Женщина как неустранимый элемент коллектива в советской культуре

Русскую – и советскую - культуру можно обвинить во многом, но только не в пренебрежении к женщине. Подчёркиваю – культуру, в жизни «оно по-разному бывало». Но культура у нас на редкость гендерно уравновешена.

Начать с самого языка. В большинстве европейских языков нет отдельного слова «человек» - есть слово «мужчина», который является синонимом «человека вообще». На этой теме любят спекулировать феминистки – в начале обычной речи фемок перед неподготовленной аудиторией обычно задаётся вопрос типа «человек ли женщина, если человек – это только мужчина?» Шутка стара – ещё Разумихин у Достоевского переводил, если кто помнит, немецкую брошюрку с соответствующим названием. На русский это перевести сложновато, из-за чёткого разделения понятий – «мужчина», «женщина», «человек». Разве что прицепиться к тому, что «человек» - мужского рода, так зато и «плоть» и «душа» - женского (так что, выходит, «муж» состоит из двух «женских» половинок). А уж «тело» и вовсе аккуратно выведено в средний, потому как тело бывает всякое (в отличие от твёрдо мужского латинского corpus'а).

От всего этого остаётся ощущение, что «мужчина» без «женщины» как-то не вполне самодовлеющ, несамодостаточен.

Это, кстати, создаёт специфические проблемы. Помнится, в ранние девяностые одна моя знакомая, профессиональная феминистка – в смысле, не идейная, а просто пристроилась в какой-то «фонд», денежка по тем временам капала ощутимая – жаловалась, что им «из центра» прислали установочную брошюру, их надо перевести, а весь пафос первого же абзаца (который как раз про man) в русском переводе терялся. Я предложил ей выкрутиться через указание на то, что русская грамматика принижает женщину как профессионала: из-за неунифицированности системы суффиксов маркировки женского пола «-иц/-к» и её неполной совместимости с суффиксом «-ист» названия многих профессий не имеют женского варианта, или, того хуже, звучат пренебрежительно (как, скажем, «адвокатша»). Девушка подумала и сказала, что такие тонкости не прокатят – «ты не представляешь, какие они там тупые упёртые…» (дальше шёл экспрессивно окрашенный гендерный монолог). Уж не знаю, чем у них там всё закончилось.

Но подойдём к тому же с другого края – к вершинам языка, то есть к литературе. В русской литературе почему-то не приживается западная идея «чисто мужского коллектива». В коллективе мальчиков должны быть девочки – потому что как же иначе-то? Мальчиков нельзя оставлять одних. Одни они могут забаловать, зашалиться, и дошалиться до нехорошего. Ой-ёй.

Особенно ярко эта тенденция проявилась в советское время.

Чтобы не быть голословным, возьмём детскую литературу, где всё на поверхности и «видно сразу». Вот там-то это правило – обязательное наличие женщин даже в том коллективе, который просто обязан быть мужским по законам жанра – выпирает со страшной силой.

Начнём с совсем чистых примеров, а именно переводов и пересказов. Есть две знаменитые переводные книжки, на которых воспитывались поколения русских детей. Это «Маугли» и «Винни-Пух».

Так вот. В обоих текстах переводчик почему-то вмешался в текст, заменив пол некоторых персонажей. С единственной целью – чтобы разбавить чисто мужскую компанию. Причём что характерно – новоявленная «девочка» не выглядит слабой, окружённой заботой. Напротив, женская позиция – СИЛЬНАЯ позиция. Причём сильная - ВНУТРИ мужского коллектива.

В «Маугли» одна из самых запоминающихся персонажей – чёрная пантера Багира. На самом деле это леопард Бахир (ну, если точнее, Bagheera), «чёрный воин» системы «джыгыт-кынжал». У переводчицы Багира становится «Шамаханской Царицей» - сильной, умной и безжалостной женщиной, обводящей вокруг пальца туповатых мужчин благодаря своей опытности и коварству. Например, её отношения с Шерханом – не соперничество двух воинов, как у Киплинга, а чисто женская месть: видимо, когда-то она любила его, но тигр её то ли бросил, то ли отверг – и вот она ему мстит руками Маугли (как Миледи пытается отомстить графу де Варду руками д'Артаньяна). Сцена постыдного признания – когда Багира рассказывает Маугли, что она когда-то сидела на цепи в королевском зверинце, где и набралась человеческой хитрости – радикально меняет смысл: у Киплинга получилось нечто вроде рассказа гордого туземца, учившегося в миссионерской школе, но «вернувшегося к своему народу», а на русском получилось признание женщины, побывавшей замужем за бандитом-олигархом и навидавшейся видов. Ну и отношения с Маугли, разумеется, приобрели совершенно иной смысл: вместо жёсткого «чеченского» обучения юного воина мы видим опытную даму полусвета, опекающую перспективного юношу, с чувствами не вполне материнскими – но в конце концов отпускающей своего пажа к юной дебютантке… Советский мультфильм окончательно закрепил ситуацию: гибкая, сильная, сладко потягивающася Багира – один из самых сильных эротических образов, когда-либо созданных советской культурой. Нет, конечно, она не вызывала такой бури подростковых чувств, как та же Алиса - «Девочка из будущего», но Алиса была хороша именно как «девочка», а среди советских образов ЗРЕЛОЙ женщины, опытно-сексуальной, знающей своё тело и его возможности, а также цену себе и свету – о, тут мультяшная пантера, кажется, вне конкуренции.

Другой пример – «Винни-Пух». Первоначальный состав компании игрушек (до появления Кенги) – чисто мужской. Тем не менее Заходер вводит туда Сову, переделав её из оригинального Филина. Заметим, никакой особенной нужды в этом не было: роль Филина в сказке – бесплодное и бестолковое мудрствование: «я стратег», как в известном анекдоте про филина и мышей. Но отсутствие тётки как-то не соответствовало общесоветскому духу. Причём, что интересно, тётку нельзя было ставить на «слабую» позицию: поэтому Пятачка Заходер не переделал в Свинку (хотя это было бы вполне логично – Пятачок ведёт себя именно как девочка), а Кролика или тем более Иа-Иа ну совсем не лезли в женский формат. Пришлось делать из Филина типичную старую деву, «училку». Не Бог весть что – но хоть так. Буквально «хоть тушкой, хоть чучелком», но мальчиков нельзя оставлять одних, без хоть какого женского ПРИГЛЯДА. «Этак они развоюются не на шутку».

Интересно, что отход от гендерного формата тут же снижал популярность перевода. Например, знаменитая сказка Сент-Экзюпюри «Маленький принц» не приобрела достаточной популярности только потому, что там воспевается мужская дружба. Роза у Экзюпюри – персонаж скорее отрицательный (задавака и капризуля, много о себе понимающая), и куртуазная любовь Принца к ней – это «так, фантазия», а змея (у Экзюпюри это, похоже, змей, serpent) - реальность, но страшная, убивающая. Но вот если бы Лиса сделали бы девчонкой – советскому мальчику всё стало бы понятно. Есть плохая девочка Роза, выпендрёжница и футы-нуты-с-боку-бантик, а есть дворовая рыженькая Лисичка, детдомовка, но на самом деле хорошая… да, но и Розу забыть невозможно… Увы, переводчик не дотумкал. Хотя... тогда Лисица должна в конце концов захватить контроль над Принцем и начать его учить и жучить, а это вытянуть из текста, увы, нереально: там Лис - покорное, слабое, боязливое существо, которое «трепещет и дичится». Как описание пассивного партнёра в гомосексуальной паре это было бы вполне, но с такими темами советская переводческая школа решительно отказывалась иметь хоть что-то общее.

Да и мы что-то упёрлись в переводы. Возьмём литературу оригинальную. Одна из немногих советских книжек на тему мальчишеской компании – это «Тимур и его команда». Книжка великолепная, можно сравнивать с киплинговским «Сталки». Кстати, единственная дозволенная в СССР книжка для детей о самоорганизации и самоуправлении.

Так вот: описываемая в книжке реальность требовала ЧИСТО мужского коллектива. Тайный мужской военный союз – а это он - может быть только «чисто мужским». Но без девочки нельзя! – и главной героиней становится девочка Женя Александрова. Вокруг которой закручивается вихрь «чуйств» - тут и старшая сестра, и жених сестры, и прочие гендерности. Подчёркиваю: девочка именно что ВХОДИТ В КОМПАНИЮ, а не остаётся на периферии, как в англоязычной литературе. Том Сойер трогательно влюблён в Бекки Тэтчер – но в мальчишеской компании ей места нет. Про «Сталки» и не говорим, как и про «Остров Сокровищ», как и про другие «настоящие приключения».

Очень интересна роль девочек в другой детской книжке – «Баранкин, будь человеком!» Там два мальчика убегают от властной девочки-отличницы, превращаясь в воробьёв, потом бабочек, потом муравьёв. Но все приключения кончаются добровольной и осознанной капитуляцией. Нет, не перед взрослыми – перед соплячкой с бантом на голове. Которая, однако, олицетворяет собой этот самый ПРИГЛЯД…

Или возьмём другой образчик советской маскулинности для юношества – «Чапаев». В книжке «баб» нет – но вот в фильме, который и сделал образ Чапаева знаменитым, появляется Анка-пулемётчица. Появляется она там не просто так – это было ЛИЧНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ СТАЛИНА (тут уж без никаких "почему-то"). Который первую версию фильма отправил в утиль именно потому, что в ней «не был отражён образ советской женщины в войне».

Прошу заметить: Анку сделали не медсестричкой какой-нибудь, о нет, её ввели в ближайшее окружение Василь-Иваныча. Без женского пригляда мужиков оставлять нельзя, ага-ага.

Тут меня прервут и спросят – а как же Крапивин с его мальчиками? Ну что ж, Крапивин таки да, он девочек не котирует, по понятным причинам. Но как раз вот эти самые «понятные причины» (помню, как в детстве меня раздражали эти бесконечные описания «голубеньких жилочек под коленочкой» и «сладких царапинок на плечиках») сильно искажают картину. «Женское» никуда не девается – просто оно растворено в мальчиках и в их отношениях. Которые, конечно, целомудрены – ну так и Маугли, небось, с Багирой всё-таки не. Тут «дух такой».

А вот описаний сугубо мужского, полностью обезбабленного коллектива – советская литература, кажется, не знает. Осталась только песня про Разина. И то.

И понятно почему.