Столетние петербуржцы — о революции, войне и современной России

В Петербурге живет около 300 человек, которым больше 100 лет. Помнят ли они царя, как на них отразились репрессии и война, а также что они думают о современной России — журнал «Бумага» поговорил с петербургскими долгожителями.

Григорий Васильевич Юркин, 100 лет

Я родился в конце 1916 года, за три месяца до Февральской революции, в маленькой деревушке в Архангельской области. Наша деревня практически не заметила самой революции. Жили как и раньше: всё получали своим трудом, своими руками с хозяйства. Нашу жизнь вся эта политика абсолютно не касалась до 1932 года, когда шли коллективизация и раскулачивание. Сверху поступило указание, что с нашей деревни на 17 дворов нужно раскулачить пять семей. В их число попала и наша, хотя мы не имели ни постороннего заработка, ничего.

К нам пришли и потребовали сдать 200 пудов зерна, хотя мы не собирали даже половины от этого количества. За невыполнение этого распоряжения у нас арестовали и увезли всё вплоть до столовых ложек. Когда всё это забирали, мой брат сказал: «Ничего, забирайте, будет и на нашей улице праздник». Это посчитали политической акцией, и он получил 5 лет каторги, в том числе на стройке Беломорканала. Его жену и мою сестру взяли на принудительные работы по лесозаготовкам, они работали там, как заключенные.

Я остался один с больной матерью. При этом меня как сына врага народа исключили из школы и я не выдержал всего этого. Уговорил мать и сбежал в Ленинград, где жил мой брат по отцу, которого я никогда не видел. Он принял меня холодно, когда узнал, что нас раскулачили, и через несколько дней выпроводил меня — я оказался на улице. Но мне повезло. Меня принял отец соседского мальчишки, с которым я успел подружиться за эти дни в Ленинграде. Он выслушал всю мою историю и сказал: «Будешь жить с нами». Сам дядя Саша тоже был исключен из партии за то, что отказался отбирать у крестьян последний хлеб при коллективизации.

Позже я всегда скрывал, что сын кулака. Никому не говорил, считался просто сыном рабочего. Несмотря на всё это, всегда поддерживал партию и был настоящим патриотом.

Я отучился и работал слесарем на заводе, отслужил в армии в Краснознаменном полку, закончил школу снайперов. Меня там даже велосипедом наградили, по тем временам это было как «Мерседес» сейчас. Вернулся из армии в 1940 году, а через полгода началась война.

Григорий Юркин в молодости. Фото: Петр Свердлов

Всю блокаду я провел в Ленинграде. Наш полк был предназначен для спасения города от воздушных ударов. Мы строили защитные сооружения, работали на Дороге жизни и так далее. Но самое страшное воспоминание моей жизни — это работа на Пискаревском кладбище. За несколько месяцев мы похоронили там почти 300 тысяч ленинградцев. Там погибла и половина моей роты. Больше всего — от голода. Многие из нас умирали по дороге домой, просто обессилив от работы по рытью чужих могил. Это было страшное дело. Тогда даже не думали о победе или снятии блокады, думали только об одном — как выжить.

В самый трудный момент блокады, в 1942 году, я вступил в партию. Нас подняли по тревоге, выдали анкеты и сказали: «Умрем, так коммунистами». Несмотря на все перегибы и всевозможные репрессии, Сталин был нашим героем. Мы восхищались им, и каждый шел в бой за Сталина. Это действительно было.

До сих пор помню, как накануне нового 1942 года наш взвод наградили банкой шпрот. Одной на всех. Мы решили разыграть ее, чтобы хоть кто-то наелся, иначе получалось всего по одной шпротине на человека. По жребию банка досталась солдату по фамилии Касаткин. Взвод разошелся спать, чтобы не видеть, как он будет уничтожать неслыханное для блокады количество еды. А Касаткин, повозившись за столом, вдруг громко скомандовал: «Все за стол!». На столе лежали десять сухариков, и каждый украшала рыбка. Касаткин сказал нам: «Я не мог допустить такого позора перед товарищами». Так и встретили Новый год. А через полтора месяца Касаткин умер от дистрофии.

Был я и на фронте. На моем счету одиннадцать убитых фашистов. А всего обученные мной 95 снайперов положили под Ленинградом 2288 немцев.

Также во время войны мы восстанавливали город после бомбежек. В 1943 году мы ремонтировали пострадавший при бомбардировках Ленинградский театр оперы и балета имени Кирова. После проделанного ремонта мне выдали постоянный пропуск для посещения театра в директорскую ложу. Правда, на спектакле я был только один раз, но до сих пор помню присущую тем дням картину. В буфете театра продавали только куски нарезанной сырой капусты, которую моментально разбирали, так как другого ничего не было, и все хрустели ею во время спектакля.

До сих пор помню момент, когда блокада была снята. Люди на улицах обнимались, целовались, мы, солдаты, стреляли в воздух из ракетниц. Было такое ощущение… Его не сможет понять никто, кто не был там в тот момент.

После войны я был тренером по стрельбе, фотографом и журналистом. Много лет проработал в спортивном обществе «Динамо».

Фото: Петр Свердлов

Я застал всех руководителей Советского Союза и могу сказать, что лучше всего жилось при Брежневе. При нем в стране было всё необходимое, хотя все и говорят, что в те годы был застой.

Считаю, что в СССР было лучше, чем сейчас. Наше правительство сделало очень большую ошибку, когда отдало все богатства олигархам. Это всё должно принадлежать народу, деньги должны идти на улучшение жизни людей. А то что происходит сейчас? Я поражаюсь, как Россия может быть одной из первых в мире по количеству миллиардеров? Когда развалился СССР, всем казалось, что будет лучше, а стало только хуже. Народ должен всё решать. Посмотрите, как хорошо в Китае, а в Беларуси какой порядок!

Я благодарен Союзу. Да, моя семья пострадала от него, но в то же время при СССР я стал человеком. Меня ведь теперь даже из Франции и Англии приезжают киношники снимать, спрашивают про блокаду. Да и в книгу об известных петербуржцах меня включили. А в ней, между прочим, и Петр I есть.

Я лично знаком и с Путиным. Он награждал меня в Кремле в честь 70-летия Победы. Из Кремля мне приходят поздравительные письма к каждому празднику. Мне кажется, что Путин, в общем-то, неплохой человек, но он просто попал в зависимость от олигархов и ничего не может сделать с этим.

Фото: Петр Свердлов

Главный секрет моего долголетия — это питание. Нужно питаться своевременно и есть только то, что требуется организму. Фрукты, овощи и никакого спиртного. Я не пью и не курю всю жизнь. Занимаюсь спортом. Даже сейчас делаю зарядку и гуляю по 2 км каждый день. Нужно вести активный образ жизни и обязательно общаться с людьми.

Больше всего современные люди отличаются от нашего поколения тем, насколько они образованы. Они знают намного больше нас. Меня удивляют эти всевозможные аппараты, которые вы носите с собой. С их помощью в мировом интернете можно посмотреть всё что угодно. Даже меня, мою всю биографию, мои портреты. Я не понимаю, как это работает, но это хорошо.

Главная моя мечта: чтобы все армии в мире были распущены. Все государства должны оставить только полицию, а армию распустить и все деньги, которые идут на нее, пустить на улучшение жизни народа. Неправильно, когда самые талантливые люди сидят по институтам и разрабатывают что-то, что может убить еще больше людей.

Георгий Иванович Кусницын, 103 года

Фото: Петр Свердлов

Я родился в начале 1914 года в Костроме в обычной рабочей семье. Наверно, моего отца можно считать восставшим рабочим, хотя в самой революции он не участвовал: отец просто состоял в отряде для охраны порядка на улицах города после переворота, а дома под кроватью у него лежала винтовка.

Во время Гражданской войны мы всей семьей голодали. Мать ходила по деревням, продавала последнее имущество, меняла что-то на кусок хлеба, даже ездила в соседний город на пароходе. Там был хлеб, и она привезла его в Кострому, где хлеба просто не было. Несмотря на это, к Ленину мы относились очень хорошо, в доме даже не было разговоров о том, что он плохой. Было колоссальное уважение за то, что он совершил революцию.

Чуть позже я стал одним из первых пионеров в истории. Первые пионерские организации появились в 1922 году, когда мне было 8 лет. И мы в галстуках ходили по Костроме, пели песни. Люди выходили, стояли на обочинах, смотрели на нас удивленно, ведь мы были первыми.

Когда мне было 12 лет, семья переехала в Ленинград. При этом нехватка продуктов была даже здесь, приходилось стоять в длинных очередях за едой. Меня 12-летнего мать посылала стоять в очередях. Один раз я стоял в очереди очень долго, а чужие взрослые подошли ко мне и просто сказали: «Ты здесь не стоял, мальчик». Я заплакал и ушел.

Я окончил 7 классов в школе, потом отучился в техникуме и работал конструктором на заводе «Пневматика» на Васильевском острове. Так было до середины 1930-х годов, пока меня не взяли конструктором строить военный линкор.

В 30-е годы при Сталине действительно было страшновато. Побаивались все. Казалось, что вот-вот придут уже за тобой. И у меня был такой случай. Меня взяли, привезли на машине в здание НКВД. Начали допрашивать, угрожать, что изобьют, что кинут в камеру к крысам. Допрашивали до трех часов ночи, а потом меня наконец нашла моя жена. Пришла к следователям, начала просить, и меня отпустили. Я до сих пор не знаю, почему меня схватили. Может, соседи по коммуналке донесли на что-то, хотя жили мы как все: работа, учеба. Да и политикой я особо не интересовался, только газеты читал. Какая мне разница, пусть они сами страной руководят.

Когда объявили войну, я как раз заочно доучивался в институте. Тут война, а у меня еще диплом не сдан. Но я успел защититься — 25 июня 1941 года. Сразу после этого пошел в комитет комсомола и мне сказали, что нужно идти добровольцем на фронт, защищать страну. Я, конечно, согласился. Страшно тогда не было. Ведь все вокруг отправлялись на фронт. Мы не боялись, даже когда ехали в вагонах на фронт, о войне не разговаривали.

Я оказался в пехоте. Сначала трусил идти на передовую, убьют еще. Не хотелось умирать. Но повезло, что нас как-то постепенно в войну вводили. Сначала мы в бои шли не в первом эшелоне, как-то пообвыклись, что рядом пули и снаряды летают, а потом уже нормально было. Ходил в тыл врага, где взял «языка», участвовал в битве под Москвой, получал медали, одним из первых вошел в Ригу и так далее. Я был и в Эстонии во время войны, но какого-то сопротивления советским войскам, о котором постоянно говорят, не встречал.

Лично я воспринимал войну как работу. Просто работа такая: нужно задержать или уничтожить противника. Соответственно, я и не боялся, наверно, довольно храбрым был. Хотя остальные тоже особо не трусили. Уговаривать быть храбрым никого не приходилось. При этом мы никогда не ходили в психическую оголтелую атаку с криками «За родину! За Сталина!». Сидели в блиндажах, ждали, пока артиллерия хорошо обработает место, а потом уже выходили. Просто сидишь себе спокойненько, ждешь.

Однажды утром слышим: вокруг, совсем рядом, стреляют из винтовок. Мы с командиром полка вышли, нам говорят: «Война закончилась. Победа!». Я лично ничего не почувствовал при этой новости, никакой телячьей радости. Подумал только: «Ну победили, нормально. Что же теперь делать-то? Куда идти и чем заниматься?».

После войны вернулся на завод, где и проработал конструктором до пенсии, на которую вышел только в 70 лет. Тогда начиналась перестройка. Политика меня особо не интересовала, но к Ельцину я всегда плохо относился. Алкоголик и предатель какой-то. Думаю, его просто в США напоили и уговорили развалить Союз. Было такое государство, так мы за него боролись, а они просто взяли и развалили. Продали.

При этом я считаю, что сейчас в России всё хорошо. Замечательно. Всё есть, Путин — молодец. Он и с Чечней справился. Даже Сталин с ней не справился, а он справился. Ну и Крым вернул. Это замечательно. А еще очень хорошо, что 9 мая стал главным нашим праздником. Ведь, действительно, ничего важнее этого быть не может.

За все 103 года жизни я понял, что жить нужно как обычно. Как я. А то у нас люди в поисках развлечений вечно куда-то носятся. В театр, например, можно ходить не чаще раза в месяц, не нужно слишком развлекаться. Главное, не суетиться.

Яков Клементьевич Иванов, 101 год

Фото: Петр Свердлов

Я родился на Псковщине в апреле 1916 года в большой семье — был одиннадцатым ребенком. Всего в семье было четыре сына и восемь дочерей. Отец был председателем колхоза, занимался выращиванием редких культур и прожил 90 лет, как и мать. Работать я начал еще до школы, помогал на хуторе отцу. То есть закалка у меня была что надо.

После школы я сразу настроился продолжить учебу в Питере, где уже жили мои сестры. Поступил в Индустриально-торфяной техникум, но ни дня в жизни не проработал по профессии. Уже в техникуме стал секретарем комитета комсомола, и там меня заметили органы госбезопасности.

Два года отучился в школе имени Феликса Дзержинского, а потом, в 1938 году, попал в особый отдел НКВД. Там занимался агентурной работой, был оперативником. Подробнее об этом я рассказать не могу, так как давал подписку о неразглашении.

В 1939 году Гитлер напал на Польшу и нас отправили в Минск, ближе к границе. Хорошо помню день начала войны. Я всегда увлекался музыкой, играл на разных инструментах и 22 июня 1941 года я играл на гитаре, когда по громкой связи объявили, что немцы напали на СССР.

После нападения российские войска начали беспорядочно отступать. Чтобы решить эту проблему, в НКВД решили отобрать несколько молодых офицеров и сделать их «живой связью». Я попал в эту группу. Нашей задачей было выслушать приказ от руководителя и устно же передать его кому-то из командиров. Так наши войска могли связываться друг с другом, не используя проводную связь, которую можно перехватить или оборвать. Этим мы занимались от Минска до пригородов Москвы, где уже последовал приказ Сталина «Ни шагу назад». Все боялись Сталина и понимали, что не выполнить этот приказ нельзя.

После работы «живой связью» я вернулся в отдел внутренних дел и прослужил там почти до конца военных дней. Для меня война закончилась в самом Кенингсберге в должности майора. За время войны я получил три ордена и пять медалей. Меня дважды ранили и дважды тяжело контузили. Благодаря этому я познакомился с женой. Она окончила курсы медсестер, добровольно пошла на фронт и работала в том госпитале, куда меня привезли. Ее отец попал в плен к немцам. А те не дураки, увидели, что он здоровый и грамотный и просто продали его. Он пробыл в рабстве в одной из семей в Восточной Европе целых пять лет, но в итоге сумел вернуться на родину.

На войне с обеих сторон были самые разные люди. Например, в Литве мы чувствовали, что к русским там неважно относятся. Мне командиры артиллерийской бригады говорили, что при освобождении Прибалтики они потеряли больше людей, чем на самом фронте.

После войны я командовал рабочим батальоном на строительстве нефтегазового завода, потом работал в государственной системе на различных должностях.

Фото: Петр Свердлов

Политикой и вообще московскими делами я не очень интересовался. При всех правителях жил нормально и получал неплохую зарплату. В целом меня руководители наши не особенно впечатляли. Я понимал, что коммунизм просто невозможно построить. Но Сталина действительно очень многие уважали за то, что он наводил в стране порядок. А каким именно способом, было без разницы. Считали, что всё это законно.

Когда началась перестройка, я понял, что это правильно. Нельзя решение всех проблем постоянно искать войной, нужно их находить цивилизованным общением. Затем я полностью поддерживал Ельцина, его политику. Я уважаю его за решительность, недаром он сибиряк. К современной власти я тоже отношусь нормально. Они меня не обижают. Платят приличную пенсию и поздравляют с праздниками.

Мне нравится, что современная молодежь очень грамотная. Но жалко, что большинство молодых обходит политику стороной. Они просто сидят на своих рабочих местах и стараются только побольше заработать. Это неправильно.

Я не верю в бога, но считаю, что у каждого человека есть судьба. Не всё зависит от наших желаний. Нельзя просто так поставить себе задачу прожить 100 лет и выполнить ее.

За свою жизнь я понял, что главное — это честно выполнять свои обязанности и уважать порядок. Каждый человек должен честно трудиться. Ну и нужно заниматься воспитанием молодежи. Ведь будущее за детьми.