Не надо себя обманывать и уверять, что у вас нет зависимостей. Все мы люди, все живем в комфортном и душистом обществе потребления, построенном на наших пороках. Если у вас из кармана не торчит дурман-трава, это еще ничего не значит.

Агата Коровина поговорила с Владом Муравьевым, аспирантом НИУ ВШЭ (Центр нейроэкономики и когнитивных исследований), автором научно-популярного блога DarwinLovesYou.org и телеграм-канала, и узнала, почему возникают зависимости, может ли скроллинг новостных лент довести до наркодиспансера и как избавиться от своих не очень серьезных психологических расстройств.

— Как понять, что у меня зависимость?

— Зависимость — это когда продолжаешь делать что-то на регулярной основе, не можешь себя остановить, и это причиняет тебе вред.

— Но это же приносит нам удовольствие. Как быть?

— Дело не в удовольствии. Зачастую бывает так: человек потребляет некий наркотик, например кокаин, и первое время тот действительно доставляет ему какое-то удовольствие, но потом кайф исчезает, а желание, напротив, растет и укрепляется.

Этот парадокс и лежит в основе зависимостей: удовольствие падает, а желание возрастает.

— Почему какие-то вещества вызывают зависимость, а какие-то нет? Что не так с героином?

— Тебе нравятся шоколадки?

— Конечно.

— У большинства из нас шоколад тоже вызывает удовольствие, но всего 1 % населения ест шоколад каждый день, и мало кому можно поставить диагноз «зависимость от шоколада». От стопки водки человек не получает дикого удовольствия, куда приятнее скушать плитку шоколада. Но даже единожды попробовав алкоголь, человек с вероятностью 15 % получает шанс стать алкоголиком. Кокаин еще опаснее: он несет в себе 30 % риска стать наркоманом после первой же дозы. А в случае с сигаретами риск еще выше — 32 % вероятности. Это как сыграть в русскую рулетку, когда барабан из шести гнезд заряжен двумя пулями. Но выстрел не убивает, а сокращает жизнь на 10 лет.

Есть одно необходимое условие для зарождения зависимости: это высокий уровень дофамина в момент потребления или сразу же после потребления.

И алкоголь отлично с этим справляется: благодаря химическим свойствам этанола. Допустим, я пришел в бар и выпиваю текилы (текила-girl смогла меня убедить сделать это). Потом выпиваю еще раз. И еще. Дофамин скапливается, и в итоге доходит до какого-то пикового значения, достаточного для того, чтобы сформировалась зависимость.

Что происходит, когда дофамин превышает критическую отметку? Возникает сильное желание, именно желание, а не удовольствие, и происходит автоматическое обучение: те стимулы, которые находятся в поле зрения и восприятия, приобретают свойство вызывать снова это желание. То есть в следующий раз, когда я приду в этот бар и увижу текила-girl, у меня возникнет желание выпить. Даже если я просто окажусь в контексте этого бара или любого другого бара, который хоть как-то мне напомнит первый, у меня снова случится прилив дофамина, и мне снова захочется сделать то, что вызвало прилив этого дофамина, — выпить текилы.

В нашем мозге есть две разные системы: одна отвечает за желание, а другая — за удовольствие. Это два разных нейронных контура.

Они тесно связаны между собой, но могут прекрасно существовать друг без друга. И обычно эти две системы работают в гармонии: мы хотим то, что нам нравится, и нам нравится то, что мы хотим. Но стоит этому взаимодействию разрушиться — и всё, человек приобретает зависимость.

В обычных условиях получение награды, например шоколада, приводит к активации «системы желания» и росту дофамина, достаточно высокому, чтобы сделать вывод «какие замечательные конфеты, хочу еще». Но с каждым новым фантиком удовольствие падает, вкус начинает казаться слишком приторным, и мозг делает второй вывод: «Ну ладно, теперь эти конфеты не такие уж и вкусные, какими они казались в начале, пожалуй, хватит». Желание тоже падает.

Но всё меняется, если награда умеет взламывать дофаминовую систему напрямую, как алкоголь или кокаин, или косвенно — с помощью неопределенности и новизны, как порно и азартные игры. Если добавить в конфеты какой-нибудь сильный наркотик (что они наверняка делают при изготовлении «Hershey’s Kisses»), то уровень дофамина поднимется до предела.

Удовольствие со временем исчезнет, но желание не упадет, оно только усилится. И в этот момент все стимулы, которые воспринимает человек, приобретут так называемую салиентность.

Салиентность означает «выпуклость» или «притягательность». Внимание будет цепляться за эти стимулы куда более охотно, потому что только один их вид вызовет всплеск дофамина. И каждый раз после такого всплеска дофамина зависимому человеку будет хотеться еще раз съесть наркотик.

— Скроллинг новостных лент может довести человека до наркодиспансера?

— Риск зависимости однозначно есть. Зависимости могут вызывать не только вещества, но и какие-либо формы поведения. Есть люди, которые патологически зависимы от социальных сетей, шопинга, пластической хирургии, порно и азартных игр — количество действий, которые могут у нас вызвать зависимость, достаточно велико. До недавнего времени считалось, что у таких людей просто слабая воля, но всё больше исследователей признают, что это психологическое расстройство.

И способность «подсаживать» у разных форм поведения определяется двумя вещами: неопределенностью и новизной.

Начнем с неопределенности. Когда мы ожидаем какую-либо награду, у нас происходит прилив дофамина. И неопределенность усиливает этот эффект. Так нас запрограммировала эволюция: бороться до исступления, когда есть риск упустить свой приз. Допустим, я охочусь на оленя. Если я точно знаю, что поймаю его, то я расслабляюсь: напрягаться смысла нет. Но если я понимаю, что олень может от меня скрыться, то я бегу за ним изо всех сил. Это заслуга дофамина.

Это свойство дофаминовой системы хорошо эксплуатируют социальные сети, компьютерные игры, игровые автоматы — они все умеют генерировать неопределенность.

— А что насчет новизны? Почему нам каждый раз интересно смотреть порно, хотя там фабула всегда одна?

— Несмотря на довольно схожую траекторию развития сюжета, производители порно стараются привносить туда новизну. Они знают, что новизна сама по себе подстегивает желание и взвинчивает уровень дофамина. Если бы всё порно снималось с одним и тем же актером и одной и той же актрисой, то большинство людей резко потерял бы и к этому интерес на 15–20-й раз просмотра. Потому что со временем к любому, даже самому позитивному и притягательному стимулу, привыкаешь.

Эффект новизны работает и с животными. Это так называемый эффект Кулиджа. Если барану дать овцу в его распоряжение, то после спаривания он резко потеряет к ней интерес на какое-то время. Но если сразу после спаривания ему подсунуть вторую овцу, он тут же приступит к спариванию, хотя, казалось бы, только недавно закончил половой акт. Так можно продолжать бесконечно и довести барана чуть ли не до смерти.

Происходит это за счет свойства новизны. С помощью бесконечной новизны можно взвинтить уровень дофамина выше критической отметки, после чего и происходит сбой дофаминовой системы обучения — возникает зависимость.

— Курить травку безопаснее, чем скроллить новостную ленту?

— Такого сравнения, думаю, никто не делал. Но каннабиноиды достаточно слабо подсаживают людей, если сравнивать с обычными сигаретами или алкоголем.

— Хорошо, с этим разобрались. Поговорим о высоком. Так как я, как и некрасовские герои, ищу счастья, меня очень интересует загадочный пациент Б-19, который, как известно, стимулировал у себя в мозге «зону счастья».

— Действительно, в 50-х годах Роберт Хит проводил исследования с пациентами психиатрических клиник, страдающих от шизофрении, депрессии и прочих тяжелых заболеваний. Роберт Хит вживлял электроды в мозг пациентам. Он рассчитывал, что глубокая стимуляция снимет симптомы и вылечит человека. В итоге он обнаружил, что если попасть электродом в определенную зону мозга, то пациенты становятся будто счастливыми. И одному из таких пациентов, Б-19 (судя по номеру и букве, это был далеко не первый пациент) и вовсе сделали портативный электрод, с помощью которого он мог стимулировать себя сам. За трехчасовую сессию Б-19 мог простимулировать себя полторы тысячи раз без остановки. Ему это помогало снять симптомы депрессии, и он сопротивлялся, когда его просили вернуть пультик обратно.

И в какой-то момент Хит задумался: а что, если он случайно обнаружил «зону удовольствия»? Ведь пациентам явно нравилось, когда ее стимулировали: они говорили о том, что мир становится ярче, всё кажется более интересным и притягательным, они улыбались и смеялись, а кто-то и вовсе ощущал эрекцию и сексуальное влечение к окружающим.

Последний побочный эффект Роберт Хит использовал для «лечения» Б-19 от гомосексуализма. Он нанимал проституток, которые во время стимуляции мозга казались Б-19 желанными, после чего тот занимался с ними сексом.

Другая группа исследователей — Джеймс Олдс и Питер Милнер из Университета Макгилла в Канаде — проводили аналогичные исследования, но с крысами. Стимулируя определенные участки мозга, они получили схожий эффект: крысы явно были готовы на всё, лишь бы стимуляция не прекращалась. Грызунов заставляли делать что угодно: перемещаться в любую часть клетки, отказываться от еды, а также нажимать на педальку, которая пускала ток по электроду и стимулировала их «зону удовольствия». И даже когда исследователи размыкали цепь и стимуляция прекращалась, крысы всё равно продолжали жать на педаль.

В обоих исследованиях, с людьми и животными, стимулировали внешнюю оболочку прилежащего ядра — так называют группу нейронов в глубине мозга, которая связана с наиболее массивными залежами дофамина. Стимуляция прилежащего ядра приводит к выбросу огромных порций дофамина. Многие до сих пор считают, что именно выброс дофамина отвечает за удовольствие, можно встретить фразы из серии «обнаружен центр наслаждения в мозге», «ученые выяснили, что дофамин — это гормон удовольствия».

Кент Берридж из Мичиганского университета подвергнул сомнению эти высказывания. Он задался вопросом: а что, если испытуемые Роберта Хита стимулировали себя не потому, что им это было приятно? Что, если каждая стимуляция не доставляла им удовольствия, но заставляла нажимать на кнопку?

И в самом деле, пациенты Роберта Хита говорили про то, как им хорошо, что их настроение становится лучше, а мир привлекательнее. Но никто не говорил: «О да, какое наслаждение».

Поэтому Кент Берридж и его коллеги предположили: возможно, прилежащее ядро и дофамин связаны не с удовольствием. Возможно, они связаны с желанием.

Более того, они предположили существование двух отдельных систем, одна из которых отвечает за желание, другая — за удовольствие.

Со времен Роберта Хита многое изменилось. Сегодня исследователи уже не могут просто взять и вскрыть череп испытуемым, чтобы засунуть им в мозг электрод и с его помощью заставить заниматься сексом с проститутками. В наше время такие эксперименты не пройдут из-за этических соображений.

— Но гипотезу они проверили. Как ученые поняли, испытывает мышка удовольствие или желание?

— По выражению ее мордочки. Кента Берриджа и его коллег на это вдохновила одна из работ Чарлза Дарвина, где тот описывал проявление эмоций у животных и людей. Есть определенные совпадения. Получая удовольствие, например, от сахарного сиропа, животные закидывают назад голову, высовывают язык и облизывают губы, будто пытаются собрать каждую молекулу этого лакомства. Точно так же ведут себя и маленькие дети: они довольно облизываются, получив что-то сладкое. А попробовав горькую еду, они корчат лицо, трясут головой и вытирают губы. Более того, чем интенсивнее удовольствие, тем чаще происходит реакция облизывания губ, и ее можно замерить. Да, исследователи действительно замеряют частоту облизывания у крыс.

— Что Кент Берридж делал с крысами?

— В 2014 году я побывал в лаборатории Кента Берриджа в Мичиганском университете в Энн-Арборе, где у меня была возможность узнать подробнее об этих исследованиях. В целях эксперимента крысам делали микроинъекции специального вещества DAMGO в различные области мозга. Это вещество — аналог героина, и оно активирует опиоидные мю-рецепторы той части мозга, куда его закапывали.

Исследователи из группы Кента Берриджа делали микроинъекции DAMGO в мозг крысам и записывали на видео их гримасы, потом замеряли частоту облизывания. Так можно было понять, насколько стимуляция той или иной области мозга влияет на способность получать удовольствие.

Выяснилось, что в мозге есть несколько «горячих точек», стимуляция которых влияла на наслаждение. Эти точки состоят из нейронов с опиоидными рецепторами, которые никак не реагируют на дофамин. Но если их стимулировать с помощью DAMGO, то крысы облизываются чаще и, стало быть, получают больше удовольствия. Это не те области, которые стимулировали Роберт Хит, Джеймс Олдс и Питер Милнер в предыдущих исследованиях. Микроинъекции DAMGO в те области давали другой эффект: крысы накидывались на M&M’s, их любимое лакомство, и съедали в 3,5 раза больше конфет, чем в обычных условиях, но частота облизывания не менялась. То есть возрастало их желание, но не удовольствие.

Если стимулировать эти «горячие точки» у людей, то у них возникнет ощущение удовольствия. Исследователи стимулировали мозг пациентов с хронической фантомной болью, которая происходила после ампутации конечностей, — и боль исчезала. А при обычном удовольствии, без помощи электродов или микроинъекций DAMGO, мю-рецепторы активирует энкефалин — естественный аналог героина, вырабатываемый нашим мозгом. При выбросе энкефалина удовольствие растекается по телу, исчезает боль и дискомфорт.

— Что-то мне подсказывает, что ученые помимо этого полностью уничтожали эти точки —ради любопытства…

— Да. В экспериментах с крысами, когда «горячие точки» разрушали, еда будто теряла свой приятный вкус и становилась отвратительной.

В случае с людьми было обнаружено, что повреждение одной из таких точек внутри прилежащего ядра приводит к агедонии — потере способности переживать удовольствие. Был описан случай передозировки героином, после которой пациент стал абсолютно невосприимчив к приятному.

Таким образом, если активировать систему удовольствия, то все становится более приятным. Если ее подавить или вовсе вывести из строя, то удовольствие исчезнет. И желание тут ни при чем. Более того, исследователи лишали крыс способности получать удовольствие от еды, но заставляли их есть пищу за счет стимуляции электродами «системы желания».

— Подожди… То есть я могу вживить себе чип и стать абсолютно счастливой с пультиком в руке?

— Теоретически да. Хотя с пультиком и без чипа ты тоже можешь стать счастливой. Но что касается клинической практики, то глубокое стимулирование дофаминовых путей действительно работает, например в случае с депрессией. Так можно на время вернуть к жизни «систему желания», которая была угнетена из-за депрессивного расстройства. А вот «система удовольствия» в ходе депрессии никак не подавляется. Человек с депрессией может ничего не хотеть, но всё так же получать наслаждение.

— То есть если засунуть ему в рот M&M’s…

— Если засунуть ему в рот M&M’s, когда он смотрит в потолок и страдает, то да, он почувствует удовольствие. Можно даже вытащить такого человека на встречу с друзьями. Наверняка он будет сопротивляться, но в итоге социальные позитивные взаимодействия вызовут у него удовольствие, и это может облегчить ход депрессии. Но, конечно, бывает клиническая, тяжелая форма депрессии, которая лечится только медикаментозно.

— Окей. Как избавиться от зависимости в домашних условиях?

— В домашних условиях очень сложно. Но есть один метод, который уже используется в клинической практике, — это экспозиционная терапия.

В ходе экспозиционной терапии пациентам показывают стимулы, которые срабатывают как триггеры для зависимости. Например, показывают картинки с кокаином, видеоролики с употреблением наркотика или вовсе раскидывают муку по столу.

Казалось бы, это обыкновенная мука, но у человека уже возникает реакция желания. И если так сделать много-много раз, то реакция на стимулы будет падать. Это явление называется «угашение».

Угашение происходит потому, что мозг делает вывод: «Окей, стимул есть, и он вроде как предсказывает прирост дофамина, но прироста по факту не происходит, значит, награды не будет, и незачем так поднимать дофамин». Другими словами, белый порошок ничего хорошего не предсказывает, поэтому и хотеть его нет смысла. Но это происходит достаточно медленно, поэтому терапия требует множества долгих и скучных сессий, где человеку раз за разом показывают соблазнительные стимулы. Нужно много терпения.

Другая проблема заключается в том, что угашение привязывается к конкретным контекстам.

Скажем, мы можем полностью избавить человека от зависимости в клинике или в лаборатории, но стоит ему увидеть кокаин в той квартире, где он обычно его употреблял, — и всё. Происходит срыв, вся экспозиционная терапия коту — под хвост.

Этого бы не случилось, если бы сама терапия происходила в каждом возможном контексте, где человек мог бы столкнуться с наркотиком, но в реальности это трудноосуществимо. Сейчас исследователи ищут способы, как это сделать с помощью VR. Например, они создают виртуальный наркопритон и устраивают в нем виртуальную прогулку для человека, который зависит от героина. Этот наркопритон содержит в себе все типичные атрибуты подобного места, вплоть до разбросанных шприцов и коробок из-под пиццы. И это обманывает мозг. Происходит угашение. Это обучение привязывается не только к контексту лаборатории, где физически находится человек, но и к контексту наркопритона. В результате уже в реальности возможность «срыва» в таком контексте у зависимого будет существенно меньше. Но она все же есть. Исследования в этой области далеки от идеала.

— С помощью этого метода можно бросить курить?

— Можно, если у вас есть очки виртуальной реальности и много времени, чтобы сконструировать все возможные ситуации, где вы обычно курите. Но если у вас хорошее воображение, то можно попробовать экспозиционную терапию у себя дома, на диване. Я люблю ставить на себе всякие дурацкие эксперименты, а этот вроде даже удался. Когда я работал в одной крупной компании, я подцепил плохую привычку — начал курить. Триггером был тот момент, когда кто-то вставал и говорил: «Пойдемте покурим». Одна фраза — и всё в тумане. Хочется курить. Вопрос: что делать в этой ситуации?

— Ехать в Мексику.

— Было бы неплохо, но избегание лишь усиливает зависимость. Происходит это из-за так называемой инкубации: чем дольше человек избегает соблазнительного стимула, тем более мощный эффект будет при столкновении. И скорее всего, после возвращения человека из Мексики зависимость к нему тоже вернется. Я использовал свое воображение: многократно представлял себе, что стою в курилке, люди рядом достают сигареты, щелкают зажигалками, начинают курить и предлагают мне присоединиться. И с каждым разом искушение постепенно спадало. Эксперимент удался, и с тех пор я не курю уже три года. Другое дело, что потом я подсел на кальян.

И рассказик в тему:

Я пережираю за тебя!

Из своего детства Галина помнила только короткие отрывки нежности: вот они с бабушкой идут покупать батон, и она вгрызается в его теплую мякоть… Вот бабушка готовит обед, стремясь продемонстрировать свое кулинарное мастерство, и вместо трех блюд Галине подается двенадцать… Вот они с мамой идут по оживленному проспекту в кондитерский магазин, и покупают различные торты: «Сказка», «Сирень», «Тополиный пух», «Абрикосовый»… А потом делят их напополам и едят каждый свою половину. Покупают бутылки сладкого лимонада, а бутылки сдают в специальные пункты, и на вырученные деньги покупают еще шоколад.

Отца Галина помнила очень смутно. Как и его отцовскую, несъедобную, любовь. Они с матерью много лет находились в разводе, и мать его приезды не приветствовала. Лишь один день навсегда врезался в детскую память – когда он приехал в понедельник, пообещав по телефону отвести Галину в парк.

Понедельник, как и можно было предположить, оказался нерабочим днем, и аттракционы в парке не работали. И тогда отец сломал замок для своей маленькой принцессы и как-то умудрился сам запустить ей карусель. А потом они вместе убегали из парка с видом преступников.

Таких редких вспышек было три или четыре, но мать всегда говорила что-то вроде: мы не можем быть вместе, уезжай. И сказка заканчивалась.

Галина опять оказалась погруженной в женское царство, где любовь и нежность выражалась исключительно в питательном эквиваленте. Она даже привыкла, как время от времени ей по губам ударяло яблоко или печенька: открой-ка рот…. Угощение отравлялось прямиком в рот Галине, не смотря на протесты.

На дне тарелки у нее жила «сила». Ее обязательно надо было съесть. Иначе сила могла обидеться и уйти. Если сила не помогала, в ход шло кормление за бабушку, за маму, за подружку-соседку, за кота. За кота есть было весело, хоть потом было и неприятно сидеть с полным желудком, закутавшись в плед.

Гулять на улицу Галину не пускали – остерегались дурного влияния. Друзей у нее тоже особо не было. Лишь однажды произошел несчастный случай – она купалась на речке, и мать зазевалась. И Галина отчего-то начала уходить под воду. Без осознания, типа «я тону», а просто почувствовала, как захлебывается водой и бессильно бьет руками по водной поверхности. В это время ее заметил соседский мальчишка – ловкий, смелый, загорелый. И вытащил на берег.

Галине очень хотелось отблагодарить своего спасителя, но дальнейшее общение запретили, мотивировав тем, что мальчишка из неблагополучной семьи. Галина почувствовала странную смесь гнева и возбуждения, и думала о нем весь вечер. В этот вечер она в одиночку уничтожила двухкилограммовый окорок. Живот был набит до отказа, но ей полегчало.

Эту манеру расслабляться с едой она использовала и дальше, беря пример со старших – алкоголя в их доме все равно не было, и еда была единственным легитимным методом избавления от стресса. В восьмом классе Галина весила больше 60 килограммов, при небольшом росте, но мама не видела поводов для беспокойства – а что, вся в меня.

В студенческие годы вес Галины встал, а потом снова начал расти. Случилось это после начала первых трудовых будней.

Коллектив Галине попался, как и следовало ожидать, женский. Куда еще ее могли запихнуть мама и бабушка. Днем время бесконечно тянулось между несложными поручениями и бесконечными сплетнями. А к вечеру начальница срывала свое зло на ком-то, устраивая разнос. Впрочем, за обеденным столом все мирились.

Галина получала больше всех, как младшенькая, ну и ела больше всех, соответственно. Ее вес приближался к 70 килограммам.

Этот не помешало ей, кстати, выйти замуж. Тем более, что терпеть гиперопеку матери становилось уже невозможным. Соблюдя все приличия сватовства, пройдя обязательную процедуру регистрации брака, Галина отбыла в дом мужа, а точнее свекрови.

Свекровь готовила много и жирно: плов, пироги, чебуреки. Галина боялась сказать хоть слово, возразить, отказаться от угощения. Весы показывали цифру, похожую на 80. Но Галина была уверена, что они сломались.

Потом своя квартира, переезд, новоселье… Своя новая кухня…

Сейчас в Галине около 90 килограммов. Она немного устала от семейной жизни и в мечтах к ней каждый вечер приходит султан Сулейман. С собой он прихватывает винцо, сметанный пирог, бутерброды с икрой и сало. Причем, все это – самое настоящее.

Галина тщательно готовит стол, наливает себе вино, и улетает в нирвану. Сулейман уже где-то рядом.