поехали по улице Свободы в сторону области. И такая возникла ситуация – автобус притормозил на остановке, Валера, естественно, идет на обгон, а люди выскакивают на мостовую не позади автобуса – тогда бы все видно было, – а спереди, то есть неожиданно совершенно.А тут еще и Ира его отвлекла… И у него расклад – либо этих людей давить, либо резко выворачивать влево. Мгновенье лишь было. Ну, в столб на своей «Волге» и въехал. «Волга», говорят, всмятку была. Их обоих на «скорой» в больницу отвезли, Валеру в очень тяжелом состоянии.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Сразу после аварии его сначала сюда доставили, на Хорошевку. В 67-ю больницу. Ну, ясно, мы сразу Кулагину позвонили. Так, мол, и так. Ну а он уже Белаковского, нашего знаменитого цеэсковского доктора, на ноги поднял. Олег Маркович по армейским инстанциям доложил, запросил разрешение на отправку в Главный военный клинический госпиталь имени Бурденко в Лефортове. До Министерства обороны дело дошло.
У Валеры букет был еще тот. И сотрясение мозга сильное. И перелом ребер. И серьезное повреждение голеностопа, а это для хоккеиста чревато печальными последствиями. Жена его тоже пострадала, перелом ноги, кажется, был.
Сын тяжело, очень и очень тяжело возвращался к нормальной жизни, которую без хоккея вообще не представлял себе. На моих глазах все это происходило. Но духом не падал. Орлом держался!
Да, на первой тренировке Валера за бортик держался, руками аж вцепился… Вроде как начинающий игрок, в первый раз на лед вставший. Спортивную форму набирал долго и упорно. Постоянно с мальчишками из цеэсковской школы тренировался: он – один, а их – ватага…
Кто как потом отзывался: вернул он себя прежнего или подрастерял кое-что? Мне трудно сказать. Может, что-то и осталось в прошлом.
В военном госпитале имени Бурденко сын пролежал с мая и, кажется, до августа. Вокруг него всегда кипела жизнь. Смех, разговоры то с шутками-прибаутками, то по душам. Люди тянулись к нему. Бывало, приходишь в больницу, а его в палате нет. Спрашиваю соседей:«А где Валера-то?»
И мне уже привычно объясняют:
«Да у Анки-пулеметчицы он травит».
Это была та самая знаменитая историческая личность – из дивизии Василия Чапаева! Душевная женщина была. Прознала, что Валерий Харламов рядом лежит, подошла к нему – познакомились и сдружились. Она его очень крепко поддерживала. Валера там, в больнице, раненько вставал, чтобы размяться, упражнения сделать, и старался, чтобы никто этого не видел, никому это не мешало. А она уже к нему шла – подбадривала, травили по очереди анекдоты. Анка-пулеметчица – вот ведь как, имени даже ее не запомнил – потом где-то написала ему:
«Я еще поживу. Я уйду только после тебя, Валера».
А умерла эта женщина через три месяца после того, как сын погиб. И похоронена там же, где он, – на Кунцевском кладбище.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Маму и папу, сестру, друзей подбадривал: ничего, не дрейфьте, прорвемся. Единственное, в чем признавался мне:
«Тань, не поверишь, но мне кататься легче, чем ходить!»
Это в те дни было, когда из больницы уже выписался и начал выходить на лед.
Долгожданный день выхода из госпиталя. На переднем плане справа – Татьяна Харламова, далее Валерий, за ним опирающаяся на палочку Ирина
С детьми – Бегоней и Сашей
Назначенный в 1977 году главным тренером ЦСКА Виктор Тихонов был, как известно, человеком с твердым характером и поблажек не делал никому. Особенно в части соблюдения режима. Так вот, нового тренера поразила вольница, царящая в ЦСКА:
«Как и все люди, связанные с хоккеем, я немало слышал о „железном“ Тарасове и „железной“ дисциплине в армейском клубе. Но ничего этого не было в том ЦСКА, в который я попал».
Запевалами в «хоре» числились Александр Гусев, Владимир Петров и Борис Александров. Харламов же проходил по разряду «не возражающих», и Тихонов от этой пометочки не отказался до самого конца его карьеры. Она в итоге сыграла роковую роль: в окончательную заявку на кубок Канады в 1981 году Харламов не попал как раз в связи с нарушением режима, о котором стало известно Тихонову.
В хоккее Валерий достиг всего, о чем мечтал, а 33 года по тем временам — возраст для спортсмена почти предельный. Хоккейный 1981 год начинался с поездки сборной на кубок Канады, но главный тренер команды Виктор Тихонов от Виннипега Харламова неожиданно для всех «отцепил».
Из воспоминаний Вячеслава Фетисова.
Мало называться «красной машиной», надо «ехать», как она. Валера тренировался неистово, он набрал прекрасную форму, и чувствовалось, что ждал турнира такого ранга, чтобы уйти красиво. Мы уже паковали чемоданы, как вдруг Тихонов вызвал Харламова. Через полчаса Валера вышел из тренерской сам не свой. Ничего не объясняя, пожал ребятам руки, что-то промямлил про необходимость победы, развернулся и уехал. Как потом выяснилось, Тихонов наказал его за нарушение режима и не достаточных физические кондиции для игры.
Сборная улетела в Канаду, Валера остался в Москве.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
О том, что собирается заканчивать с большим спортом, сын вслух даже дома не заговаривал. До поры. Но по его настроению, по всяким мелочам стал я подмечать, что, похоже, задумывается об этом шаге. Ни по игре, ни по здоровью спада я не видел, а по эмоциям ощущал какое-то расстройство.
Конечно, влияло то, как Тихонов обходился с его партнерами. Михайлова с Петровым тренер потихоньку-потихоньку отцеплял и делал ставку на новую волну – Фетисова, Крутова, Макарова. Напрямую Харламова не трогал, не убирал грубо с дороги, но и доверия полного не проявлял. Хоккей уже другой становился, тройка их знаменитая распалась, человеческие отношения в команде менялись не в лучшую сторону.Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Весной и летом восемьдесят первого Валера говорил нам: «Вот Кубок Канады отыграю, институт закончу, диплом получу – и вешаю коньки на гвоздь».
Каких-то месяцев не хватило брату.
Валера готов был уйти. Достаточно серьезно к этому относился. Собирался как поступить – предстоящий сезон откатать и заканчивать с хоккеем. А насчет будущего наполеоновских планов не строил.
24 августа разговаривал с матерью по межгороду, она в Испании гостила у родни:
– Ты уж извини, мамуль, но не смогу в этот раз тебя встретить. Я улетаю на Кубок Канады.
– Ну ничего, сынок. Я тебя снова встречать буду в Шереметьеве.
25 августа вечером приехал к нам на Угловой. Как раз с отцом собирались чайку попить со сладеньким. Тут он и огорошил:«Не еду я в Канаду. Отцепили меня».
Мы сразу: что да как, как такое возможно, а он сам в недоумении был:
«Не в форме. Так сказали»
Главное: из Швеции вернулся – лучшим признали, до того из Италии вернулся – приз лучшему игроку турнира привез.
Но Валера держал себя в руках. Он сильный был в этом плане. Виду не подавал.
Все в себе. Только чтобы близких не расстраивать.
26 августа утром заскочил ко мне на работу на городской аэровокзал, это прямо по соседству с ЦСКА. Там внизу в «Кожгалантерее» я приглядела сумочку – глаз не могла оторвать. Ну и сказала брату:
– Валер, мне так эта сумка нравится…
– А какие проблемы – берем! До сих пор эту сумку храню.
Днем поехал встречать Иру. С Сашей они приезжали с юга, на Черном море отдыхали. Встретил. Привез домой.
Вечером он посидел с друзьями в ресторане «Советский». Они же видели, что переживает. Хоть и держит удар. Предлагали ему: «Да ладно, Валера, давай посидим без спешки, выпьем, отдохнем. Ну что ты сейчас поедешь на дачу – на ночь глядя?»
А он уперся и ни в какую. Мол, надо жену с сыном на дачу отвезти, утром – тренировка в ЦСКА, а потом обещал съездить в Кубинку, забрать племянника со сборов.
27 августа. Ранним утром он с Ирой выехал с дачи, чтобы вовремя поспеть на тренировку в ЦСКА. Жена была за рулем. Водила плохо. А там ремонт дороги. После дождя. Она, видно, пыталась объехать, а им навстречу грузовик.
Она втихаря, когда его не было в Москве, садилась за руль. Училась. Но какое там вождение – зрение-то было никудышное… и способностей к этому никаких… Да и практики элементарной не было.
Я так полагаю, что у брата какая-то апатия наступила. Раннее утро, пустынное шоссе. Потому и позволил ей сесть за руль. Обычно этого не делал. Ни в каком случае. Ребята, те, что вечеряли накануне с Валерой, по сей день мучаются: «Зря мы его отпустили на дачу эту. Уговорили бы его остаться в Москве – и ничего бы не произошло»… Крутов, так тот вообще до сих пор не может себе простить, что поправился после болезни к моменту вылета в Канаду и невольно занял место Харламова. Володя искренне считает себя виноватым.
На похоронах не смогли присутствовать игроки сборной СССР, которые в тот момент находились в Виннипеге. Они провели собрание, на котором было решено во что бы то ни стало выиграть Кубок Канады. Советские хоккеисты выполнили своё обещание, обыграв в финале канадцев 8:1
Из воспоминаний Бориса Харламова.
После восемьдесят первого, когда с Валеркой это произошло, Тарасов поддерживал нас. Однажды совсем удивил. Приехал, поднялся на пятый этаж (а лифта в доме на Угловом не было) и навестил нас. Уже грузный очень был, на палочку опирался, с тазобедренным суставом мучился. Анатолий Владимирович человечище был!
Кулагин, само собой, не пропадал. Борис Павлович всегда верил в Валеру.
И мы ему благодарны были, и он это помнил, хотя и не выпячивал ту роль, которую сыграл в спортивной судьбе Харламова.
1 сентября. Слава Фетисов и Леша Касатонов сопровождают Сашу Харламова в школу. Где-то рядом Крутов Володя, в кадр не попал. Они сами вызвались в тот день такое вот внимание нам оказать. Валера же к ним тепло очень относился, наставлял, учил уму-разуму и, как бы это выразиться, опекал их, только закрепившихся в основе ЦСКА. И Сережу Макарова, и Игоря Ларионова всячески поддерживал.
Из воспоминаний Бориса Харламова.
Иногда стараюсь представить себе: а кем бы сегодня был Валерий Харламов? Ответа не знаю. Знаю, что хотел он тренером быть. Только детским. Бывало, выдастся минутка свободная – рванет во двор, а там уже ватага с клюшками наперевес на него накидывается. В федерации навряд ли стал бы работать. Нет, в писанину не пошел бы.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Знаю, знаю, что редко из больших мастеров выходят большие тренеры: мол, такому трудно спуститься на землю. Но Валера обожал возиться с малышней.
После гибели Валерия, стала тяжело болеть его мама, Бегония. Она умерла в 1987 году, ей было 62 года.
Бегоня жмет руку юному хоккеисту.
Из воспоминаний сестры Валерия Харламова, Татьяны
Все эти годы нелегкими были для нас с отцом. Мама наша ушла в восемьдесят седьмом. Остались вдвоем. Папа – пенсионер, я – тоже; сами понимаете, каково нам приходилось. А на отца недуги стали наваливаться чередой. То инсульт (еле-еле выходила его, если бы не моя близкая подруга Артемова Вера Васильевна, врач из института Склифосовского, не прожил бы столько), то другая напасть серьезная (лечили его еще в 50-й больнице, дай бог тем врачам здоровья).
Борис Сергеевич Харламов умер в 27 января 2010 года.
Из книги Леонида Юрьевича Рейзера
"Неизвестный Харламов. Фотоповесть"
Судьба Валерия Харламова обыкновенна до такой степени, что кажется почти твоей.
Судьба Валерия Харламова необыкновенна, потому что на его долю выпало немыслимое сочетание коллизий. Она вместила в себя будто сразу несколько судеб, каждая из которых драматична сполна.
Комментарии
Отправить комментарий