Канадский социолог: Эстонии помогло бы, если бы русский язык стал вторым государственным

Почему мы безуспешно интегрируемся уже четверть века, но при этом межэтнические отношения по-прежнему сложны и порой напряжены? Об этом немало говорилось на прошедшей в Таллинне конференции «Проблемы интеграции в радикализующемся мире», пишет журналист Алексей Иванов.

Среди гостей конференции выделялся почетный профессор Королевского университета Канады Джон Берри. Он изучает проблемы интеграции русскоязычного населения в Эстонии с 1995 года, не раз бывал в нашей стране, по его текстам интеграционный процесс изучают в вузах Таллинна, Тарту и Нарвы. По мнению Берри, интеграция в современном ее виде обречена на провал, и по сути, интеграцией вообще не является.

«Начнем с терминов: “неэстонец” – это оценка, и уместнее было бы использовать понятие “недоминантный”, то есть человек, не допущенный к власти и принятию решений, – говорит Берри. Канадский социолог считает, что это слово куда вернее описывает ситуацию, в которой оказались русскоговорящие жители страны. – Я бы сравнил ситуацию в Эстонии с ситуацией в стране, в которой женщины не обладают равными правами с мужчинами.

Как общество может продуктивно функционировать, если в процесс не полностью включена половина населения – женщины? Точно так же и общество Эстонии не может ни гармонично развиваться, ни действовать как единое целое».

Основная идея Берри проста: интеграция – двусторонний процесс, и дело тут не только в терминологии. По словам ученого, интеграция шла бы гораздо успешнее, если бы эстонская молодежь уделяла внимание изучению русского языка. Нельзя сваливать всю ответственность за успех или провал интеграции на меньшинства. Интеграция – это взаимовыгодное объединение двух групп для достижения общих целей на основе общепринятого консенсуса. Когда меньшинство тащат в сторону большинства, назвать это интеграцией нельзя. Ситуация требует от каждого участника немного измениться для того, чтобы получить неоспоримую и большую выгоду.

Тем не менее, на взгляд ученого, решение проблем, возникших в результате развала СССР, – это задача именно русскоязычного меньшинства: ему нужно подстроиться под заданные шаблоны эстонского общества. Джон Берри подчеркивает: общество, которое стремится к миру и процветанию, обязано найти достойное место для каждого.

«Мы не должны зацикливаться на языковой политике или политике гражданства — успешное общество есть нечто большее, чем набор нормативов, льгот и требований. Необходимо говорить о том, что каждый может стать полноправным членом эстонского общества, независимо от родного языка и этнической принадлежности. Чтобы сделать подобное заявление, нужна политическая воля, но я думаю, что что-то постепенно сдвигается с мертвой точки», - говорит профессор.

Он отметил также, что конференция, напрямую касающаяся положения русскоязычных в Эстонии, не имела синхронного перевода на русский язык: рабочим языком был английский, синхронисты были только эстоноязычные. По меньшей мере странно говорить об интеграции в отсутствии объекта этой самой интеграции: среди участников конференции, по наблюдениям Берри, было довольно мало русскоязычных людей.

«Если посмотреть на канадский опыт, в 1960-е годы пришло осознание того, что страна не может двигаться дальше, когда четверть населения чувствует, что не вовлечена в общественные и политические процессы, – делится опытом профессор. – Мы приняли закон, уравнявший статус французского и английского языков, которые оба стали государственными – одинаково принятыми в парламенте, в суде, в школе. Была создана и мультикультурная среда, выходящая за рамки двух официальных языков. Возвращаясь к примеру с правами женщин: им не надо было для обретения реального равенства становиться мужчинами. Изменять надо законы, отношение к меньшинству. Не стоит пытаться менять само меньшинство».

Вечный аргумент против второго государственного языка – дороговизна. «Это не так дорого, но дело не в этом, – говорит Берри. – Мы должны взглянуть на вопрос с другой стороны: какова цена бездействия? Цена того, что треть населения не полностью вкладывается в экономику и культуру? Я думаю, что она гораздо выше стоимости переводов, которые потребуются во время переходного периода. Это вопрос расходов и прибыли. Я не знаю точных цифр, но, думаю, Эстония в масштабах планеты – не самая бедная страна. Да, это весомый аргумент, но мне не кажется, что он решающий».

Джон Берри продолжает: «Я подозреваю, что подобное решение трудно принять, а тем более оправдать его политически в силу исторических причин, связанных с вашим восточным соседом. Вернусь к канадскому опыту: на выборах прошлого года не был избран ни один кандидат, протестовавший против иммиграции и мультикультурализма. Этот вопрос более не является частью нашего политического ландшафта. Мы теперь – нация наций. Идея единого народа, единой нации, единого языка не существует. У нас есть реальная хартия прав и свобод, по которой мы все согласились жить».

На вопрос, не боится ли он, что эстонская пресса назовет его за такие заявления агентом Кремля, профессор Берри ответил, что ему все равно: «Меня уже здесь не будет».