Глобальное лидерство XXI века. Как будут выглядеть Россия, Китай, США к 2050 году.

Достаточно серьёзной проблемой многих исследователей нашего времени является нежелание делать прогнозы на более-менее долгосрочную перспективу. Вероятно, спокойнее мыслить некими краткосрочными «пятилетками» — ведь даже среднесрочный анализ встретишь нечасто. Эксперты, видимо, опасаются упреков в фантазировании или боятся «не попасть в яблочко». И это вполне можно понять, разумеется. С другой стороны, такая осторожность специалистов открывает широкий простор для различных псевдофутурологов, конспирологов и просто фантазёров.

В занимательных прогнозах недостатка нет — и забавно читать их пророчества 20—25-летней давности. Третья мировая война или падение астероида предсказываются с завидной регулярностью, но хватает и прогнозов, выглядевших достаточно солидно, однако не оправдавшихся. Например, говорилось и о «конце истории», и о наступлении «века Африки», и о распаде США на несколько государств, и об аналогичном развитии событий в России, и об отмирании государства в пользу конгломератов мегаполисов…

Всё это не означает, что следует отказаться от попыток просчитывать факторы и тенденции мирового развития на основе имеющихся данных. Представляется, однако же, небезынтересным задаться вопросом: а какие тенденции развития мира хотя бы до середины нынешнего века просматриваются уже сегодня?

Один из наиболее серьёзных вопросов — как будет выглядеть расклад геополитических сил, кто будет «заказывать музыку» в международных отношениях в 2050 году. Сохранится ли лидерство США? Станет ли гегемоном Китай? Какова будет роль России? Мир вернется к многополярности? Или и впрямь стоит ожидать глобального столкновения?

Один из основных компонентов, способных оказать влияние на тенденции развития планеты — это элиты наиболее мощных государств, глобальных игроков.

В данном исследовании предлагается сфокусироваться на тенденциях развития элит трёх держав — США, России и Китая. Можно ожидать, что именно эти три страны будут определять судьбы мира и через три десятилетия, а от векторов развития их элит в значительной степени и станет зависеть их роль и вес в мире в не столь уже и отдаленном будущем.

Если внимательно проанализировать исследования «элитоведов», да и вообще публикации по правящему классу этих трех стран, то появляется интересный парадокс. Даже несколько парадоксов.

Проснувшийся дракон

Например, китайская элита определяется как крайне закрытая, слабо персонифицированная, хотя с ней всё больше и больше приходится считаться Западу.

И тут же приводится расклад 6-8 группировок в её рамках. Отмечают подковерную борьбу «шанхайской» группировки против «пекинской». Одновременно наблюдается противостояние по оси «принцы» против «комсомольцев» (первые считаются детьми выдающихся деятелей первого поколения руководства КПК при Мао Цзэдуне, вторые — теми, кто сделал карьеру самостоятельно через партийно-комсомольские структуры, выдвинувшись из широких масс).

Одни исследователи ассоциируют «шанхайских» с «комсомольцами», а «пекинских» с «принцами». Другие определяют их всех как отдельные группировки. Говорят и ещё о ряде «кланов», не будем их перечислять.

Но самое интересное — анализ китайской элиты позволяет, по мнению большинства экспертов, выявить противоборство и по оси «реформисты против новых левых».

Делается вывод, что в среде элиты окрепла линия тех, кто разочаровался в реформах Дэн Сяопина, приведших к расслоению китайского общества и втянувших Китай в глобализацию (И.Троян, А.Фурсов).

Отмечается, что многие из этого крыла элиты сами учились на Западе и приехали убежденными противниками западного пути, что сближает их с антиглобалистами. А часть их выступает за возвращение к идеалам Мао, что позволяет их определить как «неомаоистов».
 

При этом обращает на себя внимание другой парадокс — явно немаленькую по численности китайскую элиту с легкостью делят на кланы и группировки, однако такого препарирования американской и российской элит нет. Вернее, попытки предпринимаются, однако зачастую уходят в конспирологию. А относительно китайской элиты делается озадачивающий вывод: она не отличается такой внутренней сложностью, как западная!

Российский исследователь А.Фурсов полагает, что впервые западной элите, выросшей на либеральной идеологии Просвещения и организованной в клубы и сетевые структуры, противостоит на равных иная элита.

Думается, здесь можно дискутировать — вспомнив противостояние тех же западных деловых кругов с японскими в 1970-80-х. В те годы широко были распространены ожидания, что Япония вот-вот поглотит экономику США. Не сложилось. Сегодня аналогичные вещи высказывают о Китае.

XVI съезд КПК (2002 год, Пекина), во время которого происходила смена поколений китайской элиты.
 

Здесь нет возможности подробно останавливаться на перипетиях внутренней борьбы в рамках элит, в том числе и китайской. Да и не в этом цель. При желании можно найти немало материалов про то, какие группировки крепнут, а кто ослаб. Нас интересует тенденция — то, как видят курс дальнейшего плавания китайского корабля его элиты.

Решения последних съездов Коммунистической партии Китая показывают, что его высшее руководство серьезно беспокоит целый ряд наметившихся проблем идеологического, мировоззренческого характера. Сам председатель КНР Си Цзиньпин в своих выступлениях в 2013 и 2015 гг. отметил, что не видеть этих проблем больше нельзя.
 

Во-первых, партия утрачивает ориентиры. Идеология не просто размывается — она исчезает или трансформируется до неузнаваемости. Партийные функционеры растеряны. Глава государства напрямую говорит об «идеологическом параличе»!

Во-вторых, и они, и многочисленные чиновники (в совокупности и представляющие собой основную часть элиты) все больше погрязают в коррупции, «сладкой жизни», оторваны от простого человека.

А такое, по признанию главы Китая, вызывает растущее негодование масс.

С этим совпадает анализ многих экспертов. Западные, правда, стремятся проводить аналогии с известными им явлениями в своих странах, делая акцент на росте протестов, забастовок и т.п.

Однако всё же следует помнить о китайской специфике — участниками этих акций (кстати, локальных и немногочисленных по китайским меркам) отнюдь не ставится вопрос о смене «режима», строя или конкретного правительства. Напротив, они уповают на центральную власть как на защиту от зарвавшихся «бонз» на местах.

Но в-третьих, все это в совокупности ведет к потере доверия к Компартии и органам власти в обществе, а это уже мина замедленного действия, считает руководство страны. Си Цзиньпин стремится дать понять: борьба с коррупцией стала краеугольным камнем его политики, потому что это ключ к стратегическому движению страны вперед.

Помимо всего прочего, буквально в последние годы в Китае реальностью стала новая информационная интернет-культура — в стране больше всего в мире пользователей соцсетей, к примеру.

Из этого западные авторы делают вывод, что не за горами что-то вроде «твиттер-революции» по образцу «арабской весны». Да, такая перспектива учитывается и элитой Поднебесной. Однако все же следует делать поправку на китайский менталитет, где государство рассматривается как краеугольный камень самого существования общества и нации. И выступать против власти как таковой возможно только в том случае, если она явно и откровенно ведет «не туда».

Исследователи отмечают, что китайская элита все более становится корпоративной, приобретая активы компаний и сближаясь с деловыми кругами. Вместе с тем крепнущий класс бизнесменов, вышедших не из партийно-чиновничьих структур, наращивает свое влияние, что явно не в пользу партийно-государственных кругов.

При этом будет вполне справедливо сказать, что и в Китайской Народной Республике элиты остаются в значительной степени наследниками тысячелетних традиций императорских времен, несмотря на весь коммунистический экстерьер. И с этим согласно большинство исследователей.

Действующее Политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Китая.
 

Львиная доля их сходится во мнении, что Китай (несмотря на проблемы) не остановить, и уже в самом ближайшем будущем он имеет все шансы стать первой экономикой мира.

Здесь нет ни возможности, ни необходимости останавливаться на факторах этого — отметим лишь, что эксперты спорят только, когда именно это произойдет. Одни готовы отсрочить выход Поднебесной в лидеры до 2030-х гг., другие называют точную дату — 2024 год, а третьи (в том числе эксперты МВФ) полагают, что уже к 2019—20 гг.

Кстати, любопытно отметить, что чистый экспорт, который так высоко оценивают экономисты-«рыночники», по данным того же МВФ давал Китаю с 2007 г. не более 1% в общем объеме показателей роста экономики.

Западные аналитики (Г.Орр и др.), признавая неизбежность дальнейшего движения Китая к глобальному экономическому лидерству, стараются делать акцент на проблемах и тенденциях, имеющих знакомый западному человеку характер.

Так, указывается на рост сокращений и безработицы, замедление роста зарплат (впервые за много лет), снижение уверенности в завтрашнем дне, а значит — падение потребления. Производство понемногу переносится из Китая в страны Юго-Восточной Азии.

Кроме того, подчеркивается падение престижа госсектора (где исчезают льготы и падает набор новых кадров), из чего делается вывод о том, что выпускники китайских вузов будут стремиться в частный сектор и сферу услуг. Обратим внимание: опять эти излюбленные западными экономистами сферы.

Складывается ощущение, что Г.Орр местами выдает желаемое за действительное, надеясь, что Китай пойдет знакомым и понятным путем. Видимо, поэтому он высказывает еще один парадокс: да, заявления китайского руководства о путях развития страны четки и ясны, но... предсказать курс страны крайне сложно! Человеку с западным менталитетом и впрямь непросто разобраться.
 

Западные и некоторые российские эксперты преуменьшают значение национальной психологии и менталитета. Китайский потребитель, в отличие от европейского или американского, скорее не бастовать и митинговать пойдет, а наберется терпения и подождет лучших времен. Причем они и сегодня далеко не худшие, несмотря на, бесспорно, имеющиеся проблемы.

Однако при всем этом следует учесть опыт соседей Китая — изменение менталитета за последние десятилетия у японской молодежи и элит. Говоря в двух словах, на смену самураям бизнеса в Японии пришли (пусть и не в большинстве) те, кто захотел отказаться от аскетизма и трудовых подвигов и решил наслаждаться жизнью по западному образцу. Иногда это откровенные хипстеры. Нет ли признаков схожего тренда и в Китае?

Можно вспомнить и пример советской партийной элиты времен «застоя» и перестройки, дети которой возжелали получить права собственности на партийные и государственные хозактивы и передавать их по наследству.

Да, конечно, Китай — не Япония и не СССР. Но определенные знаки чего-то подобного появляются все чаще. И именно это может стать одним из факторов подрыва изнутри китайского пути к лидерству. Подобно тому, как шансы на гегемонию в мировой экономике к началу 90-х утратила та же Япония.

Причин было немало, не будем говорить о них, но вышеописанная трансформация части элиты — одна из них, и немаловажная.

Что ждёт Поднебесную и её элиту?

Нет причин сомневаться — Китай сохранит тенденцию к росту. Снижение экспорта успешно нивелировано девальвацией юаня, а потребители не вышли на революцию, когда зарплаты у них сократились. Всё это вместе вызвало подлинную панику в американских деловых кругах. Обсуждалась даже идея создания «большой двойки» вместо «семерки».

При этом эксперты отмечают, что внутренних ресурсов для дальнейшего стремительного развития становится все меньше, а значит, потребуется более активное привлечение глобальных источников. Но при этом экономика страны выходит на новый уровень, отличающийся все большей диверсификацией и долей высоких технологий, решением экологических проблем, увеличением полномочий регионов. А юань уже в 2016 г. включен в валютную корзину МВФ.

По мнению российского аналитика В.Головачева, стабильное и динамичное внутреннее развитие и доминирование на мировой арене (он подчеркивает: необязательно формализованное, в отличие от западной и советской модели) через качественную внутреннюю метаморфозу — вот стратегическая цель развития Китая в XXI веке.

Он убежден, что альтернативы этому не просматривается, а руководство КНР осознает, что ключевое условие реализации долговременных целей Пекина — сохранение устойчивого и комплексного баланса, который он называет экосоциальным.

То есть гармония или хотя бы относительное равновесие в социальной и экологической сферах (в Китае сегодня принимается немало мер по улучшению экологической ситуации). Этот баланс важен как внутри Китая, так и вне его. А дисбаланс чреват кризисом сложившейся системы в стране. И этот вывод перекликается с высказываниями руководства Поднебесной.
 

Как может выглядеть «нарушение экосоциального баланса» для Китая? Например, как внезапный и мощный социальный взрыв, вызванный экологической катастрофой, если при этом даст сбой государственная машина. Впрочем, в обозримом будущем подобное представляется маловероятным даже тем наблюдателям, кого тревожит усиление Поднебесной и кто ждет хоть каких-то признаков кризиса там.

Ряд исследователей отмечают, что современная китайская элита вынесла уроки из двух попыток страны отойти от традиционных ценностей, предпринятых в ХХ веке — в пользу западного капитализма (начало века) и коммунизма (третья четверть века).

В частности, на это указывает А.Кобзев, полагающий, что элита расценивает итоги этих двух попыток как катастрофу и стремится двигаться вперед осторожно, без рывков и скачков, соблюдая баланс, диагностируя проблемы и принимая меры.

Важный момент состоит в том, что, в отличие от первой половины прошлого века, китайская элита ныне не имеет компрадорского слоя. Но оно и понятно: сейчас Китай — не полуколония, а глобальный лидер (хорошо, пускай без пяти минут). И никто в рамках его элиты не видит, зачем служить зарубежным интересам. Серьезный контраст кое с кем в Центральной и Восточной Европе, не так ли?

Молодые женщины-офицеры Народно-освободительной армии Китая на фоне портретов четырёх руководителей КНР: Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя, Ху Цзиньтао.
 

При этом следует отметить, что, в отличие от замкнутой японской элиты, китайская несколько гибче. И не исключено, что некая ее часть к середине следующего столетия пойдет на браки с представителями западных элит — в частности, американской.

Уже сегодня такие случаи имеются в высших слоях «хуацяо» в Калифорнии и других штатах Тихоокеанского побережья США, а «хуацяо» в определенной степени уже давно пробный шар. Но это вряд ли примет сколько-нибудь заметные масштабы и уж точно не превратится в «троянского коня» западного влияния. Скорее, наоборот.

При всем этом можно (со скидкой на неспешность процессов в Китае) полагать, что размывание «коммунистических ценностей» продолжится, и к середине века не исключено объединение с Тайванем на основе модели, опробованной в Сянгане и Аомыне («одно государство — две системы»).

Идеология сблизится — ведь в основе ее во всей китайской ойкумене уже лежат традиционные (пускай и модернизированные) ценности, национальные интересы и Возрождение Поднебесной.

Можно сделать главный вывод: китайская элита созрела к мировому лидерству, однако предпочитает не форсировать процесс.

И думается, не стоит ждать от нее повторения европейской, американской или советской модели проникновения во все уголки планеты как на шахматной доске.

Китайская элита предпочитает, чтобы то или иное направление вначале «дозрело». И тогда придет само. Конечно, если Китай сохранит свою привлекательность как ориентир и инвестор.

Поэтому не стоит ждать некоего китайского «старшего брата», поучающего ценностям, как американец или советский «старший брат». И в этом сила Поднебесной в мире, смертельно уставшем от миссионеров и наставников, экспорта демократии или любого другого единственно верного учения.

Это подчеркивает польский китаист Михал Любина — по его мнению, потенциальный Pax Cinica был бы «гораздо менее агрессивным», чем Pax Americana.

Исследователь гораздо больше опасается усиления России (что неудивительно для его страны) и готов уж лучше видеть доминирование Пекина. Тем более что, на его взгляд, в этом есть даже плюсы по сравнению с американской гегемонией — «американец будет учить тебя, как жить, а китаец этого делать не станет».

Продолжит ли сиять «град на холме»?

Каковы же ориентационные вехи элиты США в последующие три десятилетия?

Об американской элите (элитах) написано немало. И в то же время — снова парадокс! — недостаточно. Ее суть скрыта под ее крайней усложненностью и разветвленностью, к тому же ее мало кто брался препарировать под лупой, как делают с элитами других стран.

Нередко вопрос сводят к «битве кланов» (типа Фордов и Рокфеллеров) или неким тайным обществам, ложам и клубам. Общим местом стала ее тяга к глобализации, переплетение с другими западными элитами, транснациональный характер.

Спорить с этим не будем. Согласимся и с другим распространенным тезисом — именно она и правит государством, в отличие от Китая, где государство формирует элиту.
 

При этом в Соединенных Штатах истеблишмент — далеко не только деловые круги. Это и влиятельные негосударственные и общественные организации, и фонды, и академические круги, и «мозговые центры», и, конечно же, медиа. Все это переплетено и находится в постоянном движении. Картина меняется ежегодно, и при этом основные столпы и характеристики этой элиты сохраняют свою сущность.

В частности, в последние лет десять-пятнадцать колоссальную роль стали играть социальные сети и стоящие за ними силы. Лицо американской элиты сегодня — уже не столько Билл Гейтс, сколько Марк Цукерберг. И этот тренд будет только набирать силу.

При этом интересно отметить, что вот уже лет тридцать пять, со времен Рейгана, целые когорты американских исследователей и «властителей дум» (колумнистов крупнейших изданий) хором пишут… о закате лидерства Америки в мире!

Тут можно вспомнить Дж.Ная, П.Бьюкенена, К.Престовица, И.Эланда, Ч.Купчана, Н.Урусоффа и многих других. Отмечают кризис привлекательности «мягкой силы» и «морального превосходства», разоблачают лицемерие и двойные стандарты, высказывают тревогу в связи с потерей имиджа «сияющего града на холме», выражаясь словами изобретателя идеи «особой миссии Америки» губернатора XVII в. Джона Уинтропа.

Президенты США (слева направо): Барак Обама, Джорж Буш-младший, Билл Клинтон, Джорж Буш-старший, Джимми Картер.
 

Причем критика зачастую идет именно от правоконсервативных кругов, с позиции патриотизма — мол, необходимо возвращать Америке моральный авторитет. Например, советник Рейгана К.Престовиц прямо назвал США при Буше-младшем страной-изгоем, оттолкнувшей своих друзей.

Немало и критиков слева, скептически расценивающих сам миф об американской исключительности. Историк Т.Бендер называет его «дефектом, унаследованным от Холодной войны», но очевидно, что корни гораздо глубже.

Г.Ходжсон называет этот миф опасным, и он не одинок. Целый ряд авторов (Р.Коэн, Т.Диксон, Г.Рейчард и др.) подчеркивают, что Америка зависит от остального мира настолько, что даже не может идти и речи о диктовании другим, как жить.

Г.Кох уверен, что главную угрозу США представляют культивируемые ими двойные стандарты. А крупный философ Ноам Хомский срывает покровы — главная идея США сформулирована ещё шотландцем Адамом Смитом: «Всё для нас, ничего для других».

Что тут добавишь?
 

В качестве основного вызова лидерству Соединенных Штатов в 80-е называли Японию.

В 90-е казалось, что опасность миновала, однако предупреждающие голоса отнюдь не затихли. Только теперь основным вызовом стал выглядеть ЕС. В 2000-х на первое место стал выходить Китай.

А к середине 2000-х заговорили о том, что возрождающаяся Россия (так говорят сами американские эксперты — в частности, В.Митчелл) может совместно с объединяющейся Европой трансформировать «треугольник евроатлантических сил» и вернуть миру многополярность.

 
Если вчитаться в работы американских и вообще англосаксонских аналитиков за последние три десятилетия, то бросается в глаза обилие пессимистических нот. США «потеряли конкурентоспособность» (П.Пассел), «не могут нажимать на рычаги и платить по счетам» (Ф.Льюис), «больше не являются экономическим лидером и доминирующей военной силой» (недавно скончавшийся бывший министр обороны Дж.Шлезингер), не смогут сохранить статус сверхдержавы (Т.Виккер).

Обострились все язвы — слабая защита трудящихся, нарастание напряженности, проблемы оружия, здравоохранения, начального и среднего образования, жилья (Э.Моравчик). Лейтмотивом избирательных кампаний в США (включая обе палаты конгресса) уже давно является озабоченность переносом производства в другие страны и потерей рабочих мест. Что уж говорить о критике из-за рубежа!

Д.Куликов, А.Эскин и ряд других экспертов отмечают, что система сдержек и противовесов в Америке уже не работает — это, по их мнению, выявил нынешний паралич власти, когда конгресс и президент Трамп вступили в клинч.

Многие делают вывод о глубинном, системном кризисе, крушении доверия общества к власти и истеблишменту. А.Эскин считает, что элиту США заразил «вирус непослушания».

Куда Америку ведёт истеблишмент?

Следует отметить, что американская элита, этот самый истеблишмент, такие тревожные сигналы учитывает. Но складывается ощущение, что она не готова отвечать на вызовы всерьез.

Как пишет Д.Куликов, логика такая — не надо раскачивать лодку, на наш век хватит, а любые реформы только ускорят деградацию системы. Он усматривает убежденность значительной части американской элиты в том, что провести управляемую реорганизацию не получится. Вот вам и «мировое правительство», и все хваленые конспирологические «комитеты трехсот», и прочая, и прочая!

Д.Куликов, как и ряд других аналитиков, убежден, что «глобалистский проект» (по их мнению, тождественный «всемирному господству США») провалился, как в свое время провалился проект коммунистический. А американская, да и в целом западная, элита не может дать адекватный ответ на этот вызов и предложить новые цели развития, новые варианты общественных отношений.

При этом принцип меритократии продолжает работать, позволяя рекрутировать «свежую кровь». Но, скажем, Н.Фергюсон показывает, насколько сегодня сложнее простому американцу из низов подняться на самый верх по, казалось бы, отлаженной социальной лестнице — американская элита начала «бронзоветь» и закукливаться.

Конечно, не следует забывать, что она веками умела амортизировать угрозы и вызовы своему положению. Критика и нелицеприятный анализ со стороны экспертного и колумнистского сообщества (фактически, входящего в ее ряды) только поощряются ею. На основе этих «сигналов» принимаются решения, куда двигаться дальше.

Первое заседание кабинета действующего президента США Дональда Трампа.
 

И куда же?

Если китайская элита никуда не спешит, американская, напротив, охвачена лихорадкой удержания своих позиций. Именно этим в значительной степени объясняется усиление экспансионизма США в последние годы (хотя не стоит сводить все к борьбе за нефть и прочие ресурсы, конечно).

Но ахиллесова пята американского истеблишмента — крайнее раздражение общества против него. Западные эксперты пытаются разглядеть хоть что-то подобное в Китае, спеша выдать выступления против «коррумпированных чиновников» за массовый протест снизу — а в Соединенных Штатах этот протест действительно имеет место.

В американском обществе ситуация накалена — однако не следует и впадать в противоположную крайность и пророчить там революцию либо распад страны. Несомненно, протест будет канализирован в приемлемое русло. Да уже канализируется — в прибрежных штатах и мегаполисах его направили против Дональда Трампа. Для истеблишмента это менее тревожно, чем выступления пяти-шестилетней давности вроде «Оккупируй Уолл-стрит!».
 

Но все это не отменяет главного: на сегодняшний день американская элита действительно не знает, куда идти.

Сохранение позиций — это ведь не развитие. И сложно не согласиться с хором экспертов, предупреждающих о тяжелом кризисе идей и ценностей в среде американского истеблишмента. Хотя и драматизировать не следует — для значительной части элит и молодежи по всему миру Америка по-прежнему оплот привлекательных ценностей.

Можно спорить о процентной доле стереотипов, мифов и декораций в их составе, но их все еще видят своим знаменем очень и очень многие.

И куда дальше? Хватит ли инерции до середины века?

С каждым годом становится все очевиднее — если нынешние тренды сохранятся, то инерции не хватит. И ценности глобализации, «свободной экономики, демократии и прав человека» в своем нынешнем виде утратят то влияние, которое они пока сохраняют. А следовательно, их главный «продюсер», Соединенные Штаты, лишатся идеологического оружия.

И основная часть вины за это ляжет на плечи американского истеблишмента.

Россия: сложный путь становления элиты

Пожалуй, особенно заметен данный процесс на примере российской элиты, лет тридцать назад в основной массе своей с энтузиазмом подавшейся в адепты «общечеловеческих ценностей».

В 70-80-е гг. советская элита — номенклатура, как тогда говорили — не смогла выдвинуть новые цели перед страной. Примерно как сейчас американский истеблишмент. Ряд авторов видит в этом одну из причин краха СССР — утрату смысла существования державы и её месседжа миру.

Однако на Западе упорно ставили и ставят знак равенства между СССР и Россией.

Если следовать такой логике, никакой смысл утрачен не был. Ибо Россия, как редко какая иная великая держава, строится вокруг именно государствообразующих смыслов. Без сильного государства не выживет и простой человек — это в России (в Беларуси, кстати, тоже) усвоено крепко. История научила.

А вот в Соединенных Штатах, напротив, столетиями культивируется идея, что и один человек в поле воин, и может лично победить целую армию и изменить мир.

Понятно, что это просто идеологические фантомы, клише, но они влияют на сознание нации. Коллективное сознательное и бессознательное. Те же американцы регулярно и по самым разным поводам объединяются в движения и организации, устраивают флэшмобы, поют хором (причем даже в церкви!) и изобрели понятие «дух корпоратива» и прочий team building, непонятные многим другим культурам.

Президент России Владимир Путин выступает с ежегодным посланием перед Федеральным собранием.
 

Российская элита прошла принципиально иной путь. Следует вспомнить, что сто лет назад произошла её полная замена. Затем несколько десятилетий чисток также не позволяли сложиться подлинной советской элите. Да и тот слой, что появился в более спокойные для номенклатуры времена, не имел главного — собственности. И к 80-м дети и внуки ответственных работников вполне логично и естественно стали стремиться к превращению в класс собственников.

 
На это наслоился другой процесс — возникновение контрэлиты (что отмечают и российские ученые, и западные советологи — например, Э.Шнайдер). Это были как фрондирующие интеллектуалы, так и уголовная среда. Все группы и подгруппы объединяло одно — желание стать классом собственников.

По мнению О.Крыштановской и других исследователей, если в 90-е гг. власть была дезинтегрирована, шло становление элиты через борьбу группировок и были сильны центробежные тенденции, то в начале 2000-х российская элита стала структурироваться, сосредотачиваться, как и власть в государстве. По мнению С.Грановского и Э.Шнайдера, её фундаментом стали представители средних эшелонов советской номенклатуры, передавшие знания и опыт.

Возросла горизонтальная мобильность — представители элиты не покидают «обоймы», перемещаясь из одной ветви власти в другую либо в бизнес. Отмечается и т.н. реконверсия — перевод капиталов из одной формы в другую.

В результате складывается имущественный класс, близкий к власти, способный передавать собственность и карьерные возможности по наследству и уверенный в завтрашнем дне.

Политическая элита в последние два десятилетия научилась капитализировать свое влияние в финансово-экономические возможности, бизнес-круги — наоборот. Это выразилось в интеграции политической и экономической элиты в России (О.Крыштановская и др.).

И вот здесь также не обошлось без противоречий.

С одной стороны, в России наблюдается консолидация элитных групп, несмотря на противоречия и «войны интересов». С другой же стороны, по ней проходит мировоззренческая линия раскола.

«Государственники против компрадоров»?

Значительное число аналитиков указывают на разрыв (и даже пропасть) между элитой и массами в России. Впрочем, это традиция со времен чуть ли не Петра I. В постсоветской России она обрела второе дыхание. И эксперты видят именно в этом угрозу развитию страны, указывая на откровенно компрадорские мотивации целого слоя в её рамках.

Д.Зыкин упрекает российскую элиту в том, что её логика вступает в прямое противоречие с интересами большинства народа, и формулирует эту логику так: стремление получить максимальные экономические выгоды и перевести их за рубеж (т.е. на Запад). Он высказывает предположение, что элита страны «обслуживает интересы более могущественных элит».

С ним солидаризируется и видный аналитик М.Делягин, определяющий как минимум часть её термином «оффшорная аристократия». По его оценке, критерием патриотичности любой незападной элиты является размещение её активов, поскольку, если их «критическая часть» контролируется конкурентами, данная элита просто не может себе позволить борьбу с этими конкурентами.

М.Делягин упрекает как минимум часть российского правящего класса в служении сугубо собственным потребительским устремлениям и восприятии родной страны в качестве некоего «трофейного пространства». При этом Запад выступает для этой категории в качестве носителя универсальных ценностей. Формирование сознания элиты извне — форма неоколониализма, подчеркивает российский исследователь.

При этом любопытно отметить, как стремятся оценить тренд развития российской элиты западные эксперты вкупе с единомышленниками из РФ.

Летом 2013 года (накануне украинского кризиса, но после событий в Грузии) было представлено общественности совместное российско-американское исследование «Российская элита-2020», суммировавшее серию соцопросов в Москве с 1993 по 2012 годы.

По его итогам и с подачи американских ученых был сделан впечатляющий вывод: оказывается, российская элита… не доросла до постматериализма!

То есть стремления к целям, возникающим после удовлетворения базовых потребностей. Авторы исследования ненавязчиво внушали, что к возвышенным мотивам относятся стремление защищать права меньшинств или экологию (ставя между этими категориями знак равенства).

Тем самым указывалось, что западные элиты уже вышли на новый уровень, критерием которого становится обеспокоенность судьбой лиц с нетрадиционной ориентацией, а элита российская еще должна учиться и учиться.

Всё это вызывало бы лишь недоумение, если бы в исследовании не содержались и достаточно интересные результаты.
 

 
Президент России Владимир Путин в окружении генералитета.
 

Так, оно показало устойчивый рост (от опроса к опросу) процента лиц, «доросших до постматериализма».

То есть, на первый взгляд, элитная российская молодежь всё же понемногу идет к тому, что хотели бы видеть на Западе. Но при этом авторы исследования отмечали и «тревожный» рост антиамериканских настроений. Они отождествляли первую категорию с «демократами», сторонниками западных ценностей, а вторую — с «неоимперцами» и ура-патриотами, которых определяли как сторонников сильного государства.

При этом оставалось неясным, почему приверженность демократическим ценностям не может сочетаться с желанием видеть Россию сильной.

Авторы исследования (профессора Мичиганского университета Р.Инглхарт и У.Циммерман, профессор Высшей школы экономики Э.Понарин и др.) полагали, что именно эти два вектора и будут характеризовать российскую элиту 2020-х годов и позднейшего периода.

И сделали вывод: тогда в её рамках сложатся две чётко разграниченные группы — «демократы» и «технократы-авторитаристы». Российская элита станет более поляризованной, чем ранее. Они полагали, что её путь будет существенно отличаться от пути элит Запада (можно подумать, это некий единый монолит).

Делались и другие выводы — в частности, о том, что мировоззрение российской элиты близко взглядам «простых людей» по принципиальным моментам. Но при этом российская элита будто бы более радикальна — в частности, в антиамериканизме — чем рядовой россиянин.

Отмечалось, что если в 1993 г. к США негативно относилось около 20% опрошенных представителей московского «высшего света», то в 2008 г. таких было уже 70%. А среди «простого народа» будто бы этот процент постоянно ниже.
 

Американские эксперты по России часто проводят одну мысль — Соединенным Штатам следует решать, с кем сближаться: с Россией или с Китаем?

И многие из них (включая авторов вышеуказанного исследования) полагали до недавнего времени (а некоторые и сегодня доказывают), что Китай может стать «общей угрозой», сближающей США и РФ — прежде всего, дающей их элитам почву для такого сближения.

После событий 2014 года и последовавшего стремительного нарастания напряженности американская элита, казалось, отринула идею сближения с российской. Но в последнее время все громче раздаются голоса о том, что санкции и шельмование России лишь подталкивают Москву к Пекину. А это уже явно не в интересах Вашингтона.

Куда идём мы с Пятачком? Большой-большой секрет!

Подводя итог анализу трендов развития элит трех великих держав современности, можно сделать ряд выводов.
 

☞ В рамках российской элиты, единственной из трёх рассматриваемых здесь, существует заметная прослойка компрадоров, ориентирующихся не на патриотические, а на зарубежные ценности, хотя данная категория и слабеет.

☞ Китайская элита стоит на распутье — отказаться ли от внешней идеологической ширмы и стать собственниками в полном смысле слова, имущим классом, или все же усилить «неомаоистский» вектор.

☞ Американская элита оказалась в тупике, будучи не силах предложить выход из ценностного кризиса, хотя инерция пока достаточно велика, чтобы избавить её от краха.

Во всех трёх элитах наблюдается обострение ценностного противостояния двух основных лагерей. В России это, условно говоря, «патриоты-державники» против «либерал-космополитов». В Китае — «новые левые» против «реформистов». В США — «традиционалисты-изоляционисты» против «демократических ястребов-экспансионистов».

Казалось бы, соответствующий «патриотический» лагерь в рамках каждой из держав имеет точки соприкосновения со своими визави в двух остальных. Но на деле эти силы обречены на противостояние во имя своих национальных интересов.

Так же как и «либералы-реформисты-демократы-правочеловеки» лишь на первый взгляд схожи. На деле же в США это сторонники активной заморской экспансии, в России — те, кто готов служить зарубежным интересам, а в Китае они во внешнеполитических взглядах почти неотличимы от своих соперников, видя главную цель за пределами Поднебесной в укреплении китайского лидерства (хотя есть и диссидентствующие западники).

Во всех трёх державах эта схватка может привести к разным вариантам. Однако все же просматривается общий тренд — тяготение к более ясному и прагматичному пониманию собственных национальных интересов.

Которые даже в случае США со всем их мессианством и гегемонизмом состоят отнюдь не в том, чтобы тратить силы и ресурсы на насаждение идеологически угодных режимов в самых отдаленных уголках планеты.

Поэтому представляется наиболее вероятным, что верх возьмут там «традиционалисты-изоляционисты» по мере осознания того факта, что Америка уже просто «не тянет» роль единственной сверхдержавы и должна хоть как-то решать сонм накопившихся проблем у себя дома.

Ну, или ограничиться регионами, где действительно затрагиваются американские интересы. Хотя очевидно и то, что «ястребы демократии» тоже без боя не сдадутся, и мы увидим еще рецидивы эпохи ценностного экспансионизма.

В Китае тренд указывает на дальнейшее растворение идеологии и триумф прагматиков, которых к середине века нельзя будет отличить от элит Тайваня и Сянгана.

Под их руководством Пекин станет, наконец, ведущей мировой державой, но не будет ни навязывать ценности, ни демонстрировать гегемонистские замашки (в отличие от США и даже СССР), ни излишне интересоваться отдаленными регионами, сосредоточившись прежде всего на своем макрорегионе. Хотя и здесь не обойдется без периодов выхода на первый план «новых левых», «неомаоистов» и прочих идеологов.

В России же все явственнее просматривается тенденция успеха сторонников сильного государства и восстановления позиций великой державы — и опять же, ближе к собственному «ближнему зарубежью», а не по всему миру, как было во времена Советского Союза.

Правда, и адепты «общечеловеческих ценностей» оружия не сложат и даже могут на некоторое время вновь выйти на первый план, повинуясь правилу маятника — в качестве реакции на нынешнее усиление «сторонников сильной руки». Так было в истории страны постоянно. Однако представляется, что к середине века окончательно утвердятся прагматики.

Не будем, конечно, преуменьшать и риск дальнейшего обострения отношений между тремя державами — в самом худшем случае вплоть до столкновения. Но всё же это риск, а не неизбежность.

Думается, все же прагматики во всех трёх странах приложат максимальные усилия, чтобы худший сценарий не стал реальностью, и не позволят спровоцировать свои страны на эскалацию, о чём мечтают «ястребы» всех мастей.

Павел Потапейко, Беларусь, кандидат исторических наук, переводчик, публицист