Военные США готовят вооруженные силы стран Европы к применению тактического ядерного оружия против России. Об этом заявил в среду глава МИД РФ Сергей Лавров на Конференции по разоружению.

"Ядерному разоружению препятствует и сохранение американского нестратегического ядерного оружия в Европе, сопровождающееся дестабилизирующей практикой "совместных ядерных миссий". В рамках этих миссий с грубым нарушением Договора о нераспространении [ядерного оружия] неядерные члены НАТО участвуют в планировании применения американских нестратегических ядерных боеприпасов и привлекаются к освоению соответствующих навыков. Всем должно быть понятно, что тем самым военные США готовят вооруженные силы стран Европы к применению тактического ядерного оружия против России", - подчеркнул он.

"Россия не имеет развернутого тактического ядерного оружия, не проводит отработку его применения. Мы сосредоточили имеющиеся боеприпасы на центральных базах хранения на своей национальной территории, - обратил внимание министр. - В этих условиях наличие готовых к применению тактических ядерных вооружений США в Европе не просто рудимент холодной войны, а явно агрессивная позиция".

http://tass.ru/politika/4994678 - цинк

Примечательно, как риторика времен Холодной войны США против СССР все сильнее входит в повседневную действительность. Читая такие новости или американские построения на тему перспектив ядерной войны, вспоминаются издания первой половины 80-х годов с их характерной риторикой, ну а тема американских ракет в Европе, о которых говорит и Лавров и американские аналитики, это фактически калька с проекта с размещением ракет "Першинг-2" на территории Западной Европы в 80-х годах.

Само собой, угроза взаимного ядерного уничтожения удерживает мир от терминальных сценариев, но логика Холодной войны как и в прошлый раз будет подталкивать стороны к попытках разрешения неустранимых противоречий через серию последовательных локальных войн и конфликтов на территории других стран.

Как предотвратить сползание США и России к войне

В условиях роста напряженности между США и Россией фундаментальные изменения в военно-технической сфере грозят разрушить существующую между двумя странами стратегическую стабильность.

Рейтинг стран по военной мощи за 2017 год. Подробнее о нем в самом конце статьи.

<...>

У Вашингтона и Москвы — разные, и в некоторых случая прямо противоположные взгляды на систему международной безопасности. Российские лидеры считают, что их страна по сути дела обороняется, а Соединенные Штаты и НАТО считают Россию реваншистской державой, полной решимости навязать свою волю странам Восточной Европы и Центральной Азии.

Российские власти считают Соединенные Штаты и НАТО самой серьезной угрозой национальной безопасности страны. С их точки зрения, США намерены оставаться единственным в мире гегемоном, и как таковой, этот гегемон не желает мириться с сильной Россией, у которой есть собственная сфера влияния. Москва неоднократно высказывалась против американских и европейских попыток взять Россию в кольцо за счет включения бывших советских республик в состав западных институтов, таких как НАТО и Евросоюз. Кроме того, российские руководители обвиняют Соединенные Штаты в попытках создания марионеточных государств в ближнем зарубежье России, заявляя, что для этого США прибегают к «цветным революциям» или, как утверждает Москва, к поддержке государственных переворотов под личиной продвижения демократии. В дополнение к этому российские аналитики утверждают, что Соединенные Штаты и НАТО используют самые разнообразные политические, экономические и информационные инструменты для внедрения в российское общество и развали его изнутри. В ответ на эти предполагаемые угрозы Россия проводит масштабную модернизацию своих вооруженных сил и посредством агрессивной риторики, военных операций, экономического принуждения, побуждающих стимулов и информационной войны противодействует мнимой экспансии США и НАТО.

Точка зрения Вашингтона и Европы отличается коренным образом. По оценкам США и НАТО, Кремль полон решимости восстановить буферную зону из сговорчивых и зависимых государств во всем, как он его называет, «ближнем зарубежье». Западные официальные лица осуждают Россию за нарушение норм международного права, указывая на то, что она применяет силу против Украины, меняет границы Европы насильственными методами, нарушает соглашения о контроле вооружений и стремится к подрыву западных демократических выборов. Их в равной степени беспокоит военная модернизация в России, сопровождаемая масштабными учениями, боевыми действиями и агрессивной риторикой. В этом они видят прямую угрозу безопасности НАТО. Соединенные Штаты и их союзники в ответ на предполагаемую российскую агрессию укрепляют силы сдерживания Североатлантического альянса и ведут все более откровенные дискуссии о центральной роли НАТО в срыве российского нападения.

Российско-американские отношения в предстоящие годы могут принять одну из трех форм: это стратегическое примирение и сближение, усиление военного соперничества и управляемая конкуренция. Перспективы примирения нельзя исключать, и это действительно очень ценная долговременная цель. Однако стремление к ее достижению в кратчайшие сроки и даже очередная попытка «перезагрузки» наверняка приведут к быстрому разочарованию. Эти обстоятельства не исключают возможность сотрудничества в областях, представляющих взаимный интерес, таких как ядерное нераспространение, борьба с терроризмом и наркоторговлей. Однако и США, и Россия должны ясно себе представлять, что существует реальный потенциал политических споров, ведущих к кризису, который в свою очередь может привести к конфликту.

В то же время, ядерные силы России дают ей на все обозримое будущее реальную возможность уничтожить США как функционирующее общество. Поэтому, какими бы неприятными ни казались слова «совместная работа с Россией», полномасштабная конфронтация создаст неприемлемые и ненужные риски для США. Но при этом не следует испытывать безудержный оптимизм. Российские руководители продолжают свои попытки ослабить американские альянсы, демократические процессы и глобальную роль Америки. Изменения в таком стратегическом подходе маловероятны, а поэтому больше всего шансов на то, что США и Россия продолжат свое соперничество, не прибегая к открытой конфронтации. Таким образом, задача состоит в том, чтобы проложить сбалансированный курс для движения вперед, признавая факт конкуренции и возможность возникновения конфликта, и сохраняя возможности для осторожного сотрудничества и улучшения отношений там, где это возможно.

<...>

Американские и российские военные все больше полагаются на сетецентрические информационные технологии и осуществляют амбициозные программы по созданию наступательного кибероружия. А поскольку кибероружие вещь очень слабая и уязвимая (когда о нем становится подробно известно противнику, он может создать эффективные средства защиты), оба государства стараются держать свой кибернетический потенциал в строгой тайне. В результате возникает огромная неопределенность и незнание возможностей друг друга. Научный совет Министерства обороны США в 2013 году написал о возможных последствиях применения кибероружия: «У нападающей стороны в случае применения ею кибернетического оружия могут появиться серьезнейшие преимущества». Похожая динамика наблюдается и в космической сфере. Соединенные Штаты очень сильно зависят от уязвимых военных спутников, которые выполняют множество военных задач. Российская Федерация тоже полагается на спутники, но в гораздо меньшей степени. В то же время, стороны обладают серьезными возможностями для ведения противоспутниковой борьбы, имея на вооружении баллистические ракеты-перехватчики, и разрабатывая новые системы противоспутникового оружия, такие как спутники на компланарной орбите, ракеты, оружие направленной энергии и киберсредства нападения.

Существует пять факторов, которые могут привести к быстрой и непреднамеренной эскалации в киберпространстве и в открытом космосе. Во-первых, у США и России есть мощный стимул использовать кибернетическое и противоспутниковое оружие на начальном этапе кризиса или конфликта. Такое оружие даст нападающему возможность быстро вывести из строя информационные системы противника в самом начале конфликта, чтобы получить значительные преимущества от фактора внезапности. (Либо у противника может возникнуть такое впечатление.) Российские стратеги в своих оценках четко и недвусмысленно указывают на то, что захват инициативы в информационной сфере станет ключом к победе в будущих войнах. Кроме того, Вашингтон и Москва могут посчитать, что применение кибернетического и некинетического космического оружия не приведет к такой эскалации, как при использовании кинетического оружия, поскольку оно не ведет к гибели людей, к серьезным материальным разрушениям, и его воздействие можно устранить. Такие оценки нашли свое отражение в российских материалах на тему военной доктрины. Российские стратеги называют кибернетическое и противоспутниковое оружие оптимальным средством сдерживания, поскольку его можно использовать для разрушения инфраструктуры противника, не нанося при этом большие потери гражданскому населению. Такая уверенность может еще больше понизить порог упреждающего применения кибернетического и противоспутникового оружия.

Во-вторых, кибернетические и противокосмические атаки, проводимые избирательно против военных целей, могут негативно повлиять на важнейшие для общества и экономики объекты инфраструктуры (скажем, на системы электроснабжения и коммерческие спутники). В этом случае удар, который должен быть высокоточным и ограниченным военными целями, может привести к масштабным отключениям электропитания, водоснабжения и прочих жизненно важных систем. В итоге могут начаться сбои в функционировании экономики и начнут умирать люди. Подвергшаяся нападению сторона может решить, что ей нужно ответить на него соответствующим образом. Кроме того, может быть осуществлена цепочка взаимных ударов, если одна из сторон решит, что может добиться преимуществ, продемонстрировав свою способность создавать угрозу для важнейших объектов инфраструктуры другой стороны сочетанием кибератак, ударов противокосмическим оружием, а возможно, и проведением диверсионных действий. Известные российские стратеги поддерживают такую точку зрения, заявляя, что удары по социально-экономическим объектам напугают население противника и заставят его отказаться от своих военных планов против России. Однако такие удары принуждения способны привести к крупным конфликтам, а в крайнем случае даже к ядерной войне.

В третьих, удары, нацеленные на неядерные системы (включая кибернетические и космические атаки), могут случайно повредить ядерные системы, и это будет истолковано как попытка эскалации. Например, некоторые космические системы обеспечивают функционирование ядерных и обычных вооружений (особенно у США) как оперативного, так и стратегического назначения. Кроме того, многие наземные элементы американской системы управления и связи, а также ударное оружие большой дальности имеют двойное назначение (ядерное и обычное), и стороны могут размещать свои обычные и ядерные системы вооружений рядом друг с другом. Поэтому в случае кибернетического или противокосмического нападения могут быть поражены и ядерные системы, в случае чего потенциал непреднамеренной эскалации возрастет многократно.

В-четвертых, если нападающая сторона своим первым ударом с применением кибернетического, космического и высокоточного оружия нанесет существенный ущерб обороняющейся стороне, та будет опасаться новых сокрушительных ударов, полагая, что ей необходимо применить свой стратегический потенциал, а иначе она его лишится. Это относится не только к кибернетическому и космическому оружию, но и к ударным средствам большой дальности. В случае возникновения экстремальной ситуации обороняющаяся сторона может решить, что ее неядерные средства чрезвычайно ослаблены, а поэтому она должна использовать ядерное оружие. Кроме того, ядерные силы используют информационные технологии и космические системы для предупреждения и связи. В результате этого кибернетическое или космическое нападение уже на начальном этапе кризиса может вынудить командование задуматься о применении ядерного оружия, дабы избежать поражения.

<...>

В-пятых, непреднамеренная эскалация может привести к ошибкам и непониманию, если нападение будет приписано не тому источнику, или если будет проведена операция под чужим флагом. Случайные ошибки в важнейших системах на пике кризиса, скажем, внутренний сбой в системе управления или ошибка в силу природных причин (солнечная вспышка, скачок напряжения и т.п.) могут быть расценены одной стороной как преднамеренное действие другой стороны. Кроме того, распространение кибернетического оружия даст небольшим государствам и негосударственным силам возможность для провоцирования конфликта, например, для проведения цифровой операции «под чужим флагом» с целью вызвать кризис. Либо же в случае начала конфликта они могут использовать свои собственные силы и средства для его расширения.

Возможность эскалации небольшого конфликта или напряженности до размеров крупномасштабной войны уже давно рассматривается в контексте США и России. И здесь многие сходятся во мнении о том, что технико-технологические достижения, их внедрение в военные концепции и доктрины, а также зачастую неожиданные последствия от внедрения и интеграции этих достижений в совокупности усиливают возможность непреднамеренной, быстрой и драматической эскалации в случае кризиса или конфликта между США и Россией.

Стратегическая стабильность между Соединенными Штатами и Россией издавна зиждется на уверенности каждой из сторон в том, что она сможет выстоять даже в случае масштабного ядерного удара другой стороны, а затем нанести сокрушительный ответный удар. Но такая уверенность сегодня подвергается сомнениям из-за создания новых систем вооружений. Военный потенциал сторон усиливается, и каждая из них все больше опасается, что противоположная сторона может им воспользоваться (с применением или без применения ядерного оружия) при нанесении первого удара в попытке лишить противника любой возможности для ответного удара. В таком случае нарушаются все принципы взаимно гарантированного уничтожения.

Кибернетическое оружие можно использовать против уязвимого ядерного оружия, средств его доставки к цели и систем управления и связи. Потенциальная уязвимость таких систем, особенно в свете расширения наступательных кибернетических возможностей обеих стран, может усилить их страхи по поводу незащищенности собственных сил и средств ядерного сдерживания от вероятного упреждающего удара противника. Например, если в случае кибернападения на системы управления и связи пострадавшая сторона задержится с отдачей приказа на нанесение ядерного удара хотя бы на 30 минут, она может вообще лишиться возможности запустить свои межконтинентальные баллистические ракеты. Это усиливает риски для таких ракет и сокращает число возможных вариантов ответных действий, имеющихся в распоряжении руководства атакованной страны. В будущих кризисах, когда одна сторона считает, что другая сторона может и хочет нанести такой удар, она может прийти к выводу, что у нее крайне мало времени на принятие решения, а поэтому ей следует в упреждающем порядке применить свое кибернетическое или иное оружие (включая обычное и ядерное), причем сделать это гораздо массированнее противника.

Противокосмические нападения также создают серьезный риск эскалации с учетом того, что космические системы имеют прямое отношение к действиям с применением ядерного оружия, особенно у США. В данное время стороны вряд ли смогут оказать существенное воздействие на потенциал ответного удара противника посредством противокосмических атак. Несекретные материалы свидетельствуют о том, что ни США, ни Россия не обладают мощными противокосмическими системами. Более того, даже если бы они могли нарушить работу или уничтожить ключевые элементы космической архитектуры другой стороны, у каждой из сторон имеются наземные РЛС, обеспечивающие раннее предупреждение, а также наземную и/или воздушную закрытую связь. Однако системы противоспутникового оружия совершенствуются (например, развертываются системы перехвата космического базирования и создается оружие направленной энергии), и опасность применения противником противокосмического оружия для вывода из строя важнейших систем управления и связи будет возрастать соответствующим образом.

Неядерное оружие большой дальности также может представлять угрозу стратегической стабильности. Ни одна из сторон пока не обладает возможностями для нанесения мгновенного глобального удара неядерными средствами (CPGS), и даже обычными боезарядами на баллистических ракетах большой дальности и на гиперзвуковых крылатых ракетах, которые вполне могут создать угрозу силам стратегического сдерживания противника или лишить его системы управления и связи. Однако неядерные высокоточные удары могут со временем создать очень серьезные проблемы, причем по двум причинам. Во-первых, есть опасения, что запущенную в рамках мгновенного глобального удара неядерную ракету могут по ошибке принять за ядерную, из-за чего опасающаяся нападения сторона произведет в ответ пуск ядерной ракеты. Во-вторых, Соединенные Штаты и Россия могут разработать и создать достаточное количество мощных неядерных средств глобального удара и тем самым подвергнуть угрозе стратегические ядерные силы другой стороны. В случае эффективного наведения неядерного оружия оно легко может уничтожить средства доставки ядерного оружия, такие как железнодорожные и мобильные пусковые установки МБР. Более того, как считают некоторые российские и прочие аналитики, неядерные средства глобального удара смогут со временем поражать и хорошо защищенные цели, такие как шахтные пусковые установки МБР. Система противоракетной обороны, в свою очередь, может провести «зачистку» оставшихся сил ответного удара. Угроза противодействия со стороны неядерных ударных средств большой дальности и усовершенствованной системы ПРО вызывает большую обеспокоенность у российского (и китайского) руководства.

Кроме того, ни у США, ни у России нет достаточно эффективных и развитых систем противоракетной обороны, и они не могут лишить друг друга возможности нанести сокрушительный ядерный удар, в том числе, ответный. Но в будущем стратегическую стабильность могут подорвать три события в сфере ПРО. Во-первых, это развертывание в больших количествах кинетических или ядерных противоракет с датчиками, скоростью полета и прочими характеристиками, позволяющими бороться с неядерными средствами глобального удара и с баллистическими ракетами подводного базирования. Во-вторых, это развертывание кинетического оружия перехвата космического базирования. В-третьих, это развертывание систем направленной энергии для ПРО, которые становятся все более доступными с появлением и совершенствованием лазеров на твердотельных элементах. Все это может создать серьезную угрозу потенциалу ответного удара той или иной страны.

И наконец, появление автономных систем и искусственного интеллекта дает государствам новые возможности для надежного поражения подводных лодок-ракетоносцев и мобильных МБР. Поскольку эти системы составляют основу ядерных сил США и России (соответственно), то такой прорыв представляет серьезную угрозу для сил ядерного сдерживания обеих стран. Но так или иначе, в несекретной статье очень сложно дать оценку перспективных разработок из сферы стратегической противолодочной борьбы и возможностей по борьбе с мобильными установками МБР. Не исключено, что успехи аналитики больших данных, например, обеспечат революционный прорыв в вопросах противолодочной борьбы и борьбы с мобильными установками МБР, в которой очень важен фактор времени. Но даже в этом случае одно дело — вычислить местоположение системы где-нибудь посреди Атлантического океана или сибирской тайги. И совсем другое — суметь доставить точно к цели достаточно мощный боеприпас, прежде чем эта цель сможет открыть огонь или скрыться.

<...>

Представленные ниже рекомендации помогут снизить эти риски за счет продолжения дебатов на тему российско-американских отношений. Они могут стать руководством к действию, влияющим на построение ядерных сил США и концепцию их применения, на противоракетную оборону, на средства кибернетического сдерживания и на устойчивость космических систем. В этих рекомендациях также обращается внимание на роль Америки в НАТО и в отношениях между Россией и Североатлантическим альянсом, что чрезвычайно важно для всех трех направлений.

Чтобы защитить американские интересы от действий России, администрации Трампа для начала необходимо четко изложить свою политику в отношении этой страны, действуя в тесной увязке с конгрессом и с союзниками по НАТО. В отсутствие последовательного американского курса российские лидеры вряд ли захотят сотрудничать в сфере общих интересов, поскольку у российских сторонников сотрудничества всегда будет возникать вопрос о том, не развернутся ли США в противоположном направлении, из-за чего русские покажутся чрезвычайно наивными. Российские лидеры также вряд ли захотят проявлять сдержанность, так как сторонники более агрессивного курса смогут не без оснований утверждать, что России следует воспользоваться такой непоследовательностью Вашингтона. И что самое важное, в отсутствие четкой американской политики у российских лидеров больше шансов допустить ошибку в своих оценках действий США в случае кризиса. А если кризис все-таки случится, велика вероятность недоразумений и непонимания.

Четкая американская политика в отношении России должна включать санкции в ответ на аннексию Крыма, на продолжение военной интервенции на Украине и на вмешательство в американские и европейские выборы. Если не будет болезненных и длительных последствий, Путин со своим окружением может решить, что ему нечего бояться со стороны Вашингтона и его союзников, пока он имеет хотя бы малейшую возможность отрицать свою причастность. Но в то же время, США должны разъяснить Москве, какие действия она может предпринять (или от каких действий может воздержаться) в тот или иной период времени, чтобы получить освобождение от санкций. Безоговорочные санкции или санкции со слабо оговоренными условиями лишат Россию любых стимулов отказаться от своих угрожающих действий.

Кроме того, Соединенные Штаты в ответ на нарушение Россией Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) должны осуществить боевое развертывание. Америке следует наращивать свои неядерные ударные средства большой дальности в Европе и поддерживать действия партнеров в этом направлении. Вашингтон во взаимодействии с союзниками по НАТО также должен продолжать совершенствование системы ПРО в Европе. Он должен предельно ясно указать на то, что реализация Европейского поэтапного адаптивного подхода вместе с другими мерами ПРО поможет удержать Россию от применения ракет в Европе. Вместе с тем, он должен вновь подтвердить, что развертываемые в Румынии и Польше средства ПРО не смогут поразить российские межконтинентальные ракеты, нацеленные на США. В ответ на нарушение Россией Договора РСМД США должны развернуть крылатые ракеты «Томагавк» с ядерной боевой частью для поражения наземных целей и с характеристиками малозаметности, взятыми с ядерной крылатой ракеты большой дальности LRSO. Таким образом, они ликвидируют отставание в средствах сдерживания, разместив на европейском театре обладающие высокой степенью живучести и надежные оперативные средства ядерного сдерживания, которые дополнят истребители-бомбардировщики двойного назначения (не защищенные от упреждающих ударов по авиабазам и передовым средствам ПВО) а также бомбардировщики двойного назначения большой дальности.

И наконец, США должны и дальше вести поиск новых областей сотрудничества с Россией. Вашингтону понадобится российская поддержка (или воздержание) при голосовании в Совете Безопасности ООН о введении санкций против Северной Кореи, а также по другим угрозам миру и международной безопасности, которые СБ ООН должен будет устранять в будущем. Две страны могут продуктивно сотрудничать в Арктике, в мирном освоении космоса, на переговорах о будущем Сирии и в Глобальной инициативе по борьбе с ядерным терроризмом, в которой Россия и США сопредседательствуют. Но даже если американское руководство будет настаивать на реализации скромной позитивной повестки, оно должно уделять приоритетное внимание сдерживанию плохого поведения и недопущению кризисов и конфликтов.

<...>

Затем, действуя в рамках механизма, предложенного в докладе рабочей группы Научного совета Министерства обороны о кибернетическом сдерживании, Пентагон должен усилить меры защиты и жизнестойкости кибернетических и космических элементов своей ядерной триады, а также систем управления и связи, которые обеспечивают ее даже в случае обмена ядерными ударами. Во-вторых, министерству следует сделать так, чтобы меры защиты и жизнестойкости распространялись и на некоторые неядерные ударные системы большой дальности, такие как новый бомбардировщик В-21, межвидовая ракета класса «воздух-поверхность» JASSM-ER увеличенной дальности, запускаемая вне зоны поражения ПВО, и ударные подводные лодки, оснащенные крылатыми ракетами «Томагавк» в неядерном снаряжении. Если неядерные ударные системы возмездия будут готовы к нанесению ответного удара, выдержав все атаки другой стороны в киберпространстве и космосе, это существенно снизит стимулы для проведения таких атак, но при этом президенту не придется принимать решение об ответном ядерном ударе. В-третьих, Министерству обороны следует обеспечить высокую степень сопротивляемости избранных наступательных кибернетических (а в некоторых случаях и противокосмических) систем как кибернетическим, так и противоспутниковым ударам, чтобы США могли должным образом ответить на удар, ограниченный киберпространством и открытым космосом.

Соединенным Штатам также необходимо совершенствовать цифровую устойчивость ключевых объектов инфраструктуры. Сфокусированные усилия в масштабах всей страны, осуществляемые на протяжении многих лет, могут существенно снизить кибернетическую уязвимость хотя бы самых важных элементов американской инфраструктуры, включая сеть электроснабжения, ключевые составляющие финансового сектора, системы водоснабжения и канализации, а также избирательную систему. Быстро эту ситуацию не исправить, но при активных усилиях государственного и частного сектора Соединенные Штаты в предстоящие 10-20 лет смогут значительно снизить цифровую уязвимость отдельных участков своей ключевой инфраструктуры. Решив эти проблемы, Вашингтон лишит Россию стимулов для нападения, а если она все же решится на такой шаг, то последствия от эскалации будут существенно снижены.

В дополнение к этому (что крайне важно) Соединенные Штаты должны вновь открыть дипломатические и военные каналы связи и взаимодействия с Россией. Эти каналы крайне важны для уменьшения риска недопонимания и возникновения конфликтов, которых можно избежать. Несмотря на сложности в сегодняшних российско-американских отношениях, Соединенные Штаты должны попытаться возобновить контакты и общение, как по дипломатическим, так и по военным каналам. Некоторые первоначальные шаги, например, тактическая деконфликтизация в Сирии, уже предприняты. Но сделать предстоит гораздо больше.

Поскольку многочисленные достижения в новых технологиях подрывают стратегическую стабильность, необходима комплексная программа, которая поможет укрепить такую стратегическую стабильность между США и Россией в предстоящие годы и десятилетия. В этой программе нужно учесть изменения в ядерных и неядерных системах, а также в ядерных и неядерных стратегиях.

В качестве первого шага в рамках такой программы Соединенные Штаты должны принять структуру стратегических сил под названием «Триада плюс». Это значит, что Америке следует продолжать программу модернизации стратегических подводных лодок типа «Колумбия», программу строительства бомбардировщиков двойного назначения В-21, а также программу по созданию крылатой ракеты большой дальности LRSO. Кроме того, вместо поэтапной замены МБР «Минитмен-3» в подземных шахтах, США следует создать ей на замену более легкие межконтинентальные баллистические ракеты и разместить в шахтах 200-300 таких ракет. США также должны начать программу исследований и разработок с целью создания мобильных МБР, включая опытные образцы. Благодаря этому, если Россия сумеет добиться серьезных успехов в противолодочной борьбе, США смогут перейти к мобильным силам МБР. Создание малозаметной версии крылатой ракеты «Томагавк» с ядерной боевой частью также позволит США получить страховку от достижений России в противолодочной борьбе.

В то же время, Министерство обороны должно устранить уязвимости в системах управления и связи, а также пересмотреть концепцию ответно-встречного удара. Прежде всего, Пентагон должен сделать так, чтобы его ядерные силы и системы управления и связи были малоуязвимы для кибератак сильного противника. Далее, руководители США и России должны осознать, что в случае кризиса или конфликта их системы управления и связи могут серьезно пострадать не из-за атак другой стороны, а из-за действий третьей стороны, если та попытается провести операцию под чужим флагом. Аварии и природные явления также могут приводить к неполадкам и к нарушению функционирования некоторых систем. Обе стороны должны сделать так, чтобы при осуществлении планирования и при проведении учений такие непредвиденные обстоятельства учитывались. И наконец, необходимо внимательно проанализировать и пересмотреть американскую и российскую концепцию готовности к ответному пуску МБР в условиях нападения, чтобы свести к минимум пуск в результате ложного предупреждения. Трудно сказать, каким образом стороны смогут внести изменения в свои концепции на этот случай. Однако важно отметить, что чем больше страховочных мер США примут в будущем («Томагавки» с ядерной боевой частью для поражения наземных целей и мобильные МБР), тем меньше у них будет необходимости для запуска МБР при предупреждении о нападении.

<...>

Соединенные Штаты также должны совершенствовать архитектуру противоракетной обороны. Поскольку Северная Корея совершенствует свои межконтинентальные баллистические ракеты в ядерном снаряжении, США должны укреплять свои силы ПРО. Во-вторых, США следует продолжать работы по созданию систем передачи направленной энергии в оборонительных целях. В приоритетном порядке следует решить безотлагательную проблему, связанную с северокорейскими ракетами большой и средней дальности. Для этого можно разместить системы направленной энергии на пилотируемых и беспилотных летательных аппаратах. В-третьих, США должны отказаться от перехватчиков ПРО и систем направленной энергии космического базирования, убедительно призвать Россию сделать то же самое и подписать с ней (а возможно, и с Китаем) соответствующее двустороннее соглашение. Поскольку такие системы создают серьезную и непосредственную угрозу американским спутникам и могут лишить их возможности оказывать важнейшую поддержку в случае начала войны (они также создают угрозу системам раннего предупреждения и спутникам закрытой связи, которые крайне важны для сил ядерного сдерживания США), развертывание Россией перехватчиков ПРО или лазеров в космосе создаст прямую и неприемлемую опасность.

И наконец, США должны сделать регулярными переговоры о стратегической стабильности с Россией и продлить на пять лет срок действия договора СНВ-3. Российско-американская встреча в Финляндии в сентябре 2017 года стала важным первым шагом к регулярному диалогу по первому треку на тему стратегической стабильности, который должен состояться в предстоящие годы. Руководство США и России должно продолжать такого рода усилия. Но в то же время, с учетом неустойчивости российско-американских отношений в данный момент, и признавая то обстоятельство, что переговоры по первому треку могут затормозиться или пойти под откос, обе стороны должны продолжать диалог о стратегической стабильности по второму и полуторному треку. Если будет продлен срок действия СНВ-3, это поможет обеспечить стратегическую стабильность благодаря процессу проверок, который обеспечивает прозрачность и предсказуемость, и тем самым уменьшает склонность сторон полагаться на самые пессимистические оценки. В настоящее время бессмысленно настаивать на дальнейшем сокращении ядерных сил. Дело в том, что имея определенный запас сверх минимально необходимого для каждой из сторон уровня, и США, и Россия смягчат последствия от появления и размещения новых систем вооружений.

Соединенные Штаты и Россия вновь вступили в период серьезной напряженности, которая никак не ослабевает. Отношения между двумя странами, скорее всего, останутся напряженными, если не враждебными, как минимум на всю среднесрочную перспективу, и в них периодически может возникать серьезная турбулентность. Короче говоря, серьезные разногласия и даже открытые конфликты вполне возможны. Эту геополитическую реальность усугубляют новые системы вооружений (кибернетические, космические, средства ПРО, ударные средства большой дальности и применяемые повсюду автономные системы). Такая ситуация усиливает неопределенность в плане стратегической стабильности. Если не принять меры для облегчения последствий от этих тенденций в военной сфере, конфликт может стать более вероятным, а эскалация более драматической и серьезной, чем это необходимо. Все это будет происходить в период, когда кризисы и конфликты возможны в гораздо большей степени, чем всего 10 лет тому назад. Если администрация Трампа и ее преемники примут новую концепцию российско-американских отношений, это поможет защитить интересы Америки и ее союзников. Если США четко изложат эту концепцию и будут строго ее придерживаться, то это вполне может привести к снижению риска кризиса и конфликта по причине российских просчетов в оценках.

Джеймс Миллер — президент компании «Адаптив Стратеджиз» (Adaptive Strategies), старший научный сотрудник Белферовского центра при Институте государственного управления имени Джона Ф. Кеннеди Гарвардского университета. Ранее он работал заместителем министра обороны по политическим вопросам.

Ричард Фонтейн — президент Центра новой американской безопасности (Center for a New American Security).

Александр Велез-Грин — научный сотрудник Центра новой американской безопасности.

https://inosmi.ru/politic/20180227/241573768.html - цинк

PS. В целом, перед нами достаточно консервативная стратегия поддержания американской гегемонии, которая постулирует необходимость сохранения ультимативного подхода в ключевых для США вопросах, а также предлагает использовать переговоры с Россией как способ избежать нежелательной для США военной эскалации глобального уровня и сократить отставание США в некоторых видах современных и перспективных вооружений, отсюда такое повышенное внимание к средствам кибернападения и космическим военным возможностям.

По сути, это своеобразная перелицовка довольно типичной аналитики времен Холодной войны с поправкой на текущую военно-политическую актуальность и технологические возможности. В своем же ядре, построения американских экспертов постулируют простую мысль, что вопрос поддержания мировой гегемонии будет неизбежно связан с долгосрочным конфликтом США с Россией и Китаем, который может растянуться на десятилетия, где США предпочитают стратегию давления, которая напрямую не связана с ядерной войной, но повышает ее вероятность.

Рейтинг стран по военной мощи за 2017 год

На первом месте – Соединённые Штаты Америки. Заявленные показатели: коэффициент 0,0857, население – 323,9 млн человек, численность вооружённых сил – 2,36 млн, из которых 990 тысяч – резервисты. Число средств авиации – 13762 самолётов и вертолётов, из которых 2296 – истребители, 947 – ударные вертолёты. Общее число танков у армии США – 5884 единицы. Численный состав боевых кораблей ВМС США – 415, из которых 19 авианосцев, 70 подводных лодок. Оборонный бюджет американской армии, как известно и без составителей этого рейтинга, ни в какое сравнение не идёт с военными бюджетами других стран мира. Его суммарный объём, названный в Global Firepower за 2017 год, составил 588 млрд долларов. И это только «несекретная» часть казны Пентагона.

На второе место составители рейтинга помещают Россию с коэффициентом 0,0929. Российские показатели по численности населения (указано около 142 млн человек) разнятся с официальными данным в РФ по той причине, что зарубежные аналитики продолжают делать вид, что Крым частью России не является.

Показатели по ВС РФ в Global Firepower: численный состав – аж 3,37 млн человек. В это значение решили внести всех, кто не только находится в кадровом составе Вооружённых сил страны, но и резервистов плюс гражданский персонал. Непосредственный кадровый состав указан на уровне 798,5 тыс. военнослужащих. Буквально несколько дней назад публиковалась информация о полном численном составе ВС РФ по данным не зарубежных специалистов, а непосредственно МО РФ. Статистика (публикация ТАСС Global Firepower ) на самом деле такова: 1 млн 13 тыс. 628 военнослужащих.

Как видно, разброс с данными зарубежных «партнёров» разнятся не только по численности населения, но и по численному составу непосредственно Вооружённых сил.
Глобальный рейтинг стран по военной мощи за 2017 год

Статистика в Global Firepower по России далее: средств авиации – 3794, из которых 806 истребителей, 490 ударных (атакующих) вертолётов. Число танков: 20216. Число боевых кораблей в Военно-морском флоте: 352, включая один авианесущий крейсер («Адмирал Кузнецов») и 63 подводные лодки. Военный бюджет МО РФ в 2017 году оценен на уровне 44,6 млрд долларов.

Замыкает тройку – Китайская Народная Республика. Коэффициент в этом случае – 0,0945. Указанная численность населения – 1,373 млрд человек. Численность НОАК (Народно-освободительной армии Китая) – 3,7 млн, из которых в качестве резервистов указаны 1,45 млн.

Число военных средств авиации у Китая – 2955, из которых 1,271 тыс. истребителей и 206 ударных вертолётов. Если верить этой статистике, то китайская армия догнала и перегнала армию США по числу средств истребительной авиации, причём перегнала почти на 50%. Это информация от Global Firepower вступает в противоречие с информацией в китайских официальных источниках. Сами китайцы заявляют, что число истребителей различных модификаций, включая российские Су-27 и Су-30, составляет не более 950 единиц, из которых около 500 - Chengdu J-7. Википедия даёт и вовсе почти 1,5 тысячи истребителей, вписывая в общее их количество и самолёты, которых физически в ВВС НОАК нет, но контракты по которым заключены.

Число танков в китайской Народно-освободительной армии, по версии составителей рассматриваемого глобального рейтинга, 6457. Число боевых кораблей – 714. Если верить этому значению, то получается, что боевой флот Китая почти вдвое превосходит по численности боевой корабельный состав ВМС США. Уточняется, что среди этих 714 боевых кораблей 1 авианосец, 51 фрегат, 68 субмарин, 35 корветов и др. Китайский оборонный бюджет, как утверждается, составляет 161,7 млрд долларов. Официальная статистика по оборонному бюджету, опубликованная китайскими СМИ, выглядит следующим образом: 151,8 млрд долларов.

В пятёрке по военной мощи такие страны мира как Индия (4-е место) и Франция (5-е). Отмечено, что население Индии примерно на 110 млн меньше населения Китая, при этом совокупная численность вооружённых сил, включая резервистов заявлена на уровне 4,2 млн человек, что на полмиллиона больше, нежели в Китае. Индийский оборонный бюджет превосходит российский и составляет примерно 51 млрд долларов. Для сравнения: военный бюджет Франции с 5-й объявленной строкой по военной мощи составил по итогам 2017 года 35 млрд долларов США.

Места с 6-го по 10-е распределились так: Британия, Япония, Турция, Германия и (достаточно неожиданно) Египет. При этом в разделе «Египетский военно-морской флот» указано наличие двух авианосцев. Речь о вертолётоносцах, которые Франция продала Каиру после небезызвестной истории с санкциями в отношении России. Наличие этих кораблей, по мнению составителей рейтинга, позволяет Египту с военным бюджетом в 4 млрд долларов и 454 тыс. кадровых военных обойти в рейтинге, например, Пакистан и Южную Корею.
На 15-ю позицию составители рейтинга поставили Израиль, отметив, что военный бюджет этой страны является одним из самых внушительных на душу населения в мире. При населении в 8,1 млн человек и численности военнослужащих в 168 тыс. человек бюджет составляет более 15,5 млрд долларов.

Иран в рейтинге находится на 21-м месте. Получается, что иранский военный потенциал меньше, чем военный потенциал, например, Таиланда (у него 20-е место)?

КНДР отдали 23-е место (и почему же тогда вздрагивают США, Япония и Корея Южная?..). А у самой «крутой» армии Европы – украинской – 30-я позиция. По военной мощи Украину оценили так, что ВСУ аж на 14-й позиций выше армии Сирии, на 19 строчек выше армии Республики Беларусь и на 28 выше ВС Азербайджана.

В общем, рейтинг отдаёт большой условностью, хотя и объективные вещи в нём тоже присутствуют.