Не секрет, что дамам в СССР приходилось несколько труднее, чем их сверстницам на Западе, но, вместе с тем, это были самые прекрасные и самые жизнерадостные женщины на свете. «Комсомолка, спортсменка и просто красавица» - это не просто слова, это портрет нескольких поколений. Разумеется, советская женщина не порхала из бутика – к массажисту и не задумывалась, как ей убить время пятничным вечером. Она много работала, она рожала детей, она великолепно шила, чтобы оставаться самой красивой и умудрялась при этом много читать.

Работница Кренгольмской мануфактуры (Нарва). Фото Ирины Кивимяэ.

Кто жил в те времена – смотрите, ностальгируйте, разминайте старческие кости, а молодежи будет интересно глянуть. Как одевались, да как выглядели. Есть откровенно любительские фотографии, а есть и постановочные. В конце галереи вас ждет рассказ эстонской писательницы о девушке с Кренгольма из всесоюзного журнала "Работница" за 1957 год.

• 
  
• Евгений Ткаченко. «Лида и Света». 1970-е годы.

  
  

• Вячеслав Жемерикин. «Девчата из Магистрального». 1974 год. (из цикла Мы на БАМе).

  
  

• Евгений Ткаченко. «Новый год». 1959-е год.

  
  

• Иван Гринюк. «Читающая женщина» 1945 год.

  
  

• Сергей Григорьев. «Лыжница» 1948 год.

  
  

• Татьяна Голембиевская. «Новое платье». 1960 год.

  
  

• Геннадий Андрианов. «Девушка-художник» 1971 год.

  
  

• Владимир Васильев. «Перед зеркалом». 1961 год.

  
  

• Юрий Пименов. «Девушки из магазина». 1965 год.

  
  

ДЕВУШКА С КРЕНГОЛЬМА

(К 100-летию Кренгольмской мануфактуры)

Тамара ТОМБЕРГ, эстонская писательница

За окнами вагона сгущалась темнота. Телеграфные столбы неясными тенями повертывались перед вагоном и, сделав круг, быстро исчезали вдали. Лес темной стеной подступал вплотную к самому окну, а когда стена леса кончалась, в темной, почти непроницаемой пустоте мелькали квадратики света: это в домах светились огни.

Эрмине надоело смотреть в окно. Она задернула шторки и включила настольную лампу. В купе сразу стало по-домашнему уютно. Прикрыв лампу газетой так, чтобы свет не мешал спящей на соседней полке женщине. Эрмине раскрыла книгу.

Роман Эдуарда Вильде «Железные руин» она взяла на днях н клубной библиотеке. «Вам на Кренгольме всем надо эту .книжку прочесть,— сказала библиотекарша,— особенно молодежи. Почему? Прочтешь и сама поймешь, почему».

Романы Эдуарда Вильде. классика эстонской литературы, Эрмине читала и прежде. Но все они были посвящены деревне. Эрмине заглянула в предисловие. Оказывается, Эдуард Вильде в 1887 году жил в Нарве и хорошо знал нарвских рабочих, их жизнь. Герои романа «Железные руки» — ткачи с «Кренгольмской мануфактуры».

Предисловие заинтересовало ее. Она уже не жалела, что попутчица спит и не с кем затеять разговора. Ей хотелось поскорее познакомиться с людьми, населяющими книгу, заглянуть в их жизнь, узнать их судьбы.

И это знакомство началось. Трое деревенских жителей, доведенных до полной нищеты, еду г устраиваться на работу в Нарву, на Кренгольмскую мануфактуру.

С первых же строк Эрмине почувствовала в каждом из этих людей хорошего, честного труженика и, проникнувшись к ним искренней симпатией,’ начала волноваться за их участь. С жадным интересом, полным доброжелательности, шла она рядом с ними по страницам книги. Эрмине страдала за людей, когда они, оглохшие от грохота машин и очумелые от горячего воздуха, в мокрых от пота рубахах, по тринадцати часов не ‘выходили из цеха. У нее сердце сжималось от жалости к рабочему, который, возвращаясь с фабрики, обессиленный, упал на мосту, а отупевшие от каторжной работы люди равнодушно проходили мимо, словно слепые…

Но, страдая, жалея и мучаясь, Эрмине не могла не думать с облегчением о том, что теперь на их Кренгольме нет этих похожих на ад цехов, нет каторжной работы, выматывающей человека, опустошающей его душу, что сама она и ее товарищи — счастливые люди.

Мостик в родной для Эрмине мир перекидывался почти с каждой страницы книги. Он возникал сам, без ее усилий и даже желания. Получилось так. будто она одновременно смотрела два кинофильма. Но это не мешало ей глубоко воспринимать каждый из них. Знакомясь с жизнью на старом Кренгольме, она по-новому видела и оценивала свой новый Кренгольм.

Следом за героями книги Эрмнне мысленно входила в рабочую казарму. в мрачный дом с потемневшими стенами, с огромной, словно двор, закопченной кухней, где на одной плите готовили себе обед все жители первого этажа — пятьдесят семейств. II тут же Эрмине представила себе свою светлую, уютную комнатку, комнаты своих подруг, такие же светлые и опрятные, полюбовалась красивым ковром в одной комнате, покрутила рычажки радиоприемника в другой, а в третьей посмотрела на новые книги в шкафу и даже перебросилась веселой шуткой с девчатами, собирающимися в вечерний техникум. Нет, это был иной, светлый мир. не похожий на тот, о котором рассказывала ей книга.

А книга познакомила Эрмине с Юули Саар, дочкой умершей ткачихи. Невозможно было не полюбить Юули, и Эрмине полюбила ее за благородную душу, за скромность и трудолюбие, за готовность помочь каждому хотя бы ласковым словом и ободряющей улыбкой. У Юули не было детства. Девочка с одиннадцати лет выполняла все обязанности взрослой хозяйки: готовила обед на семью в пять человек, обшивала и обмывала осиротевших детишек. Так в заботах и хлопотах о семье прошли детские годы Юули. Она выросла, полюбила и вышла замуж. Но мужем Юули стал не тот, которому она отдала свое сердце. У бедной девушки не оказалось возможности распорядиться даже собой, своим сердцем.

С глубоким волнением, будучи не в состоянии иной раз удержать горестного вздоха, а то и слез, следила Эрмине за трагической судьбой Юули. Ее муж, рабочий «Кренгольмской мануфактуры», заболел и не мог работать. Кроме забот о доме, о больном муже, Юули должна была взять на свои плечи еще одну заботу: добывать средства для семьи. Она пошла работать на «Кренгольмскую мануфактуру», на ту самую фабрику, которая отняла здоровье у двоих близких ей людей: у матери и мужа. После родов Юули поторопилась выйти на работу, чтобы не слышать больше голодного крика детей, а через несколько часов ее на извозчике привезли домой: на работе она от слабости упала в обморок…

Не в силах читать дальше, Эрмине отложила книгу. Как могли люди терпеть все это, почему молчали, переносили все несправедливости?! Нет, Эрмине знала, что этого не могло быть: только из-за цензуры автор не мог показать могучего ропота нарвских ткачей. Но он знал о нем. Знал, что в 1872 году на «Кренгольмской мануфактуре» вспыхнула стачка — одна из самых значительных стачек в России н самая крупная в Эстонии. Ткачи впервые предъявили хозяевам требования: сократить рабочий день, повысить заработную плату, улучшить условия жизни. И они победили. Хозяева должны были уступить грозной силе рабочего класса. В Нарве есть улица имени Василия Герасимова — одного из вожаков стачки рабочих 1872 года, рабочего-революционера, умершего в ссылке.

В 1897 году, незадолго до приезда автора романа в Нарву, ткачи снова забастовали. И снова хозяева должны были почувствовать силу рабочих. А 1905 год…

Эрмнне несколько раз была в Нарвском музее. Вместе с другими она лодолгу смотрела на большой скромный портрет, вглядывалась в простое девичье лицо с гладко зачесанными назад светлыми волосами, с прямым взглядом серых глаз и чуть приподнятым подбородком. Это была Амалия Крейсберг, ткачиха с «Кренгольмской мануфактуры», пламенная революционерка, член Нарвского комитета большевиков, одна из руководителей восстания .1905 года и Нарве. Она умерла в Ямбургской тюрьме, замученная царскими палачами. Сейчас .на Старогкацкой фабрике почетным и высоким считается право занять рабочее место, где стоял станок ткачихи Амалии Крейсберг.

Мысли о гордом революционном духе рабочих Нарвы вернули Эрмине спокойствие, и она снова погрузилась в повествование о судьбе ткачихи Юули Саар.

Юули заболела, и ее уволили с фабрики. В дом пришла настоящая нищета. Доведенная до отчаяния женщина вынуждена была просить подаяния. Однажды .под вечер она вышла из дому и вернулась только па другое утро. Бледная, со странной улыбкой на бескровных губах, она подошла к Отолу и. вынув из кармана трехрублевую бумажку, швырнула ее на стол так, будто бумажка горела у нее в пальцах…

Эрмине закрыла глаза и опустила голову на подушку. Судьба Юули Саар была завершена. Железные руки капитала в конце концов задушили свою жертву. Эрмине думала теперь о судьбе другой девушки, тоже ткачихи с Кренгольма…

Словно это был чужой человек, а не сама она, Эрмине как бы со стороны оглядывала путь, пройденный ею. Эрмнне Мяэ. Вот перед ней маленькая школьница, обыкновенная девчонка, любящая игры и развлечения. в меру озорная и сверх меры любознательная. А вот Эрмине уже ученица ФЗУ. Она учится работать, и мастера говорят, что из этой шустрой девчонки получится хорошая ткачиха. Еще одна ступень: семнадцатилетняя девушка Эрмнне пришла на фабрику. Первый день работы был светлым, радостным и запомнился ей на всю жизнь. Старые ткачихи знакомили выпускницу ФЗУ с цехом, показывали ей новые станки, обещали помогать. Работницы честно держали свое слово: их опыт и мастерство были всегда открыты для Эрмине, и она постоянно, не смущаясь, прибегала к ним. Начала Эрмине свой путь ткачихи с пяти станков, но через полгода попросила мастера закрепить за ней десять станков.

— Справишься? — спросил мастер.— Не боишься?

— Справлюсь. Не боюсь! — твердо ответила девушка.

Нет, и с .годами не пропала в ней любознательность, которой отличалась маленькая девочка Эрмине. Она продолжала учиться, посещала школу передового опыта.

— Разве тебе еще не надоело учение, Эрмине? — иной рая подшучивали над ней подружки. — Смотри, заучишься!

— Не такая это плохая штука, чтобы надоесть! — в тон им так же весело отвечала Эрмине.— Учиться бросишь — к месту прирастешь, а я живой человек, не гриб.

Вскоре в школе передового опыта Эрмине уже делилась с под руга ми своим методом работы, намного сокращающим время, которое затрачивалось обычно на смену челнока. Са-
ма Эрмине постоянно перевыполняла нормы. Каждый год она давала сверх плана восемь — десять тысяч метров ткани.

Маленькая Эрмине, озорная девчонка, любила развлечения. Но и взрослая Эрмине не чуралась веселья. Летом вместе с подружками и друзьями она ездила в Усть-Нарву, к морю, на пляж. Бывший курорт богатых нарвитян. стал излюбленным местом отдыха кренгольмских ткачей. Сюда они приезжают вечерами после работы и в выходные дня, купаются, загорают, играют в волейбол, гуляют ..в лесу.

Зимой у молодежи другие развлечения: коллективные походы на лыжах, а по вечерам — клуб. Правда, последние три зимы у Эрмине меньше оставалось времени яа развлечения: она училась в школе рабочей молодежи.

— Скоро у меня будет уйма времени,— говорила Эрмине друзьям,— В этом году я кончаю десятый класс.

— Как бы не так! — недоверчиво замечали подруги.— Небось, еще в какую-нибудь науку полезешь…

— А пожалуй, и полезу! — соглашалась Эрмине.

Несколько лет подряд Эрмине Мяэ выходила победительницей в соревнованиях ткачих, несколько лет подряд ей присваивалось звание лучшей ткачихи республики, на лацкане костюма у Эрмине приколот значок «Отличнику социалистического соревнования текстильной промышленности»…

Уже засылая, Эрмине подумала о том, что ее судьба — обычная судьба большинства девушек с Кренгольма.

Во сне Эрмине видела Юули Саар. Юули шла в группе фабричных девчат н пела песню, сложенную в советское время кренгольмской молодежью:

Отец мой ткач, и мать моя ткачиха.

И я потомственной ткачихою зовусь.

Кренгольм родной, и фабрика родная —

Я здесь живу, работаю, учусь…

— Вставайте, голубушка, уже Таллин!

Эрмине открыла глаза. Над ней стояла улыбающаяся соседка и легонько трясла ее за плечо:

— Домой возвращаетесь? Навер-
ное, свои встречать выйдут, а вы спите.

— Нет. я не домой,— ответила Эрмине.— Я на сессию Верховного Совета Эстонии приехала…

— Вы депутат?

— Депутат. От «Кренгольмской мануфактуры»-…

Название своего предприятия Эрмине произнесла с гордостью. Еще бы! «Кренгольм екая мануфактура» — это огромные фабричные корпуса, это двенадцатитысячный рабочий коллектив, который дает стране 59 тонн пряжи и около 400 тысяч метров тканей ежедневно — в 10 раз больше, чем давал Кренгольм до установления Советской власти в Эстонии!

Во все города и села Советского Союза идет продукция «Кренгольмской мануфактуры»: сатин, тафта, бязь, виктория, поплин, всевозможных расцветок и узоров махровые полотенца и простыни.

12 мая 1957 года «Кренгольмская мануфактура» празднует столетие своего существования. Сто лет! А на вид, как шутя говорят рабочие, она совсем молода. Это и понятно. Разрушенный, взорванный фашистами Кренгольм народ заново возродил, поднял к жизни. Из Москвы, Ленинграда. Ташкента, Тулы, из многих других городов поступало оборудование для цехов «Кренгольмской мануфактуры».

Нет, не узнать прежнего Кренгольма. Вместо старых платтовских ткацких станков на фабрике сейчас работают новые автоматы. Вместо старых веретенных машин установлены новые кольцепрядильные веретена. Все фабрики оснащены сейчас вентиляционными и увлажнительными установками.

Всю свою долгую жизнь Кренгольм работал на водяной силе капризных и своевольных нарских водопадов. Сейчас он уже не зависит от них: фабрикам дает энергию мощная гидроэлектростанция, выросшая недавно на другом берегу реки Нарвы. Ну, конечно. у столетнего Кренгольма впереди большая и интересная жизнь!

…Поезд замедлил ход. За окнами над привокзальной площадью поднялись древние стены Вышгорода.

Журнал "Работница" №05 за 1957 год.