О грибах, ленивых русских… И особенностях латвийского бизнеса

Мемуары русского бизнесмена Олега Озернова, живущего в Латвии. Много фотографий и текста. Интересно, поучительно.

Справка из грибоводческого опыта: простейшие грибы (плесень) легко уничтожают высокоорганизованные грибы, используя последние в качестве питания для своего массового размножения. Когда питательный материал заканчивается, плесень разлетается, ветром гонимая в поисках новых источников питания.

Май 1987 года – разгар горбачевской перестройки, закон о кооперации. Взрыв затаенной предпринимательской инициативы, освященной десятилетиями хранившейся под спудом тягой советских людей к свободному труду, стремлением к достойному существованию и материальной безграничности.

Кафеюшки, шашлыки по обочинам дорог, платные туалеты, тюльпанный ажиотаж и цветочные теплички, первые киоски, валютные менялки, «видеопотелки», сауны и т.п. проявления доступной фантазии первых советских кооператоров. Не хотелось отставать и нам — простой, среднеобеспеченной по тем временам советской семье, не обремененной партбилетами, высокими должностями, связями во власти и причастностью к теневым финансовым элитам «совка».

Но копировать реалии первой волны кооперации не хотелось.

Хотелось заняться чем-то таким, чего никто до нас не делал. Экзотики хотелось, не избитости темы, своей «фишки», как принято говорить сегодня. И прежде всего потому, что во главе угла наших планов стояла не просто жажда срубить по легкому бабла, но — желание обрести «дело жизни», дело «по душе», достойное приложение сил и накопленного потенциала семьи, дела красивого и полезного всегда, во все времена. Кроме того, массовость исполнения хлынувших в жизнь бизнес-тем и их довольно узкий спектр предопределяли сумасшедшую и дикую конкуренцию. Не хотелось толкаться локтями с согражданами.

Думали по-советски долго. Информационное бизнес-поле было скудно до безобразия. Плюс инерция советского мышления.

Сработал Его Величество Случай. Как-то случайно моя сестра прочла заметку о выращивании шампиньонов на страничке журнала «Наука и жизнь». Двадцать строчек этой статьи предопределили жизнь всей семьи на следующие 17 лет.

Итак, в июле 1987 г. в Латвии был успешно зарегистрирован сельхозкооператив «MICOS».

Соображения «за»:

Производство полезного пищевого продукта. Еда! Куда без нее? Всегда востребована. А надежды на светлую жизнь предполагали безграничный рост потребления у нарождающегося среднего класса новой продукции для внесения разнообразия в скудный советский пищевой рацион. Чем не бизнес-перспектива? Мы тогда не ведали, что остальной мир давно потребляет миллионы тонн шампиньонов и что в развитых странах это никакой не деликатес, а обычный продукт питания наряду с картошкой и капустой. Сие тайной великой было в СССР.

Впрочем, мы многого тогда не представляли – дети «железного занавеса».
Производство, не имеющее аналогов в Латвии и Эстонии. На тот момент шампиньоны в Латвии выращивались только в небольшом спец. цеху тепличного совхоза «Рига». Грибы производились только для местных партократов и чиновников Кабмина, причем не ниже верхнего должностного уровня. Отсюда — полное отсутствие конкуренции (по крайней мере на начальном этапе бизнеса) и новизна продукта на овощном рынке. В Эстонии их не производили. В Литве производство существовало на уровне нескольких цехов тепличных комбинатов.

Из статьи в журнале следовало, что технология выращивания чрезвычайно проста, сырье – отходы сельского хозяйства (солома, навоз) плюс торф, коего Латвии богом отпущено немеряно. Посадочный материал, мицелий, можно легко приобрести в с/х «Заречье» Московской области. Стоимость — ерундовая. Под выращивание годятся подвалы и любые примитивные постройки.

Расчеты, основанные на скудно доступной информации, выдавали сногсшибательный финансовый результат. Сказка!

Оборудование – вилы и тачка, полки и шланг, крепкие руки и спины, голова обычных размеров.

Особых знаний и квалификации не требуется. Достаточно пройти 4-часовый курс обучения в том же совхозе «Заречье».

Отрицательных факторов, в общем-то, и не виделось. Да и откуда им было взяться на фоне полной неосведомленности, дилетантского шапкозакидательства и безграничного желания собственного дела сегодня и сейчас.

Часть 3. «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом»

Магическое действие на нас оказало слово «подвал», которое неоднократно упоминалось в тех жалких источниках информации, которыми мы располагали (на уровне дефицитного тогда журнала «Приусадебное хозяйство»). Подвалы означались как наиболее пригодные и дешевые помещения для выращивания грибов.

Следуя этим «замечательным» рекомендациям, мы пустились во все тяжкие, добывая суперподвал для высокого бизнеса. Задружились со всеми начальниками нежилого фонда исполкомов всех уровней. Облазили все подвалы центра города (в панельных «спальниках» подвалы мелкие, а мы замахивались на «крупный бизнес»!). Два месяца я на трамваях колесил по «кошачьим» достопримечательностям Риги.

Но бог миловал. Ничего не глянулось молодому кооператору.

Зато расширение поисков на близлежащие к Риге земли неожиданно принесло приемлемый результат.

В пяти километрах от Риги совершенно случайно наткнулись на пустующее двухэтажное здание бывшего овощехранилища — погреба. Не верь после этого в судьбу!

Не погреб, а мечта грибовода. Нижний этаж с двух сторон вработан в дюну. Классная теплоизоляция. Живописное место без «сожителей» в радиусе 300 м. До Иманты пешком через лес — 30-40 мин. ходьбы. Здание отгорожено от дороги дюной. Вокруг — лес, и чуть поодаль — поля. Место тихое, живописное и просторное. Не смутила и поселковая свалка мусора на заднем «дворе».

(Прошу прощения за качество фото — старые пленки, понимаете... 25 лет прошло.)

Впоследствии, расспросив местных жителей, мы выяснили, что построена «избушка» была в начале пятидесятых годов, и что пустует уже 5 лет. Раньше здесь было овощехранилище колхоза «Спилве». Колхоз был поглощен совхозом-техникумом «Булдури» и теперь принадлежит ему… и имантской шпане, которая устроила там а-ля притончик для нюханья клея и обретения начальных навыков сексуальной жизни.

Созидательная длань совхоза-миллионера, одного из десятки крупнейших агропредприятий Латвии, до этих мест еще не дошла. Руководил совхозом в ту пору замечательный человек и хозяйственник Марис Мартынович Эйхе. Правда, о его замечательности я узнал много позже. Только после того, как он убедился, что мы — не какие-нибудь кооператоры-щипачи, а серьезные предприниматели, достойные его уважения. Поначалу затея была воспринята им в очень острые штыки. В те веселые времена в народе уже сложилось нелицеприятное представление о сути кооперации и кооператорах в частности. Мягко говоря, нас не любили, особенно русских. И чего скрывать, не без оснований.

Но нужно отдать должное руководству совхоза, которое, убедившись в чистоте наших намерений и увидев нашу самоотверженную работу, в дальнейшем не мешало нам и зачастую помогало чем могло – транспортом, материалами, сырьем, техникой. Причем за всю историю нам ни разу не пришлось прибегать к подношениям и взяткам. С теплом, благодарностью и уважением всегда вспоминаю Доминика Вайводса (зам. дир.), Андриса Энце (гл. диспетчера, ныне — руководитель Бабитской волости), Яниса Скродериса (гл. агронома).

Приобрести здание в то время было нереально. Не было соответствующих законов, да и средств на это у нас на тот момент не было. Тогда мы арендовали только первый этаж — целых 300 кв.м!

При первом осмотре я даже не испытал паники в связи с жутким состоянием строения внутри и снаружи. Настолько велика была жажда новой жизни.
Оба этажа были под завязку завалены сгнившими овощами, битой тарой и другим мусором всех видов. Полное отсутствие каких бы то ни было коммуникаций, за исключением старинного двужильного кабеля 220 В, питавшего несколько лампочек.

Глиняные стены второго этажа изнутри осыпались на треть. Каменные стены и доломитобетонные фундаменты плакали песочными ручейками. Крыша во многих местах была разрушена. С заднего торца здания красовалась мусорная поселковая свалка. Первый этаж занимали картофельные засеки, сбитые из беленых старых досок.

Часть 4. «Не в деньгах счастье, а в их количестве»

Вот где махрово проявились наше предпринимательское целомудрие и полное грибоводческое дилетантство! Сделал я смету, прикинули нос к уху — и насчитали мы капвложений аж… на три тысячи рублей. Правда, уже через 4 месяца кувырканий смета выросла до 12 тысяч. Сегодня все это смешно вспоминается. Потому что кредитный процент был тогда смешнее некуда – 0,75% годовых! Без залога!

И люди ушлые и авантюристичные легко брали тогда десятки, сотни тысяч руб. под кафеюшки и нужники. Мы же взяли столько, сколько по нашим расчетам могли возвратить в погашение в случае неудачи. Не будем забывать, что по тем временам сумма была совсем не маленькая (новый «жигуль» стоил 6 тыс.), работать мы собирались долго, а порядочность никто не отменял.

Уже через год я продал за 45 тыс. полновесных рублей свой дом на шести сотках в Кишупе. Почти достроенный, уже жилой, двухэтажный кирпичный дом, построенный своими руками по своему проекту. Нужно ли говорить, что все деньги пошли на развитие бизнеса.

В дальнейшем бизнес развивался на средства банковских кредитов, коих за 15 лет было пять, и прибыль от производства, которая на все 100% вкладывалась  обратно в дело. Проценты по кредитам — от 36% до 22% годовых. Четыре кредита в дальнейшем были погашены. Пятый, самый крупный, не осилил. Об этом подробнее будет ниже.

А здесь не лишним будет сказать, что одним из кредитов был пресловутый G-24. Лишним будет рассказывать, чего мне стоило получить его без единой взятки, подлогов и связей. Скажу только, что когда в конце одного памятного рабочего дня я с сотрудницами кредитного департамента банка пил шампанское в ознаменование получения долгожданного кредита, в их офис случайно нагрянул президент банка. Узнав о причине торжества, он попросил налить и ему. Взяв в руки пластмассовый стаканчик, задумался на миг, а затем торжественно произнес в установившейся почтительной тишине: «За первый честно полученный G-24!» В его глазах промелькнула умилительная надежда на то, что все-таки не все еще продается на этой планете. Выпив до дна, он удалился, смахивая скупую мужскую слезу и удивляясь самому себе (так мне показалось). Впоследствии мы с ним стали хорошими приятелями.

Та же сцена в том же месте и с теми же действующими лицами повторилась через несколько лет и на «торжествах» по случаю погашения мной данного кредита. С той лишь разницей, что тогда уже я пригласил президента освятить присутствием сие событие, а его тост звучал так: «За первый возвращенный G-24!»

Часть 5. «Курс молодого бойца»

Параллельно с созданием базы производства шла подготовка технологии. Никогда до этого периода сутки в моей жизни не были такими длинными. 12-16 часов пахоты на заводе, лесом 40 минут до дома, а там душ, еда и… еще пару часов на штудирование раздобытой в с/х «Заречье» замечательной книги Девочкина Л.А. — «Шампиньоны». Утром — снова в бой, на трудовые подвиги. И так из месяца в месяц.

Книгу эту мне подарил сам автор, светлой памяти профессор Девочкин Леонид Александрович.

С/х «Заречье» Московской области был первым и единственным в Союзе обучающим центром грибоводства в те времена. При совхозе была создана школа грибоводства. Руководил ею профессор Девочкин, а помогала ему его дочь, удивительная (тогда кандидат, а ныне доктор биологических наук) Наталья Девочкина – первые мои учителя. К ним я поехал тогда за знаниями.

Эти люди, энтузиасты шампиньонного производства, сумели заразить любовью к выращиванию грибов наряду со многими и меня. Большей частью моих знаний в этой области тогда я обязан был именно им. В их школе вместе с представителями всех 15 республик Союза в 1988 г. я и прошел курс «молодого бойца».

Потом неоднократно наезжал в совхоз, уже по делам бизнеса. Там закупал в первые годы мицелий шампиньонов (посадочный материал), опытное оборудование для выращивания. И в каждый мой приезд получал от коллег Девочкиных бесценную информацию по всем вопросам производства.

В основном же обучение первые 8 лет осуществлялось в процессе реального производства — дорогим методом проб и ошибок.

Глава 6. Детство

16 октября 1987 г. стал первым днем производственной жизни первого в Латвии предприятия по промышленному выращиванию шампиньонов. Оформил я в речном пароходстве, где работал тогда, сразу три месяца накопленных отпусков и открыл новую, неизведанную страницу своей жизни.

Помню, выдрал из досок пару гвоздей, выровнял их какой-то железкой, забил камнем в стену, переоделся в робу, повесил на гвозди чистую одежду и засучил рукава. Не передать тех великолепных чувств, того безграничного энтузиазма, которые я испытывал в тот момент. Эти чувства потом сопровождали все годы моей работы на ниве грибоводства. Полная свобода творчества. Возможность видеть реальное воплощение своих идей и ощущать конкретный результат от их воплощения.

Не буду здесь описывать все, через что пришлось пройти, чтобы вдохнуть жизнь в эти руины и начать в них серьезное производство.

Тотальный совковый дефицит в те годы особо касался стройматериалов, металлопроката, труб, электроинсталляции, транспорта. Все строго фондировалось, а выделение фондов еще не означало, что товар есть на базах. Здесь чудеса изобретательности проявляла моя матушка Маргарита Петровна, которая добивалась от советских чинуш порой невозможного, причем почти без взяток.

Нанимать рабочую силу было не на что. Да и не шибко тогда было где. Рынка труда не существовало. Помогали четверо единомышленников, которые по выходным присоединялись ко мне на ниве свободного труда. Все они работали на госпредприятиях, кормили свои семьи, и переходить в кооператив на свободный, но пока бесплатный труд не могли по определению. Плюс к ним один пенсионер-энтузиаст, жилистый крепкий дед Макарыч.

Два месяца вывозили мусор из помещений и с территории. Сделали вентиляцию, достроили, подремонтировали стены, крышу, построили маленькую паровую котельную на соляре, сварили стеллажи, закопали в землю два цементовоза, очистив и приспособив их в цистерны для воды (работали на привозной) и солярки для котла.

Разобрали картофельные засеки на первом этаже.

Через полгода с начала работ по созданию производства была готова первая камера для выращивания, и мы посадили свой первый урожай грибов.

Компост (30 тонн) готовили абсолютно вручную на втором этаже (который мы к тому времени тоже арендовали у совхоза). Материалы завозили в помещение тачками и ведрами. Буртовки (перетряхивание компоста с внесением воды и гипса) проводили перекладыванием материала вилами с места на место.

Самые первые компосты по неопытности готовили на основе исключительно конского навоза с соломенной подстилкой, добавляли сжиженный куриный навоз. Чистую солому не добавляли. Рецептурили по факту наличия сырья.

Поначалу конский навоз добывали в расположенной неподалеку конноспортивной школе. Потом еще в течение долгих лет собирали его в окрестных конюшнях по всей Латвии. Поставляли им солому, бартером забирали навоз. Зоотехники и конюхи бунтовали. Содержать лошадок на опилках им было много сподручней. Но за навоз мы платили — и поставкой соломы, и тем, что мы своими силами чистили стойла.

На конюшни ездили всем небольшим коллективом и выгребали из стойл утоптанную и умоченную десятидневную подстилку, в которую и вилы-то втыкались с большим трудом. Только бешеный энтузиазм тех лет и святая вера в светлое будущее могли подвигнуть нас на такую каторжную и весьма ароматную работу. Слава богу, моя безграничная любовь к лошадям, к этим благородным, сильным и красивым животным не угасла тогда от последствий тех трудовых подвигов в виде кровавых мозолей, аммиачного угара и сорванной спины.

Со второго этажа компост спускали вниз выварками на веревках через «картофельные» люки в полу и раскладывали по полкам. Загружали камеру сутки без перерыва. Пастеризовали (стерилизовали) компост прямо в камере. Герметизировали помещение и семь суток обрабатывали компост паром, подавая его в систему вентиляции. Та баня запомнилась навсегда. Температуру в компосте нужно было замерять ежечасно, минимум в десяти точках на стеллажах. В камере +70 по Цельсию, аммиак, сероводород и прочая хрень в огромной концентрации. Водяной туман – рук не видать. По пояс нагишом, мокрое полотенце на голову (до балаклав не додумались) и — бегом в пекло с табличкой и карандашом наперевес. 10 минут героизма — замер снят. Можно регулировать процесс.

После тех пропарок в короткие часы отдыха часто снились моряки-подводники в горящих отсеках тонущих лодок, а запах аммиака преследовал везде. Никакие души и шампуни не помогали. Зато, что интересно, кожа у всех стала как у младенцев, а про грипп и простуду и вовсе забыли на следующие пять лет. Мы даже шутили между собой: если не получится с грибами, откроем сауну-навозолечебницу. Озолотимся по полной.

Потом камеру охлаждали свежим воздухом и засеивали плантацию мицелием, врабатывая его в компост вручную.

Вот тут нужно сказать, что после недельной термообработки компост приобретал совершенно удивительный хлебно-орехово-грибной запах. Волшебный, ни с чем не сравнимый аромат удивительной свежести. Никогда его не забуду. Вообще, после пастеризации компоста, которая как раз и предназначена для удаления из него не нужных для шампиньонов газов, микроорганизмов, веществ и зарождения полезных, вся технология становится сплошной музыкой грибного аромата.

Плодоносящая камера, в которой одновременно растет несколько тонн шампиньонов — это фантастическая ароматерапия (слово, совершенно не передающее полного смысла описываемого явления, но другого не нашел, к сожалению). Если у свежести в самом широком смысле слова есть запах, то это он — аромат плантации шампиньонов. В нем ощущаешь себя иначе, думаешь иначе, дышишь иначе.

Вообще, шампиньон – это удивительное «животное». Да-да! Не удивляйтесь. В ученой среде до сих пор не определились до конца — к фауне отнести грибы или к флоре. Культивируемый шампиньон (Agaricus bisporus) — единственный из грибов, который размножается только при слиянии двух спор, мужской и женской. За многие годы общения с ним я замечал массу повадок шампиньонов, свойственных развитым существам.

Они реагируют на звуки (я, по примеру японских грибоводов, транслировал в камерах выращивания классическую музыку – урожайность увеличивалась), не прощают небрежного отношения к себе, любопытны. Если на стадии закладки плодовых тел периодически заходить в камеру и весело кричать: «Подъем!» — волна поднимается быстрее. Проверено.

Они любят темноту. Всякий раз, когда заходишь в камеру и включаешь свет, тебя ждут всяческие сюрпризы, приятные неожиданности. Плантация меняется за считанные часы на глазах. И это завораживающее зрелище, поверьте. Когда свет горит долго и в камере много людей (при сборе волны), шампиньоны стремительно спешат раскрыть шляпки и осеменить компост спорами. А затем так же быстро вянут. Словно чувствуют, что жить им осталось недолго, и скоро они «сыграют в ящик». Поэтому качественный гриб собирать нужно быстро. Хотя часто бывало и не по себе ломать такую красоту. Но… пользы для, однако.

Много могу рассказать об этом чуде природы, да и так длинно получается. Считайте это объяснением в любви к делу, которое захватило меня целиком на долгие годы.

Вот так они красавцы растут. Стремительно, мощно, щедро.

Всмотритесь в лицо этой женщины. Это одновременно выражение восторга, удивления, сопричастности к чуду, чему-то незаурядному:

Это Раечка Козлова – прима наших сборщиц грибов. Суперпрофессионал, трудяга и замечательный человечек. С нами она отработала 11 лет и стала почти членом нашей семьи. (После закрытия фирмы многие наши сборщицы уехали в ирии-голландии.) За смену она собирала до 120 кг качественного обрезанного в стандарт гриба (в 1 кг при среднем и мелком размере – 60–90 штук).

Таких картин видела немало, поверьте. Но всякий раз, попадая в эту энергетику шампиньонов, и она, и я, и многие другие испытывали такие же чувства. И эти чувства были гораздо острее радости от грядущих прибылей с хорошего урожая и удовлетворения результатами отлично сделанной работы.

От такой картины светлели лица и у всех многочисленных визитеров, экскурсантов, журналистов, министров, иностранцев, матерых агрономов, приезжавших целыми автобусами поучиться.

Глава 7. Отрочество

Первый урожай выращивали и собирали почти год (вместо двух положенных месяцев на все про все)!

За это время собрали аж… 5 кг с метра плантации. С точки зрения промышленной технологии выращивания шампиньонов, даже по тем временам, это был пшик. Затраты окупили с трудом. Благо, их почти не было. Собственный труд оплачивался энтузиазмом пополам с оптимизмом. Соляр, электроэнергия стоили копейки. Проценты по кредиту (90 руб. за год) платили в конце года.

Хорошо помню, как продавали первые несколько кг грибов, собранных за день.
Торгаши мы были тогда такие же, как и грибоводы.

Получил я разрешение в райисполкоме на уличную торговлю. Купил на «Стабурадзе» десяток складных коробочек для детских тортов. Расфасовал в них грибы. Надел на товарища белый медицинский халат (!) поверх куртки.
Встали мы с ним за прилавок на имантском базарчике напротив универсама «Вильнюс» (теперь «Мего»). Торговцев рядом единицы – картошка, морковка, цветы.

Благо дело было весной и лесными грибами на рынке не пахло. Эх, думаю, забогатеем не в шутку!

Он за продавца, а я со стороны, значит, маркетинговые исследования провожу и вроде не при делах.

Между делом народ завлекаю. Час стоим, другой… Холодно, однако, а бизнес не йдёть. Народу мало. Оптимизм падает заодно с температурой воздуха. Дело к вечеру. Люди редкие подходят, спрашивают, что за зверь такой невиданный? А откуда? А с чем едят? А не чернобыльские ли это мутанты? Откуда поганки?

Парочка смелых дошла в разговоре до цены. А зарядил я по тем временам не хило – 10 руб. за кг, то бишь пятерочку за коробку. Я уже и так, и сяк. Рассказывал интересантам и про французов с Наполеоном, и про деликатесность продукта, и про то, что сегодня эти грибы едят только особы, приближенные к генсеку и Кабмину (кстати, так оно и было в те времена). Ничего не помогало. Договорился до того, что стал рассказывать женщинам с грустными глазами, что сие чудо весьма эффективно и положительно влияет на мужскую потенцию. Дальше колебаний в их глазах и нервного ощупывания тощего кошелька дело не шло.

Мои грибочки-красавцы лежат в коробочках, как зефир в «Альбатросе» (валютный магазин для моряков), а торговля на нуле.

Все же за четыре часа продали целых… две коробки! Купили особы, у которых, похоже, дела с мужьями обстояли совсем безнадежно, отдав, судя по всему, последние кровные. Угрызений совести у меня не было — шампиньон действительно штука полезная.

Кооператорский задор тихо таял, как льды Гренландии. В мозгу картинка графика погашения кредита чередовалась со сметой предстоящих платежей за транспорт, навоз и торф. Появились зачатки зависти к тюльпанщикам и шашлычникам.

Темнело. Почти созрел на первый сброс цены. Не возвращаться же назад с грибами.

И вдруг… Женщина в дубленке, средних лет, глаза умные. Пробегая мимо пустых прилавков, случайно замечает нашу компашку — два сосуля и грибы.

Стала как вкопанная, а потом с возгласом: "Боже, какая прелесть!!!" кидается к нам, обегая пустые прилавки. Я, тогда молодой и симпатичный, решил, что «прелесть» — это я или мой друг, он тоже парень не из последних.

Подбежала. Схватила гриб, понюхала, ковырнула наманикюренным ноготком и заговорщически спросила, зачем-то оглядываясь по сторонам:

— Откуда?!

Я, простив себе все недавние слабости и сомнения, переполняясь гордостью:

— Made in Latvia! Сами вырастили!

Поверила. Глаза у меня честные от мороза.

— Какое чудо, ребята! Какие молодцы! Сколько?

Э-э, думаю, буду стоять до последнего. Маркетинг так маркетинг. (Вру. Тогда я это слово не знал, но что-то в таком духе думал точно.)

— Десять рэ за две коробки, шесть за одну.

Дама достает «зеленого Ленина» (купюра 50 руб.):

— Забираю все!

«Красный Ленин» (купюра 10 руб.) от продажи первых коробок сдачи — и… Вот оно, счастье!

Есть перспектива у бизнеса! Сектор рынка определился. Да здравствует кооперация!

Становление рынка шампиньонов в Латвии — отдельная тема. Продавать в грибной стране неизвестные советскому народу грибы тоннами оказалось делом непростым. И лезгинку танцевать приходилось в магазинных подсобках, и публично есть сырые грибы (кстати, очень вкусно и от изжоги лечит моментально), доказывая их безвредность, и флиртовать в корыстных целях с толстыми шефинями и товароведами, и госторгчиновникам подношения совершать. Без этого никак.

Первыми моими клиентами стали все рестораны Юрмалы, сеть Рижского коопторга, несколько овощных магазинов и одна бойкая торговка-перекупщица на Рижском центральном рынке.

Развозил грибы первое время на стареньком ушастом «запорожце», который пожертвовал бизнесу приятель-соучастник. Снял все сиденья, кроме водительского, и получилась такая из себя чудная грибовозка. Первый год ездил без прав. До этого вообще за руль не садился. Несколько учебных поездок с бывалым водилой — и сто км в день по Риге-Юрмале. Потом уже честно школу закончил и права заимел. К слову, машина — сказка. Летала, как ласточка. Проходимость — джипы отдыхают. Если б не печка капризная, и пожаловаться не на что.

С ростом «Микоса» нарастал и рынок шампиньонов в Латвии. И могу нескромно сказать, что именно наша компания научила Латвию есть шампиньоны.

Это уже позже на выстраданную, наработанную нами поляну влезли голландцы, за ними — поляки, а там и братья литовцы подтянулись. Первых и вторых я с годами отправил восвояси, а на третьих… Впрочем, об этом в другой главе.

А тогда… Тогда пришло понимание, что выбранное нами направление бизнеса весьма перспективно, что степень его многосложности на несколько порядков выше наших первых представлений о нем, что «зависнуть» на каком-то мелком уровне, обеспечивающем достойное (по советским меркам) существование, не получится – рынок не позволит.

Жизнь стремительно неслась вперед. За ней нужно было успевать. Горизонты открывались большие. Так хотелось ни от кого не зависеть! Рисовалось красивое, большое, чистое дело по душе и способностям — и нам, и детям, и внукам.

Детство и отрочество «Микоса» закончилось.

Глава 8. Юность

Первое, что стало очевидным — это необходимость в серьезной механизации всех производственных процессов. Технология требовала перевалки – обработки сотен тонн материалов за короткое время. Уже на третий год работы обзавелся тракторочком-шасси (совхоз неликвид продал). Раздобыл к нему стреловой погрузчик с грейферными вилами и гидравликой, двигатель новый, оборудовал, запустил. В Рижском порту прикупил списанный ЮМЗик (экскаватор белорусский) с размороженным двигателем, капитально отремонтировал.

Где счастье лежало в те времена? Правильно – в Москве. Поехал в стольную. Разведка донесла, что в совхоз «Заречье» поступили две опытные линии перевалки компоста. И что есть шанс одну из них выкупить, т.к. опыты проводить некому, а совхозу деньги нужны. Удалось, при большой конкуренции купил, привез в Ригу.

Оделось дело в железо. Броня крепка и кто нам равен? Бьют копытом кони ретивые. Это вам не вилами тонны ворочать!

Сам сел за рычаги. Научился тракторить. Чего не сделает морской механик? Железо – оно всегда железо. Пошла работа. Трудно было, но весело.

Там же, в Москве, раздобыл фонды на оборудование Воронежского ОМЗ. Единственный завод в Союзе, выпускавший оборудование для шампиньонниц. Махнул в Воронеж. Купил стеллажи и лебедку для их загрузки.

Вот так выглядел «свечной» заводик в конце 80-х.

Начали набирать персонал на постоянную работу. Помощники-энтузиасты первой волны разбежались в первые два года. Денег — чуть, работы — тьма. А хотелось им сегодня и сейчас — и много. Первого, конечно. Людей понять можно. Веру в светлое будущее к обмену на валюту в менялках никто не принимал. Работать «за носки и поесть» могут не все. Зарплаты — только на скромную жизнь. Всю прибыль я вкладывал исключительно в развитие бизнеса.

Иначе было нельзя. Нарастала конкуренция. Крепко наседали голландцы. Рынок рос.

К тому времени уже выкупил у «Булдури» здание. Получил от кабмина Акт на землепользование. Целых 0,7 гектара земли в безвозмездное и бессрочное пользование. Это уже матушка моя пороги министерские обивала.

Продал свой дом в Кишупе. Каменный, двухэтажный, почти законченный. Строил своими руками. А для дела жалко не было. Все равно за последние три года так ни разу там и не отдыхали. Некогда было. Думал, построю лучший дом возле своей фабрики. А деньги нужны были для дела.

С «запорожца» пересел на почти новый «РАФ». Из фондов исполкома выбили новенький «каблук»-«москвичок». Автопарк подрос.

Cделал проект тоннелей пастеризации и цеха компоста, втиснул все это в участок. Латгипропроект за это не взялся. Не знали спецы, «с чем едят» такую специфику. Нанял подрядчика. Началось строительство.

На втором этаже старого здания построил еще одну камеру для выращивания, расширил камеру на первом. Площадей добавилось солидно. Вышли на 600 посадочных метров плантации. По шампиньонным меркам — заявка на серьезное производство.

В течение полугода к основному зданию был пристроен корпусный блок 12х60м, в котором разместились: компостный цех, паровая котельная на два котла, холодильная камера, консервный цех, помещение климатики, раздевалка, небольшой офис.

Перед торцом старого здания забетонировал технологический двор, выгороженный от дюны подпорными стенками.

С противоположного конца построил два тоннеля пастеризации.

Почти всю стройку «прорабил» сам, как и все последующие стройки, которые затевал на фирме.

Параллельно стройке наращивалась инфраструктура.

Территория была обнесена бетонным забором с механическими воротами, забурена глубокая скважина на воду, построены склад ГСМ на 60 тонн разных топлив, контейнерный склад, теплый гаражный бокс на два ремонтных места.

По собственным проектам и с непосредственным участием в работах построил котельную, центральную установку микроклимата (охлаждения-отопления) производства, оборотную рециркуляционную систему стоков цехов и камер, индивидуальные установки микроклимата камер.

И вот в Латвии создано первое серьезное предприятие по производству шампиньонов.

Глава 9. Из князей в грязи

Август 91-го. ГКЧП. На тот момент я уже почти четыре года руковожу собственным сельскохозяйственным кооперативом. Успешный, молодой представитель нарождающейся «буржуазии». Искренне сочувствую Народному фронту и латышскому народу, возмущаюсь вскрывшимися в СМИ фактами коммунистических беззаконий, всей душой за независимость республики от советского режима, за свободу предпринимательства, за свободу передвижения по всему миру.

Какое было настроение подъема, чувства зарождения чего-то нового, светлого, справедливого!

Какое было чувство общности с латышами, чувство свободы для всех! Все мои близкие, друзья, знакомые потом воодушевленно голосовали за независимость Латвии! Наивные придурки…

Независимость.

Кооператив превратился в SIA «Агрофирма MICOS», я — в Олегса Озерновса. Часть бабитских соседей стала стыдливо-виновато отводить глаза при встрече. Некоторые перестали здороваться. Правда, таких были единицы.

В голову всверлили слово «гражданство», о котором не задумывался с рождения. В паспорт влепили круглую печать, как знак некачества. В СМИ объявили, что я — оккупант. В законах прописали, что землю оккупантам продавать запрещено, что как руководитель компании я обязан знать госязык не хуже Райниса, что тех, кто будет решать, как мне жить, будут избирать люди первого сорта. А мне — второсортному — сие не дозволяется.

А дозволяется — справно платить налоги и, просыпаясь поутру, всякий раз после пения гимна говорить "палдиес диевс" за то, что латыши мне позволяют жить и работать на их земле.

Мои работники-латыши (часть поселка к тому времени работала у меня) втянули головы в плечи в ожидании массовых увольнений. Больше работы в округе не было. Совхоз разваливался, консервный цех «Спилве» дышал на ладан. Я их успокаивал, как мог.

Единственным представителем титульной нации, которая тогда потеряла у меня работу, была преподаватель латышского языка. Приятная женщина – филолог. Нанял я ее где-то за пару месяцев до того, как меня объявили оккупантом. Два раза в неделю фирма заканчивала работу на час раньше. И все мы, нелатыши, с удовольствием, даже с азартом и прилежанием изучали язык.

Никто меня не заставлял тратить на это деньги и драгоценное время. Со своими работниками-латышами часто старался говорить на латышском, обучаясь, что называется, по ходу дела.

Все это прекратил в одночасье. Было противно и унизительно. Даже сказанные автоматически, по привычке «палдиес» или «лабдиен» ЛЮБОМУ латышу вызывали чувство внутренней досады на себя, т.к. со стороны могло восприниматься заискиванием раба перед небожителем.

Первой моей реакцией на такое предательство и последовавшие за ним законодательные извращения было полное принципиальное протестное нежелание изучать латышский язык.

Язык превратился для меня в кнут, средство принуждения к согласию с происходящим!

Мне его стали навязывать на государственном уровне и выставлять как условие моего нормального существования в государстве.

Причем в государстве, которое ВДРУГ возникло на месте страны, в которой я уже жил до того долгие годы, где родились мои дети, где я создал свой бизнес. Никогда ни под кого не ложился. А тогда это именно так мною и воспринималось.

Впрочем, и сегодня мало что изменилось. Даже стало еще противней.

Короткое отступление

До этого момента у меня были объективные причины не учить язык досконально. Во-первых, первые восемь лет после переезда в Латвию я ходил в море и подолгу на суше не задерживался. Во-вторых, для работы мне вполне хватало моего английского и французского. Для общего развития плюс еще украинский в совершенстве и чтение на польском.

Языковой вопрос в его латышском аспекте не был актуализирован жизнью.

Как человек нормальный, я понимал, что живя в национализированной среде, я должен знать язык коренной нации, но изучение его мной было отложено до других времен. Сойду на берег — выучу. Сам по себе язык простой, во многом достаточно примитивный и бедный, изобилует заимствованиями из других знакомых языков. Какие проблемы? К языкам я всегда был восприимчив.

После флота долго метался на берегу, развалилась семья, плавал в каботаже у речников, потом очная аспирантура ЦНИИМФа. Не до лингвистики было. Друзей латышей не было, да и прочих — не густо. Какие у моряка друзья? Пара коллег, и то пока в рейсе. С кем общаться на латышском?

Жизнью язык не был востребован.

И только занявшись собственным бизнесом, а еще и на волне эйфории начала независимости, ощутил ЕСТЕСТВЕННУЮ потребность в изучении лат. языка. Отбили, гады. Не читали, наверное, революционэры умных людей:

«Для изучения языка гораздо важнее свободная любознательность, чем грозная необходимость». Августин Блаженный Аврелий (Augustinus Sanctus) Святой (354—430).

А неестественные потребности — это не ко мне.

В общем, горечь независимости стала комом в горле. А с таким горлом лингвистика не дружит. Произношение не то…

Глава 10. Вас грабят? Расслабьтесь!

90-е годы. Челноки, дрели в Польшу. Рубль в рамку — репшики в карман. Цветмет — эшелонами на Запад, оккупанты — эшелонами на восток. Кто-то пилит ВЭФ и РАФ, кто-то — гири. Бандота, харитоны-лесики, разборки. Менялки. Попы-рэкетиры. Первые мобильники размером с «дипломат». Детские сады — под сауны. Кадровые комсомольцы вступают в радикальные нацпартии и правления банков, секретари ЦК по идеологии — в ряды борцов с коммунизмом.

Во главе пароходства — средний комсостав с не менее средним образованием. Во главе авиации — такой же средний летный состав. Главная квалификация — латыш. Первые граффити на трансформаторных будках. Банановозы и танкера меняют флаги и хозяев. Портовые краны не успевают переваливать народное добро в трюмы красивых сухогрузов с экзотическими названиями. Самолеты безвозвратно разлетаются в чужие страны.

«Красные бароны» — директора совхозов-миллионеров — в народной опале, плачут в своих ливанских домиках. «Подарки» — в законах от властей. Будки — окна на границе с обожравшимися контрабандой таможенниками с АКМ-ами наперевес.

Пьяные земессарги, стреляющие ночами по авто с женщинам и детьми. Сертификаты, паи — индульгенцией грабежам. Приватизация добра, зла, власти, морали, земли.

Растерянные научные работники торгуют во дворцах спорта турецкими дубленками. Голодные солдаты и офицеры в казармах пишут письма родным, чтоб те спросили в Москве, кому они теперь служат.

Банк «Балтия». Элементы роскоши в виде первых подержанных иномарок, гордо рассекающих растерянные толпы бледнеющих никелем «волг», «ВАЗов», «москвичей». «Запорожцы» в пролетарском обмороке, жмущиеся по углам дороги. Сомневающиеся в своем будущем «КамАЗы».

Торговля всем-чем — обмундированием, комбинатами, противогазами, совхозами, подводными лодками, банями, совестью, заводами, сетями, партбилетами, видеокассетами и первой бытовой техникой с Запада. Изобильные развалы Румбулы и Буллей. Платные туалеты, заказные убийства и такие же статьи в желтеющей прессе. Агония «нерушимого» по соседству.

Запад в оргазме.

Всеобщая веселуха.

Вся власть в породе!

Караул!!! Свобода!!!

А где-то в бабитском лесу затаился в навозе и мечтах о светлом будущем маленький, чистенький, наивный семейный бизнес с амбициозными задатками гиганта капитализма.

Его величество Рынок правит бал. Вся жизнь — рынок, т.е. место, где все продается и покупается. Только эти два процесса. Остальные отменены. Выбор такой, что некогда задуматься о вечном.

Американская мечта — self-made (человек самостоятельно, упорным трудом добивается успеха в жизни). Вперед, к рынку!

Бандиты

Четыре года я хранил целомудрие бизнеса. Не сберег. Меня нашли даже в лесу. Почти комплимент. Значит, я стал заметен на рынке.

Приехали. На двух тертых иномарках. Человек девять.

Быки:

Спортивные штаники, бицепсы в майках, цепуры-голды, грязные ногти, кроссовки, наспех сделанные татуировки, бреши в прикусе с редкими фиксами. В глазах разруха, гипс, неполное среднее, любовь к маме, детство без мороженого, готовность к истерике. Некоторые видели смерть, некоторые ей помогали. У таких в глазах стекло, мутное, в трещинах. Словарь — неумелая феня с междометиями. Это бойцы, торпеды, быки.

Бригадир, старшой:

За плечами просматривается что-то вроде службы в органах, милицейская школа, как минимум. Подтянут. Джинсы, печатка на мизинце. На нем же и на большом пальце правой руки длинные отманикюренные ногти. Возможно, играет на гитаре. Само собой — цепура на шее, но потолще. Прикус на месте — комплект. Рубашка, сверху кожаный пиджак. Взгляд рыхлый, местами начитанный, сквозь тебя, с конопляным душком. От него веет прозекторской. Цвет кожи бледный, нездоровый. Легко себе представить его покойником. Как, впрочем, и всю компашку. Странно, но этот типаж внушал больше страха, чем его бычки, даже те — в наколках и с выбитыми зубами.

Это были харитоновские.

Когда все это вывалилось из машин, стало страшновато. В драках не пасовал. Горел и тонул на судне — страшно не было. Там — честная борьба. Все зависело только от тебя. Здесь — другое. Полная беспомощность. Люди, близкие, предприятие — все под угрозой. Защитить некому. Одни в лесу. На территории склад ГСМ, сотни тонн соломы в рулонах и пакетах. По ночам на заводе только один мужик да несколько женщин-сборщиц. Дома дети. Куда рыпаться?

Мои работники, из тех, кто был во дворе со мной, как-то тихо исчезли, разошлись по местам. Информационных поводов к страху на тот момент было более чем достаточно. Людей понять можно.

— С кем вы работаете? — вежливо и как-то отстраненно-привычно спросил бригадир.

Хотел ответить: с Богом в сердце и верой в светлое будущее, — но подумал, что вряд ли поймут.

— Сами по себе, — все, на что ума хватило тогда.

— Так не бывает. Теперь будете работать с нами. Хочу фабрику посмотреть.

— Пошли, только скажите своим бойцам, чтоб окурки далеко не бросали. Солома сухая вокруг.

— А это как договоримся. Хорошо горит? — бригадир, с неприкрытой издевкой.
И своим: — Стойте тут.

Чинарики под ноги. Несколько быков расселись в машины, оставив двери открытыми.

Провел экскурсию. Бандюган оказался любопытным и неглупым. Заценил, сука, проникся.

— Ну ты развернулся нехило.

Дальше пошли хозяйственные вопросы. По поводу ежемесячной мзды возник спор. За время экскурсии первый «флер» наезда улетучился, вместе с ним мой внутренний мандраж. И я торговался не на шутку. Это был обычный деловой разговор.

И тут нужно отдать должное бандитским подходам. Товарищ явно понимал, что для общака выгодней, чтоб я спокойно работал и платил мзду. То, что он увидел, очевидно, сильно отличалось от всего, что он видел до тех пор. Почувствовал перспективу, что ли. Так я себе это тогда объяснил.

После экономического ликбеза сошлись на том, что первое время плата не будет грабительской.

В конце экскурсии Володя, так звали крышаря, попросил (!) ящик консервов и пару ящиков грибов для своих бойцов.

Перешли на «ты». Расстались почти партнерами.

— Если кто наедет, скажи: работаешь с Ф…м. Вот телефон, звони сразу. Полицаям не звони. Там все схвачено. Стуканешь — закопаем.

Уехали.

Я принял все это философски. Времена такие. Издержки бизнеса.

После бригадиры и быки менялись. Долго они не жили тогда. Но со всеми из них мне удавалось находить взаимопонимание. Меня не душили. Были в разное время некоторые сомнительные предложения расширить сотрудничество. Я отбрехивался как мог, и они отставали. Особо не наглели никогда. Где-то даже уважали. Особенно после одного случая.

Приезжали они за данью обычно в конце месяца. Как правило, вдвоем. На затрапезной машинешке. А тут нагрянули внезапно на шикарном золотистого металлика "шевроле" с темными стеклами. Да прямо в компостный цех на нем и заехали. Цех большой, ворота открыты, чего ж не заехать. Кто-то из моих сказал, что я там.

Я и впрямь там. Сижу на тракторе и буртую компост (тракторист заболел, а второй на стройке с трубоукладом плиты ворочает). Бурт 30 м — сто тонн компоста. Я трактором — в измельчитель, ребята за измельчителем — вилами бурт подравнивают. Работа шла к концу. Оставалось минут десять работать. Все устали. Пар от компоста, амбре, жара, шум, грохот.

И тут эти. "Шевроле" в компостном цеху — картина эзотерическая. Стали в начале цеха, где воздух почище, и стоят.

Кого принесла нелегкая, думаю.

Продолжаю работать. Через пару минут выскакивает из машины шестерка в белой маечке, соплячок с наглой рожей, и ко мне на трактор залазит, брезгливо берясь за поручни.

— Слышь, пахарь, иди. Там Ф…с приехал. Хочет на тебя посмотреть.

И такое презрение в его молочных глазах читалось, что зло меня взяло! Ах, думаю, твари, ну подожите!

— Скажи, работу надо закончить, процесс прервать нельзя. Через пять минут подойду.

Хлебало шестерки зашкалило.

— Ты че?! Это ж сам Ф…с!!!

— А по мне хоть кактус! Иди и передай.

Слез растерянный, руки соломой вытер. Побежал на доклад. Из машины никто не вышел. Сидят, ждут.

Тут во мне одессит включился конкретно.

Подзываю своего парня и говорю:

— Сбегай к Мишке. Пусть трубоуклад поставит напротив ворот цеха и перекроет выезд.

Трубоуклад — это 12-тонный гусеничный трактор с крановой стрелой. Без стрелы на танк немецкий «Тигр» со спиленным стволом похож очень. Внушительный агрегат, скажу я вам. Выехать из цеха минуя его можно только худому велосипедисту.

Закончили работу. Ребята, четыре человека с вилами, потянулись на выход, злые с виду, уставшие.

Сам развернул трактор (колесо с меня ростом), поднял ковш двухкубовый наперевес и врезал на скорости в сторону "шевроле". Там засуетились. Это было видно по тому, что локти и руки с сигаретами, торчащие из окон, мгновенно спрятались внутрь, а стекла закрылись. Хлопнула приоткрытая передняя дверь.

Пролетев по цеху метров 30 на своем красавце с поднятым ковшом, я резко затормозил в полуметре от машины. Ковш с острыми зубьями завис над американской роскошью с рижской начинкой внутри. Не глуша двигатель, спустился вниз. Мужики с вилами догнали, встали неподалеку позади машины. Вытер руки, закурил. Стою. Тишина. Настроение светлое. Раздавлю гадов — и закопаю вместе с машиной! Страха ноль. В голове все подвиги дедов и прадедов вместе взятые, и сама справедливость в белых одеждах над всеми нами парит.

Короче — аффект.

Достали своей наглостью, гангстеры долбаные!

Опускается стекло задней двери.

Там худое, зеленое лицо пожилого криминала. На лбу испарина, хотя из салона повеяло кондишеном. Глаза сосредоточенные, без признаков эмоций.

— Мне про тебя говорили. Заехал грибов попробовать. Угостишь?

Хороший ход. Психолог, мать его… Давить трактором пожилого человека с болезненным лицом сразу показалось мне негуманным. Рядом с ним на сиденьи — никого. Значит, в машине максимум трое, включая водителя. Один язвенник, пацан-шестерка и водила. А нас много — с вилами и с танками. Справедливость не улетала.

Аффект прошел, как пришел. Их стало жалко! Чуть не прослезился, блин.

Послал ребят за грибами. Мишке махнул, чтоб отогнал трубоуклад. Поставил трактор на прикол.

Машина тут же выехала из цеха, но из нее так никто и не вышел.

Грибы положили в багажник, и местный смотрящий уехал во свои бандитские свояси.

Рабочий день закончился. Я устал бояться.

Были потом у меня мысли о мести кровавой с его стороны. Обошлось. Даже зауважали. Это чувствовалось.

Государство

Специально вставил его в эту часть повествования заодно с бандитами. К тому времени оно доставало меня не хуже отморозков.

С бандотой можно было договориться. С «державой» — никогда. Разве что за взятки. А чем тогда все эти инспекции — пож-сан-вет-охртруд-язык-бздык-надзора отличались от бандитов? Тем, что одни трясли маузэрами и ножами, а другие — томами неисполнимых по определению, постоянно меняющихся законов и инструкций, с реестрами налогов, заплатить сполна которые невозможно не разорившись.

Если случались неурожаи или другой форс-мажор, бандиты ждали денег и не грузили ни разу. Ни разу! Зато государство моментально включало счетчик.
Когда ко мне приезжали с проверками СГД-совки и с просветленными лицами вещали о долге каждого гражданина справно платить налоги во благо бедных пенсионеров, инвалидов и армии, я всегда думал о цинизме системы.

С СГД-совками все понятно. Люди делают свою работу. Некоторые из них, допускаю, искренне считают, что во благо тех самых пенсионеров и учителей. Есть и сегодня, на ИМХО в т.ч., яркие апологеты честного налогоплачения — М.Алексеева, например.

Но когда я спрашивал у них, где мне брать наличные для того, чтобы рассчитаться с бандитами, которые приедут завтра, и на какой счет моему бухгалтеру относить эти расходы, — они отвечали: обращайтесь в полицию, — прекрасно зная, что государство не в состоянии защитить бизнес от беспредела. Некоторые из них даже краснели слегка при этом.

То есть любимое государство свои обязанности охранить меня от беспредела бандитов и своих чиновников — не в состоянии, а я свои обязанности должен исполнять неукоснительно.

За 15 лет работы на моем предприятии был всего один серьезный несчастный случай, в котором пострадали три человека. Это при том, что все технологии предусматривали массу опасных операций с применением самой разнообразной техники. Разлетелся отрезной диск на «болгарке». Глубокие порезы. Через два дня все были на работе.

Не было ни одного случая возгорания, даже мелкого, хотя на территории хранились и нефтепродукты, и солома, и пластмассовая тара в больших количествах, работали котлы, теплогенераторы на жидком топливе, полно электроприводов.

На предприятии была жесткая производственная дисциплина. Оно было обеспечено всем необходимым для безопасной работы. Все сооружения, машины, системы строились мной с учетом минимального, но обеспечения таких условий.

И что?

Регулярные наезды инспекторов, строчивших километровые предписания, на выполнение которых потребовались бы сотни тысяч латов, здорово отравляли жизнь.

Видите ли, огнетушителей недостаточно. У меня 45, а по нормам (непонятно каким) требуется 90. У меня — советского производства, а лучше бы импортного. И их срочно (до указанной в акте даты) нужно приобрести и установить. Причем настоятельно рекомендуется приобрести их в конкретной фирме. Волноваться не нужно, потому что фирма эта принадлежит жене начальника районной пожарной инспекции, и там обязательно сделают скидки для вашей уважаемой компании.
Точно по этой же схеме — и остальные инспекции.

Стригли все. Государство в этом хоре солировало, срываясь на истеричный фальцет.

Чего стоили латвийскому производственному бизнесу госвыкрутасы в денежной политике!

Практически все оборудование, стройматериалы, бетонные конструкции у меня были советского производства, приобретенные по советским ценам в распродаваемых совхозах, убитых СМУ по всей Латвии, на доживающих базах агропрома, и в России. Платил я за все это полновесными соврубликами по курсу.

Переход на репшики — по курсу 1:6, и через год на латы — по курсу 1:200, с последующим переводом в «малоценку» всех основных средств с балансовой стоимостью ниже 50 латов, — мгновенно свел мои залоговые возможности под плинтус. Практически — обесценили фирму. А ведь я работал на кредитах. Банк «строго насупил брови» и в связи с уменьшением залоговой массы тут же увеличил до 26% годовых и без того зверский кредитный процент.

В шайку нужно было бы включить и банки. Но это отдельная история, и пожалуй, она стоит отдельной главы.

Да, я всеми способами уходил от налогов, чтобы спасти свое дело. Нал правил бал! А чем еще можно было удовлетворить аппетиты этой банды во главе с государством? Чем еще я мог латать дыры в этой «благодатной» бизнес-среде, созданной амбициозными, алчными хуторянами во власти, с их тупым законодательством и беспомощностью во всем, что касалось экономики и внутренней политики?

Им было не до таких, как я. Они, истекая слюной, делили чужой пирог под названием «народное хозяйство Латвии».

Сколько времени, сил, средств уходило на «оптимизацию» налогов… Уйма! Где было брать средства на бандитов, взятки, расчеты в кэше, приобретение «с рук» того, что иначе было не купить?

Не для наживы сие делалось, а в продолжение дела. Если я мог купить нужную железку или солому у крестьянина за «без бумаг», я делал это. В большинстве случаев других вариантов и вовсе не было. Только за кэш и можно было купить. А где его было брать?

Государство цинично, аморально, бессовестно выкручивало руки, требуя свое, при этом не предоставляя никакой защиты предпринимателям ни от коррупционных поборов со стороны своих же чиновников, ни от бандитов, вынуждая работать людей в абсолютно дикой, им «регулируемой» бизнес-среде.

Написание этой статьи подвигло меня подсчитать, во что обошлось мне обслуживание бандитов всех уровней. По самым скромным подсчетам, цифра превысила миллион латов, выплаченных в виде взносов в бандитский общак, налогов, банковских процентов, взяток, необоснованных таможенных пошлин. (О пошлинах подробнее будет дальше.)

Причем бандитский общак по объему выплат — последний в этом списке. С ними хоть можно было договориться.

Да простит мне читатель столь длинное отступление. Без него трудно было бы объяснить многое из того, что происходило в последующие годы.

Глава 11. Наш грибовоз вперед летит

Даже в таких условиях, благодаря не угасшему в годах оптимизму и титаническим усилиям команды, дело успешно продвигалось вперед. С ростом опыта и бизнеса росла уверенность в себе и светлом будущем, издержки не ставились во главу угла, здоровья и азарта хватало на все.

Каждый год предприятие прирастало новыми строениями, техникой, людьми, клиентами. Каждые два года мы вводили в строй по новой камере выращивания с посадочной площадью 300 кв.м. и выше.

Темпы роста производства напрямую зависели от территориальных и инфраструктурных возможностей промбазы. Ребром встал вопрос расширения земельного участка.

Земля

На тот момент имевшейся в моем распоряжении земли (0,7 гектара), полученной от кабмина ЛССР еще в советские времена, стало явно не хватать. Встал вопрос расширения территории.

По соседству от меня с одной стороны располагалось заброшенное поле. После кончины совхоза там годами успешно культивировались элитные сорта латвийских бурьянов. С трех других сторон мой участок окружали лес и дорога.

После т.н. денационализации земли в начале 90-х выяснилось, что у всех соседских земель, включая лес, объявился хозяин. Им оказался живший через дорогу от меня титульный парень Г.

Знал я его давно. Такой себе размондяй, прозябавший в грязи и нищете на разваливающемся хуторе 37-го года постройки бедолага, ленивый по жизни сельский люмпен, спивающийся и никчемный.

Жили мы с ним по-соседски. Грибами его подкармливал. Когда мои трактора чистили от снега бабитскую дорогу в поселке, я всегда разрешал почистить и его двор с заездом. Иногда давал ему свой самосвал дров привезти, помогал «то тем, то этим». Все это, разумеется, бесплатно, по-соседски.

Земля (35 га), свалившаяся на него, в те годы ничего не стоила и совершенно никого не интересовала. Не было на нее покупателей. Продолжал Г. прозябать в нищете.

Однажды провернул он в пополаме с районным лесником пару сделок с «черными» лесорубами. Те несколько лесовозов сосен (из «зеленого пояса Риги») темными ночами патриотично повывозили, он деньги пропил и горевал себе привычно дальше в своем бомжатнике.

Купить землю закон мне не позволял. Я ж сортом гражданским не вышел и профилем. Это Г. однажды проснулся после пьянки землевладельцем. А я — кем? Алиенсам низзя землю покупать! Ну и чё шо 20 лет здесь прожил, детей нарожал, завод построил?! Был бы европеец какой, прожил 90 дней – и покупай на здоровье! А проклятому криевсу – не моги!

И нужен-то мне был всего 1 га от его поля бурьянного, а — не купить. Химичить с подставными латышами я не захотел. Решил взять надел в аренду, как Аляску, на 99 лет. Причем в договоре указывалось, что арендная плата за весь срок аренды выплачивается сразу.

Принес я Г. договор и несколько тысяч зеленых президентов. Он чуть не расплакался. Потом неделю с местными кутил. После похмела приоделся сосед, постригся и занялся ростом своего гражданского самосознания. Начал ощущать вкус новой жизни. Да так его распробовал, что мало не показалось.

Запомните, уважаемый читатель, сию коллизию с землей. В конце повествования вы поймете для чего.

Прирос бизнес землицей-то! Э-ге-гей!!! Раззудись, плечо!

Первое, что я на ней построил — это новый компостный цех.

Низкая производительность «старого» цеха значительно тормозила технологический потенциал камер выращивания. Цех не обеспечивал даже две большие камеры сырьем. Растущий рынок не прощал перерывов в поставках. Рост новых торговых сетей диктовал необходимость увеличения объемов продукции.

Кроме того, вынужденное соседство цеха с камерами выращивания (в одном здании) технологически являлось недопустимым. Выращивание – стерильная технология. Производство компоста, с точки зрения микологии, — чрезвычайно инфекционно опасно для шампиньонов. Это соседство требовало соблюдения строжайших мер санитарии, жесткости соблюдения технологических маршрутов, держало персонал в постоянном напряжении. Часто «человеческий фактор» приводил к потерям целых урожаев — вследствие заражения плантаций.

После переноса компостного цеха в новое здание освободились площади для строительства новых камер.

Появилась возможность полной реконструкции всего комплекса в единое, «чистое» шампиньонное производство.

Теперь уже была откопана вся правая сторона бывшего овощехранилища и часть дюны с его торца.

Как пишут в кинотитрах, при с… не пострадало ни одно животное. За всю стройку не вырубил ни одной сосны. Правда, две, давно висящие на «волоске», в присутствии лесника грамотно упали сами, но это все равно уже были не жилицы.

60 метров подпорной стены высвободили нам для строительства площадку аж в 600 кв.м.

Проектанты-архитекторы и в этот раз за проект не взялись. Сказали: старое здание грузить нельзя – фундаменты слабые, подпорная стенка не выдержит нагрузки от песка, короче, умрут все! Им тогда сподручней было киоски проектировать, домики и интерьеры для саун. Латгипропроект развалился. Разбежавшиеся бородатые интеллектуалы челночили в Турцию, а оставшиеся в деле архитекторы за сложные проекты не брались. Рубили бабло по легкой.

Сделал проект. Перекрыл старое здание без опоры на его фундамент железобетонным каркасом. Получился саркофаг, почти как над чернобыльским реактором.

В новых помещениях на двух этажах разместились помимо камер выращивания: цех покровной земли, технологический зал, раздевалки, хозпомещения, механическая мастерская.

После реконструкции Золушок-Паграбс стал бизнес-прынцем на скромном балу латвийского сельхоза.

С появлением станков в мастерской появилась возможность проводить капремонты технологического оборудования, тракторов, грузовых автомашин и даже строить машины собственной разработки. Не было возможности приобретать оборудование за границей. Стоило оно фантастических денег. Никаких кредитов не хватило бы.

Токарь, сварщик-золотые-руки да я. Что-то копировал из увиденного у продвинутых голландцев. А большинство — придумывал сам.

Немало интересных вещей мы создали в те годы. Эта работа шла постоянно и успешно. Денег экономились тонны. А увидеть, как придуманное тобой железо оживает и качественно работает — это и вовсе был настоящий праздник.

В ход шло все — от топора до прялки, но сделанная нами техника потом работала многие годы, в экстремальных эксплуатационных условиях, и зачастую ее рабочие параметры превосходили западные аналоги не шутейно.

Вот буртовочный самоходный комбайн, сделанный на базе прицепа – навозоразбрасывателя з-да «Ригасельмаш». Эта машинка позволяла трактористу с двумя рабочими буртовать (переложить с места на место с тщательным перетряхиванием) до 70 тонн компоста за смену (8 часов). Раньше эту тяжеленную работу делали 6 человек 10–12 часов. Западный аналог стоил более ста тыс. долларов.

Одновальная лебедка с тягой в 5 тонн. Ею мы загружали и выгружали компост в камерах. Простенькая в устройстве, но очень удобная. Один человек без заморочек мог разобрать и собрать ее, как лего, за полчаса. Затащить многовальную тяжелую лебедку (была у меня и такая для нижних камер) в маленькие дверные проемы камер старого здания и камер второго этажа было нереально. А эту малышку в разобранном виде – без проблем.

Самоходный, скоростной, турельный транспортер (не путать с пулеметом).

Транспортерная часть машины плавно перемещалась в двух плоскостях вертикально (500) и горизонтально (1200). Лента, вращаясь со скоростью 7 м/сек, выбрасывала компост на высоту до 5 м и плавно, равномерно заполняла им бункеры и тоннели на большую высоту. Благодаря высокой производительности два человека за смену загружали те же 70 тонн компоста. Западный аналог такой машины обошелся бы в 60 тыс. долларов.

Учитывая то, что загрузки осуществлялись почти ежедневно, трудно переоценить значение этой машинки.

К сожалению, не сохранились фотографии других машин и установок, которые были мною сделаны в те годы. Была разработана уникальная сушильная установка для грибов производительностью 120 кг/сутки (по сырью). Экономичная, красивая, эффективная. Это признали даже итальянские спецы, которые пытались наладить в Латвии на «Коммунальнике» производство своих грибосушек.

Когда они приехали ко мне предлагать свое оборудование и увидели мою «железку» в работе, очень слезно просили разрешения заглянуть внутрь сушильной камеры. Хитрюги. А когда узнали, что расход электроэнергии на нее чуть больше, чем на их детище производительностью аж 15 кг/сутки, и что грибы сохраняют после сушки цвет, крепко расстроились и умотали, о чем-то громко споря и почти ругаясь. Цена за их установку превосходила себестоимость моей в несколько раз. Потом, слыхал, отказались они от производства в Латвии.

Была еще гриборезка, дававшая на выходе ломтики шампиньонов полного рисунка (шляпка-ножка). С вполне приличной производительностью.

Неплохие машиностроительные возможности предприятия позволяли нам практически все необходимое делать своими руками. От комбайнов и котельных до установок микроклимата камер и всякой прочей механизации.

Механизации технологических процессов я всегда уделял максимум внимания. В технологии постоянно осуществлялась циркуляция сотен тонн рассыпных материалов. И особенностью было то, что просто перемещением дело не ограничивалось. Требовалась еще и механическая переработка материалов в короткие технологические сроки.

Вот так, например, мы заполняли камеры компостом: сначала ставили к стеллажу разборную загрузочную секцию с перемещаемым вертикально поддоном, а с противоположной стороны стеллажа ставилась лебедка, та самая, что на фото выше. На поддон укладывалась тяговая пластиковая сетка.

Компост из тоннеля пастеризации трактором подавался в измельчитель. И через транспортер — на поддон загрузочной секции

Затем компост разравнивался вручную и трамбовался на поддоне с одновременным внесением мицелия (грибницы).

Загруженный таким «пирогом» кусок сетки затягивался лебедкой на полку стеллажа. И так пока не будет загружена вся полка. (15 полок в камере, по 3 тонны на каждую.)

Два месяца выращивался и собирался урожай.

После культивации камера сутки пропаривалась паром, выгружалась, мылась, и все повторялось сначала.

Оставшийся после культивации компост, обогащенный грибным белком, представлял собой качественное органическое удобрение с уникальными свойствами. В первые годы мы фасовали его в ПЭТ-пакеты и развозили в магазины Хозторга и по садовым товариществам. После развала сети Хозторга продавали навалом фермерам, садовым дизайнерам. Много газонов под юрмальскими особняками взросло на этом удобрении. Десятками машин брали.

Отходов от производства не было вообще. За исключением использованной ПЭТ-упаковки. Очень дружественное экологии производство. В качестве сырья — отходы, на выходе — целая линейка полезных продуктов.

Глава 12. Победа надежды над опытом

С ростом производства развивалась торговля. К тому времени список клиентов перевалил за сотню.

Создавалась сеть собственных торговых точек. Еще в 94-м мы арендовали два стенда в овощном павильоне на Центральном рынке, возле перехода в рыбный павильон.

Провели полную реконструкцию, установили холодильное и торговое оборудование.

Народ заметил, продажи выросли.

Открыли дополнительно торговые павильончики на Пурвциемском, Матвеевском рынках, позже — на рынке «Даммес».

К 97-му году «Микос» уверенно встал на ноги. Десятилетняя история компании, наработанный имидж, отсутствие местных конкурентов-производителей, налаженная, серьезно механизированная технология, слаженная, обученная команда, широкий рынок клиентов.

Казалось бы — вот оно, счастье! Живи и радуйся.

Но не бывает капиталистического счастья в обозримом периоде времени. Маммоне счастливые не нужны. Ему нужны слуги, постоянно помнящие о своем служении хозяину. «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф, 6:24).

Остановиться в бизнесе нельзя. Станешь едой. Нет там покоя.

И не так уж сильны были наши материальные амбиции, и не стремились мы никогда в магнаты, а спокойно перевести дух не получалось.

Рынок рос, и мы за ним не успевали. Исторически сложившаяся монополия распадалась на глазах. (Кроме нас в Латвии шампиньоны производило тогда только одно совсем небольшое хозяйство.)

Если поляки и голландцы забыли латвийский рынок с нашей помощью, то литовский конкурент, к тому времени набравший серьезный потенциал, агрессивно внедрялся на рынок. Мы с ним были знакомы. Умный, напористый, трудолюбивый молодой парень. Приезжал ко мне однажды с отцом (оборотистым каунасским городским чиновником).

Еще в начале 90-х я предлагал ему объединение усилий в организации совместной работы на рынках Балтии с последующим выходом на консервный рынок Европы. Но ему это не было интересно. Основным его преимуществом, помимо таможенных «латвийских преференций», о которых подробнее скажу ниже, было то, что начинал он на оставшихся еще от Союза готовых, оборудованных шампиньонницах, с обученным персоналом.

Окучив литовский рынок и зачистив его от поляков, он естественно переключился на Латвию. И поставил себе целью уничтожить наш бизнес. Естественный конкурентный процесс, ничего личного.

(С улыбкой) Или боялся обвинений в картельном сговоре… А скорее всего — не увидел во мне достойного конкурента и решил, что обойдется без сотрудничества с нами.

Короче, рыночные тучи сгущались.

Что можно было выжать из ситуации?

Возможности дальнейшего экстенсивного наращивания посадочных площадей в рамках существующей инфраструктуры промбазы были полностью исчерпаны. Строить филиал на новой земле? Но и возможности компостного производства на том уровне также были исчерпаны. Новые плантации автоматически тянули за собой наращивание мощностей по компосту. Земля, инвестиции… Неподъемно.

Вот тут бы и сработал опыт нормального бизнесмена. Внешне предприятие на неплохом уровне. Раскрути и продай с профитом. Да откуда было взяться тому опыту.

Любовь к своему делу, надежда и вера в его успех безраздельно владели нами. Верили мы в него.

Глава 13. Хочешь рассмешить Бога, посвяти его в свои планы (с)

Выход из тупика подсказала жизнь.

Был у меня голландский консультант, услугами которого я пользовался уже несколько лет. Спец мирового уровня, консультировавший несколько десятков проектов по всему свету. Обходился он мне недешево, но это того стоило.
Приезжал минимум раз в год. День его работы обходился мне в 300 латов. Плюс хостинг, дорога и фестивальчики. За неделю его пребывания, работая с ним по 10–12 часов в день, мы получали уникальные знания, адекватные годовому курсу голландской сельхозакадемии.

Несколько раз я проходил стажировки в его консалтинговом центре в Голландии (город Хорст). После занятий по теории мы ездили с ним на шампиньонные заводы в Голландии, Франции, Бельгии и на заводы производителей оборудования. Везде его знали, и перед нами открывались любые двери.

В одну из таких поездок мы посетили завод в Бельгии по производству 10 000 тонн компоста в месяц! Но даже не грандиозные масштабы производства и великолепная техника поразили меня до самых глубин. Мне показали новейшую технологию и сооружения для ускоренного приготовления компоста (т.н. INDOOR system).

Прелюдия показа соответствовала процедуре посещения сверхсекретного военного объекта. Инструктаж, состоящий в основном из слова «нельзя», изъятие фотоаппарата, подпись соглашения о «конфиде».

Технология, как оказалось, была совсем молодой и проходила стадию промышленного внедрения. Больше того, она являлась лишь частью программы перевода всей отрасли на т.н. систему «сателлитного» производства шампиньонов.

Суть системы заключалась в том, что отрасль переводилась на узкую специализацию производства в рамках отдельно взятого предприятия. Если до того большинство предприятий осуществляли полный цикл производства от компоста до грибов, то теперь создавались мощные специализированные заводы по производству только компоста и только покровной земли. И вокруг них, в расчетном географическом ареале — масса мелких и средних заводиков (сателлитов), занимающихся исключительно выращиванием шампиньонов.

Таким образом решалась масса проблем в отрасли, а главное, система позволяла резко увеличить число выращивающих предприятий. Количественный рост посадочных площадей за короткое время вырос на десятки процентов.

Зачатки такой системы существовали в Европе давно. Но именно в 90-е годы произошел технический и технологический скачок в приготовлении компоста, позволивший приступить к масштабному внедрению системы.

Помимо технологии INDOOR system появилось оборудование по засеву и пакетированию компоста, а также качественный транспорт для его перевозки навалом и механизированной выгрузки прямо на плантации в «сателлитных» хозяйствах.

О преимуществах системы можно написать десяток диссертаций. А может, они и написаны? Точно не знаю. Но недаром правительство Голландии выделило тогда на 5-летнюю программу субсидирования отрасли 250 млн. евро. Остальная Европа тоже не отставала.

...Сначала я почувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Где Европа, где Бабите…

А потом решил: нужно менять стратегию бизнеса. И именно сателлитная система может стать ключом новой стратегии.

Схема проста:

1) Мое предприятие специализируется на производстве сырья для выращивания (пакетированного компоста, покровной земли), которое продается (либо обменивается по бартеру) сателлитным хозяйствам по всей Прибалтике.

2) Я закупаю свежие грибы у сателлитов, консервирую, фасую, сушу, реализую на рынке или экспортирую.

3) По мере роста числа сателлитов полностью сворачиваю собственное «выращивание» и на освободившейся структуре наращиваю возможности реализации п.п.1 и 2.

Расчеты показали, что из моей промбазы после дополнительной реконструкции и дооборудования можно было «выжать» порядка 800-900 тонн засеянного, пакетированного компоста в месяц. С учетом технологической специфики такое количество компоста позволяло осуществлять выращивание на плантациях площадью 1,5-2 га (для справки: собственная посадочная площадь SIA "Micos" на тот момент составляла 0,16 га, или 1600 кв.м.).

При средней посевной площади одного сателлитного хозяйства 500 кв. м. можно было обеспечить работу 25-35 хозяйств. Объем производства по свежим грибам — 2700-3000 тонн в год.

Со сбытом такого количества грибов можно было не беспокоиться. К тому времени портфель заказов на наши консервы только, к примеру, на одну Германию составлял 1 млн. банок в месяц. А были реальные интересанты еще и из Швеции, Италии, Австрии.

Дело в том, что мы регулярно участвовали в ежегодных международных продуктовых выставках в Риге. И наши дегустации никого не оставляли равнодушными. Потому что консервы мы делали по собственным рецептам и без химических консервантов, гарантировали при этом срок реализации минимум 12-18 мес. в зависимости от вида консервов.

Несмотря на конкуренцию с литовским коллегой, и на внутреннем рынке сбыт шел по нарастающей.

Итак, в наличии — 10-летний опыт работы компании, хорошая кредитная история, апробированная во множестве стран бизнес-схема, гарантированный (на уровне протоколов намерений) экспорт, хорошие позиции на внутреннем рынке. Для очередного старта совсем неплохо.

Конечно, все это умножено на некоторую долю здорового авантюризма и поделено на уже хорошо знакомые особенности латвийского национального бизнеса. Но… Лучше пожалеть о том, что сделал, чем…

Глава 14. Падение вверх

Первым делом нужно было определиться с потенциальными кандидатами на роль «сателлитов». Вдруг это все нафиг никому не нужно, а я тут планы, понимаш, нагромоздил?

Решил «закинуть удочки в народ». Подготовил обширный материал для проведения ознакомительного семинара по теме «Производство шампиньонов (технология, строительство, экономика-инвестиции)». Дал объявления во все центральные латвийские газеты и в пару газет в Литве и Эстонии.

Объявил два семинара.

Один бесплатный — однодневный, и один дорогой — трехдневный.

Бесплатный провел в малом зале Министерства земледелия (спасибо им за помощь). Собралось больше ста человек со всех концов Латвии. В основном крестьяне, владельцы средних и мелких хозяйств. Учились с интересом, ответил на все вопросы, сорвал уважуху, хотя некоторые из них с трудом говорили по-русски. Общались часов десять. Расстались друзьями. Человек двадцать записались в добровольцы, т.е. обозначили не только теоретический интерес, но и взяли мои визитки с обещанием «подумать и сообщить».

Пятеро сразу же записались на платный семинар.

«Платный» проходил в санатории «Беларусь», где были сняты коттедж с зальчиком и номера для иногородних. Туда приехало 15 чел. Я специально сделал его платным — не наживы для, а чтобы собрать людей, готовых подтвердить серьезность своих устремлений пусть небольшим, но денежным вкладом в новые знания и бизнес. 180 латов для иногородних и 80 латов с местных — это были тогда не такие уж маленькие деньги. Среди местных оказались один представитель Литвы, один с Украины и один из Белоруссии.

Работали три дня по 12-14 часов в день с короткими перерывами на еду и анекдоты.

По окончании восемь человек подписались на сотрудничество. Все — хозяева или руководители хозяйств. У каждого в наличии пустующие сельхозсооружения (овощехранилища, склады, фермы), земля, готовая инфраструктура, действующее с/х производство, раб. сила, некоторые финансовые возможности.

Итак, «сателлиты» набраны.

Дальше — сел за строительный проект компостного производства по новой технологии, с современным оборудованием, по последнему слову в грибоводстве. Предварительно — поездки в Польшу, Голландию, Францию. Отшпионил все, что смог. Сварил поставщиков (все оборудование импортное), наметил стройподрядчика из местных. Смета проекта, бизнес-план на 150 страниц.

В дополнение к этому — программа «сателлитной системы» с конкретными хозяйствами, техническими, экономическими показателями.

И… в банк!

Нательный крест, белая рубаха, больше уверенности в глазах, с Богом!

С первого захода не помогло. Родной банк взбрыкнул. Там еще висел непогашенный хвостик от G-24. Претензий к вам нет, все в графике, только погасите его, тогда будем говорить о новом кредите. Нормально, не придерешься – политика банка.

Еще один банк – мимо. На третьем срослось. Дали меньше, чем запрашивал, – 360 тысяч латов. Залога маловато. Трудно оценимый залог. Шампиньонное производство – это не «картина Страдивари».

Проект пошел.

Снова уверенность зашкаливала, питаемая картинками предприятий процветающих европейских коллег и убойными цифрами расчетов. Нарождающаяся перспектива не просто рисовалась яркими красками, она бесстыдно изворачивалась у шеста успеха, демонстрируя во всех позах самые сокровенные места насыщенной, обеспеченной интересным делом и достатком многих людей на сто лет жизни вперед.

Молодой бизнесмен забыл на время, что бизнес-перспектива – шлюха, а честные барышни у шеста – фатальная редкость, бывший моряк забыл старинную морскую мудрость «Где неизвестность – предполагай ужасы!», считая, что все известно, просчитано и предопределено. А сколько всего не знал и не мог знать тогда молодой бизнесмен о «прелестях» и возможностях развития бизнеса в благословенной Латвии, управляемой мудрейшими из мудрых мужами ее и женами.

Зато я твердо знал, что проект технически и организационно мне по плечу. Мои компаньоны – мама и сестра не сомневались в правильности выбранного пути так же, как и я.

Обрезав смету и затянув пояс, взялись за дело.

Глава 15. Стройка-3

Реконструкция началась в мае 1998 года. Одновременно строились 4 объекта:

15.1. Бункеры ферментации компоста – 4 шт. с перевалочным цехом:

15.2. Тоннели пастеризации компоста – 4 шт. (компьютерное управление процессами):

15.3. Цех пакетирования компоста с линией засева-пакетирования:

15.4. Бассейн для замочки соломы:

Прораб подрядчика (мелкой сельхозстройфирмочки, осколка РСУ с/х «Булдури») сбежал от меня через месяц после начала строительства. Ничего подобного (бункера с аэрируемыми полами, тоннели пастеризации) раньше в Латвии не строилось. Подробного проекта не было. Пришлось прорабить самому, не забывая при этом все остальные дела.

Одновременно со стройкой шло насыщение объекта оборудованием.

Уже через 11 месяцев после начала строительства и модернизации промбазы объект был введен в эксплуатацию. В итоге «Микос» располагал к концу реконструкции 5000 кв.м капитальных закрытых технологических сооружений, обеспеченных полной инфраструктурой, новой ТП на 500 кВт, аварийной ДГ-электростанцией на 100 кВт, артезианской скважиной 110 м, складом ГСМ на 60 тонн топлива, достаточной ремонтной базой с мех. мастерской и теплым рембоксом. Парк самоходной техники составляли семь тракторов разного назначения, три самосвала, оборудованных для перевозки навоза и соломы, два рефр. буса (VW) для развозки свежих грибов, легковые машины для доставки персонала.

Компостное производство соответствовало всем новейшим стандартам того времени, о чем было сказано в отчете моего голландского грибного гуру, приглашенного на открытие. Не было границ его удивлению, когда с интервалом в год он увидел наше предприятие. Спрашивал, кто строил, голландцы или поляки?

Когда узнал, что все сделано местными материалами, без привлечения специализированных проектных и строительных компаний, небольшой бригадой под моим руководством, и вовсе охренел: «Oh, these Russian…»

Много можно было бы здесь написать о темпах того строительства, не останавливавшегося ни на день даже в 30-градусные морозы. О параллельном производстве грибов, работающем на привозном польском компосте и своем компосте, сделанном украдкой на иногда свободных от стройки площадках старого цеха (нужно было зарабатывать деньги и сохранять по возможности наработанный рынок клиентов).

О совмещении этой работы с помощью «сателлитам», которые начали вместе со мной строительство своих объектов (каждому мной был сделан индивидуальный проект шампиньонницы с привязкой к конкретному объекту, каждому оказана помощь в оформлении субсидий, обеспечении оборудованием).

Вот так выглядел засеянный, пакетированный компост на выходе с линии пакетирования.

А вот так он укладывался на полку в камере выращивания — в отсутствии необходимости в какой бы то ни было механизации. Привез, положил на стеллажи — и получай через 35 дней новый урожай (три волны урожая — 21-25 дней).

Выгрузил после камеру, вымыл, продезинфицировал — и загружай снова. При хорошей организации производства можно было собирать пять — пять с половиной урожаев в год.

А главное, компост в таком виде позволял сателлитам без особых хлопот и капвложений выращивать шампиньоны в простых камерах, построенных в их приспособленных помещениях.

Глава 16. «Где неизвестность – предполагай ужасы!» (из старинных морских правил)*

*Белые пятна на мореходных картах поры парусного флота обозначались как неизвестность. Всяк, идущий туда, готовился к трудностям и опасностям великим.

«Предполагать ужасы» — одно. Столкнуться с ними — совсем другое.

Первый ужас случился в приснопамятном августе 1998 года. Дефолт в РФ!

Добрая половина кредита освоена. Среднемесячный процент — 10-10,5% (часть ставки, плавающая с квартальной привязкой к LIBOR). С августа банк повышает процент до 19%.

Это — под дых… Производство работает на 40%, еле тянет текущие платежи. Стройка полным ходом, куча непредвиденных расходов и работ. Послаблений от банка — ноль.

9 месяцев платили такой процент, потом он очень постепенно стал снижаться (2-3% в квартал), но до исходных цифр так у нас и не дошел. Пришлось отдать моему приятелю, известному в Латвии финансовому деятелю, за небольшую сумму для оборотки часть бизнеса.

Второй — влупили мои любимые «сателлиты».

После запуска нового компостного производства только два хозяйства из восьми были готовы к старту. Остальные запускались потом еще в течение года, против обещаний стартовать одновременно с нами. У каждого были свои причины к тому, в т.ч. тот же дефолт (большинство работало с кредитами).

В результате рынок компоста сузился до невозможности. Денежные потоки превращались в ручейки в своей доходной части.

В такой ситуации нечего было и думать о сворачивании собственного выращивания, как это было задумано ранее. Одно утешало — внедрение пакетированного компоста на наших плантациях резко интенсифицировало выращивание, позволило избавиться от многих тяжелых операций, средств их механизации, сократить число работников, увеличить производительность предприятия в целом.

Глава 17. Нет худа без добра

В поисках сбыта компоста случайно нашел в Эстонии (Тарту) крупную заброшенную шампиньонницу. Она простаивала. Купили ее владельцы — крупнейшие эстонские производители соков-лимонадов компания Özelfood — у финнов года три назад за 1,5 млн. евро как вариант диверсификации бизнеса. Но так и не смогли сделать качественный компост. Урожайность была ниже плинтуса, производство нерентабельно, и было принято решение ее продавать.

Уговорил попробовать на моем компосте. Ожили. Урожайность зашкалила.
Эстонцы стали моими крупнейшими покупателями сырья.

Постепенно подтянулись и местные сателлиты. Заработали восемь хозяйств. Появились новые кандидаты в «сателлиты» — еще 6 хозяйств.

Но началась новая головная боль. Вот ее я отношу полностью на свой счет. Не предусмотрел, хотя, как профессионал, должен был это учесть. Дело в том, что на 90% я с «сателлитами» работал по бартеру «компост — грибы». Фактически это была консигнация. Оплата за компост начинала поступать только с началом сбора грибов с него — через 35-40 дней, и к тому же растягивалась еще на почти месяц до конца сбора. Разницу в цене «компост — грибы» я выплачивал деньгами, как правило, сразу.

Только вот качество этой продукции было поначалу никудышное. Гриб в основном шел нетоварный. В начале пути им не хватало технологического опыта персонала. Просчеты у сателлитов были на всех стадиях выращивания, сбора, хранения, транспортировки грибов и влекли за собой неизбежное падение качества. А иногда и потери урожайности. В таких случаях расчет и вовсе зависал во времени.

Болезни роста. Душить своих крестьян я не мог — ни морально, ни материально. Нельзя было губить бизнес на корню.

Таким образом, пошел наплыв грибов, которые можно было продать только после дополнительной переработки. Причем классическое консервирование — маринование и продажа в свежем виде не годились. Туда шли отборные грибы высшего сорта.

Цвет, размер, внешний вид плодовых тел не позволял. Оставалась сушка (ломтики и грибной порошок).

Вот тогда моя матушка Озернова Маргарита Петровна (президент компании, верный друг и соратник) путем непростых и длительных экспериментов разработала рецептуры новых консервов, в которых внешний вид грибов не влиял на товарное качество продукта. Это были уникальные рецептуры, не только по вкусовым качествам и оригинальности, но и по отсутствию в их составе любых консервантов, кроме лимонной кислоты. Грибная икра, шампиньоны, маринованные в томатном соусе, грибной экстракт (фото не сохранились).

Собственная шампиньонница, консервный цех, сушилка работали на полную. Но… все больше на склад. Конкуренция по грибным консервам в Латвии всегда была жесткой. Здесь хорошо прописались поляки и голландцы. Консервы шли только на консигнацию 90-120 дней. Оборотные средства консервировались вместе с грибами и растягивались до невозможности.

Тогда начался экспорт грибов в Эстонию. Мелкими партиями, но по всему нашему ассортименту (кроме свежих грибов) через посредника пробились и на американский рынок. Наша продукция выдержала американское тестирование. Поставки росли. Но вести речь о крупных партиях мы были не готовы. Как не были готовы удовлетворить немцев и шведов, желавших заключить контракты на поставку миллионов банок нашей продукции ежемесячно. Не хватало свежих грибов, производственных мощностей по консервированию, потенциала нарождающейся отрасли.

Наш маленький консервный цех при круглосуточной работе мог производить не больше двух тысяч банок в сутки.

Для увеличения продаж компоста мы выпустили на рынок комплекты для выращивания шампиньонов в домашних условиях. Эту идею я нашел в интернете. В комплекте в картонной коробке были пакет (20 кг) засеянного компоста, пакет покровной земли и инструкция по выращиванию. Его можно было поставить в любом темном месте дома и вырастить 5-6 кг грибов.

Необычность товара, экзотичность предложения предопределяли интерес покупателей. За ними приезжали из глубинки — и даже покупали как новогодние подарки. Мы продавали их во всех своих торговых точках на рынках Риги. Были клиенты, которые регулярно брали больше десятка комплектов. Это была неплохая реклама и для сателлитного выращивания.

Третий член нашей команды — моя сестра Вороновская Лариса (коммерческий директор) крутилась белкой в колесе, совершая чудеса на коммерческой ниве. АУПа ведь практически не было. Кроме нас — два бухгалтера, а на производстве — один начальник компостного цеха.

Тем не менее сателлитный проект набирал обороты.

Для объединения всех участников будущей отрасли под одно крыло я создал Латвийскую ассоциацию производителей шампиньонов.

В нее вошли все сателлитные хозяйства и «Микос».

Ассоциация представляла интересы производителей в госструктурах. В ее планах было много всего полезного. Это и разработка программы развития отрасли, и помощь чиновникам в разработке и внедрении отраслевых нормативных документов, и централизованная подготовка специалистов на базе Елгавской сельхозакадемии, и координация внутренней политики отрасли, и взаимодействие с родственными организациями за рубежом и т. д.

Не случилось. Просуществовала деточка пару лет и загнулась. Почему? Кроме нас она никому была не нужна. Впрочем, так же загнулось и большинство ассоциаций нетрадиционного сельского хозяйства Латвии.

Глава 18. Власть всегда идет рядом с бизнесом — таковы правила конвоирования (с) Михаил Мамчич

Не может существовать бизнес в отрыве от бизнес-климата в стране. Нельзя все неуспехи свои сваливать на плохие условия, созданные государством. Но в любом случае этот климат должен способствовать нормальному существованию предпринимательства — как минимум. А как максимум — его развитию и процветанию.

Это подразумевает под собой наличие законодательства, госпрограмм, финансовой, социальной политики — дружественных национальному бизнесу, интересам национальной экономики.

У нас же предпочитают защищать нацинтересы государства только на уровне литья ядер внутри конституции, защиты языка и этнической уникальности латышей, на которую никто не нападает. А также — в «святом» деле борьбы с наследием проклятой оккупации.

Потому что здесь мозги и работа не нужны. Язык нужен подвешенный и правильное происхождение. То, что «ядра» дырявят тело конституции, этническая уникальность с языком тают на глазах, растворяясь на просторах Европы, интернета и русского мата, мало кого волнует.

Так же как не волнует, чем дышит и живет латвийский предприниматель.

Вот несколько примеров:

Благоприятная бизнесу таможенная политика: «Таможня дает добро, а за державу обидно»

Единственным импортируемым материалом для производства в нашей технологии был посадочный материал мицелий — достаточной дорогой компонент технологии. Весь мир обеспечивают мицелием несколько крупных компаний, имеющих филиалы по всему свету. «Sylvan», «Le Lion», «Somycel» — крупнейшие из них. Это мощнейшие структуры с многомиллионными производственными активами, работающие по самым передовым биотехнологиям. Достойной альтернативы их продукции в мире нет.

Мы закупали их продукцию на тысячи латов ежемесячно. Таможенная пошлина на ввоз платилась нами в размере 15%! На товар, который не производится и никогда не будет производиться в государстве! Это ли не вершина экономической мудрости наших госмужей и жен?! У «тупых» литовцев эта пошлина всегда была нулевой. Хорошее конкурентное преимущество, скажу я вам.

Я принимал это как данность. Но с образованием ассоциации и разрастанием бизнеса решил изменить ситуацию. Обратился в Минземледелия за помощью. Полгода доказывал, что белое — не черное. Государство в лице министерских чиновников от земледелия грудью встало на защиту национальных интересов!

Вернее, одного нац. интересанта. Местного «производителя» мицелия. Я его знал: порядочный человек, работяга, милый, интеллигентный лаборант, латыш. На бывшем заводе «Биолар» у него был закуток в мертвой заводской лаборатории со старым советским автоклавом, в котором Виталий парил зерно, сеял на него споры из шампиньонов, выпрошенных у меня или купленных в магазинах. Это у него называлось мицелий. В свое время я даже пытался работать на его материале. Так же по неопытности вынашивал в бизнес-юности планы строительства собственной лаборатории.

На игрушечной модели "порше" можно покататься… мысленно, в мечтах. Но чтобы реально поехать по дороге, нужна настоящая машина.

Настоящий мицелий Виталий не мог сделать по определению, ни количественно, ни качественно. На это нужны миллионы. Для справки: маточные культуры постоянно селекционируются в спецлабораториях-плантациях с пятым уровнем биозащиты, высококласными микробиологами. Настоящие производители клонируют эти культуры каждый сорт не более 6 раз. Дальше мицелий теряет урожайность и стойкость к болезням, считается непригодным для интенсивного выращивания.

Виталий работал на клонах (от семи минимум и максимум — до бесконечности), высеянных из грибов с обычных плантаций! Результат соответствующий — никакой (низкая урожайность, болезни).

Так вот, главным аргументом чиновников в оправдание размера пошлин было то, что в стране ЕСТЬ производитель товара соответствующего таможенного кода.

Не буду рассказывать, чего мне стоило обратить минземледельцев в мою производственную правоту. Через полгода я получил-таки от МЗ письмо для комиссии по таможенным тарифам Минэкономики. Там еще больше полугода ушло на разъяснения и выработку положительного проекта решения.

Потом проект передали в соответствующую комиссию Сейма, где он вылежал еще год, дожидаясь, пока наберется достойный по объему для рассмотрения депутатами пакет таможенных вопросов. Два года с лишним — и поправки внесли!

Вы думаете, после этого я перестал платить пошлину? Наивные. Этого так и не случилось. Окрыленный добротой любимого гос-ва, я посылаю на границу в очередной раз рефрижератор за мицелием с письмом, увенчанным самыми высокими гербами и печатями, подтверждающим НУЛЕВУЮ пошлину.

Опаньки!!!

Таможня не получила соответствующих указаний, а письмо — им не указ. Плевать, что компост в тоннелях созрел и нужно срочно его засевать, иначе он погибнет. Ваши проблемы, г-н предприниматель. Платите, иначе груз будет стоять на границе. Заплатил.

Звонил после везде где мог. В ГУ таможни, МЗ, МЭ. "Да-да, не волнуйтесь. Все пучком. Следующий раз проблем не будет".

Ага!

В следующий раз, через месяц, все повторилось. Когда я сам поехал на границу, меня встретили тепло и радостно сообщением о том, что распоряжение получено. Вот только… Неувязочка одна. Декларацию выдать с новой пошлиной не получится. В компьютерную программу не могут внести изменения. Программеров мало, а таможенных пунктов много, нужно ждать-с, уважаемый, недельки две-три. А без декларации не можем-с пропустить, порядок нарушим-с. Заплатив очередной взнос за расторопность власти в виде пошлины, исполненный любви и гордости за родное гос-во вернулся назад. Сеять нужно было.

Еще через месяц звонков и говорильни сказали, что программист в отпуск ушел. Снова нужно платить. Деньги мне вернут за все уплаченное с момента вступления закона в силу... когда-нибудь. Были очень удивлены моей эмоциональностью и несколько повышенным тоном разговора, недостойными жителя истинно европейского гос-ва.

Не дожил «Микос» до светлого дня. Закрыл я его раньше, и не только по этой причине.

Второй пример: «Таможня дает добро… непонятно кому, а за державу снова обидно»

Мои выпестованные сателлиты научились со временем выращивать приличные урожаи, и некоторые из них даже… вопреки договоренностям самостоятельно продавать на рижском рынке. Причем не в своих регионах развивать рынки сбыта, как обещали мне, а прямиком в Ригу. Да по моим клиентам, да под мои накладные. Без налога — оно дешевле.

Мало того. Часть из них перестали закупать у меня сырье. Как так? Выращивать не на чем, а мои экспедиторы с ними лбами у клиентов сталкиваются. Откуда грибы, Зин?

Выяснилось, что один шустрый из них стал торговать… литовским компостом по более низкой цене. Конкурент литовский нарисовался и здесь. Понятно, себестоимость у него ниже, т.к. мицелий минимум на 15% дешевле (размер таможенной пошлины). А в остальном вроде не сильно должно отличаться.

Со временем разобрался. Парень заимел «окно» на границе в Мейтене (платил налом 100 латов с машины бдительным муйтовцам) и таскал без деклараций и компьютеров не только компост, но и грибы без налогов и пошлин. А это только на PVN — долой 18%! Кстати, таможенная пошлина на ввоз компоста в Латвию была нулевая. Наше гос-во ревностно блюло свои границы и бдило интересы любимых соседей. Вот и продавал он компост по демпингу в 20% и более.

Собрал я своих крестьян-партнеров на собрание ассоциации. Молчат. Глаза в пол. По-латышски сдержаны и вежливы. Объяснил простые вещи. Что нужно выполнять свои обязательства — покупать сырье согласно контрактам-графикам и не лезть на мои рынки сбыта, пока я не сверну свое выращивание.

Что нужно видеть чуть дальше своего носа и понимать правильно политику литовского конкурента, цель которой завалить «Микос» любой ценой, чтобы монополизировать латвийский рынок. Что его демпинг на сырье — не вечен и продлится ровно до того момента, когда моя компания устранится с рынка. И после этого они компоста от литовца хрен дождутся, потому что нужны они ему, как собаке стоп-сигнал, и что, кроме литовца, взять компост им будет неоткуда. Что иллюзия самостоятельного существования их бизнеса без меня и моего сырья губительна для каждого априори. Что я силен ими, а они — мной, что мы одна команда и нам всем есть куда расти.

Слушали, кивали, извинялись, соглашались, почти прослезились. Но после продолжали все по-старому. Недолго. Пока я не закрылся. А там и они не задержались, позакрывали производство. Не дал им литовец компоста. Как узнал, что я закрылся, так сразу и не дал.

Глава 19. Если достаточно долго портить машину, она сломается (закон Шмидта)

Государству в лице наших чинуш мы были не нужны, не интересны. Какие там программы, отрасли, корректировка законодательства и нормативов. Единственной живой темой в Минземледелия был дележ ежегодных 20 миллионов латов, отпускаемых на сельское хозяйство из бюджета. Сам свидетель.

Единственное, что мне удалось, это получить немного субсидий для себя и моих сателлитов. Это только потому, что Европа (мы тогда не состояли в ЕС, но уже выполняли их указы) требовала развивать нетрадиционное земледелие и отпускать на него хоть что-нибудь из бюджета.

А поскольку серьезных, мотивированных, подтвержденных расчетами и историей проектов было — на пальцы одной руки, и нам перепало — только для отчета перед «евкомом». Каких бюрократических мучений это стоило, длинно рассказывать.

Немаловажную роль в том, что «нам перепало», сыграли СМИ. Первая публикация о нас вышла в 1994 г. в журнале Wall Street Journal European:

Потом в разные годы о нас не писал только ленивый. Причем мне не нужно было заказывать рекламных статей. Пресса нас находила сама. Порой не хватало времени на все эти визиты и интервью.

Латвийские СМИ не уставали.

Не замечать нас и не считаться с нами было по меньшей мере несерьезно. Наоборот, было что показать из нетрадиционного земледелия в прогрессирующей Латвии. Европа бы не поняла, если бы улиток, раков и калифорнийских червей государство субсидировало, а шампиньоны — нет. На нашем фоне коллеги выглядели любительски.

Единственное, за что благодарен министерству в лице его тогдашнего госсекретаря Лаймдоты Страуюмы, так это за финансовую помощь летом, если не изменяет память, 2001 года. В августе была экстремальная жара, и у меня от перегруза вышла из строя главная холодильная установка микроклимата камер выращивания. Не сработала защита по воде — и замерзли испарители. Вода пошла в компрессоры. Спецы поймут. За сутки погибли пять урожаев (в пяти камерах). Компост разогрелся до 50 градусов, а уже при 30-ти мицелий начинает отмирать. Убытки — сумасшедшие.

Когда я показал эти камеры комиссии МЗ и Лаймдоте, она прониклась нашей бедой, настояла в министерстве на выделении 15 тыс. латов из резерва министерства, чтобы мы хоть как-то продержались до следующих урожаев, которых нужно было ждать минимум два месяца. Конечно, эта сумма не решила наших проблем, но была очень кстати.

По сей день считаю Лаймдоту деловым, компетентным специалистом, умным руководителем, человеком с харизмой. Всегда с уважением и благодарностью вспоминаю ее и желаю всяческих успехов. Сегодня она — министр земледелия. Пожалуй, единственный компетентный министр в сегодняшнем правительстве.

Уход шести из восьми сателлитов, потеря пяти урожаев, необузданная конкуренция со стороны литовца, почти удвоение банковского процента по кредиту после дефолта в РФ, постоянное удорожание топлива для котельных, физический износ оборудования камер выращивания, проработавшего на тот момент 14 лет, растущие год от года налоговые поборы и аппетиты надзорных инстанций — все это не могло не отразиться на финансовом положении компании.

В довершение к сему букету выплыли новые приятности: страна готовилась вступать в ЕС. Шел 2002 год.

Был у меня один хороший знакомый в Ветеринарно-продовольственной инспекции МЗ. Так вот однажды, после его визита ко мне на завод, поведал он мне о новшествах, которые ждут нас после вступления Л в ЕС. Подробненько так рассказал о регулах, директивах, под которые мы ляжем.

Потом узнал о фреоновых ограничениях по марке применяемого хладагента (спецы в курсе), означавших для нас полную замену холодильных складских мощностей и уст-к микроклимата. Которые мы, кстати, только недавно заменили после аварии.

Обсчитал я расходы на удовлетворение светлых пожеланий цивилизованного человечества к моему скромному предприятию — и ошалел. Завод нужно было выводить на уровень МКС. Всё, кроме компостного цеха, классифицировалось как производство пищевого продукта — со всеми вытекающими последствиями. Консервный цех, цех сушки грибов, фасовочный, холодильной камеры – понятно. Но каким боком туда же причислялись и камеры выращивания, было совершенно не ясно. Растут же капуста и помидоры в открытом грунте и поливаются сырым навозом — и ничего.

Выбора не оставалось.

Пришлось сесть за проект реконструкции-реанимации шампиньонницы. Учитывая фиаско сателлитной системы, я нашел еще и конструктивные возможности ее расширения.

Короче, сумма составила по самым скромным расчетам – 500 тыс. латов. На такую реконструкцию понадобилось бы не менее полугода с полной остановкой предприятия. И это при хорошей подготовке и обеспечении проекта всем необходимым.

До часа Х оставалось не так много времени, максимум год-полтора. Точная дата вступления Латвии в ЕС была неизвестна, но процесс шел полным ходом. Нужно было спешить.

Другого выхода я тогда не видел.

«Сбросить» предприятие помимо моральных барьеров (дело жизни и место работы всей семьи, будущее детей) не позволяло его финансовое и рыночное положение.

Кредитное отягощение, развал сателлитной системы (только два хозяйства и эстонцы, новые хоз-ва всё никак не запускались), агрессивная конкуренция литовца на рынке свежих грибов. Рыночная цена бизнеса — никакая. Плюс его «экзотичность» для покупателя.

Мой банк отказал в увеличении кредита сразу.

В другие банки соваться смысла не было. Существующий залог, по их оценке, едва обеспечивал уже полученный кредит. Об оценке залога, осуществляемой компаниями-оценщиками, навязываемыми дебитору банками, можно вести отдельный разговор. Оценить бензозаправку они еще могут. Сельхозпредприятие моего плана объективно — нет. Некомпетентны. Плюс — заточены на занижение цены в интересах банка.

По моим расчетам, реальная сумма залога, рассчитанная по любым схемам, была выше минимум на 40-50%. Пригласить независимых оценщиков банки не давали. Только — признанных ими. Нанимать западных оценщиков безоговорочного уровня стоило баснословных денег. Их оценка все равно не давала гарантий получения кредит в полном, соответствующем залогу объеме.

Кроме того, банки всегда, как черт от ладана, шарахались от сельхозтематики. Тогда шла другая варка, где оборачивались крупные суммы за короткие сроки и с меньшими рисками.

Западные фонды, вроде американского BSEF, морочили голову несколько месяцев, сожрали кучу бумаг, документов и времени, а в последний момент просто отказывали без объяснения причин.

Не исключаю, что одной из причин был сугубо латышский персонал, не поощрявший русский бизнес. Были основания так думать. По всем критериям мой проект соответствовал требованиям данных фондов. Я проверял. Может быть, ошибаюсь, но другого объяснения их отказов не нахожу.

Оставалось искать частного инвестора.

Нашелся. Мой приятель, почти друг, тот самый, который купил часть бизнеса после дефолта в РФ 98 г. С тех пор как партнер он был в курсе абсолютно всех дел и ситуации в бизнесе. Все годы после дефолта он участвовал в принятии важных решений и выработке программы действий. Договорились на нужную сумму, теперь уже за контрольный пакет (51%) предприятия.

Ударили по рукам. Лучше бы, конечно, по голове мне кто-нить заехал. Беда в том, что я очень уж доверял ему как человеку (знал его на тот момент больше десяти лет) и ни капли не сомневался в его финансовых возможностях. Если бы я назвал его имя, многие читатели поняли бы причины такой моей уверенности.

Остановил по согласованию с ним производство грибов. Распустил часть работников. Первые 2 месяца — с сохранением 50% ЗП, потом — по 30% до момента запуска. Оставил только технический персонал (строителей, сварщика, слесарей и проч.). Начал демонтаж старого оборудования, снос ненужных стен и.т.д.

А денег от друга-инвестора... нет. У него неожиданно затянулась сделка по продаже недвижимости в России на 9 млн. долларов, и нужно было, с его слов, немного подождать. Каждую неделю по субботам мы парились с ним в бане на его вилле в Юрмале, и он с веником и без парил мне еще мозги под девизом «Деньги будут в следующую пятницу». После ужина показывал разные бумаги по сделке, приглашал в баню своего человека, занимающегося ею в Москве и приехавшего к нему для отчета. Тот тоже складно говорил слова о скором ее успешном завершении.

Так продолжалось... полгода.

За это время я отправил в отпуск без содержания еще часть персонала. Перевел точки на рынках на торговлю чужими овощами-фруктами. Распродал все складские запасы металла, материалов и всего, что можно было продать. Благо за почти пятнадцать лет добра накопилось немало. Демонтированное оборудование продавалось на металлолом.

Нужно было платить по кредиту, ЗП оставшимся работникам, налоги, аренду на рынках, бандюхаям и самим как-то жить.

Тогда мы продали и всё, что было у семьи ценного.

Предпоследним для меня ударом стал отказ Özelfood от закупок компоста. В их акционерке сменились хозяева, и «новая метла» решила совсем отказаться от непрофильного для них производства грибов. Цеха шампиньонницы они решили пустить на расширение основного производства майонезов-лимонадов, потому что стояли те цеха на территории лимонадного комбината.

Пришлось остановить и компостное производство, поскольку оставшиеся два сателлита не покрывали мои расходы на содержание компостного комплекса. Слишком мало они брали товара. Нужно заметить, что они не горевали, а быстренько пошли под литовца.

Заложили тогда все свое имущество и себя в придачу (страховки в пользу банка).

Те из читателей, кто подпрыгнул на месте и покрутил пальцем у виска, — сядьте и успокойтесь. Вы абсолютно правы. Но это я могу подтвердить сегодня. А тогда… Тогда я ждал и верил компаньону, удерживая на плаву остатки корабля, латая пробоины и стиснув зубы.

Контрольный выстрел прозвучал в один совсем не прекрасный день, когда мой партнер-друган после очередной бани, запивая шашлык пивом, сказал, что его российская сделка неожиданно сорвалась из-за невыполнимых требований одного американского банка, и он не может дальше участвовать в проекте.

При этом недвусмысленно намекнул, что неплохо было бы мне вернуть то, что он вложил в «Микос» в 98-м году.

Глава 20. Перманентный финал

16 октября 2002 года собрался поредевший коллектив «Микос», чтобы отметить пятнадцатилетний юбилей нашей фирмы. Кроме нашей семьи еще несколько человек — золотой запас, люди, отработавшие с нами добрый десяток лет. Все было по-домашнему — насколько скромно, настолько душевно и тепло. Было что вспомнить и со слезами, и с юмором.

Вспомнил я тогда про себя, как забил первый гвоздь в стену сарая, чтоб переодеться в робу и начать новую жизнь, построить «город солнца».

А на следующий день отнес заготовленные ранее письма в банк, суд и МЗ об объявлении неплатежеспособности SIA Agrofirma "MICOS".

Дальше — по общей схеме. Администратор, собрание кредиторов, опись имущества. Укоризненные взгляды банкиров, чиновников. Всех подвел, всех обманул. Кругом — подлец.

Еще год жил в офисном домике на заводе. Банк платил мне как сторожу. На эти деньги и жили.

В том 2003-м мелькнул было луч надежды на возрождение Дела. Неожиданно на меня вышла одна эстонская компания. Они знали о моем банкротстве. Приехали с предложением.

Суть заключалась в следующем:

Они — частная фирма и одна известная эстонская финансовая компания — начинали реализацию в Эстонии крупного проекта по производству шампиньонов (3 тыс. тонн в год). Объем вложений — 8 млн. €. Под проект был подложен предконтракт на покупку этого количества грибов с крупнейшей в Финляндии сетью продовольственных супермаркетов. Финансирование проекта: 1,5 млн. € — собственные средства одного из акционеров (американский эстонец), 6,5 млн. € — кредит эстонского банка под залоги того же инвестора и гарантии фин. компании — соучредителя.

Мне предлагалось стать 20%-ным акционером и возглавить проект.

«Микос» позиционировался в проекте как сырьевое подразделение (компост, покровная земля) и центр по переработке грибов (консервы, сушка всех видов). Им нужны были мой опыт, мое компостное производство, мои специалисты, наши технические ноу-хау и рецептуры консервов.

После обмена визитами Рига-Таллин и достижения всех предварительных договоренностей мы пошли в мой банк. Банк вдохновился, собрание кредиторов тоже. «Микос» выкупался за сумму полного погашения остатка кредита и выкупа кредиторской задолженности.

Нужно ли говорить, что я воспрянул духом и с головой влез в новое дело.
В кратчайшие сроки разработал проект предприятия — вплоть до комплектации оборудованием (с готовыми поставщиками), основных строительных чертежей, технологического проекта, всей логистики.

Работал круглые сутки. Вложил в проект все свои знания, 15-летний опыт, свои ноу-хау. Аналогов такому проекту (2 га посадочных площадей шампиньонов в одном комплексе) не было. Высочайшая степень механизации, автоматизации, сильная биологическая защита — все там присутствовало.

На основании проекта сделал бизнес-план для получения кредита и электронную презентацию. Эстонский банк утвердил бизнес-план на кредитном комитете. Практически без доработок и исправлений.

Под производство планировалось взять в долгосрочную аренду с правом выкупа 22 га волостной земли в районе города Тарту. Договор аренды заключался с правительством (эст. — valitsus) волости после защиты проекта на общем собрании. Выступил, защитил. Говорили на русском. Расстались с собранием друзьями и с надеждами на светлое будущее. Очень доброжелательные люди с доброй крестьянской закваской.

Глава 21. Банкир — это человек, одалживающий вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирающий его в тот самый момент, когда начинается дождь. (Марк Твен)

Мы с эстонцами уже начали оформлять сопутствующие документы, как вдруг…

Администратор вызывает меня на встречу и показывает повестку в суд по делу Г. против «Микоса». Оказалось, тот самый Г. — сосед-землевладелец, у которого я в 1992 году арендовал гектар земли на 99 лет и выплатил аренду за весь ее срок (см. часть 11, раздел «Земля»), — подал иск на расторжение договора.

Основание было офигенительным: «За причиняемые землевладельцу неудобства, в связи с несвоевременной выплатой налога на землю». Суд должен был состояться через два дня.

Из объяснений администратора следовало, что фирма просрочила на две (!) недели очередной квартальный платеж в волость (!) по этому налогу. Сумма — 300 латов. Причина – отсутствие денег в кассе. Что делать, он не знает. Но сказал, что повод для иска пустяковый и суд иск не удовлетворит.

На тот момент для нас эта сумма была неподъемной. Занять было не у кого и не подо что. Состоятельные друзья давно рассосались приятным дымком в сиреневых далях, кредитная история исключала любые варианты заимствования. Лезть с этим к эстонцам было неправильно.

Я обратился в банк. Просидел там целый день, но добился перечисления денег. С копией платежки в руках спокойно пошел в суд. В суде Курземского предместья на заседании кроме судейских присутствовали трое – я, администратор и Г.

Выступил Г., сказал, что ему уже два раза звонили из бухгалтерии волости в связи с задержкой по налогу. Судья задал вопрос админу о причинах неуплаты. Меня никто ни о чем не спрашивал. Но я взял слово и предъявил платежку. Судья спросил, кто я такой, заявил, что я, в общем-то, лишний, и, взяв платежку в дело, удалился совещаться сам с собой.

Совещался недолго, максимум минуту. Затем огласил решение суда, в котором иск г-на Г. полностью удовлетворялся. Когда он закончил, я попытался в шоке что-то высказать, типа: «Господа, вы че творите?!»

На что судья Бл. поставленным голосом заявил: "Latvijas zemei jāpieder latviešiem!" — и при этом пригрозил мне штрафом за нарушение хода судебного заседания.

При расставании админ пообещал мне подать апелляцию в положенный десятидневный срок.

Прости мне, читатель, все эти подробности, но без них не объяснить дальнейших событий.

Тянул он с апелляцией до последнего, а за два дня до конца срока исчез из эфира и стал недоступен. Визит к нему домой тоже ничего не дал. Жена сказала, что он срочно куда-то уехал по делам.

Апелляция так и не была подана. Приговор вступил в силу. Именем Латвийской Республики!

Через многое время я узнал, что администратор, оказывается, учился в одном классе с Г. и они друзья детства. Что судья Бл. — старый друг админа. И что весь этот спектакль был разыгран с одной целью. Слупить бабла.

В 2004 г. этот гектар земли уже стоил на рынке до ста тысяч евро.

Позицию банка объяснить трудно. Его представитель не появился в суде, не отследил подачу апелляции, не контролировал администратора, как главный кредитор, никак не сопротивлялся развалу плана санации компании с помощью эстонцев.

Бог им судья. А что это меняло для меня?

Из-под компостного производства выдернули землю. С одной стороны — резко упала продажная стоимость объекта, что меня мало волновало и было заботой банка, с другой — как на это посмотрят эстонские партнеры? Для них цена "Микоса" возросла на установленную Г. цену, а составила она как раз эти 100 тысяч.

Дальше — все просто. Увеличить кредит на эту сумму эстонский банк не захотел, американский инвестор потребовал, чтобы платили эстонские дольщики. Те еще месяц решали, кто и как будет платить этот довесок, частями или целиком, но так и не пришли к знаменателю. Пока шла сия баталия, американец и вовсе сошел с дистанции, вложил деньги в другой проект.

Проект рассыпался.

Завод ушёл с молотка. Верней, молоток был не нужен. Аукционы выявили только одного интересанта. Банк продал всё скопом за… 55 тыс. латов транспортной фирме. Новый хозяин — хороший парень, я потом год ещё работал у него исполнительным директором, перекраивая завод под его фирму.

Он продал за несколько тысяч латов голландскую линию пакетирования компоста моему литовскому конкуренту — ту самую, что я покупал три года назад за 120 тыс. долларов. Я сам её демонтировал, отгружал и обучал литовцев работе на ней. Почти по цене металлолома распродавались технологическое оборудование, трактора, машины.

Латвийская ассоциация автоматически самоликвидировалась.

Сателлиты очень скоро все закрылись. Литовского компоста они больше не увидели. А таскать его из Польши было невыгодно. Да и не было его там для них особенно. Все польские производители компоста держали в производственных графиках только местных сателлитов. Наши им были неинтересны. Мои мрачные прогнозы, к сожалению, сбылись

Как говорили древние латиняне, Feci quod potui, faciant meliore potentes — "Сделал что мог. Кто может, пусть сделает больше".

Очевидно, всему виной стали исконная лень и тупость русского инженера со смешной приставкой «креативный».

Сегодня все магазины Прибалтики заполнены литовскими шампиньонами. Литовский бизнес процветает.

Глава 22. Один выстрел на всех

Мои любимые, дорогие близкие, партнеры и настоящие сподвижники – мама (Маргарита Озернова, сестра Лариса Вороновская и ее сын Андрюша), мы все, как всегда, были вместе.

Невозможно перечислить, сколько мы всего пережили за эти годы. Но наша замечательная эпопея только сплотила семью и показала нам безграничные возможности настоящей любви, дружбы, взаимопонимания, самоотверженности. Нужно ли говорить о том, что все 15 лет мы не знали ни одного спокойного дня (за полтора десятка лет у меня, например, набралось аж… 50 дней отпуска, в первые пять лет «на круг» набралось с пяток выходных).

Впахивали сутками, практически без выходных и с редкими праздниками, отмечавшимися, как правило, на заводе с нашими работниками. Производство ведь не остановишь. Хорошо, я – мужик… А мои Женщины, как они выдерживали такой темп и напряжение? До сих пор удивляюсь их несгибаемости. И объясняю ее лишь той созидательной, творческой, дружелюбной атмосферой, которая всегда сопутствовала делам нашим. Все было в радость.

Мама – все эти годы почти жила на фабрике. Вся «камерная» технология и переработка грибов были на ней. В дни пиковых сборов у нас работало по тридцать и более сборщиц. Иногда, при одновременном со сбором консервировании, их число доходило до сорока и более. Очень разных — от 15 до 70 лет. И со всеми она управлялась.

И не наберется из них и пяти, которые не уважали бы ее и не бежали бы к ней за советом в трудную минуту с радостями своими и заботами. «Мамой» ее и называли. К слову, и с улыбкой, — меня наш народ называл «папой». Сам слыхал не раз случайно из-за угла что-то типа: «Вот щас ПАПА нагрянет, сразу поумнеешь до профессора. Кончай нудить, вилы остынут».

Лариса – вела всю коммерцию, логистику, управляла бухгалтерией, занималась нетехническим снабжением, экспортом, рекламой, благотворительностью. Сотни клиентов по всем видам продукции, рынки, сателлиты были ее «епархией».

Андрюшка – племянник, сразу после школы пришел к нам. Работал на плантациях, вел склад, лопатил компост, убирал, клеил этикетки. В общем, поначалу – «старший-куда-пошлют». Хорошую мужскую школу прошел. Потом подучился заочно и стал помощником главного бухгалтера. Им и проработал до закрытия дела.

Все кардинальные решения мы принимали вместе. Они никогда не роптали при неудачах, никогда не тянули одеяло на себя, когда было что делить. Вся дележка всегда сводилась к решению вложить заработанное в дело.

В трудные периоды (неурожаи, технические сбои, финансовые кризисы) мы всегда платили сначала зарплату своим людям, а уж потом, что оставалось — себе. И это принималось семьей спокойно.

Мы и сейчас с ними одно целое.

Люди

Много их прошло через наши руки. Работали и семьями, хотя работа у нас была не сахар. Но каждый из них видел, что работаем мы больше всех, не рвем куски, и уважали. И работали годами, хотя зарплаты были средние по тем временам. Лет десять у нас были бесплатные обеды. Возили горячее из столовой в Пиньки. В лучшие годы арендовали для сотрудников дорожку с сауной в бассейне на Кипсале.

За счет фирмы лечили от алкоголизма мужиков (особо ценные кадры).

Помогали всем, чем могли.

С нами вырастали их дети, приходили работать к нам, женились, рожали, возвращались. Работали пенсионеры, одно время — глухие-инвалиды. Многие благодаря нашему Делу сумели достойно пережить трудные времена смуты независимости.

Сегодня, по прошествии 20 с лишним лет, любому из них открыто смотрим в глаза. При встрече радость обоюдная неподдельна. Маме ее женщины до сих пор иногда звонят.

Всяко было, но хорошего — много больше.

Всем им посылаю мою благодарность. За все уроки, полученные от них — и хорошие, и плохие, за все, что они помогли мне сделать.

Оптимистический эпилог

Дорогой уставший от букв читатель!

Думал, никогда не закончу. Пока писал, все пережил заново. Вспоминал. Оценивал происходившее с позиций себя сегодняшнего. И еще раз убедился в том, что я — счастливый человек. Потому что жизнь дала мне столько лет счастья свободного творчества, занятия чистым, интереснейшим, увлекательным и полезным делом. Делом, в котором максимально реализовались все накопленные мной знания и навыки. Делом, которое очень многому научило меня и тех, кто работал рядом со мной. Делом, которое собрало в моей жизни много интересных, талантливых, высокопрофессиональных, трудолюбивых людей. Делом, которое кормило многих.

Это повествование — простой рассказ об истории переходного периода Латвии из ада социализма в капиталистический рай на примере небольшой семейной компании. История о людях, глупо поверивших в «американскую мечту» латвийского разлива. «Работай много, создавай — и будет тебе и детям твоим счастье на века!»

Прошла горечь потери, поняты все ошибки, извлечены все уроки. Сегодня этот опыт очень помогает мне двигаться дальше.

Вот уже скоро 10 лет как я занимаюсь совершенно далекой от грибоводства темой утилизации отработанных автопокрышек и получением из них ценных, полезных продуктов. Построил по собственному проекту в убитых, дырявых цехах заброшенного ЖБК завод на Украине (мощностью 6000 тонн/год по сырью):

Сейчас строю опытный заводик в Латвии (3000 тонн/год по сырью), на котором будет отрабатываться новая технология производства заменителей каучука из резиновой крошки, полученной из тех же отработанных шин:

После будем тиражировать уже большие заводы, но не здесь. Здесь это никому не нужно, как и грибы и все прочее. (Даже на опытное производство трудно набрать стоящих специалистов.)

Главное — занимаюсь интересным и полезным людям делом, очищающим нашу маленькую планету от мусора.

Все, что я придумал и построил своими руками, продолжает служить людям — и способно служить еще многие годы. На это можно даже посмотреть из космоса без очень сильного увеличения.

Были боль и разочарования, предательства и обман, настоящие потери, не только материальные, непонимание детей, которым оставались крохи моего времени и сил. Но все это не перевесило сказанное выше.

Дорога, по которой я 15 лет въезжал в свой «Город солнца», стала чужой.

Уважаемый читатель! Спасибо за твое терпение. Если ты все прочел — значит, это того стоило.